Пока мы едем, его туловище слегка наклонено вперед, а костяшки его пальцев так сильно сжимают руль, что побелели. И я задаюсь вопросом, это от того что он выпил, или потому, что ему не хочется смотреть в мою сторону?
Однако он не произносит ни слова, пока мы не подъезжаем к моему дому. Дома, как обычно, горит свет в нескольких комнатах: в спальне Ники и в ванне на верхнем этаже. Папа останавливается на парковке и, откашлявшись, произносит:
- Как дела у мамы?
Неожиданно. Вовсе не этого вопроса я от него ждала.
- Отлично, - отвечаю я, и это не совсем ложь, по крайней мере, теперь она ходит на работу вовремя... Почти всегда...
- Это хорошо. Я волнуюсь за нее. И за тебя, - он все еще мертвой хваткой держится за руль, будто может улететь в открытый космос, если разожмет пальцы, и вновь кашляет, - Мы должны обсудить двадцать девятое число.
Весьма типично для него упоминать о моем дне рождения, называя число, словно речь идет о записи к стоматологу. Папа - секретарь в суде, что означает, что он изучает страхование и риски. Иногда он смотрит на меня, словно я неудачная инвестиция, которую ему пришлось вернуть.
- Что именно обсудить? - спрашиваю я.
Если он собирается делать вид, что это какие-то пустяки, то и я последую его примеру.
Он весело смотрит на меня и произносит:
- Твоя мама и я... - он замялся.
- В общем, мы планировали собраться все вместе. Можем сходить поужинать в "У Сержио".
Не помню, когда папа и мама вместе находились в одной комнате в последний раз. Кажется, это было в течение нескольких дней после аварии, и то, они сидели на противоположных сторонах крошечной больничной палаты.
- Мы будем в четвером?
- Ну, у Шерил работа, - отвечает он, извиняясь, словно будь она не на работе, я бы пригласила ее.
Наконец он разжимает мертвую хватку с руля и поворачивается ко мне:
- Как думаешь? Это хорошая идея? Мы хотели как-то отметить этот день.
Мне хочется сказать: "Черта с два!", но папа, на самом деле, вовсе не ждет моего одобрения. Он трет глаза под очками.
- Господи, семнадцать лет. Я помню, когда... Помню, когда вы обе были младенцами, такими крошечными, что я до ужаса боялся держать вас на руках... Мне всегда казалось, что я раздавлю вас или сломаю вам что-нибудь...
Голос папы звучит хрипло. Должно быть, он более пьян, чем мне показалось.
- Звучит отлично, пап, - быстро отвечаю я. - Думаю, "У Сержио" прекрасно подойдет для этого.
К счастью, он берет себя в руки.
- Правда?
- Конечно. Это будет... особенным днем, - произношу я, целую его в щеку и отстраняюсь прежде, чем он успеет сжать меня в крепких объятиях. - Езжай домой осторожно, ладно? Машины полиции повсюду.
Странно давать наставления одному из родителей. Это смело можно добавить к списку двух тысяч других вещей, пошедших наперекосяк из-за развода, а может из-за аварии, а может, из-за всего вместе.
- Ах да, - папа вновь сжимает руль, встряхнув головой, словно устыдившись своего минутного порыва. - В розыск объявлена Мэдлин Сноу.
- Мэдлин Сноу, - повторяю я и выпрыгиваю из машины.
Я смотрю, как папа разворачивается, машу его едва различимому силуэту в окне, когда он проезжает мимо и тоже машет мне рукой. Смотрю до тех пор, пока его задние фары не превращаются в крошечные яркие красные точки, как огоньки от зажженной сигареты. Улица вновь становится тихой и спокойной, разве что кое-где слышен стрекот сверчков.
Я думаю о Мэдлин Сноу, потерявшейся где-то во мраке, в то время как пол штата ищет ее. И меня осиняет идея.
