Давнее дело об убийстве шестнадцатилетней девушки так и осталось нераскрытым.
И теперь завершить его поручено Гарри Босху.
Он быстро находит новые факты и новые улики.
Но почему главный подозреваемый погибает при загадочных обстоятельствах?
Почему расследование заходит в тупик?
И главное, почему Босху не дает покоя мысль, что истинного убийцу покрывает кто-то очень могущественный?
Содержание:
-
Часть первая - Религия синих 1
-
Часть вторая - Честь мундира 29
-
Часть третья - Тьма ждет 51
-
Примечания 63
Майкл Коннелли
Забытое дело
Детективам, заглядывающим в бездну
Часть первая
Религия синих
Глава 1
Согласно установившейся практике и должностным инструкциям полицейского управления Лос-Анджелеса, вызов под кодом "26" требует незамедлительного ответа, одновременно нагоняя страху даже на тех, чья грудь защищена пуленепробиваемым жилетом. А все потому, что вызов способен коренным образом изменить карьеру того, кто его принял. Цифра "2" в коде означает срочность, тогда как шестерка указывает на шестой этаж Паркер-центра, откуда шеф полиции осуществляет управление.
Детектив Гарри Босх отслужил в полиции двадцать пять лет и никогда не получал прямого вызова к высшему начальству. Он вообще, если не считать церемонии вручения жетона в полицейской академии в 1972-м, ни разу не удостоился чести пожать шефу руку или поговорить с ним лично. Босх пережил семерых начальников и, разумеется, видел их на совещаниях и похоронах, но в повседневной жизни ни с одним так и не встретился. Утром того дня, на который пришлось возвращение на службу после трехгодичной отставки, звонок с кодом "26" застал Босха перед зеркалом в ванной, где он завязывал галстук. Звонил адъютант шефа. Босх не стал спрашивать, откуда у них номер его сотового, понимая, что возможности столь высокого начальства велики, почти неограниченны. Он лишь пообещал прибыть в течение часа, на что адъютант ответил, что его ждут раньше. Завязывать галстук Гарри закончил уже в машине, мчась по автостраде номер 101 со всей скоростью, какую только позволяло оживленное в этот час движение.
Ровно через двадцать четыре минуты после окончания разговора с адъютантом Босх прошел через двойные двери кабинета начальника на шестом этаже Паркер-центра. Он полагал, что установил своего рода рекорд, пусть даже и припарковался в неположенном месте на Лос-Анджелес-стрит непосредственно перед зданием полицейского управления. Если уж они знают номер его личного сотового телефона, то наверняка в курсе, каких трудов стоит добраться до центра от Голливудских холмов менее чем за полчаса.
Однако адъютант, лейтенант Хоман, вовсе не спешил поздравлять Босха с выдающимся достижением. Скользнув по нему равнодушным взглядом, он лишь указал на пластиковый диванчик, где уже сидели в ожидании вызова два человека.
– Вы опоздали, – сказал Хоман. – Садитесь.
Босх не стал протестовать, чтобы не усугублять ситуацию. Подойдя к дивану, он сел между двумя полицейскими в форме. Оба держались напряженно и были явно не расположены к общению. Босх решил, что они тоже получили срочный вызов.
Прошло десять минут. Соседей Гарри вызвали раньше, по одному, и на каждого шеф потратил примерно пять минут. Когда в кабинете был второй, Босх уловил доносящиеся из-за двери святая святых громкие голоса, а когда офицер наконец вышел, лицо его было пепельно-серым. Похоже, он как-то прокололся в глазах шефа, который, как поговаривали – кое-какие слухи доходили даже до пребывавшего в отставке Босха, – не терпел проколов со стороны подчиненных. В "Таймс" писали об одном высоком чине, пониженном в должности лишь за то, что он не уведомил начальника о происшествии с сыном некоего члена городского совета, выступавшего обычно на стороне критиков департамента. О случившемся шеф узнал только тогда, когда расстроенный папаша обратился с жалобой на незаконное задержание и грубое обращение с его отпрыском, как будто это полицейские заставили юнца выпить шесть мартини с водкой в баре "Мармаунт", а потом, по пути домой, врезаться в дерево на Малхолланд-драйв.
