Последнее известие доставило Кейт большое удовольствие. Девочке, любившей независимость, понравилось, что теперь ее уже не будут постоянно упрекать, как, это делала Мэри, то за неопрятность, то за измятое платье, которое ей всегда гладила няня Лили.
- Ах, благодарю вас! - воскликнула она с радостью.
Когда шляпка и накидка были сняты, тетка пригладила каштановые волосы Кейт и, пристально посмотрев на нее, усмехнулась:
- О, да вы удались в наше семейство!
- Я очень похожа на моего отца! - кивнула, немного ободрившись, Кейт и наклонила голову на сторону, что делала всегда, когда говорила о чем-нибудь трогательном.
- Положительно так! - сухо согласилась тетка. - Готовы ли вы? Я покажу вам дорогу. Дом наш очень тесен, - продолжала она, спускаясь с лестницы в нижний этаж. - Вот это будет пока вашей классной!
Комната, в которую они вступили, находилась под самой гостиной, у окна сидела дама в трауре, с работой в руках.
- Вот ваша маленькая ученица леди Кергвент, миссис Лейси! - сказала леди Барбара. - Надеюсь, вы поладите. Девочка напьется с вами чаю, оденется, а потом, я полагаю, мы увидим вас обеих в гостиной.
Миссис Лейси встала, молча взяла за руку Кейт и поцеловала ее, леди Барбара вышла.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Кейт окинула взглядом гувернантку, и сердце девочки сжалось: лица грустнее она еще не встречала в своей жизни. Его выражение было добрым и мягким, но глаза женщины, казалось, пролили так много слез, что больше плакать уже не могли.
- Не устали ли вы, моя милая? - спросила миссис Лейси тихим голосом.
Ее голос был еще грустнее от желания придать ему больше нежности. Бедная женщина! Сегодня утром она рассталась с сыном и покинула дом, в котором прежде жила с мужем и детьми.
Кейт крайне смущалась при тетках, но тут почувствовала себя более свободно, и на вопрос миссис Лейси ответила обычным своим тоном:
- Нет, нисколько, покорно благодарю!
- А долго ли вы ехали? - поинтересовалась гувернантка.
У Кейт, молчавшей непривычно долгое время, теперь развязался язык. Она начала описывать все происшествия этого дня, болтала, не замечая, слушают ли ее или нет. А когда наконец девочка остановилась, чтобы перевести дыхание, и взглянула на миссис Лейси, она увидела, что та, закинув голову на спинку стула и устремив глаза в одну точку, была далеко от предмета разговора.
Тогда Кейт выглянула в окно, из которого, впрочем, ничего не было видно, кроме мрачного сада, и принялась бродить из угла в угол, разглядывая предметы, находившиеся в комнате. Увидев фортепиано, девочка вспомнила, как Мэри пыталась учить ее музыке. После шестинедельной муки мистер Вардур решил, что это ученье - только потеря времени для обеих, и Кейт с облегчением вздохнула. Потом Кейт подошла к книжному шкафу, где тетки заботливо поместили те книги, которыми сами дорожили в детские годы и большую часть которых она еще не читала.
Новоиспеченная графиня уселась читать "Робинзона Крузо" и так увлеклась, что больше не беспокоила миссис Лейси до тех пор, пока не пришло время пить чай и потом идти одеваться.
Горничная переодела Кейт в белое платье, выглаженное так аккуратно, что на него весело было смотреть, и девочка отправилась вниз. Но не успела она дойти и до половины лестницы, как услышала за собой голос:
- Миледи! Миледи!
Кейт даже в голову не пришло, что это к ней обращаются, поэтому она даже не повернулась. Но горничная догнала девочку и остановила ее:
- Ваши руки, миледи! Они выпачканы чем-то черным!
- Вот еще! - воскликнула Кейт. - Я же их только что вымыла!
- Да, миледи, но вы держались за перила, когда сходили вниз. Боже мой, а лоб-то! Что скажет леди Барбара, если увидит вас в таком виде?
