- Ах да, очень, пожалуйста, порекомендуйте! - отозвалось несколько голосов, в том числе и Машин.
- Урок, правда, не очень выгодный, но для начала, может быть, кто-нибудь из вас и возьмет его. Надобно заниматься с тремя детьми каждый день с 10 до 4 часов и за это дают 25 р. в месяц.
- Нет, это слишком мало! - заметили гимназистки.
- Позвольте мне адрес! - попросила Маша.
Сравнительно с тем, что удавалось заработать ее матери, такое вознаграждение за труд показалось ей вполне достаточным.
- Федотова, - заговорила несколько минут спустя Жеребцова, отводя ее в сторону: - ты как-то говорила, что хочешь поступить в гувернантки; я тебе нашла отличное место.
- В самом деле? Какое же?
- Помнишь, я тебе рассказывала, что с нами вместе живет мой дядя с семейством? Он ищет для своих двух маленьких дочерей учительницу, которая занималась бы с ними часа два-три в день, и предлагает за это стол, квартиру и 10 р. жалованья. Тебе ведь этого довольно? Мы будем жить с тобою вместе, вместе заниматься; времени свободного y тебя останется пропасть, и ты можешь отлично приготовиться к медицинским курсам. Согласна?
Маша от души поблагодарила свою подругу и обещала на другой же день придти познакомиться с ее родными.
С радостным сердцем вышла Маша из гимназии. Она достигла своей цели, успешно окончила курс и, мало того, уже имела возможность и зарабатывать деньги, и устроить жизнь по своему вкусу. Жить вместе с Жеребцовой, в кругу ее родных и знакомых, в обществе умных, образованных людей, иметь под руками все средства для продолжения и усовершенствования своего образования, - какое счастье! Она даже и не смела мечтать ни о чем подобном, и вдруг все это дается ей в руки само собой, без всяких хлопот с ее стороны. "Что-то скажет маменька? Как-то поглядит она на такой исход дела?" мелькнуло в голове ее. Маша знала, что мать ждала от нее помощи и поддержки, и решила отдавать ей половину своего будущего жалованья. "У меня будет много свободного времени, - мечтала девушка. - Я могу заработать еще немного денег, я постараюсь, чтобы она ничего не потеряла оттого, что я получила образование, не осталась швеей. Одно только: ей будет наверно грустно, когда я уеду от нее, оставлю ее совсем одной. Другое дело, если бы Груша была жива, если бы, по крайней мере Павел Васильевич не женился, и она могла бы, как прежде, нянчиться с детьми! Бедные малютки! Их жизнь, кажется, также не очень счастлива!"
Вспомнив о своих племянницах, Маша вдруг почувствовала непреодолимое желание увидеть, приласкать их. После женитьбы Павла Васильевича и она, и мать ее редко бывали в его доме. Аполлинария Васильевна так сухо и высокомерно относилась к бедным родственницам своих падчериц, что, при всей своей любви к детям, они не решались часто навещать их. Последние месяцы Маша, занятая подготовкой к экзамену, и совсем не видала своих племянниц. Ирина Матвеевна забегала к ним иногда на минуту, когда прислуга сообщала ей, что хозяйка ушла со двора, и всякий раз возвращалась домой огорченная, расстроенная.
- Плохо живется деткам, - вздыхала она, - в грязи, в нечистоте они, и присмотреть-то за ними некому. Шурочка какая была бойкая да веселая, a теперь и не узнать! Даже меня дичиться стала, слова от нее не добьешься, такая все бледная да печальная! A Нюша совсем захирела, прошлую весну уж бегать начинала, a теперь едва ножки передвигает!
Павел Васильевич жил уже не в той скромненькой квартирке, где так весело хозяйничала Груша. Аполлинария Васильевна принесла мужу небольшое приданое и вследствие этого считала себя вправе роскошничать. На звонок Маши ей отворила дверь толстая, неопрятно одетая женщина, игравшая роль и горничной, и в то же время няньки новорожденного сына Аполлинарии Васильевны.
- Хозяйки дома нет! - резким голосом объявила она и чуть не захлопнула дверь под самым носом гостьи.
- Все равно, я пройду к детям! - решительно проговорила Маша и, не обращая внимания на ворчанье служанки, прошла в комнаты. Этих комнат было в квартире пять.
Три из них, называемые чистыми, предназначались для приема гостей и были убраны пестро, довольно богато, хотя без малейшего признака вкуса; в четвертой хозяева спали, ели и проводили все время, когда оставались дома без гостей; пятая, узкая, проходная комната с одним окном, выходившим в стену соседнего дома, носила название детской; там помещалось трое детей и нянька. Маленького Пашу мать часто брала не только к себе в спальню, но даже в гостиные; девочки же должны были почти безвыходно оставаться в полутемной, тесной комнате, загроможденной тяжелой мебелью, среди спертого воздуха, еще более портившегося от пеленок малютки, постоянно сушившихся около печки.
