- Тогда уж у Кешки будет работы хоть отбавляй: Веник плавать не умеет и очень любит тонуть.
- А ты Веника не трогай! - грозно закричала Липучка, чуть не набрасываясь с кулаками на Сашу.
Она так заорала, что я даже вздрогнул и на миг засомневался: для меня ли она сводила свои веснушки? Я слегка огорчился… Но лишь на миг, потому что сразу же понял: прозвище Липучка не совсем точное - она не "липнет" к своим приятелям, а просто всех их любит по-дружески. Их по-дружески, а меня… по-другому. Я успокоился.
Липучка повернулась к Кеше-Головастику и стала громко ему объяснять:
- Ведь мы же за город культурный боремся. Да? А Веник (полное его имя: Ве-ни-а-мин!) самый культурный из нас, самый образованный, и вообще… он почти все на свете книжки перечитал!
- Это верно. Это правильно, - пошёл на примирение Саша. - Но ведь у него ещё мамаша имеется, по имени Ангелина Семёновна. А она вовсе не захочет, чтобы Веник боролся за такой город… Она вообще не хочет, чтобы он боролся, а хочет только одного: чтобы её Веничка потолстел! Или, как она говорит, "значительно прибавил в весе"!
- Хочет, чтобы потолстел? - переспросил Кеша. И глазки его хитро прищурились, словно голубые озёрца на глобусе внезапно обмелели и сузились. - Возникает у меня, между прочим, одна мыслишка!
- Ой, Кешенька! Ой, миленький! - закричала Липучка. - Не упускай эту мыслишку! Не упускай!
- Сейчас, сейчас… Одну минутку!
Все мы уставились на сообразительного Головастика. И я вспомнил, как Саша предупреждал, что у Кешки из головы "всякие идеи наружу выскакивают". Что, интересно, выскочит оттуда на этот раз?
Головастик стал выкладывать свою идею не просто так, а словно подарок какой-нибудь преподносил. Он весь в этот момент изменился, будто повзрослел, и голос у него сделался важным и неторопливым:
- Так вот что я вам скажу: можно вашего Вениамина, по прозвищу Веник, сюда вызвать. Тем более, нам веники и метёлки очень нужны: мы ведь и за чистоту в городе боремся!
Липучка простила ему эту насмешку над её драгоценным Вениамином и, прямо впившись глазами в Головастика, вскрикнула:
- Как?! Как можно вызвать?
- У нас ведь тут всякие источники обнаружились. Есть даже, как вам известно, источник красоты. А мы откроем источник полноты! Специально для Веника и его мамы… Как её зовут?
- Ангелиной Семёновной! - торопливо подсказала Липучка.
- Ну вот, значит, для Ангелины Семёновны! Напишем, что открыли у нас такой источник, от которого каждый день по три килограмма прибавляют!
- Это многовато, - тихонько возразила Липучка.
- Ну, по килограмму!..
- Тоже слишком…
- Ну, по триста пятьдесят грамм! Мне не жалко. В общем, прибавляют - и всё! Пусть Веник три раза в день чистую водичку попивает, а в остальное время борется за культуру! Вот так… И пусть дедушка Антон, как врач, официально подтвердит наше сообщение. Веник-то ведь всё равно тут поправится. А от воды или от чего другого - это значения не имеет. Пусть его мамаша думает, что от источника полноты! У нас вон там, за пляжем, один чистый ручеёк из холма пробивается. Вот и будет источником полноты. Что? Неплохая мыслишка?
- Ты просто… ну, просто… - Липучка от восторга никак не могла подобрать подходящего слова. - Ну, просто… Головастик!
Голубые озёрца на глобусе снова расширились, будто вошли в свои прежние берега, и вообще Кеша сразу стал прежним - не важным, а смешливым и симпатичным. Он и Липучка как-то выжидательно уставились на Сашу… И тут я понял, что хоть все главные идеи и "выскакивают" из Кешиной головы, но самый главный у нас в "пятёрке" всё-таки Саша и что это уж его дело: одобрять или не одобрять мыслишки, которые "выскакивают" из Головастика.
