Я плетусь вокруг салат-бара, проталкиваясь через обычную толпу посетителей: детей, тыкающих друг друга карандашами, родителей, расслабляющихся с бокалом вина, размером с пивную кружку. Когда я подхожу к столу, папа поворачивается и беспомощно показывает что-то маме жестами.
- Я не могу до них дозвониться, - говорит он. - Я не могу дозвониться ни одной из них.
В этот момент он как раз меня замечает.
- А, вот и ты, - говорит он, подставляя щёку, грубую и пахнущую средствами для бритья. - Я звонил.
- Извини.
Я сажусь на место напротив мамы, рядом с пустым стулом, предназначенным для Дары. "Лучше будет сказать сразу", - думаю я.
- Дара не придёт.
Мама пристально смотрит на меня.
- Что?
Я делаю глубокий вдох.
- Дара не придёт, - повторяю я. - Не нужно оставлять ей место.
Мама по-прежнему смотрит на меня, будто у меня вторая голова выросла.
- Что ты...?
- Йо-ху! Ники! Шэрон! Кевин! Простите меня.
Я поднимаю взгляд и вижу тетю Джеки, двигающуюся к нам, ловко лавируя между столиками, прижимая огромную разноцветную кожаную сумку к груди, чтобы она не слетела и не перебила стаканы. Как всегда на ней были разноцветные крупные украшения ("Кристаллы", - однажды поправила она меня, когда я спросила, для чего она носит столько камней), так что она немного смахивала на человеческую версию рождественской ёлки. Волосы у тети Джеки были длинные, доходили почти до половины ягодиц, она их носила распущенными, и они свободно раскачивались.
- Простите, простите, простите, - повторяла она.
Когда она наклонилась поцеловать меня, я уловила запах сырой земли.
- Ужасные пробки. Как дела?
Тетя Джеки на мгновение сжала лицо мамы, прежде чем поцеловать её.
- Я в порядке. - Ответила мама, слабо улыбнувшись.
Тетя Джеки с минуту изучала её лицо, прежде чем отпустить.
- Что я пропустила?
- Ничего. - Отец взмахнул салфеткой и подставил щеку Джеки, точно в такой же манере, как до этого мне; она смачно чмокает в щёку, специально преувеличивая звук, а папа осторожно вытирает её, когда тетя не видит. - Ники только что проинформировала нас, что её сестра не придёт.
- Не сердись на меня, - говорю я.
- Никто не сердится, - беспечно отвечает тетя Джеки, присаживаясь рядом со мной. - Никто не сердится, верно?
Тогда отец повернулся к официантке и жестом заказал еще выпивки. Он уже выпил виски - в стакане остался почти растаявший лед, а на бумажной салфетке отпечатались следы от стакана.
- Я...я не понимаю. - Взгляд мамы был расфокусирован, - верный признак того, что у неё был плохой день и она принимала успокоительные. - Я думала, мы все договорились провести хороший вечер. В семейном кругу.
- Может быть, Ники хотела сказать, - тетя Джеки бросила на меня предупреждающий взгляд, - что Дара еще не приехала. Это её день рождения, - добавляет она, когда я открываю рот, чтобы возразить. - Её любимый ресторан. И она присоединится к нам.
Внезапно мама начала плакать. Эта перемена была неожиданна для меня. Люди всегда говорят в таких случаях, что лица перекашиваются, но мамино - нет; её ярко-зелёные глаза сверкали перед тем, как начали литься слёзы, но в остальном, она выглядела нормальной. Мама даже не пыталась прикрыть лицо, просто сидела и плакала как маленький ребёнок, с открытым ртом, шмыгая носом.
- Мама, пожалуйста, - я дотронулась до её руки, она оказалась холодной.
Люди уже начали пялиться. Мама давно уже не вела себя так в присутствии посторонних.
- Это всё из-за меня, - сказала она. - Это была ужасная идея, тупая. Я думала, что если мы пойдём в "Сержио", это поможет... Я думала, что всё будет как раньше. Но здесь только трое из нас...