Наконец Хоман положил трубку и ткнул пальцем в Босха. Гарри поднялся, и его быстро провели в угловой кабинет с видом на Юнион-стейшн и прилегающее железнодорожное депо. Вид был неплохой, хотя и не самый лучший, что, впрочем, не имело значения, поскольку само здание уже попало в список намеченных к сносу. Департамент же предполагалось разместить в неких временных офисах, пока на старом месте будет построена новая штаб-квартира. Нынешнее здание рядовые копы нередко называли "стеклянным домом", имея в виду слабую защищенность хранящихся в нем тайн. Интересно, спрашивал себя Босх, как окрестят новое здание?
Начальник полиции сидел за большим письменным столом и подписывал бумаги. Не поднимая головы, он пригласил Босха садиться, а секунд через тридцать, подписав последний документ, взглянул на него. С улыбкой.
– Мне хотелось лично познакомиться с вами и поздравить с возвращением в департамент.
В голосе шефа отчетливо слышался восточный акцент. Впрочем, Босх ничего не имел против. В Лос-Анджелесе все приезжие. В этом заключалась одновременно сила и слабость города.
– Возвращаться всегда приятно, – сказал Босх.
– Вы понимаете, что оказались здесь благодаря мне.
Интонация была утвердительной.
– Да, сэр, понимаю.
– Вы также понимаете, что, прежде чем принять решение, я провел тщательную проверку. У меня были некоторые опасения по поводу… скажем так, стиля вашей работы, но в конце концов ваш талант перевесил недостатки. Можете также поблагодарить вашу напарницу, Кизмин Райдер, за предпринятые ею лоббистские усилия. Она хороший офицер, и я ей доверяю. А она верит в вас.
– Я уже поблагодарил ее, но сделаю это еще раз.
– Знаю, после вашей отставки прошло три года, и уверяю, детектив Босх, департамент, в который вы возвращаетесь, совсем не похож на тот, из которого вы ушли.
– Понимаю.
– Надеюсь. Вы знаете о согласительном декрете?
Непосредственно после выхода Босха в отставку предыдущий шеф полиции был вынужден дать согласие на ряд реформ, дабы избежать унизительного перехода полицейского управления Лос-Анджелеса под контроль федералов как следствия проведенного ФБР расследования тотальной коррупции, злоупотребления насилием и массового нарушения гражданских прав со стороны как рядовых полицейских, так и высоких чинов. Нынешнему шефу пришлось исполнять соглашение – в противном случае приказы ему отдавало бы ФБР, чего не желал никто, начиная с самого шефа и заканчивая последним копом.
– Да, я читал об этом, – сказал Босх.
– Хорошо. Рад, что вы в курсе событий. И я также рад сообщить, что – вопреки тому, что пишут о нас в "Таймс", – мы добились огромного прогресса и желаем продолжать движение в этом направлении. Мы также предпринимаем усилия по технической модернизации департамента. Мы делаем много хорошего и не допустим возвращения к прежним методам, что привело бы к падению доверия к нам со стороны общественности. Вы понимаете, о чем я?
– Наверное.
– Ваше возвращение сюда еще не гарантировано. Мы даем вам год испытательного срока. Так что считайте себя новобранцем. Старейшим из новичков. Я одобрил ваше возвращение, но я же могу и уволить вас в любой момент и без объяснения причин. Не давайте мне повода.
Босх промолчал, решив, что ответа от него и не ждут.
– В пятницу мы выпускаем новых кадетов. Я хочу, чтобы вы были в академии и присутствовали при этом.
– Сэр?
