Вскрытие показало, что пальцы отрезали еще при жизни. Этот факт, вместе с осознанием своего бессилия в поиске и поимке убийцы, оказался для Брукса слишком тяжелой ношей.
* * *
Мистер Брукс, высококвалифицированный следователь, чрезвычайно тяжело воспринял смерть не по годам смышленого кареглазого мальчика.
Когда руководители полиции и коллеги убедились, что это действительно влияет на его работу, детектив взял четырехнедельный отпуск - для курса интенсивной психотерапии у доктора Рональда Кантора, обратиться к которому ему рекомендовали в департаменте полиции Чикаго.
С самого начала курса, как следует из слов доктора Кантора, Брукс открыто заявлял о собственных суицидальных настроениях и признавал, что его преследуют видения мальчика, бьющегося в агонии.
По окончании двадцати сеансов, продлившихся более четырех недель, доктор Кантор разрешил детективу вернуться к работе, в отдел по расследованию убийств. По всем показателям служебная деятельность мистера Брукса соответствовала требованиям, и он продолжал расследовать и раскрывать новые дела, связанные с убийствами. Друзьям он говорил, что кошмары прекратились. Прозванный ими "попрыгунчик Джон" - за буйный и несгибаемый нрав, мистер Брукс смог даже продолжить свое столь неудачное преследование убийцы Бобби Смазерса.
Однако той холодной чикагской весной в нем что-то переменилось. 13 марта, в день, когда погибшему мальчику должно было исполниться 13 лет, мистер Брукс сидел в своем любимом кресле в небольшой уединенной комнатке. Там он обычно предавался любимому им отвлечению от работы - писанию стихов. Приняв не менее двух таблеток перкоцета, оставшихся от лечения раненой год назад спины, Брукс записал в своем поэтическом блокноте единственную строку. Затем вложил в рот ствол служебного револьвера калибра 38 "спешл" и нажал на спуск. Вернувшись с работы, жена обнаружила дома тело.
Смерть мистера Брукса оставила родным и друзьям массу вопросов. Могли они что-то предпринять? На вопрос журналистов о возможности сторонней помощи Кантор лишь грустно покачал головой.
- Мозг представляет собой сложное, непредсказуемое и временами ужасающее меня явление, - заявил мягкоречивый психотерапевт, сидя в своем офисе. - Я полагал, что Джон вместе со мной прошел большой путь. Но очевидно, мы с ним зашли недостаточно глубоко.
Мистер Брукс и то, что завело его в смертельную западню, остается загадкой. Головоломку представляет собой и его предсмертное послание. Записанное им дает весьма мало для объяснения, что же заставляет обратить собственное оружие против себя.
"Бурной толпой через бледную дверь". Такими были его последние слова. Эта строка вовсе не принадлежала перу детектива. Мистер Брукс взял ее у Эдгара Аллана По. В стихотворении "Дворец, населенный духами", впервые появившемся в книге "Падение дома Эшеров", По написал так:
Путников странные думы страшат:
Сквозь красноватые стекла окна
Тени огромные смутно дрожат,
Звуков скорбящих рыдает волна:
Там, где смеялось Эхо, теперь
Бурной толпой через бледную дверь
Ужасы с хохотом диким идут,
Мчатся, растут и растут.
Смысл этих строк, написанных мистером Бруксом, остался невыясненным. Они определенно несут тоску, выраженную его последним решением.
До настоящего момента дело об убийстве Бобби Смазерса не раскрыто. В отделе, где работал мистер Брукс, его коллеги все еще занимаются расследованием, и, по их словам, они жаждут возмездия за оба убийства.
- Насколько я могу судить, это двойное убийство, - сказал нам Лоуренс Вашингтон - детектив, вместе с Бруксом поднимавшийся по служебной лестнице и также расследовавший дело Смазерса. - Кто убил мальчика, тот достал и до Джона. Вам меня не переубедить.
* * *
Я снова приподнялся и оглядел отдел новостей. Никто не обращал на меня внимания. Вернувшись к статье, я снова перечитал ее последние строки. Потрясение, оставшееся после этого, напомнило тот вечер, когда пришли Векслер и Сент-Луис. Я слышал, как стучит сердце, а внутри все похолодело и сжалось. "Падение дома Эшеров". Я читал это произведение еще в школе и снова - в колледже. И я помнил полное имя персонажа. Родерик Эшер. Открыв блокнот, я взглянул на пометки, сделанные вчера, сразу после ухода от Векслера. Там действительно значилось это имя. Это Шон записал его в своем дневнике. Запись была последней.
РЭШЕР.
Позвонив в библиотеку, я попросил к телефону Лори Прайн.
- Лори, это...
- Джек. Да-да, я узнала.
- Слушай, мне понадобится срочный поиск контекста. То есть я предполагаю, что это поиск. Даже не знаю, как определить...