- Это ты хорошо придумал, - сказал Саша. - Давайте откроем источник полноты. Не везёт же Венику с медициной: в прошлом году ему живот понапрасну йодом мазали, а теперь будет воду без толку глотать…
Липучка нахмурилась (наверное, обиделась за Веникин живот!), но потом решила больше не спорить с Сашей, чтобы не терять даром время, и всех нас заторопила:
- Давайте скорее домой поедем! И сразу напишем это самое письмо. Нет, телеграмму! Про источник. Давайте!..
- Мы ведь искупаться хотели, - возразил Саша. Но, взглянув на Липучку, нажал на педаль - и мопед сразу застрекотал. - Ладно уж, поедем!
Саша, Липучка и я забрались на свои места, а Кеше места не хватило, и он побежал рядом, то и дело напарываясь на камешки и колючки и хватаясь то за одну, то за другую раненую пятку. Когда мы не спеша (дорога шла в гору) добрались до первой городской улочки, Липучка вдруг вскрикнула:
- Ой, Кешенька, ведь ты же совсем голый!
Мопед остановился, и все мы растерянно оглядели Головастика.
- Нехорошо-о, - покачал головой Саша, - борешься за высокую культуру, а сам в таком виде по улицам разгуливаешь, народ пугаешь!..
- И как это я не заметил? Увлёкся!.. - смешно прикрывая грудь руками, пробормотал Головастик.
- Ой, Кешенька, это из-за меня. Честное слово, из-за меня! - Липучка виновато застучала самой себе кулаком по лбу. - Это же я всех торопила… со своим источником полноты!
- Уж если тебе что-нибудь втемяшится! - проворчал Саша. - То вызываешь Шурку, то подавай тебе Веника!..
- А разве ты сам… не хотел, чтобы я приехал? - тихо поинтересовался я из глубины своей коляски.
- Нет, я тоже хотел. Но слово "немедленно" - это уж она в телеграмму добавила. А теперь вот с Веником…
- Он ведь у нас самый культурный, самый начитанный… - пролепетала бедная Липучка.
Но Саша продолжал воспитывать свою двоюродную сестру:
- И на реку прямо с вокзала ехать - это тоже Липучка придумала: не терпелось ей, видите ли, поскорее Шуру с тобой, Головастик, познакомить. Даже домой не заехали, чемодан не завезли. Она ведь если прилипнет!..
Но добродушный Кеша, видно, не привык расстраиваться из-за таких пустяков. Он махнул рукой и, вновь припадая то на одну, то на другую пятку, побежал обратно к берегу.
Ну а мы через минуту уже были возле домика, в котором жили мой дедушка и Саша со своими родителями и бабушкой Клавдией Архиповной, которую моя мама с детства называла тётей Кланей.
Мы въехали во дворик - и тут я убедился в том, что собака действительно лучший друг человека. Наш пушистый шпиц Берген большим снежным комом бросился мне под ноги. Он лаял, визжал, лизал мне колени. Это был второй, после Липучки, житель Белогорска, который целовал меня в честь приезда. Не зря его имя, которое я придумал, совпадает с названием целого острова Шпицбергена!
Я заметил на шее у нашего доброго, послушного Бергена чёрную полоску ошейника.
- А это зачем? - спросил я.
- Не беспокойся: мы его на поводке не прогуливаем. Шпиц Берген стал у нас главным связным! Понятно? И мы под этот ошейник всякие важные документы засовываем.
- Какие документы?
- Андрей Никитич-то, как и раньше, за рекой живёт. На окраине, которая Хвостиком называется…
- Это я знаю.
- Ну, когда он там, а мы здесь и что-нибудь срочное передать надо, тогда мы сразу же Бергена в дорогу снаряжаем. Он и мчится со всех ног. А потом ответ нам приносит… Старый уже, а справляется!
Саша ласково-ласково погладил шпица. Я даже не ожидал, что он умеет быть таким ласковым… Со мной он, по крайней мере, никогда таким не был.
Дедушкино крыльцо, как и прежде, было пустое, заброшенное, а крылечко напротив - прибранное, аккуратненькое. И под ковриком на этом аккуратном крылечке, убранном тётей Кланей, лежал ключ от дедушкиной комнаты.