– Да, я хочу, чтобы вы были там. Хочу, чтобы вы увидели лица наших выпускников, преданность в их глазах. Хочу, чтобы вы заново осмыслили традиции департамента. Думаю, это пойдет вам на пользу, поможет многое переосмыслить и проникнуться духом истинных традиций.
– Раз вы хотите, чтобы я там был, я там буду.
– Хорошо. Увидимся в академии. Вам отведут место в VIP-ложе как моему гостю.
Он сделал пометку насчет приглашения на листке рядом с ежедневником, потом отложил ручку и, подняв руку, нацелил на Босха указательный палец. Взгляд шефа стал жестким.
– Слушайте меня, Босх. Не преступайте закон. Даже для того, чтобы утвердить закон, не преступайте его. Делайте свою работу так, как это определено положением, и с состраданием к людям. Другого я не потерплю и не приму. Этот город не примет другого. Договорились?
– Договорились.
– Тогда мы сработаемся.
Босх понял, что разговор закончен, и встал. К его удивлению, шеф тоже поднялся и протянул руку. Поняв жест как приглашение к рукопожатию, Босх протянул свою. Шеф положил что-то ему на ладонь. Гарри опустил глаза – золотой полицейский жетон. С его старым номером. Оказывается, его никому не отдали. Босх едва не улыбнулся.
– Носите с достоинством и гордостью, – сказал шеф.
– Да.
Вот теперь настал момент пожать друг другу руки. Только шеф при этом не улыбался.
– Хор забытых голосов, – сказал он.
– Извините, сэр?
– Так мне это представляется, когда я думаю о делах, хранящихся в отделе нераскрытых преступлений. Наш величайший позор. Каждое дело – голос. Каждое – камень, брошенный в воду. Круги идут и идут, через время, через людей. Через семьи, друзей, соседей. Можем ли мы называть себя городом, когда вокруг столько кругов, столько забытых нами голосов?
Босх отпустил его руку и ничего не сказал. Ответа на этот вопрос просто не было.
– Придя в департамент, я изменил название отдела. Его называли отделом забытых дел. Теперь он называется отделом заново открытых дел.
– Понимаю.
– Тогда идите и работайте. Займитесь ими и докопайтесь до истины. Такова ваша задача. Вы это умеете. Поэтому мы и нуждаемся в вас. Поэтому вы здесь. Поэтому я и даю вам шанс и беру на себя ответственность. Покажите всем, что мы ничего не забываем. Покажите всем, что в Лос-Анджелесе нет забытых дел.
– Да, сэр.
Он вышел, а начальник полиции так и остался стоять, будто вслушиваясь в те, несмолкающие, голоса. Босх и сам слышал их. Сейчас он подумал, что, пожалуй, впервые за все время по-настоящему понял человека, стоящего над ним, на самом верху. В армии говорят, что, идя в бой, ты должен быть готов не только драться, но и, если потребуется, умереть за тех, кто послал тебя туда. В сумрачных джунглях Вьетнама Босх никогда не чувствовал этого. Там он был одиночкой, дрался только за себя, только ради того, чтобы остаться в живых. Позднее, работая в полиции, Босх чувствовал то же самое, а иногда ему даже казалось, что он дерется вопреки тем, кто сидит наверху.
Может, теперь что-то изменится.
В коридоре Босх поймал себя на том, что нажимает на кнопку вызова лифта сильнее обычного, и понял, что это из-за волнения, из-за бурлящей в нем энергии. Хор забытых голосов. Похоже, начальник полиции знал, о чем поют эти голоса. Сам Босх знал это давно. Их песню он слышал едва ли не всю свою жизнь.
Глава 2
Босх спустился на лифте всего на один пролет, с шестого на пятый этаж. Здешняя территория тоже была ему в новинку. Когда-то пятый этаж находился целиком в ведении гражданских. Здесь размещались административные офисы нижнего и среднего звена, большую часть сотрудников которых составляли штатские: аналитики, бухгалтеры и прочие бумагомаратели. Те, кто не принимал присягу. Прежде у Гарри никогда не возникало необходимости появляться здесь. Он и не появлялся.