- Что это я, нарезанный тофу? - Затараторила тетя Джеки, но никто не улыбнулся.
Гнев начал двигаться во мне с новой силой: вдоль моей спины, по шее, вниз по груди. Я должна была знать, что она сольется. Я должна была знать, что она найдет способ испоганить и этот вечер.
- Это все вина Дары, - выпалила я.
- Ники, - быстро одёрнула тетя Джеки, словно я выругалась.
- Не делай еще хуже, - резко ответил отец; он повернулся к маме и положил руку ей на спину, но тут же отдернул её, будто обжёгся. - Все будет хорошо, Шэрон.
- Все плохо, - и её голос перешёл в рыдания, - вот теперь половина ресторана точно пялилась на нас.
- Ты права, - сказала я. - Все плохо.
- Николь, - отец буквально выплюнул мое имя. - Достаточно.
- Ладно, - сказала тетя Джеки, и её голос прозвучал низко и успокаивающе, как будто она разговаривала с кучкой детей. - Все успокойтесь, хорошо? Давайте все успокоимся.
- Я всего лишь хотела провести приятный вечер. Вместе.
- Перестань, Шэрон.
Отец повернулся так, будто снова хотел дотронуться до нее, но его рука опустилась на стакан виски, который поставила перед ним официантка прежде, чем быстро удалиться. Двойной, судя по размеру.
- Это не твоя вина. Идея была прекрасная.
- Все не хорошо, - повторила я немного громче, нет смысла говорить тише, все уже и так смотрели на нас.
Официант шел к нам с кувшином ледяной воды, но, поймав взгляд мамы, развернулся обратно и скрылся в кухне.
- Нет смысла притворяться. Вы всегда так делали, оба. – Закончила она свою мысль.
Наконец, мама перестала плакать. Она посмотрела на меня, приоткрыв рот; глаза у неё стали теперь мутные и красные, а папа с такой силой схватил стакан, что я не удивилась бы, если бы этот стакан треснул.
- Ники, дорогая, - начала тетя Джеки, но отец перебил её.
- О чем ты говоришь? Делали - что?
- Притворялись, - ответила я. - Делали вид, что ничего не изменилось. Притворялись, что ничего страшного не происходит.
Я смяла свою салфетку и бросила её на стол, внезапно почувствовав смесь отвращения и сожаления, что сама пришла сюда.
- Мы больше не семья. Мы в этом все убедились, когда ты ушел, папа.
- Достаточно, - произнёс отец. - Ты слышишь меня?
Чем сильнее сердился папа, тем тише становился его голос. Сейчас он разговаривал практически шепотом. Его лицо покрылось красными пятнами, будто кто-то его душил. А самое жуткое, что мама была по-прежнему полностью спокойной.
- Она права, Кевин, - невозмутимо сказала она, а взгляд проплыл мимо моей головы.
- А ты, - я не могла предотвратить это, не могла остановиться, никогда еще не была так рассержена; то чувство, когда всё кипит внутри, как будто что-то черное и ужасное, как монстр растёт в груди, и хочется плакать, плакать и плакать. - Ты половину времени находишься на другой планете. Думаешь, мы ничего не замечаем, но это не так. Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы проснуться. Таблетки, чтобы поесть и таблетки, чтобы не есть много.
- Я сказал - достаточно.
Вдруг отец наклонился через стол и с силой схватил меня за запястье, переворачивая стакан с водой маме на колени. Тетя Джеки закричала. Мама взвизгнула и отскочила назад, роняя с грохотом стул. Глаза отца стали огромными, они были налитые кровью; он так крепко сжал моё запястье, что слезы потекли из глаз. Ресторан погрузился в полную тишину.
- Отпусти её, Кевин, - очень спокойно произнесла тетя Джеки. - Кевин.