Лоб Кейт испачкала, вероятно, когда старалась заглянуть через перила вниз, в залу. "Дома мне случалось бывать куда грязнее!" - с досадой подумала девочка, всем своим видом выражая нетерпение.
Сойдя наконец вниз в гостиную вместе с миссис Лейси, Кейт начала разглядывать все находившиеся там дорогие вещи. Она ни до чего не дотрагивалась, но расспрашивала обо всем.
На некоторые вопросы гувернантка отозвалась тихим безучастным голосом, остальные остались без ответа. До сих пор Кейт мало обращала внимания на расположение духа и чувства окружающих, девочке не только никогда не хотелось сделать что-нибудь для этих людей, но она о них даже не думала.
В комнату вошли тетки с мистером Вардуром. Кейт с радостью подбежала к последнему и потащила его к группе из белого мрамора, больше всего ей понравившейся и изображавшей Юпитера и его орла. Она только не помнила, кто именно в легенде кормил птицу.
- Ганимед, - усмехнулся мистер Вардур.
Кейт, любившая мифы, начала торопливо рассказывать о рождении и молодости Зевса. Этот предмет заставил девочку забыть и теток, и все остальное, а мистер Вардур подсказывал ей, как всегда делал в тех случаях, когда она что-то забывала.
В конце концов Кейт слишком уже расходилась, и священнику пришлось остановить ее болтовню. Он заговорил с миссис Лейси, а Кейт направилась к теткам и остановилась возле той из них, которую меньше боялась.
- Среди этих языческих богов вы, кажется, чувствуете себя как дома, - усмехнулась леди Джейн. - Откуда у вас столь глубокие познания?
- Из книги Чарли, - ответила Кейт. - Там были и мифы, и пояснения к ним, - продолжала она, видя, что тетка ее не поняла. - У Чарли есть и Гомер по-английски!
- Вы, кажется, сведущая барышня, - заметила леди Барбара скрипучим голосом, который так не нравился Кейт. - А музыке вас учили?
- Нет, у меня нет никакого слуха, и я ее ненавижу!
- Ах! - воскликнула с негодованием тетка Барбара.
Увидев испуганные глаза приемного отца, Кейт тотчас вспомнила, что употреблять слово "ненавижу" не следует, и поэтому снова смутилась.
- А рисованию обучали? - продолжала между тем спрашивать тетка.
- Нет, но мне бы очень хотелось… - и Кейт начала ломать себе пальцы, как нередко делала, попадая в неловкое положение.
- Ах! - воскликнула опять леди Барбара, с неодобрением глядя на племянницу.
Однако время было уже позднее, и Кейт вскоре отправили спать. Пожелав всем доброй ночи, девочка поднялась в свою нарядную комнатку, где ее уже ожидала миссис Бартли, горничная.
Но как ни красива была ее новая комната, Кейт сразу же почувствовала с грустью, что она не дома. И дощатый пол, и старая кровать, и стол из простого дерева - все это теперь было бы ей мило, если бы только рядом оказалась Сильвия. Кейт никогда не ходила спать без своей названой сестры, и теперь ей представлялось, как Сильвия от нее далеко и как она, может быть, так же смотрит на ее пустую кровать и, пожалуй, воображает еще, что в эту минуту Кейт больше думает о своем величии, чем о разлуке с ней!
Впрочем, не только эти мысли огорчали Кейт. Она, увы, принадлежала к числу тех глупых девочек, которые боятся темноты. Сильвия не была труслива и всегда умела успокоить свою подругу, давая объяснения всем пугавшим девочку очертаниям предметов или странным звукам. Падающий в комнату свет луны Сильвия не принимала за огонь, она умела отличать разговор служанок от завывания ветра или от возни мышей, и вообще Кейт казалось, что ее подруга сумеет дать отпор ворам и разбойникам. Словом, хоть Сильвии и случалось иногда засыпать первой, но одно ее присутствие уже как будто охраняло Кейт.
