11
Внезапно солнце закрыли тяжелые темные облака. Кажется, на всей земле, кроме нас с Диланом, нет ни одной живой души. Крылья поднимают нас все выше и выше, до тех пор пока машины на шоссе не превращаются в крошечных серебристых жуков.
Мы парим в воздухе, ныряем вместе с чайками вниз, туда, где у поверхности воды косяками ходит рыба. Воздух снова наполняет мне грудь. Сердце стучит с новой силой. На руки мне оседает холодная соленая морось, и я снова чувствую себя легкой и живой. Будто с плеч у меня свалился тяжелый груз.
Это Дилан. Не могу не признать, он все-таки здорово мне иногда помогает.
- Что? - перекрикивает он ветер.
- Что, что?
- Ты чего улыбаешься?
Я трясу головой:
- Не знаю. Так просто.
- Знаешь, Макс… - Он опять замолчал.
Описав широкую дугу, мы поворачиваем к дому.
Я вопросительно смотрю на него.
- Знаешь, Макс, я тебя люблю.
Я чуть не упала с небес на землю. Честно, я буквально забыла, что нужно махать крыльями, и бухнулась вниз футов на пятнадцать, пока крылья сами не заработали, помимо моей воли.
- Я знаю только то, что ты запрограммирован меня любить. - Набрав высоту, я снова поравнялась с Диланом.
- Запрограммирован или нет, не важно. А важно, что люблю. И я не верю в любовь без взаимности. Ты, может, сейчас меня еще пока не любишь. Но со временем, я уверен, обязательно полюбишь. Я подожду. Я буду терпеливо тебя ждать.
Я молчу. Так без слов мы и летим, все выше и выше, точно сейчас достанем до самого неба.
12
Больше нет ни дней, ни ночей. Есть только пластиковые трубки, слепящие лампы и приглушенный гул голосов. И боль. Нескончаемая, постоянная боль.
Когда Ангела наконец бросили в конуру, она застонала от облегчения. По крайней мере, здесь нет ни скальпелей, ни склоненных над ней лиц в масках, ни тянущихся к ее телу рук в резиновых перчатках. Она содрогнулась при одной мысли об этих холодных жестоких руках. Только бы ее больше никто никогда не трогал.
Конура ее явно предназначалась для большой собаки. Но подняться в ней в полный рост Ангел все равно не может. Она проводит руками по всем прутьям железной решетки, на ощупь исследуя в темноте клетку, проверяя, нет ли где в углу бутылки с водой. Ее мучают жажда и голод - ее всю неделю не кормили. Только через вставленную в гортань трубку питательный раствор вливали. И горло от этой трубки теперь горит, как в огне. Она забилась в угол клетки. Одного этого слабого движения хватило, чтоб заныло все ее измученное тело. На нем ни единого живого места нет - сплошные синяки да свежие рубцы грубо наложенных швов.
Из коридора до Ангела доносятся неясные голоса, шарканье шагов по линолеуму и скрип колес железных каталок - те самые, невинные вроде бы звуки, которые издавна преследовали ее в ночных кошмарах. Разница только в том, что прежде она от них просыпалась с криком, а теперь все это снова происходит с ней наяву. И кричать она больше уже не может.
Первые дни она вопила, во все горло неустанно и безуспешно звала на помощь. Потом, когда стало ясно, что помощи ждать не от кого, она только, задыхаясь, слабо хрипела: "За что?", "Почему?" В конце концов у нее и на это сил не стало, и она совсем затихла. А они все тыкали и тыкали ее своими иголками.
Ангел всегда про себя знала: она и сильнее, и выносливее, и способнее остальной стаи. Или, по крайней мере, сильнее и выносливее, чем думала про нее Макс. Но ведь она всего-навсего ребенок. Ребенок, у которого вот-вот хрустнут кости. У которого еще немного - и разлетится, разобьется на мелкие кусочки сердце.
Да и сама она, Ангел, совсем разбита. И безнадежно одинока.
Долгое безмолвное рыдание застыло у нее в груди. Подложив под голову какую-то рваную тряпку, Ангел сжалась в комочек в углу конуры.