Она положила свою руку поверх его и оторвала пальцы отца от моего запястья. Менеджер - парень по имени Кори (Дара однажды флиртовала с ним) - медленно начал двигаться к нам, очевидно, находясь в шоке. Наконец, отец отпустил меня. Его руки упали на колени. Он моргнул.
- Господи. - Краски схлынули с его лица. – О, мой Бог, Ники, прости. Я никогда…, я не понимаю, что на меня нашло.
Моё запястье горело огнём, и я понимала, что сейчас разревусь окончательно. Этой ночью я должна была наладить отношения с Дарой. Отец снова потянулся ко мне, на этот раз прикасаясь к моему плечу, но я встала так резко, что стул скрипнул по полу. Кори замер посреди ресторана, словно боясь, что и его вовлекут в этот фарс, если он подойдет ближе.
- Мы больше не семья, - повторила я шепотом, потому что попробуй я заговорить громче, горло могло сжаться в судорожных рыданиях. - Вот почему Дара не здесь.
Я не осталась смотреть на реакцию родителей. В ушах начался гул, точно такой же, как сегодня днем, перед тем как я упала в обморок. Я не помню, как прошла через ресторан и вырвалась под ночное небо, но вдруг я оказалась на улице на противоположной стороне парковки, побежала через газон, глубоко глотая воздух. Я жаждала взрыва, конца света, какого-нибудь киношного бедствия, желала, чтобы темнота сгустилась, как вода, над нашими головами.
Николь Уоррен "American Lit-Adv" 28 февраля "Затмение"
Задание: В романе "Убить пересмешника" мир природы часто используется как метафора человеческой натуры во многих затронутых в книге проблемах (страх, предубеждение, справедливость и т.д.). Пожалуйста, напишите текст объемом 800 - 1000 слов о событиях в мире природы, которые могут иметь метафорическую значимость, использую некоторые поэтические приёмы (аллитерация, символизм, антропоморфизм), которые мы прошли в этом разделе.
Однажды, когда мы с Дарой были детьми, родители взяли нас на пляж наблюдать за солнечным затмением. Это было еще до того, как открыли казино в Шорелайне и до того, как был построен Норвалк, и как появилась длинная цепочка мотелей и семейных ресторанов, а позже стрип-клубов и баров. "ФанЛэн" уже был, как и оружейный магазин; а больше ничего, только песок с галькой, береговая линия и небольшие дюны, как взбитые ветром сливки, с пятнами выгоревшей на солнце травы.
На пляже сотни других семейств устраивали пикники, расстилали на песке покрывала, пока диск луны лениво наползал на солнце, будто медленно притягиваясь магнитом. Помню, как мама чистила апельсин. Помню горький запах смолы. Помню, как папа сказал: "Смотрите, смотрите, девочки, начинается!" Еще помню темноту: небо стало серым, как мел, а затем наступили сумерки, но быстрее, чем любые другие сумерки, которые я видела прежде. Неожиданно нас поглотила тьма, будто мир открыл рот, и мы провалились в черную глотку.
Все зааплодировали. В темноте образовалось маленькое созвездие из вспышек, - это люди начали фотографироваться. Дара схватила меня за руку и начала плакать. И моё сердце остановилось. В этот момент я подумала, что мы навсегда потеряемся в темноте, зависнем в месте между ночью и днем, солнцем и землей, сушей и волнами, которые затащат землю обратно под воду.
Даже после того, как луна начала сползать с солнца, и дневной свет снова показался, яркий и неестественный, Дара не прекращала рыдать. Родители подумали, что она раскапризничалась, потому что хочет спать или мороженное, и, в конце концов, нам купили по рожку, слишком большому, чтобы его можно было съесть, и который капал нам на колени по пути домой.
Но я поняла, почему она плакала. Потому что в тот момент я тоже это почувствовала, - чистый сильнейший ужас, что темнота останется навсегда, что луна прекратит свое движение, что баланс никогда не будет восстановлен.