28 июля: Ники
Оказалось, что моё выступление в роли русалки было не таким уж неудачным, - детям показалось это настолько забавным, что мистер Уилкокс решил поставить комедию, и я стала неотъемлемой частью представления. Так как мы не могли рассчитывать на то, что настоящая собака будет каждый раз вгрызаться в перья на хвосте Хизер, Уилкокс потратился на большую куклу щенка с развевающимися ушами. Поэтому Хизер одновременно стала играть две роли: прыгать в своем костюме с куклой щенка на правой руке до кульминационного момента, когда собака хватает её за пятую точку.
К сожалению, я застряла в роли русалки на ближайшее будущее. Никто другой не смог бы влезть в костюм с хвостом, а Кристалл, как оказалось, не вернется к работе. Ходят слухи, что ее арестовали за что-то действительно плохое; Мод утверждает, что в той истории замешана полиция.
- Родители её поймали за позированием для какого-то порно сайта, - поведала Мод, жестикулируя с ломтиком жареной картошки в руках.- Ей платили за то, что она выкладывала свои обнаженные фото в сеть.
- Да ладно. - Дуглас, тощий и остроносый, как хищная птица, качает головой. - У неё даже сисек нет.
- И что? Некоторым парням это нравится.
- Я слышала, что она встречалась с каким-то стариком, - добавила Ида. - Её родители пришли в ужас, когда узнали об этом. Сейчас она под домашним арестом.
- Она всегда кичилась своими деньгами, - задумчиво сказала Элис. - И у неё реально всегда были хорошие вещи. Помните те часы, усыпанные маленькими бриллиантами?
- Это был сайт, - настаивает Мод. - У подружки моего кузена брат - полицейский. Там сотни таких девушек. Старшеклассниц.
- Разве Доновану арестовали не за это же? - Спросила Дуглас.
- За позирование? - Выдала Ида.
- За доступ, - Дуглас закатил глаза. - Мечта извращенца.
- Точно. - Мод забросила в рот картошку фри, потом окунула палец в густую кучку кетчупа на тарелке, - так она всегда ела картофель фри, поочередно: вначале картошку, потом кетчуп.
- Я не верю во все это, - проговорила Элис, и Мод с жалостью посмотрела на неё.
- Можешь не верить, - парировала она. - Очень скоро все докажут. Вот увидишь.
Хуже всего было то, что костюм русалки нуждался в специальной чистке, которую нельзя было делать чаще одного раза в неделю. Уже после трёх дней носки он начинал ужасно вонять, и я старалась держаться от Паркера как можно дальше. Спустя несколько выступлений я поняла, что совсем не против находиться на сцене. Роджер показал мне, как смягчать падение, - он был драматическим актером в колледже, о чем сообщил мне без намека на иронию и смущение, - и после очередного представления небольшая кучка детей протягивает мне ладошки с просьбой дать автограф. Я пишу: "Сохраняйте спокойствие! С любовью, русалка Мелинда". Без понятия, откуда взялась "Мелинда", но звучит это хорошо. Перевоплощение в Мелинду спасает меня от уборки в "Бассейне для писанья" или от оттирания блевотины с "Крутящегося Дервиша".
Я медленно осваиваюсь в "ФанЛэнд": больше не теряюсь в парке, знаю короткие пути, - если повернуть за Кораблем-Призраком, то выходишь к бассейну с волнами, а прогулка в темноте по туннелю сэкономит пять минут временина пути от "Лагуны" к "Сухим землям". Также я узнала другие секреты: Роджер пьет на работе, Ширли всякий раз не может закрыть свой павильон как надо, так как не справляется с неисправным замком на задней двери, и, в результате, некоторые из старших работников таскают время от времени пиво из холодильников, пользуясь этим. Харлан и Ева сваливают свою работу на летних сотрудников и используют насосную как собственную спальню.