- И что это будет, Джек?
- Эдгар Аллан По. У нас такое есть?
- Конечно. Мы найдем массу сведений из его биографии. Я могла бы...
- Я хочу знать, есть ли у нас его тексты: рассказы или другие произведения. Мне нужен текст "Падения дома Эшеров". Извини, что перебил.
- Да ладно тебе. Ну, я не думаю, что мы найдем его работы прямо здесь, в базе данных. У нас есть тексты, в основном биографические. Могу поискать в них. Хотя определенно в любом из ближайших книжных магазинов есть его сочинения, на тот случай, если ничего не даст поиск.
- Отлично, спасибо. Пойду заскочу в "Затертые обложки".
Уже почти положив трубку на рычаг, я услышал, как она произнесла мое имя.
- Да?
- Я вот о чем подумала. Раз тебе требуется цитата... у нас есть такие справочники на лазерных дисках. Я сейчас быстренько смонтирую их.
- Отлично. Сделай, если можешь.
Она положила трубку, и возникшая пауза показалась бесконечной. Я еще раз пробежал глазами концовку статьи из "Таймс". То, о чем я подумал, выглядело неконкретным. Но точное совпадение способа, каким умерли мой брат и Брукс, так же как сходство имен Родерик Эшер и РЭШЕР, казалось невозможным не принять во внимание.
- Порядок, Джек, - сказала Лори, перезвонив опять. - Я переиндексировала базу данных. У нас нет полных текстов По. Но есть собрание поэзии, и мы можем покрутить его поиском. А что ты ищешь?
- Есть такое стихотворение: "Дворец, населенный духами". Это часть рассказа "Падение дома Эшеров". Можешь его найти?
Она не отвечала. Я только слышал, как стучат клавиши ее компьютера.
- Так, да-а, есть избранные строки из этого стихотворения и из рассказа. Три экрана, не более ста строк.
- Хорошо. Есть ли такая строчка: "Где ни мрак, ни свет и где времени нет"?
- "Где ни мрак, ни свет и где времени нет".
- Да. Я только не уверен в пунктуации.
- Не важно.
Она продолжала бить по клавишам.
- Ой, нет. Этого нет в...
- Черт!
Не знаю, что меня так взволновало. Я мгновенно потерял равновесие.
- Джек, это строка из совсем другого стихотворения!
- Да что ты! Из того же По?
- Да. Стихотворение называется "Страна сновидений". Хочешь, я его прочитаю? Здесь целая строфа.
- Читай.
- Ладно. Я не очень хорошо читаю, но для этого случая - сойдет:
Вот за демонами следом,
Тем путем, что им лишь ведом,
Где, воссев на черный трон,
Идол Ночь вершит закон, -
Я прибрел сюда бесцельно
С некой Фулы запредельной, -
За кругом земель, за хором планет,
Где ни мрак, ни свет и где времени нет.
Я оцепенело молчал.
- Джек?
- Прочитай еще раз, только помедленнее.
Я переписал всю строфу в свой блокнот. Можно попросить Лори распечатать, а потом зайти к ней и взять копию, но я не желал никуда идти. Мне хотелось хотя бы ненадолго остаться в полном одиночестве. Вместе с этим. Это необходимо.
- Джек, что такое? - спросила Лори, закончив чтение во второй раз. - Кажется, тебя это беспокоит?
- Еще не знаю. Предстоит выяснить. И я повесил трубку.
Тотчас бросило в жар и показалось, что я в замкнутом пространстве. Совершенно точно находясь в том же помещении отдела новостей, я вдруг почувствовал, как его стены сомкнулись и сжали меня со всех сторон. Сердце бешено заколотилось. В сознании вспыхнул образ брата, лежащего в собственном автомобиле.
Когда я вошел в офис, Гленн разговаривал по телефону. Я сел напротив. Указав на дверь, он закивал, показывая, чтобы я подождал в коридоре, пока разговор не закончится. Я не двигался с места. Он снова указал на дверь, но я отрицательно замотал головой.
- Послушай, у меня тут что-то происходит, - сказал Гленн в трубку. - Могу я перезвонить позже? Отлично. Да!
Он положил трубку на аппарат.
- Что еще за...
- Мне нужно в Чикаго, - сказал я. - Сегодня же. Затем, вероятно, в Вашингтон, далее - скорее всего в Квонтико, штат Виргиния. В ФБР.
* * *
Гленн идею не одобрил.
- "Где ни мрак, ни свет и где времени нет"? Я должен сказать тебе, Джек, должно быть, это примерно та же мысль, что проносится через сознание многих и многих людей, рассматривающих возможность самоубийства. И факт, что такая же строка находится в стихах какого-то парня с явной патологией (заметим, жившего сто пятьдесят лет назад), другие строки которого также процитировал еще один из покончивших с собой полицейских, еще не дает нам доказательства какого-либо умысла.