Видите, даже тогда я знала, - это не трюк, не шоу. Иногда день и ночь меняются местами. Иногда низ становится верхом, любовь превращается в ненависть, и то, что ты думаешь, находится у тебя под ногами, вдруг подбрасывает тебя в воздух. Иногда люди перестают любить тебя. И это тоже своего рода темнота, которую не изменить, и неважно, сколько лун поднимется, освещая небо слабым светом.
Ники: 20:35
Распахиваю входную дверь с такой силой, что она врезается в стену, но я слишком зла, так что меня это не заботит.
- Дара? - Выкрикиваю её имя, хотя интуитивно чувствую, что она не вернулась домой.
- Привет, Ники. - Тетя Джеки выходит из кабинета, держа в руках стакан с чем-то, что выглядит как неоново-зеленая тина. - Смузи?
Должно быть, она приехала к нам домой прямо из ресторана. Родители послали её поговорить со мной?
- Нет, спасибо.
Я действительно не в настроении общаться с тетей Джеки и выслушивать её "мудрости", которые всегда звучат так, словно написаны под крышкой бутылки: "Позволь правде окружить тебя. Сфокусируйся на окружении. Иди, или тебя потащат". Но она расположилась перед лестницей, перегораживая проход к моей комнате.
- Ты заночуешь у нас?
- Подумываю об этом, - отвечает она, делая большой глоток смузи, оставляя зеленые усы над губой. - Ты ведь понимаешь, это не способ получить ответы. Только, если ты действительно хочешь поговорить с ней.
- Думаю, я знаю свою сестру, - говорю я раздраженно.
Тетя Джеки пожимает плечами.
- Как скажешь.
Она смотрит на меня несколько секунд таким взглядом, как будто не может решить – раскрыть мне тайну или нет.
- Что? – Недоумеваю я.
Она наклоняется и ставит коктейль на лестницу. Потом выпрямляется, берет меня за руку.
- Знаешь, она не сердится на тебя. Она просто скучает по тебе.
У неё были холодные руки, но я не одёрнула свою.
- Она тебе это сказала? - Тетя Джеки кивнула. - Ты говорила с ней?
- Почти каждый день, - пожала плечами тетя Джеки. - Я долго беседовала с ней сегодня утром.
Я вырываюсь, делая шаг назад, почти спотыкаясь о сумку тети Джеки, которая валялась, как мёртвое тело, посреди гостиной. Дара всегда смеялась над тетей Джеки из-за её запаха пачули, из-за её вегетарианских отваров и из-за её бесконечных разговоров о медитации и реинкарнации. А теперь они лучшие подруги?
- Она не говорила мне об этом.
- А ты спрашивала? - Произносит она с жалостью во взгляде. - Старалась ли ты по- настоящему?
Я не отвечаю, прохожу мимо тети Джеки, перешагивая по две ступеньки за раз, поднимаясь в комнату Дары, которая по-прежнему темна и пуста. Поздравительная открытка так и лежит на подушке, точно там же, где и утром. Её не было дома с прошлой ночи? Куда она могла пойти? Наверное, к тети Джеки. Или, может быть, (внезапно ответ стал настолько очевидным, что я не могла поверить в то, как не додумалась до него прежде) она с Паркером. Они, вероятно, вместе устроили какое-нибудь сумасшествие в стиле Дары, типа, добраться до Северной Каролины и обратно за 24 часа, или заночевать в отеле Восточного Норфолка, кидая картофельные чипсы из окна чайкам.
Я вытащила телефон и набрала номер Дары. Спустя пять гудков звонок переключился на голосовую почту. Так что, либо она занята, и если она с Паркером, я даже не хочу знать, чем она занята, или игнорирует меня. Поэтому я пишу ей.
"Встретимся напротив Врат Ада в "ФанЛэнд" в 10 вечера".
Затем, нажимаю кнопку "отправить". Ну вот. Я спрошу, и как сказала тетя Джеки, я должна это сделать.
Тетя Джеки ушла в кабинет. Я забегаю на кухню за ключом от машины Дары. Наконец, я отыскиваю запасной в ящике со всяким барахлом среди кучи маркеров и полдюжины спичечных коробок.