Теперь, увидев, что горничная закончила все приготовления и собирается уйти, Кейт начали представляться необыкновенными и комната, и шум экипажей на улице. Сердце девочки забилось, и мысль о том, что сейчас придется остаться одной, показалась ей ужасной.
- Миссис Бартли, миссис Бартли… - сказала она дрожащим голосом. - Вы уже уходите?
- Да, миледи. Мне еще нужно приготовить постели для леди Джейн и леди Барбары.
- О, пожалуйста… - произнесла Кейт самым смиренным и умоляющим голосом, не заботясь о том, что важная и чопорная миссис Бартли сочтет ее трусихой, - пожалуйста, уходя, оставьте мою дверь открытой!
- Хорошо, миледи! - ответила миссис Бартли тем же тоном, каким леди Барбара говорила свое: "Ах!"
Дверь осталась открытой, но заснуть Кейт не могла. Ей казалось, что железная дорога проходит через ее постель, что газовое освещение на улице светит как-то странно… И вообще таких необычных звуков она никогда не слышала дома! Глаза девочки, вместо того чтобы слипаться, широко открылись от страха, а тоска по Сильвии вызвала обильные и горькие слезы.
Кейт всхлипывала все громче и наконец закричала:
- Папа, папа!
Она была уверена, что отец очень рассердится, увидев такую глупость со стороны девочки ее лет, но любой гнев сейчас был лучше этого ужасного одиночества!
Девочка кричала все громче и громче до тех пор, пока не услышала на лестнице голос отца и через мгновение не увидела его возле своей постели.
- Что с тобой, Кейт? Что случилось, дорогая? - с беспокойством спрашивал мистер Вардур.
- Ах, папа! Папа! Я хочу… Я хочу видеть Сильвию! Мне так страшно!
Кейт куталась в одеяло и старалась сдерживать всхлипывания, ожидая упреков, но в голосе отца не было ни нотки гнева.
- Бедное дитя! - проговорил священник тихо и нежно. - Пора, мой друг, оставить эти детские страхи. Ведь ты знаешь, что, где бы ты ни очутилась, одна ты никогда не будешь!
- Нет, нет, папа! Я боюсь! Я не могу этого вынести!
- А прочла ли ты, моя милая, ту молитву, которая поможет тебе в этом?
- Но я никогда не читала ее без Сильвии!
Мистер Вардур вздохнул.
- В следующий раз, Кейт, постарайся представить себе, что Сильвия одновременно с тобой читает ту же молитву у себя в комнате, таким образом ты в молитве соединишься с ней. А теперь начинай, я послушаю тебя!
Перемежая слова всхлипываниями, Кейт прочла успокоительную молитву, которую ее учили повторять на сон грядущий. Мистер Вардур поднялся, но Кейт тут же закричала:
- Нет, папа! Папа, не уходи!
- Я не могу, друг мой, оставить твоих теток одних. Но дам тебе совет: всегда, когда я буду далеко от тебя, читай про себя на ночь девяностый псалом: "Живущий под покровом Всевышнего, в тени Всемогущего почивает…" Ты его знаешь, конечно.
- Кажется, знаю…
- Постарайся почаще его вспоминать, и тогда никакое место тебе не покажется страшным: ты будешь чувствовать защиту Господа. Прощай, я зайду к тебе еще раз перед тем, как идти спать, и надеюсь, что ты к тому времени уже уснешь.
Кейт старалась, напротив, не засыпать до его возвращения, но тщетно: мистер Вардур увидел свою приемную дочь уже крепко спящей.
Глава III
Жизнь на Брутон-стрит
Прошло некоторое время, и Кейт постепенно привыкла к порядкам дома на Брутон-стрит. Дни здесь были до того похожи один на другой, что девочке иногда казалось, что она живет здесь целую вечность.
В половине восьмого она всегда была уже на ногах. Француженка Жозефина, горничная, которую подыскали Кейт тетки, приходила в семь часов и помогала девочке умыться и одеться. Все это делалось по возможности без шума, чтобы не рассердить леди Барбару, которая хоть и вставала гораздо раньше, но ревниво охраняла утренний сон леди Джейн. Тетка Барбара обладала ушами летучей мыши, которые способны слышать малейшие шорохи.