Но только она заснула, чей-то грубый голос рявкнул у нее над ухом:
- Просыпайся!
Ангела захлестнул дикий ужас. Значит, они снова сейчас ее туда потащат.
Сердце ее отчаянно заколотилось, и она задрожала всем телом. Но усилием воли постаралась взять себя в руки. Не открывая глаз, заставила себя представить, что она дома, что рядом вся ее стая и что это Макс будит ее и сейчас поцелует и обнимет. Ну и что, что Макс вечно командует. Ну и что, что стая вечно в бегах. Любые самые страшные пройденные ими передряги лучше, чем то, что она увидит, стоит ей только открыть глаза.
- Хватит притворяться! Ты не спишь. Тебя выдают показатели твоего мозга!
Не успела Ангел открыть глаза, как ей на голову выплеснули ведро ледяной воды. Взвизгнув, она еще сильнее забилась в угол. Но никакой угол ей не поможет. Она и сама это прекрасно знает.
От холода у нее нестерпимо ломит затылок. Ангел осторожно подносит к нему руку. Там, сзади, пальцы нащупывают маленький выстриженный квадратик и тонкую полоску свежего шрама. С губ у нее срывается жалобный крик: эти гады залезли ей в мозг.
"Макс! Макс! - отчаянно думает Ангел. - На помощь!"
13
- Смотри сюда! Внимательней! - командует ей голос.
Ангел стерла с глаз капли воды, выжала волосы и почувствовала, как по спине с затылка побежали холодные струйки.
Вокруг ее клетки полная темнота. Но Ангел и в темноте все прекрасно видит.
Вдруг в нескольких футах на стене загорается ярко освещенный экран. Беспорядочно замелькавшие на нем кадры внезапно замедлились, и Ангел ясно видит маленького бледного мальчонку со светлыми, почти бесцветными волосами. Он неподвижно лежит на столе, закрытый ослепительно-белой простыней. Он в операционной, понимает Ангел. От этой мучительно знакомой картины она невольно вздрогнула, и каждый шрам на ее собственном теле заболел с новой силой.
Камера наезжает на лицо мальчика. Его рот и нос закрыты маской. Видны только широко открытые глаза. Закрыть их он не может - веки закреплены операционными зажимами.
В глазах его застыл ужас. Тот же ужас, который обуревает сейчас Ангела. Лоб у нее покрылся испариной. Лицо парнишки крупным планом заполняет весь экран. И тут Ангел похолодела: на виске у него она видит три хорошо знакомые ей родинки.
Игги.
Этот ребенок - Игги. До…
Не в силах оторвать взгляд от экрана, она пытается проглотить застрявший в горле ком. Теперь на экране над Игги включили операционные лампы, а вокруг столпились белохалатники. Один из них, в закрывающих пол-лица хирургических линзах, вещает перед камерой:
- Сегодня мы проводим эпохальный эксперимент. Недавно разработанная технология будет применена для хирургической стимуляции сетчатки глазного яблока мутанта. Мы предсказываем, что в результате данной процедуры способность подопытного образца видеть в темноте возрастет по меньшей мере в четыре раза.
Голубые глаза Игги заполняют весь экран.
Ангел лихорадочно трясет головой. Она не может, не в силах на это смотреть. Не хотят же они, в самом деле, заставить ее видеть этот ужас!
Но фильм продолжается, и она как завороженная продолжает смотреть на экран, на то, как скальпель вонзается в Иггин глаз и взрезает его, будто это вареное яйцо, как потом в надрез погружают иглу, как отсасывают кровь…
Эти мясники кромсают Игги, а он стонет все громче, все отчаянней. Мгновение - и его стоны становятся диким животным воплем, разрывающим ей барабанные перепонки.
Его даже не усыпили…
Ангел руками зажала себе глаза. Она больше не может видеть, как ослепляют Игги психованные белохалатники.
- Нет! - кричит она, и ее голос сливается с голосом Игги. - Нет! Нет! Нет!
По экрану пробегает еще несколько скомканных кадров, и в комнате включается свет.