Какие-либо указатели, которые могли бы послужить ориентиром в лабиринте коридоров, отсутствовали. Бывают такие этажи, где каждый, выходя из лифта, уже точно знает, куда именно идти. Босх не принадлежал к числу этих счастливых людей. Своим расположением коридоры напоминали букву "Н", и он дважды ошибся, прежде чем отыскал дверь с номером 503. Больше на двери ничего не было. Прежде чем войти, Босх постоял, раздумывая над тем, чем предстоит заниматься и что его ждет. Он знал, что все делает правильно. На мгновение ему даже показалось, что из-за двери доносятся те самые голоса. Все восемь тысяч.
Киз Райдер сидела на столе со стаканчиком дымящегося кофе. Стол выглядел так, как выглядят обычно столы в приемных, но Босх, уже не раз звонивший сюда, знал – приемной на этаже нет. Департамент просто не мог позволить себе такую роскошь. Райдер подняла руку, посмотрела на часы и покачала головой.
– Мы вроде бы договаривались на восемь. Так-то собираешься работать, напарник? Приходить когда захочется, да?
Босх тоже посмотрел на часы. Они показывали пять минут девятого. Он перевел взгляд на Киз и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
– Теперь наше место здесь.
Райдер была невысокого роста и носила на себе пару лишних фунтов. В коротких волосах уже мелькала седина. Кожа у нее была необыкновенно черная, отчего улыбка казалась еще ослепительнее. Кизмин слезла со стола и протянула Босху второй стаканчик, прятавшийся прежде за ее спиной.
– Посмотрим, так ли все сделала.
Босх сделал глоток и одобрительно кивнул:
– Все правильно, черный. Мне и напарники больше черные нравятся.
– Насмешил. Надо записать.
Она провела его в казавшийся пустым офис. Помещение было большое, даже принимая во внимание то, что в нем работали девять следователей – четыре группы и начальник отдела. Стены покрашены бледно-голубой краской того оттенка, который Босх часто видел на мониторах компьютеров. На полу – серое покрытие. Окна отсутствовали. В тех местах, где они могли бы быть, красовались взятые в аккуратные рамочки фотографии с мест преступлений прошлых лет и доска объявлений. Босх знал, что, делая черно-белые снимки, фотографы нередко отступают от клинической точности и простоты в пользу присущего им в разной степени профессионального артистизма. Упор часто делался на настроение и тени, в которых терялись немаловажные детали. Райдер как будто почувствовала, что он рассматривает фотографии.
– Говорят, снимки для офиса отбирал писатель, Джеймс Эллрой. Он же и рамочками занимался.
Обогнув перегородку, делившую помещение надвое, Кизмин показала ему закуток с двумя серыми металлическими столами, стоявшими впритык, так что детективы волей-неволей сидели лицом друг к другу.
Киз поставила стаканчик на свой стол, на котором уже высилась стопка папок. Там же стояла кофейная чашка, битком набитая карандашами и ручками, и рамка, повернутая таким образом, чтобы фотография в ней оставалась не видна. Рядом гудел включенный ноутбук. Райдер перешла на новое место неделей раньше, пока Босх проходил медицинское обследование и заполнял бумаги, необходимые для возвращения на работу.
Второй стол, чистый и пустой, ждал его. Гарри сел на стул и поставил стаканчик. Рот сам растягивался в улыбку, и ему с трудом удавалось сохранять серьезный вид.
– С возвращением, Рой, – сказала Киз.