- Вот странно: всё как в прошлом году в день твоего приезда было, так и сейчас, - задумчиво сказал Саша. - Дедушка Антон у себя в больнице, мои папа с мамой - в геологической экспедиции, а бабушка опять на рынке: хочет сегодня в честь твоего прибытия торжественный ужин устроить!
И в комнате у дедушки тоже ничего не изменилось: на самом видном месте по-прежнему красовалась под стеклом похвальная грамота, которую моя мама получила в десятом классе, а на другой стене всё так же висели разные самодельные полочки и фигурки, которые дедушка выточил своим любимым лобзиком. Всё так же у стены стояла железная дедушкина кровать, а возле окна - приготовленная для меня раскладушка.
Я посмотрел на всю эту обстановку и вдруг подумал о том, что, наверное, и давным-давно, когда ещё мама моя бегала в школу, в этой комнате всё было точно так же и уж конечно висел на стене деревянный топорик с выжженными на нем узорами. Я знал, что эти узоры дедушка при помощи солнца выжег сквозь увеличительное стекло больше тридцати лет назад: на ручке стояла тоже выжженная солнышком цифра - "1925".
"Какая же это ужасная несправедливость, - подумал я, - люди стареют и даже умирают иногда, а всяким деревянным топорикам хоть бы хны: они висят себе на стене, почти что не меняются и, может быть, даже переживут тех, кто их сюда повесил… А лучше бы люди переживали и вещи и вообще всё на свете!"
- Ну, давайте скорее сочинять телеграмму! - вновь заторопила нас Липучка.
И я сразу перестал размышлять о людях, о вещах, о старости и обо всём таком прочем…
Липучка взяла с дедушкиного стола листок бумаги, ручку и под Сашину диктовку написала:
"ОТКРЫЛИ ИСТОЧНИК ПОЛНОТЫ ПРИЕЗЖАЙ".
- Немедленно! - прошептала Липучка и дописала это самое словечко, которое заставило меня отказаться от берега Чёрного моря и прибыть на берега реки Белогорки.
- Вы не сердитесь, пожалуйста, - тихо сказала Липучка, - только я сейчас же сбегаю на почту. Ладно? Чтоб он поскорее приезжал! Ладно? А вы здесь подождите…
И она вновь громко прочитала текст телеграммы:
"ОТКРЫЛИ ИСТОЧНИК ПОЛНОТЫ ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО".
Тут было на целых три слова больше, чем в телеграмме, которая пять дней назад погнала меня через бульвар к глубоко интеллигентному дяде Симе. Всего пять дней назад. А мне почему-то казалось, что это было уже очень-очень давно…
В ЭТОМ ГОРОДЕ ЗАХОЧЕТСЯ ЖИТЬ!
Наверное, Ангелина Семёновна очень уж сильно хотела, чтобы Веник потолстел, потому что через неделю мы уже встречали на станции Липучкиного любимца и его маму. Правда, вдогонку за телеграммой мы ещё отправили и заказное письмо моего дедушки, в котором он от имени всей белогорской медицины авторитетно подтверждал то, что было написано в телеграмме. То есть об источнике полноты он, конечно, ничего не писал, а писал просто, что в Белогорске Веник обязательно поправится и "значительно прибавит в весе", как этого и хотела его мама.
На вокзале Ангелина Семёновна вдруг бросилась меня обнимать, будто я был её ближайшим родственником и она обо мне очень соскучилась.
- Я приехала в этот город, как в родной дом! - заявила Ангелина Семёновна. - Интересно, не подешевели ли здесь комнаты?
- Подешевели! Подешевели! - стала торопливо успокаивать её Липучка. - Ведь у нас теперь есть Общественный комитет, и он следит, чтобы не было никаких… ну, как бы это выразиться?.. злоупотреблений! А года через три у нас тут санатории и дома отдыха откроются, прямо возле источников!
- Ну, до этого счастливого времени я не доживу, - тяжело вздохнула Ангелина Семёновна.
Я взглянул на её полное, цветущее лицо, и мне показалось, что она доживёт даже до той далёкой поры, когда наш маленький Белогорск станет каким-нибудь всемирно известным курортом.
