- Ай, барышня… Тут надобно не фа, а ми. А тут вовсе соль бемоль! Соль бемоль, барышня. Да вы меня пустите, я покажу… А то ведь фальшь выходит.
И деликатно отстранив от клавиатуры руки барышни, Дуня одним пальцем проиграла мелодию, которая той не давалась. Потом, весело поглядев на барышню, еще и голосом повторила эти несколько нот.
Сперва барышня Дунечка словно бы онемела от изумления. Но изумление у нее сменилось возмущением и гневом: да что ж это такое? Какая-то девка в лаптях ворвалась без спроса, отпихнула ее от клавесина и вздумала учить?
- Ты в своем уме? - взвизгнула барышня, вскочив со стула. - Ты что…
Дверь, которая вела из зальцы в другие покои, распахнулась. Вошла барыня Варвара Алексеевна, с нею старшая горничная.
Степанида, метнув на Дуню сердитый взгляд, как бы беззвучно прошипела: не могла там дождаться? Сюда приперлась?
А барыня, поглядев на Дуню, спросила:
- Кто такая? Зачем сюда явилась?
Степанида объяснила, что девка эта из Пухова, барином Федором Федоровичем обратно присланная. Дунечка подбежала к матери:
- Маменька, она меня от клавесина отпихнула, учить вздумала… Ах, маменька!
Дуня начала было оправдываться:
- Да ведь… надо соль бемоль, а вы, барышня…
- Холопка! Указывать вздумала? Барышня получше тебя знает, что надобно, что не надобно, - вскипела гневом Варвара Алексеевна. - Ишь ты… Распустил вас там у себя Федор Федорович. Дерзость-то какая!
- Это точно, - поджав губы, поддакнула Степанида. - Дерзка не в меру.
- Ну-ну… А я-то хотела ее горничной к Дунечке.
- Что вы, маменька! Я ее на порог не пущу… Этакая грубиянка!
Снова вмешалась Степанида:
- Говорила я вам, голубушка барыня, лучше моей племянницы Лукерьи не сыщете… Тиха, услужлива, свое место знает.
- А эту куда? В девичью? Кружева-то, поди, не умеет плести.
Помолчав, что-то прикинув и обдумав, Степанида сказала:
- И в девичьей ей не место - дерзка не в меру. Опять же может барышне на глаза попасться.
- Барыня голубушка, постом у кривого Ерошки жена померла. Куча ребятишек без матери осталась. Чем не жена ему?
- И то дело… - проговорила барыня.
- Молода, здорова, и за хозяйством уследит, и ребятишек приголубит.
Внимательно оглядев Дуню, Варвара Алексеевна кивнула:
- Можно и замуж. Годится вполне.
Дуня только ахнула и закрыла лицо ладонями.
- А теперь проваливай отсюда, - сказала Степаяида и толкнула Дуню к двери. - Надо же - барышню до слез довела! Матери скажи: просватала тебя барыня за кривого Ерошку.
Глава тринадцатая
Но найти ее не удалось
Где Дуня пропадала до позднего вечера, никто не знал. С барской усадьбы домой не вернулась. Где-то, видно, пряталась.
Когда же совсем стемнело, осторожно поскреблась в окошко.
Так получилось, что все домашние спали, лишь один Демка сидел возле оконца и доплетал себе лапти. Он и вышел. Удивился. Шепотом спросил:
- Дунь, ты?
И она ему тоже шепотом:
- Я, Демушка…
- Чего ж ты? Дверь не заперта, иди. А мы думали-гадали…
- Демушка, браток… - Губы у Дуни запеклись, глаза словно бы чернотой обвело. - Демушка, ухожу отсюда насовсем.
- Что ты? Дуня!
- Смотри, никому не сказывай, что меня видел. Чтобы в ответе не были.
- Дуня…
- Мать и бабку как-нибудь успокой, коли шибко станут кручиниться.
У Демки, как у маленького, задрожал голос:
- Дуня, не надо. Не уходи.
- Надо, Демушка, куда иду, сама не ведаю.
Дуня заплакала. Слезы текли по щекам, только в темноте не было видно. У Демки еще сильнее дрогнул голос:
- Зачем ты? Дунь…
- Так надо, Демушка. А ты меня вроде бы и не видел. Слышь?
- Дуня…
- Вынеси мне, коли есть, хлебца.
- Дуня, подожди. Давай матери скажем.
- Нет, нет, Демушка. Мать не впутывай!
- Ох, Дуня…
Так и простились. Вынес Демид из дому три лепешки из муки с лебедой, которые мать к утру сберегла, Дуня взяла их, поклонилась брату и вроде бы растворилась в ночной тьме. Будто бы и не стояла только что тут, возле крыльца…
Куда она ушла? Что с ней стало? Никто в Белехове об этом не узнал.
Однако хватились, что пропала у Чекуновых девка. В деревне об этом судили-рядили и так и эдак, всяк по-своему.
А барыня сверх меры разгневалась. Приказала, чтобы нашли. Даже человека отправила в Пухово: не туда ли скрылась беглая девка? Но там о Дуне ничего не знали, никто о ней не слыхал. На расход пошла Варвара Алексеевна: через газету "Московские ведомости" пыталась ее найти. Дала объявление: мол, разыскивает она беглую дворовую девку в синем сарафане с кумачовой каймой на подоле. А лет этой девке - пятнадцатый пошел, а лицом она пригожа, обучена петь и разному танцеванию, а зовут сию девку Евдокия Чекунова.
Но и это не помогло. Дуню найти не удалось.
А театр в Пухове постепенно ветшал и разваливался.
Между кулисами и обрывками декораций повисла паутина; просачиваясь сквозь дырявую крышу, на сцену тяжело падали капли дождя или талого снега.
У входа по-прежнему стояли позолоченные деревянные фигуры, держа перед собой фонари. Но позолота с них давно слезла, а стекла на фонарях были разбиты вдребезги.
По ночам из парка доносилось протяжное гугуканье филина. Но иной раз казалось, что вовсе это не филин, а старый театр горько жалуется на свою судьбу.
И странно было, что когда-то здесь, радужно играя на хрустальных подвесках, горели свечи, что отсюда звучала музыка, на сцене кружились пастушки в коротких голубых юбочках и прекрасная богиня Диана, прижимая к груди серебряный лук и колчан со стрелами, пела дивные арии…