- Это все происходило тринадцать лет назад, - произносит кто-то, кого Ангел не видит. - Техника тогда была примитивной, потому и результаты оказались отнюдь не такими успешными, как мы ожидали.
"Не такими успешными?" - содрогается Ангел. - Полная слепота для них всего-навсего "не такие успешные результаты".
Она в очередной раз пытается прочитать хоть чьи-нибудь мысли в этой камере пыток. Но пространство как будто заполнено ватой, сквозь которую ей не пробиться.
- Видишь ли, Ангел, - вкрадчиво продолжает голос, - наука с тех пор продвигалась семимильными шагами, и те пещерные времена остались далеко позади. Мы освоили новые блистательные технологии, достигли поразительных результатов. На сей раз мы добьемся поставленных целей.
- Нет! - шепчет Ангел. - Ей кажется, она кричит, но голос ее совсем не слушается. - Не надо! Только не это!
Рука в резиновой перчатке схватила дверь ее клетки.
Настала очередь Ангела. Это ее глаза они решили теперь усовершенствовать.
14
- Ари, что ты говоришь? - настороженно поднимает брови Клык. - Разве мы в конце концов не оказались по одну сторону баррикад? Помнишь, как ты спас Макс?
- Времена меняются. - Ари осклабился и снова глянул в прицел гранатомета, будто точнее определяет расстояние до Клыка. А Клык в свою очередь, готовый к прыжку, напружинил ноги. - И вообще, кто сказал, что коли у нас цели общие, мы с тобой союзниками окажемся.
- Что? - начал Клык, но его оборвало дружное басовитое рычание. Четверо амбалов вылезают из грузовика и выстраиваются у Ари за спиной. Смотреть на всех пятерых рядом дико - так поразительно похожи они на Ари: тот же волчий блеск в глазах, те же противоестественно растянутые черты лица, тот же волчий оскал. Кто они? Клоны или просто тщательно сработанные копии? Но выяснять эти подробности Клыку особо неохота. Не лучше ли поскорее смотаться?
- Клык, это кто? - шипит Звезда. Она отступила поближе к Кейт, и лицо у нее совершенно каменное. Еще хуже обычного. За ней топчется Холден, а за плечом у него возвышается Рэчет. Он в упор разглядывает уродливых незнакомцев и постукивает по ладони домкратом. Клык, даже не глядя, чувствует стоящую у его левого крыла Майю и вспоминает, что она с Ари уже встречалась.
- Это ирейзеры, смесь человека и волка. Правда, я думал, они давно вымерли, - тихо отвечает Клык и думает: "А Ари-то каким образом живым оказался? И, что еще важнее, как получилось, что он снова гадом заделался?"
Майя незаметно толкает его локтем:
- Вверх или в атаку?
- Ладно, кончай лясы точить, - лениво тянет Ари. - Давай-ка лучше сыграем партийку.
Вот и ответ: в атаку!
15
Прежде чем Клык успел что-либо сообразить, Ари нажал курок.
Оцепенение Клыка как рукой сняло, и все до единого защитные инстинкты включились на полные обороты.
- Ложись! - успел крикнуть он, на сотую долю секунды опередив просвистевшую у него над ухом гранату, бросился с крыши вана и откатился в сторону.
И тут же его оглушил взрыв. Ван разнесло в клочья. Он превратился в огненный шар, из которого с грохотом вырывались обломки металла и черный столб дыма. Осколок стекла раскроил Кейт щеку, но ее истошный визг потонул в реве огня.
Клык вскочил на ноги. В ушах стоит звон. На земле вокруг дымятся раскореженные двери, расплавленные сиденья и колеса.
Холден, весь в пыли, с круглыми от испуга глазами, с трудом поднимается на четвереньки. Кейт размазывает рукавом кровь на щеке. Рэчета в дыму совсем не видать, но, заслышав его злобную ругань, Клык облегченно вздыхает - жив.
- Вот сволочи! У меня из-за них чуть барабанные перепонки не лопнули.