Босх не выдержал и улыбнулся, подумав, как приятно, когда тебя снова называют Роем. Многие из детективов отдела убийств помнили и соблюдали эту традицию. Много лет назад в голливудском отделе департамента работал человек по имени Рассел Кастер. Профессионал до мозга костей, через руки которого прошли десятки начинающих. В 1990-м Кастера убили в банальной перестрелке, когда он возвращался после смены домой. Но традиция называть друг друга Рой – независимо от настоящего имени – так и осталась. Почему Рой – этого уже никто толком не помнил. Одни утверждали, что так звали напарника Кастера, которому очень нравился Рой Экафф. Другие утверждали, что Кастеру нравилось, когда коп действует в манере Роя Роджерса, парня в белой шляпе, всегда готового прийти на помощь и восстановить справедливость. Впрочем, это уже не имело значения. Босх просто считал честью для себя зваться Роем.
Он сел. Стул оказался старый, сиденье комковатое, так что боль в спине была гарантирована. Босх надеялся, что просиживать штаны не придется. Всю свою карьеру ему пришлось жить под девизом: "Не просиживай штаны – стучи в двери". Вряд ли за время его отсутствия это правило изменилось.
– Где все?
– Завтракают. Совсем забыла. На прошлой неделе мне сказали, что по понедельникам все обычно приходят пораньше и встречаются за завтраком. Ходят в "Пасифик". Вспомнила только сегодня, когда пришла и никого не застала. Ничего, скоро вернутся.
Вагон-ресторан "Пасифик" давно пользовался популярностью у высших чинов полицейского управления Лос-Анджелеса и детективов отдела убийств и ограблений. Босх знал не только это, но и кое-что еще.
– Двенадцать баксов за яичницу. Похоже, здесь внеурочные оплачиваются дополнительно.
Райдер улыбнулась и кивнула:
– Так и есть. Но ты все равно не успел бы управиться со своей яичницей. Полетел бы к шефу.
– Ты и об этом слышала?
– Держу ушки на макушке. Жетон получил?
– Да.
– Я сказала ему, какой номер ты хотел бы иметь. Тот?
– Да, Киз, спасибо. Спасибо за все.
– Ты меня уже поблагодарил. Не надо повторяться.
Босх кивнул и огляделся. На стене за спиной Райдер висела фотография, запечатлевшая двух детективов у тела, лежавшего на сухом бетонном дне реки Лос-Анджелес. Судя по шляпам, дело было в начале пятидесятых.
– С чего начнем?
– Все дела разделены на несколько блоков с временным периодом в три года. Начинаем с самого раннего и идем по порядку. Говорят, с эпохой лучше знакомишься. К тому же помогает идентифицировать серийных убийц. За два года нашли четверых, о которых никто ничего и не знал.
Босх понимающе кивнул.
– Какие годы у нас?
– У каждой группы четыре-пять блоков. Мы новенькие, так что нам досталось четыре. – Она выдвинула средний ящик стола, достала листок и протянула Босху.
Босх/Райдер
1966 1972 1987 1996
1967 1973 1988 1997
1968 1974 1989 1998
Он внимательно просмотрел список порученных дел. Те, что вошли в первый блок, приходились на тот период, когда его не было в городе, и на время службы во Вьетнаме.
– Лето любви. Я его пропустил. Может, поэтому у меня все не так.
Босх сказал это просто так, чтобы что-то сказать. Второй блок начинался с 1972-го – года, когда он пришел в полицию. На второй день, когда они были в патруле, позвонили из Вермонта. Женщина попросила полицию проверить ее мать, которая не отвечала на звонки. Босх обнаружил ее в ванне, утопленную, с руками, связанными собачьими поводками. Вместе с ней в ванной лежала и мертвая собачка. Интересно, может быть, сейчас ему достанется то, так и оставшееся нераскрытым, убийство.
– Почему мы получили именно эти годы?
– Они перешли к нам от других групп. Ребят немного разгрузили. А вообще-то начали издалека. Я слышала в пятницу, что нам подбросили один горячий "висяк" от восемьдесят восьмого. С него сегодня и начнем. Такой вот подарок по случаю возвращения.
– Что значит горячий "висяк"?