- А как же РЭШЕР и Родерик Эшер? Думаешь, простое совпадение? У нас совпадение трех обстоятельств, и ты еще говоришь о неверно проведенном поиске!
- Я не сказал ничего о неверно проведенном поиске! - Тут он повысил голос, чтобы показать свое возмущение. - Конечно, ты все нашел. Садись на телефон и продолжай работу. Но я не отправлю тебя в круиз по стране, основываясь лишь на тех данных, что ты имеешь сейчас.
Он повернулся вместе с креслом, проверяя на своем компьютере входящую почту. Там не было ничего. Гленн снова посмотрел на меня.
- Где здесь мотив?
- Что?
- Кто мог хотеть смерти твоего брата и того парня из Чикаго? Я уже не спрашиваю, как это упустили копы.
- Не знаю.
- Хорошо. Ты провел с ними день, и ты знакомился с делом. А ты нашел слабое место в версии о самоубийстве? Каким образом можно сделать такое и запросто уйти? Как опровергнуть то, что уже признано самоубийством? Я понял, что ты уверен. А в чем уверены копы?
- Пока у меня нет ответов. Вот почему я хочу отправиться в Чикаго и затем в бюро.
- Видишь ли, Джек, у тебя здесь хорошо оплачиваемая работа. Я не могу подсчитать, сколько раз ко мне приходили репортеры, говоря, что они тоже хотят ее делать. Ты...
- Кто они?
- Что?
- Кто хочет занять мое место?
- Брось. Сейчас я не об этом. Суть дела в другом - ты на своем месте и можешь рассчитывать на поездки в любую часть штата, куда бы ни захотел. Для поездки по стране мне потребуется санкция Нефа и Нейборза. Еще у меня есть целый отдел других репортеров, и они могут возжелать ездить туда и сюда всякий раз, когда я поручу им статью. Я бы даже хотел дать им такую возможность. Для них это определенная мотивация. Однако у нас имеются финансовые проблемы, и я не в состоянии оплатить любую предложенную мне командировку.
Я ненавидел подобные проповеди и даже хотел, чтобы Неф и Нейборз, исполнительный редактор и редактор газеты, хотя бы узнали, кого и куда Гленн посылает и приносят ли эти люди хорошие статьи. Моя статья обещала стать достойной внимания. Гленн вел себя как засранец, причем он сам отлично это знал.
- Ладно, тогда я возьму отпуск и поеду за свой счет.
- Ты уже использовал весь отпуск после похорон. Кроме того, не думай, что сможешь ездить по стране, говоря, что ты репортер из "Роки-Маунтин ньюс", если не действуешь по заданию редакции.
- А как насчет отпуска за свой счет? Вчера ты еще говорил, что, если понадобится дополнительное время на отдых, ты что-либо придумаешь.
- Подразумевалось время на восстановление душевного равновесия, а не для безумного рейда через страну. В любом случае тебе известны правила относительно отпуска за свой счет. Я не могу долго сохранять место за тобой. Уйдешь и, возможно, вернешься на другую должность.
Мне хотелось порвать с ним прямо сейчас, но я не был достаточно храбрым для этого. Кроме того, я сам нуждался в газете. Необходимо иметь определенный статус, как пароль доступа к полицейским, к исследователям, ко всем, кто может что-то знать. Без удостоверения с надписью "Пресса" я оказался бы лишь братом самоубийцы, которого запросто выставят отовсюду.
- Мне необходимы более существенные данные, чтобы это санкционировать, - проговорил Гленн. - Мы не посылаем дорогостоящих экспедиций на рыбалку. Нам нужны факты. Узнаешь больше, возможно, я смогу что-нибудь придумать для поездки в Чикаго. Однако этот фонд и ФБР... с ними определенно можно общаться по телефону. Если нет, тогда я пошлю к ним кого-нибудь из Вашингтонского бюро новостей.
- Все же это мой брат и это, черт побери, моя статья. Я не отдам ее никому.
Он успокаивающе поднял вверх обе руки. Понимал, что такое предложение переходит за всякие рамки.
- Значит, так: ты работаешь на телефоне и возвращаешься ко мне, найдя что-то более весомое.
- Ты сам понимаешь, о чем говоришь? Хочешь, чтобы я вернулся с доказательствами? А мне нужно попасть туда, чтобы найти доказательства.
* * *
Вернувшись к себе, я открыл новый файл в текстовом редакторе и принялся излагать все, что знал о смерти Терезы Лофтон и гибели моего брата. Я старался не упустить ни одной, самой малой, подробности из упомянутых в полицейских досье. Звонил телефон, но я не снимал трубку, непрерывно продолжая печатать.