Маша грустным взглядом окинула жалкое помещение детей. Посреди пола, засунув в рот какую-то деревянную игрушку, сидела маленькая Нюша. Коротенькая, донельзя загрязненная ситцевая блузка не закрывала худеньких ножек ребенка; с одной из них свалилась обувь, на другой беспорядочными складками висел серый разорванный чулок. Несмотря на грязь, покрывавшую маленькое личико, болезненная бледность его бросалась в глаза.
- Нюша, милая, здравствуй! - Маша подошла к девочке и наклонилась, чтобы взять ее на руки, но вдруг с отвращением отшатнулась. Белье и платье ребенка были совершенно мокры и издавали отвратительный запах.
- Ах, няня! - вскричала Маша, обращаясь к женщине, перепеленывавшей крошечного мальчугана, кричавшего из всех сил; - посмотрите, в какой нечистоте сидит Нюша, что вы ей не перемените белья?
- Как же, есть мне время с ней возиться! - грубо отозвалась нянька. - У меня и без нее немало дела!
- Так дайте, я сама переодену ее!
- Пожалуй, переоденьте! Да только, кажись, y нее и рубашек-то чистых нет!
Нянька, держа на руках своего еще не угомонившегося питомца, выдвинула один из ящиков комода и заглянула в него.
- Так и есть, все белье перепачкала, мерзкая девчонка! - вскричала она и снова принялась укачивать Пашу.
- A где же Шура? - осведомилась Маша.
- Шура? Она здесь где-то была. Шурка, куда ты запряталась? Не слышишь разве, тетенька твоя пришла! - крикнула нянька.
Из-за кровати показалась маленькая Шура. Лицо ее было заплакано, волосы растрепаны, она видимо с трудом сдерживала рыдание и, несмело сделав несколько шагов, остановилась и опустила голову.
- Шурочка, милая, что с тобой? О чем ты плакала? Приди ко мне! Расскажи мне все.
Маша привлекла к себе малютку и нежно обняла ее. Бедная девочка прижалась головкой к ее коленам и вдруг разразилась сильнейшими рыданиями.
- Боже мой! Что это с ней? Отчего это она так? - тревожно спрашивала Маша y няньки.
- A ей сегодня от маменьки досталась малая толика! - объяснила нянька, которой, наконец, удалось угомонить и усыпить своего крикливого питомца. - Она несла чашку да уронила ее, a Аполлинария Васильевна посекла ее, и порядком-таки посекла.
- И часто сечет она ее? - спросила Маша, еще нежнее прижимая к себе плачущего ребенка.
- Да достается-таки ей, - равнодушным голосом отвечала нянька. - Когда розгами, a когда и просто рукой так отпотчует, что чудо.
- A что же Павел Васильевич? Как же он-то позволяет бить своего ребенка? - Маша едва могла сдерживать волнение.
- Что Павел Васильевич? - нянька уселась против Маши и видимо не прочь была посудачить о своих хозяевах. - Павел Васильевич Шуру любит. Ту - она указала на Нюшу - не так, об той иной раз по несколько дней не вспомнит, a эту, как придет домой, сейчас к себе зовет, ласкает. Аполлинарии Васильевне это не нравится, хочет, чтобы он больше ее Пашу любил. Как его дома нет, она на ребенке свое зло и вымещает. Надо правду сказать, Шурке больно от нее достается. Вчера, как толкнет ее со всей силы, a та полетела да прямо лбом об дверь… В кровь расшиблась, даже я перепугалась! A сегодня…
В передней раздался звонок.
- Ахти! Никак хозяйка! - вскричала нянька, прерывая свой рассказ, и побежала отворять дверь.
Маше не хотелось встречаться с Аполлинарией Васильевной. Она чувствовала, что не в состоянии спокойно разговаривать с этой злой женщиной, и понимала, что, откровенно высказав ей свое мнение о ее поступках, только ухудшит несчастное положение детей. Она наскоро распрощалась с бедными малютками и по черной лестнице вышла на улицу.
Придя домой, она тотчас же взволнованным голосом передала Ирине Матвеевне все, что видела и слышала в квартире Павла Васильевича.
- Маменька, этого нельзя так оставить! - прибавила она. - Помните, Груша, умирая, поручила нам своих детей; мы должны взять их к себе.
- И, что ты, Машенька, - вскричала Ирина Матвеевна. - Да чем же мы их кормить-поить будем? У меня и так уж спину ломит от работы! Я бы рада-радехонька все сделать для Грушиных детей, да силы моей нет.
- Теперь вы будете работать не одни, маменька! - возразила Маша. - Я кончила курс в гимназии и могу помогать вам! Если я буду каждый месяц давать вам 20 р. и помогать нянчиться с детьми, согласитесь вы взять их?
- Еще бы не согласиться! Только бы Павел Васильевич отдал их нам! У меня сердце изныло по бедным сироткам!