В половине восьмого Кейт отправлялась к миссис Лейси в классную комнату. Там она читала псалмы и выучивала несколько ответов из катехизиса, которые должна была по воскресеньям повторять наизусть тетке Барбаре. Как же не похожи были эти воскресенья на наивные мечтания Кейт об игре в карты и поездках в экипаже! "Тетки, - думала теперь маленькая графиня, - соблюдают воскресенья почти так же строго, как священники, даже строже. Ведь папа позволял нам говорить ответы из катехизиса своими словами и никогда не требовал, чтобы мы заучивали их наизусть!"
- Я и прежде хорошо знала все эти ответы, - заметила однажды Кейт. - Только теперь меня зачем-то заставляют учить разные высокопарные фразы слово в слово. Это просто мучение!
- Леди Кергвент, так выражаться нехорошо! - строго одернула ее миссис Лейси.
Но Кейт рассердилась и надулась, дав волю своему дурному характеру. Зубрежка казалась ей пыткой! Мистер Вардур наверняка сумел бы объяснить девочке, что, несмотря на высокий слог, эти тексты были вполне понятными и чрезвычайно полезными, но, увы, он теперь был далеко.
После катехизиса миссис Лейси давала Кейт урок музыки, к которой ее ученица испытывала отвращение. Девочка рассказала теткам о том, что Мэри в течение шести недель билась с ней совершенно напрасно, что папа в конце концов был вынужден прекратить уроки музыки, ибо "таланта вынудить нельзя", и, наконец, что Эрмин полагал, будто у Кейт музыкальных способностей столько же, сколько у индюка. Однако леди Барбара строго заметила, что раньше мистер Вардур мог решать как ему угодно, но теперь графиня Кергвент обязана заниматься тем, чего требует ее положение.
- Какой толк в этом учении? - воскликнула Кейт почти в отчаянии. - Ведь пользы из этого не выйдет никакой, тетя Барбара!
- Это не помешает мне исполнять свои обязанности! - холодно парировала леди Барбара.
Прямой обязанностью леди Барбары было заставлять ребенка, отданного на ее попечение, учиться тому, что требовалось для молодой леди. Пусть Кейт никогда и не приобрела бы таких познаний в музыке, чтобы доставлять ею удовольствие другим, но сидеть за уроком ей было полезно - не столько для улучшения музыкального слуха и неверного голоса, сколько для укрощения дурного характера.
Перед уроком музыки Кейт мучилась с катехизисом, но поскольку предаваться гневу над священными текстами она боялась, то вся ее досада изливалась на музыкальный урок. Бедная миссис Лейси с нетерпением ожидала девяти часов, когда она могла освободиться от своей ученицы. После урока музыки гувернантка едва двигалась, а ее печальные глаза казались совершенно утомленными. Кейт же, никогда долго не сердившаяся, вскакивала с веселым лицом и, прыгая на одной ножке, являлась в гостиную, где ожидала почту, которая могла принести письмо из дома.
В девять часов леди Барбара читала молитвы в столовой, потом поднималась в классную комнату, где пила чай вместе с Кейт и миссис Лейси, а после этого все трое направлялись в спальню леди Джейн. Там проходили серьезные и чопорные завтраки, совсем не похожие на веселые утренние трапезы в доме священника, где болтовня молодежи часто прерывалась таким громким хохотом, что Мэри приходилось добродушно замечать: "Потише!", на что ей всегда отвечали: "Брось, Мэри, это ведь и вправду смешно!"
Во время завтрака леди Барбара обычно осведомлялась о бывших накануне уроках. Кейт побаивалась этих вопросов, хотя занималась она неплохо и миссис Лейси отзывалась об успехах своей ученицы с большой снисходительностью. Но страшнее всего для девочки были разговоры о ее поведении.