- И автобус у нас теперь без кондукторов, и кинотеатр без контролёров. - Липучка так торопилась обо всём этом рассказать Ангелине Семёновне, словно мама Веника всю жизнь страдала от автобусных кондукторов и ужасно натерпелась от контролёров в кино. - И вообще, мы боремся за город высокой культуры! И поэтому нам очень нужен был ваш сын, Ангелина Семёновна! Ведь он же самый культурный из нас…
- Зачем ты так? Нехорошо как-то получается… - тихо проговорил Веник.
И я вдруг подумал, что когда-нибудь он станет, наверное, таким же глубоко интеллигентным человеком, как дядя Сима. Он даже сейчас уже чем-то очень напоминал мне старинного дедушкиного друга.
- И ещё он самый скромный из нас! - воскликнула Липучка.
И звонко чмокнула Веника в щёку. Это был уже седьмой поцелуй… Я считал - и получилось, что Липучка поцеловала его на целых два раза больше, чем меня. И глаза у неё блестели, и пузырьки сверкали, и вообще мне стало окончательно ясно, что веснушки она сводила совсем не ради меня. И что мне уже не придётся объяснять ей, что я люблю её всего-навсего "любовью брата".
Веника она, наверное, тоже не любила (Саша тут всё напутал!), а очень уважала, как самого образованного и начитанного из нас. И мне было обидно, что про меня никто никогда не говорил и, должно быть, не скажет, что я образованный и культурный. И ещё было ясно, что теперь уж я могу сидеть в мопеде не в профиль к Липучке, а как угодно, потому что моя внешность её ничуть, ни капельки не волнует.
На площадке перед вокзалом у нас случилась неожиданная катастрофа. Мы прибыли на двух мопедах с колясками, на которых той самой аппетитной сиреневой краской было написано: "Наши общие колёса!" Липучка забежала вперёд и гостеприимно распахнула дверцу перед Ангелиной Семёновной. Мама Веника долго, с трудом залезала в эту коляску, а когда залезла, "наши общие колёса" не выдержали - что-то хрустнуло, треснуло, и коляска медленно осела.
- Вот уж "источник полноты"! - шепнул мне на ухо Кеша-Головастик. И тихо прыснул.
Липучка метнула на него сердитый взгляд: она, значит, не только Веника, но и его ближайших родственников решила взять под свою защиту! "А вот меня бы она никогда не стала так защищать. И мою бедную маму, которая, уж наверное, очень соскучилась без меня, тоже!.." - подумал я. И мне стало как-то грустно и одиноко, несмотря на то что вся площадка возле станции была забита людьми и чемоданами.
Саша и Кеша сразу принялись ремонтировать наш пострадавший мопед. А мы с Липучкой решили отправить Ангелину Семёновну на автобусе без кондуктора, а на двух мопедах доставить в Белогорск вещи и Веника, который за зиму в Москве снова похудел и весом своим ничуть не угрожал "нашим общим колёсам".
В тот же самый день вся наша "пятёрка" собралась в здании Общественного комитета. Это я, конечно, немного громко сказал - "в здании". На самом деле никакого здания у комитета не было, а была одна небольшая комнатёнка, в которой стояли стол со стулом и ещё стульев пять или шесть вдоль стены. А под самым потолком висел плакат: "Не забудь: мы соревнуемся с городом Песчанском!"
Андрей Никитич составил стулья в кружок посреди комнаты, пригласил нас всех сесть и сам тоже присел на краешек стула.
- Ну, ребята, давайте потолкуем, - сказал он. - Раз уж весь боекомплект налицо. Вся "пятёрка"! И даже москвичи к нам на подмогу прибыли…
Он положил руку ко мне на колено, и я немного выставил колено вперёд, чтобы руке его было поудобнее и чтобы она вдруг не соскользнула.
- Захотелось вместе с вами помечтать немножко, - продолжал Андрей Никитич. - Я и с другими "пятёрками" беседовал… Я всего год живу в Белогорске, а сперва хочется старожилов послушать: как они себе представляют будущее нашего города?