Я знал точно: начать следует с наиболее основательных фактов. Затем я использую эти факты, чтобы опровергнуть вывод о самоубийстве брата. В итоге - получу согласие Гленна. А если заставлю полицию вновь открыть дело о гибели Шона, то смогу отправиться в Чикаго.
Конечно, он темнил, говоря, что тему визита в округ Колумбия мы еще обсудим. Теперь я знал точно: если попаду в Чикаго, то попаду и в Вашингтон.
По мере работы над текстом во мне нарастало странное чувство. Казалось, что образ брата становится все ближе. Теперь его стерильное фото, лишенное всех нюансов живого человека, занимало мысли и чувства все больше и больше.
Потому что я уже начал верить. Верить в невозможное. Я позволил ему уйти, а теперь ослаб в коленях, подспудно ощущая свою вину. В том автомобиле лежал не только мой брат, мой близнец. Там остался и я.
Глава 9
Остановившись на шестой странице записей, полученных в результате целого часа работы, в итоге я свел их в шесть строк вопросов, ответы на которые следовало найти в первую очередь. Я обнаружил, что факты, если рассматривать их, предполагая, что Шон стал жертвой убийства, а вовсе не сам лишил себя жизни, дают совершенно неожиданные выводы, возможно, упущенные полицией.
Конечно, главной ошибкой было их изначальное убеждение в том, что это самоубийство. Они знали Шона и знали о том, что его угнетало нераскрытое дело Лофтон. Ведь каждый коп подозревает подобные чувства у своих товарищей. Они видели достаточно всякого и удивлялись только одному: тому, что еще живы.
Однако, двигаясь от одного факта к другому и не веря в самоубийство, я открывал то, что осталось скрытым.
Изучая составленный мной список, я видел на страницах блокнота следующее:
Пена: его руки?
После события: как долго?
Векслер/Скалари: автомобиль?
Обогреватель?
Блокировка замка?
Райли: перчатки?
Тут я сообразил, что могу запросто созвониться с Райли. Набрав ее номер, я ждал гудков шесть, пока она сняла трубку.
- Райли? Это Джек. Как ты? Я выбрал неудачное время?
- А есть удачное?
Мне показалось, она выпила.
- Хочешь, я выберусь к тебе? Правда, я могу приехать.
- Нет, не надо, Джек. Я в порядке. Ты же знаешь, просто такой грустный день. Понимаешь, я еще думаю о нем...
- Да. И я тоже о нем думаю.
- Как же так, тебя не было рядом так долго до того, как он ушел. Извини, я не могу просто оставить все это...
Я помолчал.
- Не знаю, Райлз. Мы словно боролись с ним, за что, не знаю. Я что-то сказал такое, что не следовало. Кажется, и он тоже... Возможно, был период взаимного охлаждения... Он сделал то, что сделал, раньше, чем я сумел с ним сблизиться.
Тут я понял, что давно не называл ее Райлз. Подумал, что она не заметила.
- О чем вы спорили? Не о девушке ли, которую разрезали надвое?
- Почему ты спрашиваешь? Он тебе что-то рассказывал?
- Нет. Просто догадалась. То дело вертело им как хотело. Почему бы этому не случиться с тобой? Вот все, что я подумала.
- Райли, да у тебя... Видишь ли, лучше на этом не зацикливаться. Старайся думать о хорошем.
Почти закончив разговор, я решил рассказать обо всем, чего добиваюсь. Хотелось по мере сил облегчить ее страдания. Но кажется, время для этого еще не пришло.
- Это так трудно.
- Знаю, Райли. Извини. Я не знал, что еще тебе сказать. Какое-то время нас разделяло долгое напряженное молчание.
Больше я вообще не слышал ни звука. Ни музыки. Ни телевизора. Вдруг я задумался: что же она делает, находясь в доме одна?
- Сегодня мне звонила мама. Это ты ей сказала?
- Да. Я подумала, что ей следует знать.
Я не ответил.
- Чего ты добиваешься, Джек? - наконец спросила она.
- Понимаешь, есть вопросы. Что-то вроде небольшого белого пятна, но оно существует. Скажи, полиция вернула или показала тебе перчатки Шона?
- Его перчатки?
- Те, что он надел в тот день.
- Нет. Я их не получала. И никто о них не спрашивал.
- Ладно. А что это были за перчатки?
- Кожаные. Почему ты...
- Просто такая игра. Расскажу потом, если найду, о чем рассказывать. А какого цвета они были? Черные?
- Да, черная кожа. Кажется, отделаны мехом.
Описание соответствовало перчаткам, что я видел на фотографиях с места преступления. На самом деле это не подтверждало ни одну версию, ни другую. Просто еще один пункт для проверки, еще одна утка в ряду остальных, составляющих мишень.