- Все равно драндулет старый был! Я всегда говорила, что он ни к черту не годится, - некстати комментирует Звезда. И, хоть голос у нее слегка дрожит, в отличие от остальных, на ней ни царапины, ни пылинки. Видно, это как раз тот случай, когда ее способность в мгновение ока за тридевять земель удрать оказалась незаменимой.
Короче, как бы ни была потрепана команда Клыка, каждый уже стоит в боевой стойке. Правда, Клыку здорово не по себе. От Ари всего можно ожидать, а своих ребят он в бою еще ни разу не видел. И сколько бы он их ни тренировал, как бы ни были они усовершенствованы, положиться на них, как он мог положиться на стаю, он не может. Ни на одного из них. Кроме разве…
В клубах дыма Клык видит пробирающуюся к нему Майю. Вернее, только ее силуэт. И мощные распахнутые за спиной крылья.
- Ой, промахнулся, - лыбится Ари, оскалившись, как тигр, загоняющий в ловушку свою добычу. - Что, напугал я вас? Давай теперь, Клык, всерьез. Ты да я. А там видно будет, что мне с твоими сопляками делать.
- Идет! - оскалился Клык. Но, к его удивлению, Майя делает шаг вперед:
- Эй! Постой. Мы с тобой - заодно. Так что если драться, так вместе. Понятно?
Клык кивает. Он уже давно понял, что спорить с ней бесполезно.
Кого-то она ему напоминает. Он с такими упрямыми не первый год дело имеет.
- А тебе, Макс, обязательно надо во все свой нос сунуть. Неймется тебе, что ли? - Ари неодобрительно покачал головой. - И видок у тебя тоже, того… Волосы-то зачем обкарнала?
- Я тебе не Макс. Я Майя. - Она проводит рукой по своему торчащему в разные стороны стриженому ежику.
Ари заржал, обнажая желтые клыки:
- А! Так ты у нас Макс-2. Тогда все понятно, почему у тебя реакция замедленная, а гонору зато хоть отбавляй. Скажи, трудно быть клоном? - Ари скроил сочувственную мину, а у Майи от гнева зрачки сузились в крошечные точки. - Уж кому-кому, а нам твои печали ох как понятны. Правильно я говорю, мальчики? - Четверо ирейзеров за ним нетерпеливо загудели. - Но должен тебе сказать, милашка, ты больше смахиваешь на дешевую подделку, а не на полноценного клона. Клык тебя, видать, в отделе уцененных товаров приобрел. Так ведь?
- Я тебе не милашка. - У Майи на скулах перекатываются желваки.
- Все одно, милашка, не милашка. Нам без разницы, из чего отбивную делать.
И прежде чем Клык успел глазом моргнуть, началось светопреставление.
С горящими от ярости глазами Майя врезалась в Ари. Удар ногой - и гранатомет вылетает у него из рук.
Клык бросился к Ари, пытаясь оттеснить Майю. Нечего ей соваться. В конце концов, Ари - его противник. Но тут вперед рванулись амбалы Ари. К Клыку подоспели его ребята. Закипела драка.
А Ари и Майя остались один на один.
16
Клык снова в своей стихии. Молотить ирейзеров - дело ему хорошо знакомое.
"Надо из этой мясорубки выбираться, надо срочно лететь к Майе на помощь", - думает он, сбрасывая с себя бездыханную тушу. Майя, конечно, крепкий орешек, но он-то на собственной шкуре испытал, чем грозит схватка с Ари. А этот новый образец наверняка еще как-нибудь "усовершенствовали".
Расправившись с очередным качком и даже не оттерев брызнувшей ему на крылья крови, он оттолкнулся от пыльной земли, взмыл в небо и с высоты быстро определил ситуацию.
Около догорающего вана Майя сражается не на жизнь, а на смерть. Улыбки на морде Ари как не бывало. Он побелел от злости и, похоже, перешел в глухую оборону. Клык загляделся на Майю, так она ловко, бесстрашно и безжалостно наносит Ари удар за ударом.
Зато Холдену туго приходится. Техники у него никакой, да к тому же он от страха совсем потерял голову. Нелепо бьет куда попало, и в результате нависший над ним ирейзер окончательно прижал его к стенке. Он впился Холдену в руку и совсем уже занес над ним когтистую лапищу для последнего удара. Клык ринулся вниз.