С каждый днем мы все тщательнее готовимся к вечеринке по случаю Дня основания парка: надуваем горы шаров и пытаемся сложить их в кучи на любой пригодной поверхности; чистим и покрываем лаком игровые автоматы; развешиваем баннеры с рекламой мероприятия и специальными акциями; проводим по-военному строгие маневры, чтобы уберечь от истребления енотами (источник наибольшего беспокойства мистера Уилкокса) корн-догов и сахарной кукурузы, которыми забиты все павильоны. Мистер Уилкокс становится все более взволнованным, словно он принимает все больше и больше кофеиновых таблеток. Наконец, за день до вечеринки, он почти вибрирует от энтузиазма, даже не может больше говорить целыми предложениями, а только повторяет случайные фразы, типа: "Двадцать тысяч человек! Семьдесят пять лет! Старейший независимый парк в штате! Детям до шести лет сахарная вата бесплатно!". И этот энтузиазм заразителен. Весь парк гудит вместе с ним; звук воспринимается, хоть и не слышен; предвкушение, как в момент, когда сразу все сверчки начинают петь в ночи. Даже постоянно угрюмое выражение лица Мод стало нормальным.
Четверо из нас назначены могильщиками в ночь перед вечеринкой: Гэри, парень с кислым лицом, работающий в одном из киосков при трех сменившихся управляющих "ФанЛэнд", - этот факт он громко повторял каждый раз, когда мистер Уилкокс оказывался рядом; Кэролайн, аспирантка, которая провела четыре лета в парке и которая пишет работу о роли спектаклей в истории американских развлечений; я и Паркер. Наше с ним общение снова наладилось: обедаем вместе, и перерыв тоже проводим друг с другом. За эти шесть недель Паркер стал для "ФанЛэнд" неисчерпаемым источником идей по дизайну и проектированию парка.
- Ты это всё по ночам изучаешь, когда приходишь домой? - Спрашиваю я его однажды после того, как он идет и рассуждает о разнице между потенциальной и кинетической энергией и её применении к водным горкам.
- Конечно, нет. Не будь смешной, - сказал он. - Я слишком занят, играя в "Древние Цивилизации", и каждый знает, что лучшее время для учебы - первая половина утра.
Когда становится нестерпимо жарко, мы снимаем нашу обувь и засовываем ноги в бассейн с волнами, обливаем волосы холодной водой позади насосной, становясь насквозь мокрыми и счастливыми. Он познакомил меня с "классическим обедом Паркера" - пиццей, залитой соусом, который мы обычно подаем к кукурузным чипсам.
- Ты отвратителен, - говорю я, наблюдая, как он мастерски запихивает большой кусок себе в рот.
- Я кулинарный эксперт, - отвечает он, ухмыляясь так, чтобы я могла видеть пережеванную еду у него во рту. - Многие нас не понимают.
Закрытие парка - самая тяжелая работа. Как только ворота закрываются за семьей последних посетителей, некоторые работники спешат скинуть свои футболки и улизнуть через боковой выход – будто бы длинная змея, сбросившая красную кожу, - до того, как их смогут позвать помогать закрывать парк. Закрытие заключается в освобождении всех ста четырех мусорных баков и замены в них мешков; двойную проверку каждой душевой кабины, чтобы убедиться, что никакой перепуганный ребенок не отбился от своих измотанных родителей. Предстояло вымести мусор в каждом павильоне; проверить, чтобы все входы-выходы были заперты. А ещё исследовать бассейны на предмет плавающего мусора; увеличить уровень хлорки, так как вода за день была разбавлена детской мочой и смывшимся солнцезащитным кремом; закрыть телеги с едой, чтобы уберечь её от нашествия енотов и убедиться, что никакого мусора не осталось, который может привлечь животных.
Гэри раздает нам инструкции, словно генерал, отдающий приказы армии перед боем. Мне сегодня досталась уборка мусора в "Зоне Б" - территории от павильона "Затопленный Корабль" и за аттракционом "Врата Ада".
- Удачи, - шепчет Паркер, подойдя так близко, что я чувствую его дыхание на своей шее, пока Гэри раздает пластиковые перчатки и промышленные мусорные мешки, размером и весом напоминающие парус. - Помни, дыши ртом.