На следующее утро Маша пошла по адресу, данному классной дамой, и получила урок. В тот же день она написала Жеребцовой письмо с извещением, что не может принять места y ее родственников. Грустно стало Маше, когда она отсылала это письмо; рушились ее мечты спокойной жизни среди людей одинакового с ней образования, одинаковых взглядов и понятий. Опять ей предстоят тяжелые труды и лишения! "Все равно, я не могла бы быть счастливой, видя, как гибнут двое детей, которых я могу и должна спасти", решила она, и быстрым движением отерев слезу, навернувшуюся на глаза ее, стала торопить мать скорей идти переговорить с Павлом Васильевичем.
Павел Васильевич сильно удивился, услышав предложение Ирины Матвеевны и Маши, но кончил тем, что после некоторого колебания согласился на него. Он давно замечал, что детям его живется худо, что мачеха вовсе не заменяет им матери; он мучился, видя, в каком небрежении остается Нюша, как несправедливо и жестоко относится жена его к Шуре, но по слабости своего характера не находил возможности изменить это. Большую часть дня он проводил в лавке; дома же желал одного, - избавиться от неприятностей, какие беспрестанно делала ему Аполлинария Васильевна. Аполлинария Васильевна, со своей стороны, была рада-радехонька сбыть с рук ненавистных ей падчериц, и таким образом через неделю по выходе Маши из гимназии в углу мастерской уже играли две малютки, чистенько одетые и умытые заботливою рукою тетки.
* * *
Прошло три с половиной года. Холодный, морозный вечер. В мастерской Ирины Матвеевны идет усиленная работа: она и две помощницы ее, бывшие жертвы Анюты, теперь уже довольно взрослые девочки, изо всех сил торопятся окончить большой и очень выгодный заказ. Через неделю свадьба Наденьки Коптевой, и часть ее приданого шьется y Ирины Матвеевны. В небольшой комнатке, рядом с мастерской сидит сама невеста, пришедшая провести вечер со своей бывшей подругой.
Жеребцова также зашла проведать Машу, с которой давно уже не виделась; молодые девушки ведут оживленную беседу, не стесняясь окружающей их бедной обстановкой, тем, что за неимением стульев одной из них приходится сидеть на кровати, и тем, что разговор их часто прерывается двумя маленькими девочками, обращающимися к "тете Маше" то с просьбой, то с каким-нибудь вопросом. Наденька Коптева, по обыкновению, говорит больше всех, с одушевлением перечисляет все удивительные качества своего жениха, описывает его любовь к ней, те подарки, которыми он осыпает ее, те планы счастливой, веселой жизни, которые они составляют вдвоем. Маша слушает ее с участием. Жеребцовой подобные разговоры видимо не нравятся. Лицо ее стало еще серьезнее, чем было в гимназии, и она пользуется первой минутой молчания Наденьки, чтобы прервать ее и заговорить о своих делах. Уже полтора года как она посещает медицинские курсы, она заводит разговор о своих занятиях, спешит сообщить подругам, как много нового и интересного удается ей узнать и из лекций профессоров, и из книг, которые она продолжает читать с прежним жаром. Маша слушает ее еще с большим участием, чем Надю, закидывает ее вопросами, и, кажется, всей душой переносится в ее жизнь.
- Что же ты все только нас спрашиваешь, a сама о себе ничего не говоришь? - обратилась к ней Наденька, принимавшая мало участия в ученой беседе подруг. - Тот раз, когда мы с тобой виделись, ты рассказывала, что получила какие-то выгодные занятия?
- Да, y меня теперь хорошие уроки, - отвечала Mauïa. - Видишь, как мы разбогатели, даже наняли другую квартиру, и y меня с детьми есть отдельная комната.
- A много ты часов занята?
- Я ухожу из дому в 10 часов утра, a возвращаюсь в 5 и получаю 50 p. в месяц.
- Значит весь вечер y тебя свободен?
- Не совсем, ты забываешь моих девочек; утро до 10 часов, и вечер до 9, пока они улягутся спать, я отдаю им.
- Но ведь ты не всегда же сидишь дома. Ходишь ты иногда в гости, в театры - спросила Наденька.
- По правде тебе сказать, - с улыбкой отвечала Маша, - в театре я была всего один раз в жизни, - помнишь, когда мы еще учились в гимназии, и ты пригласила меня к себе в ложу. Знакомых, кроме вас двух, y меня нет, a с вами, вы сами знаете, как редко мне удается видеться!
- Еще бы, ты забегала ко мне последний раз ровно три месяца тому назад! - вскричала Жеребцова. - Но по крайней мере успеваешь ли ты заниматься? Прочла ты те книги, что взяла y меня тогда?
- Нет, еще не совсем, мне ведь мало времени на чтение, - только вечером, когда все улягутся. И то в прошлом месяце Нюша была больна, приходилось ухаживать за ней; я целых три недели не брала в руки книги.
- Бедная Маша! - проговорила Наденька, с чувством пожимая руку подруги; - не легка твоя жизнь!
- Ничего, - бодро отвечала Маша, - я потружусь, зато им будет легко и жить, и учиться!
Она с любовью поглядела на девочек, подошедших приласкаться к ней перед отходом ко сну.