- Ты куда-то идешь? - Спрашивает тетя, когда я уже у двери.
- На работу, - отвечаю и ухожу, не дожидаясь ее следующей фразы.
Машина Дары пахнет землей и чем-то странным, будто грибок завелся в подушках сидений. Прошел уже месяц с тех пор, как я была последний раз за рулем автомобиля, и паническая дрожь проходит сквозь меня, когда я поворачиваю ключ в замке зажигания. Последний раз я вела машину в ночь аварии, вниз по мрачной части 101-го шоссе по каменисто-ухабистому побережью, с толстыми гнездами песчаника и высокими кривыми сливовыми деревьями. Не хотела бы я вернуться туда. Это дорога в никуда.
Выруливаю на дорогу, осторожно объезжая мусорные баки, чувствуя себя за рулем неудобно и немного нервно. Но спустя несколько минут расслабляюсь. Открыв окна, выехав на шоссе и набрав скорость, я ощущаю, как напряжение в моей груди немного ослабевает. Дара до сих пор не ответила на моё сообщение, но это ничего не значит. Она никогда не могла устоять перед сюрпризом. Кроме того, автобус №22 идет прямо к "ФанЛэнд". Вероятно, она пропустила ужин, чтобы добраться до парка немного раньше.
В "ФанЛэнд" парковка была все еще забита, хотя я сразу заметила, что толпа изменилась: стало меньше минивэнов и грузовиков, больше подержанных Аккордов, из которых доносились низкие басы, или через прикрытые окна которых тянулся сладковатый дымок, а подростки сновали туда-сюда, подвыпившие или обкурившиеся. Не успела я припарковаться, сразу начала выглядывать Дару, немного пригнувшись через тонированное окно, пытаясь не выглядеть так, словно разыскиваю кого-то.
- Эй, дорогая. Прекрасная задница! - Кричит парень из соседней машины, а его друзья заливаются смехом.
Я слышу вскрик девушки с заднего сиденья: "Ничего подобного!".
Трое парней, может быть немного младше меня, стоят перед "Бумерангом", тушат бенгальские огни прямо о тротуар и бросают петарды с такой силой, что они могут взлететь в облаке газа. Фейерверк начинается. Как только я прохожу в ворота "ФанЛэнд", огромный поток золотых искр взмывает в небо, таща за собой длинные щупальца, словно морское чудовище поднимается к небесам. Следующий залп был голубым, потом красным, но коротким, частыми вспышками, как маленькие разноцветные кулаки.
Дара должна быть здесь. Она должна была прийти.
Я протискиваюсь сквозь толпу, которая заполняет "Зеленую Аллею", выстраиваясь в очередь, чтобы попробовать закинуть мяч в корзину или попробовать свои силы с молотом. Всё вокруг в огнях и вспышках света, повсюду раздаются звонки, означающие начало или окончание игры. Дети, кричащие от радости или разочарования. Небо горит зеленым, фиолетовым или поразительно голубым, словно фейерверк достиг такой высоты, что чудесным образом превратился в пепел на облаках. Интересно, как они определяют на какую высоту его надо запускать.
Я поворачиваю к "Вратам Ада", - они тоже освещены вспышками, а верхушка блестит, как новогодняя елка. Газоны переполнены семьями с покрывалами для пикника. Я обхожу карусель, когда кто-то обхватывает меня рукой за шею. Я оборачиваюсь, думая, что это Дара, и испытываю разочарование, когда вижу Элис, смеющуюся и растрёпанную, её волосы выбились из косы. Я сразу же понимаю, что она немного выпила.
- Мы сделали это! - Говорит она, поднимая руки, словно пытаясь обнять небо, аттракционы и все вокруг.
Я вспоминаю, как она говорила, что хочет умереть на вершине "Колеса обозрения".
- Куда ты идешь?
- Мне кое-что нужно, - отвечаю я.