Ирейзер так и не понял, откуда обрушился на него стремительный и внезапный, как молния, смертельный удар.
Наскоро проверив, затягивается ли рана Холдена, Клык обернулся на Рэчета. Тот вот-вот обрушит на голову ирейзера свой смертоносный домкрат. Как вдруг Кейт отвлеклась от своего противника и походя левой рукой саданула Рэчету в челюсть. Он качнулся, и его отбросило на пару метров назад.
- Кейт! - крикнул Клык. - Ты что делаешь?
Рэчет уже снова твердо стоит на ногах и снова готов ринуться в бой. Но тут откуда ни возьмись Звезда крутанула его в другую сторону так, что он не устоял и отлетел прямо на дожидающийся его кулак Кейт. Ребра у Рэчета хрустнули, он сложился пополам и повалился на колени. Клык остолбенел, увидев быстрый, едва заметный кивок ирейзера.
В глазах у него потемнело. Ему вдруг все стало ясно - и как нашел их конвой Ари, и почему девицы упорно не сводили с него глаз.
Они вовсе не боялись драки - они боялись, что раскроется их предательство.
- Продажные шкуры! - зарычал он, наступая на них.
Кейт тут же вжала голову в плечи, мол, виновата:
- Клык, прости. Мы сначала хотели тебе помочь. Просто…
- Нам за тебя помирать неохота, - отрезала Звезда.
Прежде чем он успел ответить, на него кинулись двое ирейзеров. Дальше включился автопилот, и он ничего не помнил. Помнил только мешанину тел и хруст костей: бей, мочи, лупи, громи. Внутри у него - пустота, и движет им только дикое, злобное бешенство. А Кейт и Звезда стоят в стороне и смотрят, чем кончится дело.
Наконец в последнем приливе ярости Клык сжал горло еще стоящего на ногах ирейзера. Тот захрипел, и побоище прекратилось.
Наступила зловещая тишина. Ни единый звук не напоминал о только что кипевшей схватке.
- Холден, - окликнул парнишку Клык, - ты живой?
- Живой, живой, - бормочет тот в ответ и морщась разглядывает красные рубцы у себя на руке.
Только тут Клык почувствовал, как болит у него бок, как отнимаются руки. Только тут понял, что глаза заливает кровь, ручьем текущая из раны на лбу. Но хуже всего, что, кажется, сломано крыло. И сердце разбито вдребезги. Пока кипел бой, пока главное было одолеть врага, ничего этого он не видел и не чувствовал. А теперь как-то придется справляться и с ранами, и с увечьями.
Но как с предательством справишься?
17
Кулаки сжаты, дыхание с хрипом вырывается из груди, Клык лицом к лицу повернулся к Кейт и Звезде. В теле его вздулся каждый мускул. Кто бы знал, как чешутся у него по ним руки.
Кейт опасливо отодвинулась подальше. Она здорово боится. Его, Клыка, боится.
А вот Звезде - хоть бы что. На физиономии у нее ни страха, ни раскаяния. Готовая ответить ударом на удар, она надменно подняла на него ледяные глаза.
Холден с замиранием сердца ждет сигнала Клыка. Он нервно переминается с ноги на ногу, но, по всему видно, в его верности сомневаться не приходится. На Холдена Клык может положиться.
Ударить или нет? Впервые в жизни Клык не знает, что ему делать. Наорать, развернуться и уйти? Или убить их на месте? Вопрос этот точно повис в воздухе, и от нарастающего напряжения воздух словно сгустился. У Клыка начало дергаться веко.
Таким обескураженным и растерянным, таким разбитым он чувствовал себя только однажды. Он оглянулся. Где она?
Где Майя?
И где Ари?
- Клык! - Холден схватил его за рукав. - Вон там, - показывает он в небо.
Клык глянул вверх, и сердце у него остановилось.
Там, в вышине, футах в пятистах над землей, Майя сражается с Ари не на жизнь, а на смерть.