Он не шутил, - мусор в парке представлял из себя отвратительную мешанину из полусгнившей еды, детских подгузников и еще чего хуже. Это был тяжёлый труд и уже через час мои руки болели от усилий, что я прилагала, чтобы дотащить полные мусорные мешки на парковку, где Гэри грузил их в контейнеры. Парк выглядел волшебно в электрическом свете прожекторов. Дорожки казались светлыми полосками среди темноты, и едва мерцали в лунном свете, почти иллюзорные, словно феи, что могут в любой момент исчезнуть. Периодически издалека до меня доносились голоса Кэролайн и Паркера, которые переговаривались между собой, а так, не считая гудящего ветра в кронах деревьев, стояла тишина.
Я двигалась в тени "Врат Ада", когда услышала это, - тихое жужжание и распевный шепот, и замерла. "Врата Ада" возвышались передо мной, - сталь и тень, словно башня из серебряной паутины. Я вспомнила, о чём говорила Мод: "Говорят, она все еще плачет по ночам".
Ничего. Ничего, кроме сверчков, скрывающихся в траве и шелест ветра. Было почти одиннадцать, а я устала. Вот и все. Но как только я начинаю снова двигаться, звук повторяется, как тихий плач или как будто кто-то тихонько поет. Я осматриваюсь по сторонам, - позади меня сплошная стена деревьев, которая отделяет "Врата Ада" от "Затонувшего Корабля". Живот скручивает в узел, ладони вспотели. Прежде, чем я слышу это снова, волоски на моих руках встают дыбом, словно что-то невидимое притронулось ко мне. На этот раз звук изменился, стал еще более протяжным и приглушённым, будто рыдания раздавались из-за трех запертых дверей.
- Эй? - Выдавливаю я.
Внезапно звук прекращается. Это мое воображение, или всё же что-то двигается в тени, словно призрак?
- Эй? - снова произношу немного громче.
- Ники? - Из темноты материализуется Паркер, внезапно ступив на свет. - Ты закончила? Меня дома ждет наполовину достроенный римский храм.
Я испытываю такое облегчение, что бросаюсь его обнимать, просто, чтобы почувствовать какой он реальный и живой.
- Ты слышал это? - Спрашиваю я парня.
Паркер, как я заметила, уже сменил свою рабочую футболку. Его старый рюкзак из вельвета, настолько потрепанный, что трудно сказать, какого он цвета, переброшен через одно плечо.
- Слышал что?
- Думаю, я слышала... - я резко себя обрываю, внезапно поняв, как глупо это прозвучит: "Думаю, я слышала привидение. Думаю, я слышала, как маленькая девочка зовет отца, падая в пустоту". - Ничего.
Затем снимаю перчатки, после которых мои пальцы воняют кислятиной, и отбрасываю с лица волосы внутренней стороной ладони.
- Забудь.
- Ты в порядке?
Паркер так всегда делает, когда не верит мне: опускает подбородок и смотрит на меня из-под бровей. Я помню Паркера в возрасте пяти лет, - он точно также смотрел на меня, когда я сказала ему, что без проблем перепрыгну Старый каменный ручей. Тогда я сломала лодыжку: неверно оценила высоту берега, поскользнувшись, рухнула прямо в воду, и Паркер нес меня домой на спине.
- В порядке, - коротко говорю я. - Просто устала.
Это была правда, - неожиданно я ощутила себя измотанной до самых зубов.
- Помощь нужна? - Паркер указывает на два мешка, валяющиеся около, - последний груз, который я должна была оттащить к пикапу. Не дожидаясь моего ответа, он закидывает самый тяжелый мешок на свободное плечо.
- Я сказал Гэри, что мы закончили, - говорит он. - На самом деле я хочу по-быстрому тебе кое-что показать.
- Мусорный бак? - Я поднимаю оставшийся мешок на плечо, так же, как это сделал Паркер, и следую за ним. - Думаю, мне хватило вида мусора на всю оставшуюся жизнь.
- Прекращай. Неужели кому-то может не нравиться мусор? Это же невозможно!