По правде говоря, юная графиня Кергвент была изящно сложенной девочкой с маленькими ножками и ручками, но на свете не было ребенка более неуклюжего, чем она. И чем чаще Кейт об этом говорили, тем более неловкой она становилась. Девочка приходила в трепет, когда за столом требовалось передать чашку чаю леди Барбаре или масло гувернантке. Еще неприятнее было, когда ей приказывали повторить какое-нибудь движение несколько раз, в надежде, что оно будет исполнено грациознее. Повторение раз от разу было все хуже и хуже, пальцы сжимались все сильнее, локти делались угловатее прежнего, плечи выворачивались.
Неловкость девочки и ее дурной характер тетки приписывали ее деревенскому воспитанию. И виновата в этом была сама Кейт, хоть сама этого и не сознавала. Защищаясь от чрезмерных воспитательных речей леди Барбары, она нередко произносила: "Папа так говорил" или "Мэри так делала". И потому неудивительно, что тетки были самого дурного мнения о ее прежних воспитателях и находили, что Кейт необходимо забыть о них, и в конце концов запретили племяннице упоминать о мистере Вардуре, не говоря уже о том, чтобы называть его "папа".
Глаза Кейт засверкали от гнева и раздражения:
- Я не могу от этого отвыкнуть! И не хочу!
- Вы должны привыкнуть к тому, что прилично вашему званию, леди Кергвент. Поэтому я попрошу миссис Лейси задавать вам лишний урок всякий раз, когда вы будете называть мистера Вардура "папой"! - строго проговорила леди Барбара.
Кейт зарыдала и выбежала из комнаты. Когда же слезы высохли и всхлипывания стихли, она начала размышлять о жестокости тетки и о том, как дурно было с ее стороны развивать в племяннице неблагодарность. Девочка даже сочинила целую речь, которая начиналась так: "Леди Барбара Умфревиль! Когда несчастная сиротка была бедна и всеми забыта, мой дядя, мистер Вардур, был для меня настоящим отцом. Вы можете растерзать меня дикими лошадьми, но я не перестану называть его папой до последнего моего вздоха!"
Что юная графиня хотела выразить словами: "можете растерзать меня дикими лошадьми", осталось неизвестным, но тем не менее с тех пор стоило только леди Барбаре взглянуть попристальнее на Кейт, - и та останавливалась на первом же слоге "па…" и вместо этого дрожащим голосом говорила "дядя". Внутренне она, правда, сокрушалась и сердилась, но запрещенные теткой слова вырвались у нее всего раз или два - и то совершенно нечаянно.
Итак, именно Кейт из-за своей привычки не придерживаться истинной правды была виной тому, что тетки составили себе дурное мнение о ее друзьях. Однако мы ушли слишком далеко от описания времяпрепровождения Кейт в Брутон-стрит.
В час пополудни она отправлялась с гувернанткой гулять. Если из дома приходило письмо, девочка читала его, пока Жозефина одевала ее, как одевают кукол. Если же Кейт случалось держать в руках книгу, то она предавалась чтению до тех пор, пока миссис Лейси не заглядывала в дверь, чтобы посмотреть, готова ли она.
Прогулка по мрачным улицам или марширование вокруг садов Беркли-Сквер были далеко не таким веселым занятием, как утренние игры с Сильвией в садике возле дома в Олдбороу. Здесь Кейт чувствовала себя узницей. Другие дети в этих садах играли вместе, ей же это было строго запрещено. Смотреть на них, думать о Сильвии и Чарли, чувствовать, что в эту минуту какая-нибудь веселая игра была бы самым большим счастьем в мире, - вот и все, что оставалось Кейт.
Можно было еще, пожалуй, рассказывать миссис Лейси про Сильвию, про впечатления, вынесенные из чтения истории и разных повестей, но получаемый на все эти рассказы тихий и равнодушный ответ: "Да, друг мой", ясно показывал, что гувернантка не слышала ни одного слова. Когда же Кейт поднимала на нее глаза, то кроме черной вуали, которая всегда была спущена на лицо гувернантки, ничего видно не было. "Надо же - сущее несчастье, что именно мне попалась такая грустная гувернантка!" - думала Кейт про себя.