Андрей Никитич указал рукой на старожилов (на Сашу, Липучку, на Кешу-Головастика). И снова вернул свою руку ко мне на колено, которое от волнения стало потихоньку затекать. Но я и пошевелить им боялся: пусть все старожилы видят, что у нас с Андреем Никитичем самые что ни на есть простые и даже товарищеские отношения: ведь никто из них не ехал с ним вместе в поезде, в одном купе, а мы с Веником в прошлом году ехали от Москвы до Белогорска!
Первой из старожилов, конечно, затараторила Липучка:
- Ой, наш город должен стать самым красивым!..
- Он и сейчас красивый, - возразил старожил Саша. - Не в этом дело. Надо, чтобы он самым… ну, что ли, честным стал, чтобы всё на доверии было! У нас уже и сейчас автобусы без кондукторов, кинотеатр без контролёров…
У Кешки-Головастика глазки сузились, засветились:
- И чтобы в школе всё тоже было на доверии: уроков не проверять, контрольных не устраивать! Кинотеатры без контролеров, а школы без экзаменов!
Андрей Никитич обратился к нам с Веником:
- Что ж, такой замечательный почин моего племянника, Головастика, друзья-москвичи, наверно, не прочь будут и в свои школы перенести, а?
Я неопределённо пожал плечами, хотя Кешкино предложение мне очень понравилось.
- Это, конечно, шутки, - неожиданно вступил в разговор Веник. - А я хочу серьёзно сказать… С нами в поезде много людей сюда направлялось. Все стремятся поправить своё здоровье. И тут вот следует прийти на помощь…
Образованный Веник был всё тем же: он не мог сказать просто "ехали", а говорил - "направлялись", вместо "хотят отдохнуть" говорил - "стремятся поправить своё здоровье", а вместо "надо помочь" говорил - "следует прийти на помощь". Но, конечно, он, несмотря на это, был добрым, умным и таким честным, что я бы, например, никогда не хотел сидеть с ним за одной партой, особенно во время этих самых контрольных работ, которые Кешка-Головастик предлагал отменить, но которые пока ещё, к сожалению, не отменили.
Андрей Никитич перенёс руку с моего колена Венику на плечо:
- Правильно! Городок наш небольшой, и предприятий здесь не так уж много, но одну очень важную фабрику мы с вами здесь должны построить: "фабрику здоровья"! А здоровье, ребята, - это очень важная штука. Вам сейчас этого ещё не понять: ваши организмы, как шофёры говорят про свои автомобили, пока ещё период обкатки проходят, а я уже в капитальном ремонте побывал… Вот у Шуриного дедушки! Но уж, знаете, отремонтированный мотор - не то что новый.
И, как тогда, в поезде, Андрей Никитич медленно и тяжело-тяжело, будто на протезах, заходил по комнате. А потом снова присел, глубоко погрузил все десять пальцев в густые, волнистые волосы и стал ерошить их, будто прогоняя прочь грустные, неотвязчивые мысли.
- Не нравится мне, когда приезжих тут "дикарями" или "дикарками" называют, - сказал вдруг сердито Андрей Никитич. - Это же трудовые люди, гости наши с вами, а мы им: "дикари"! Нехорошо! Раньше-то вообще безобразия творились: люди в отпуск, от трудов своих отдыхать приезжали, а с них тут некоторые дельцы втридорога за квартиры драли; со станции подвезти - опять раскошеливайся, на станцию с чемоданами - снова то же самое… Ну, тут мы порядок навели: мародёров на чистую воду вывели, а через вокзал автобус пустили…
- Без кондуктора! - гордо вставила Липучка.
- Раньше он, из Белогорска в Песчанск курсируя, вокзал стороной объезжал. А теперь не объезжает. Да и "наши общие колёса" иногда на помощь подкатывают: особо почётных гостей встречают!
Андрей Никитич обнял нас с Веником, - и это нам обоим было очень приятно. Даже строгий и сдержанный почётный гость Веник слегка улыбнулся.
- У нас тут пионерские "пятёрки" много разных дел затеяли: за чистотой следят, улицы деревьями обсаживают, старикам помогают… А вашу "пятёрку" на самый важный участок бросим: на борьбу за человеческое здоровье! Согласны?
- Согласны, - за всех ответил Саша. - Только как всё это будет?