Керолайн как раз отъезжает, когда мы добираемся до парковки. Её маленькая "Акура" и "Вольво" Паркера - последние авто на стоянке. Она опускает стекло, чтобы помахать нам, когда проезжает мимо. Паркер загружает мусорные мешки в контейнер, забрасывая их, как закоренелый моряк сети. Затем берет меня за руку - беспечно, неосознанно, так, как он делал это, когда мы были детьми, и была его очередь выбирать, в какую игру мы будем играть. "Давай, Ники. Сюда". Дара следовала за нами, хныкая, что мы идем слишком быстро, жалуясь на грязь и комаров.
Столько лет прошло с тех пор, как я держала Паркера за руку. Внезапно я паникую, вспоминая, что моя ладонь все еще потная.
- Ты серьезно? - Говорю, когда Паркер тянет меня обратно к воротам.
Не существовало такого места в "ФанЛэнд", которого я бы не видела. А на данный момент, не было и дюйма в "ФанЛэнд", который я бы не отскребала, чистила или изучала на предмет мусора.
- У меня смена в девять.
- Просто доверься мне, - отвечает он.
И правда, я не особо сильно то и хотела сопротивляться. Его рука прекрасно ощущалась: такая знакомая, и в то же время совершенно новая, словно песня, которую смутно помнишь.
Мы огибаем "Лагуну", оставляя позади "Врата Ада", металлические шпили которого вырастают на безопасном расстоянии над широкими аллеями деревянных палаток, шатров и темных деревьев, будто далеким городом. Теперь, с Паркером рядом, я не могу вспомнить, почему мне было страшно. Здесь нет приведений. Ни здесь, ни где-то еще; никого в парке, кроме нас двоих.
Паркер ведет меня к бассейну с волнами, искусственный пляж которого сделан из бетонных камней. Вода, гладкая и неподвижная, выглядит как одна длинная тень.
- Хорошо, - произношу я. - Что теперь?
- Жди здесь.
Паркер выпускает мою руку, но ощущение от его прикосновения - теплота, трепетное чувство - остается еще на секунду, прежде чем исчезнуть.
- Паркер...
- Я тебя просил довериться мне. - Он уже отвернулся, трусцой убегая от меня. - Разве я обманывал тебя когда-то? Не отвечай, - добавляет быстро, прежде чем я успеваю отреагировать.
Затем он исчезает, слившись с темнотой. Я подхожу к кромке воды, ступая прямо в кроссовках в мелководье, немного раздраженная тем, что Паркер оставил меня одну здесь после смены, но испытывая облегчение от того, что снова всё нормально, и что Паркер может снова раздражать меня.
Неожиданно рев мотора нарушает тишину. Я отпрыгиваю назад, взвизгивая, когда воду освещает подсветка снизу: неоново-оранжевая, желтая, фиолетовая, голубая, - вода переливается всеми цветами. Волны поднимаются на дальней стороне бассейна и медленно подкатывают ко мне, перемешивая все цвета. Я отступаю, когда волна добирается до моих ног, разбиваясь в розовые брызги.
- Видишь? Говорил тебе, что волноваться не о чем.
Паркер вновь появляется, прыгающим силуэтом на фоне сумасшедшей подсветки бассейна.
- Ты выиграл, - отвечаю.
Я никогда не видела бассейн таким; даже не знала, что так может быть. Лучи света, мерцающие и прозрачные, поднимаются прямо к небу, и у меня внезапно возникает парящее чувство счастья, словно я тоже луч света.
Мы с Паркером сбрасываем обувь, закатываем джинсы и почти до колен опускаем ноги в воду, наблюдая, как движутся волны, изменяя цвет. Думаю, что Даре это понравилось бы, и чувство вины из-за это накатывает на меня. Паркер откидывается на локти, и его лицо практически скрывается в тени.
- Помнишь последний бал в День основания? Когда мы ворвались в бассейн, и ты подбила меня прыгнуть с вышки?
- А ты попробовал затащить меня в воду прямо в платье, - продолжаю я.