- Мы ведь еще увидимся, правда? - спросила Викса, когда объявили регистрацию.
- Конечно, девочка, обязательно, - кивнула Лэйла. - Мы же теперь подруги.
- Я тебе каждый-прекаждый день буду писать, - затараторила Викса. - Каждый-прекаждый! И английский весь выучу. И итальянский тоже!
Желая подтвердить свою готовность, Викса на весь зал прокричала:
- Порка мисерия!
Итальянская группа, сдававшая багаж неподалеку, прислушалась.
Лэйла со Змеем покраснели и прикрыли Виксу от любопытных земляков.
- Весь не учи, - разрешила Лэйла. - Так, немного, чтобы поговорить можно было.
Впятером они дошли до паспортного контроля, и вот теперь настала пора прощаться окончательно. Уже пройдя таможенный досмотр, капитаны с Виксой встали кучкой и посмотрели на каких-то мигом осиротевших супругов Монтазио. У всех в горле застрял ком, и чтобы прогнать его и как-то разрядить обстановку, совершенно не договариваясь, и те, и другие крикнули: "Окунитесь в алебастр!" А потом Лэйла со Змеем поспешили уйти.
- Долгие проводы - лишние слезы, - сказал Боря, погладив Виксу по голове. - Идем, самолет ждать не будет.
Их ждал Гонконг.
Всю дорогу домой Лэйла задумчиво молчала. Змей знал, что не надо ее тормошить. Его жена сейчас находилась на подзарядке. Где-то там, внутри, Лэйла взвешивала все "за" и "против". "За" было гораздо больше, Змей это знал, но такова уж Лэйла - она несколько раз перепроверяла то, на что давно решилась. И накручивала, накручивала, накручивала себя, чтобы взорваться отборной руганью и готовностью к свершениям.
- Змей, - задумчиво спросила она. - Ты все еще хочешь детей?
- Да, мэм.
- Не слышу.
- Так точно, мэм!
- Своих, собственных?
- Разумеется, мэм!
- Но ведь ты не будешь против, если мы возьмем еще и приемных?
- Да, мэм!
- Ты не боишься, что будет трудно?
Змей с сарказмом посмотрел на жену:
- Ты издеваешься? Когда нам было легко?
4
Богатство бывает разное (если рассуждать узко и говорить о богатстве только в значении материальной обеспеченности). Пять миллионов, наверное, мало для миллиардера, но много для безработного. Тут дело не в количестве, а в запросах. Богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Недаром Шура Балаганов на вопрос, сколько ему нужно для полного счастья, назвал точную цифру: пять тысяч в год. Разумеется, для кого-то это копейки, но кому-то - тарелка супа, саечка и, может быть, изредка бутылка пива, не самого лучшего, но так, вечерок перед телеком скоротать.
Иван Иванович стал богат. Не неприлично богат, когда человек сорит направо и налево купюрами, покупает дорогие авто, в общем-то, совсем ему не нужные, и просаживает круглые суммы в казино, хотя сроду не верил в удачу. Нет, Мезальянцу деньги голову не вскружили.
Иван Иванович поменял лицо, прикус, документы и стал Робертом Миллером. С таким именем можно жить и в России, и в Соединенных Штатах, и в Европе, и в Африке. Он даже избавился от папиллярных узоров на пальцах, хотя это, в общем-то, довольно болезненная и главное - бесполезная процедура, потому что спустя некоторое время узоры восстанавливаются. Но какое-то время его нельзя будет вычислить по отпечаткам.
Иван Иванович жил в номерах "люкс" пятизвездочных отелей с видом на море. Он не шиковал, но и ни в чем себе не отказывал. Иван Иванович брал уроки - изучал испанский, португальский, греческий, турецкий, иврит и идиш, греческий, французский, итальянский и арабский, словом - языки Средиземноморья.
Иван Иванович боксировал каждый день по паре часов и делал значительные для немолодого непрофессионала успехи. Иван Иванович нарастил мышцы и отпустил эспаньолку. Иван Иванович плавал с аквалангом и освоил серфинг. Он читал книги в оригиналах, смотрел фильмы и телепередачи на языке страны, в которой жил, каждое утро бегал вдоль набережной, не гнушался беседовать с обслуживающим персоналом и всегда давал щедрые чаевые. Он даже научился танцевать танго, сальсу и чачача не хуже инструктора.
Но пустоты, образовавшейся внутри, заполнить не мог. Пустота всасывала все, чем кормил ее Мезальянц, и выплевывала только тоску-печаль. На душе было холодно, гадко, поганое ощущение утекающего сквозь пальцы времени.
Он не привык к таким эмоциям.
Казалось бы, Иван Иванович сделал все. Разрушил планы Первого, сам вышел сухим из воды, обеспечил тылы… отчего же так хреново? Ведь не из-за того, что он увел у Первого из-под носа артефакты. Не из-за того, что надул Контору и подставил Свиридова. И убитого Сорри ему ни капли не было жалко (возможно, Иван Иванович и зря прихлопнул бедного рыбака, но угрызений совести на этот счет не испытывал и не собирался).
Только вкуса еды он не чувствовал с тех самых пор, как из Парижа кумом королю уехал в Ниццу. И сон стал прерывистый и тяжкий, будто домовой душит. Хоть к мозгоправу обращайся.
В конце концов Мезальянцу это надоело. Он решил отправиться в круиз, а если и это не поможет разобраться в себе - сдаться на милость моссадовских психологов. Это не значило, что Мезальянц так жаждал вернуться к работе. Но что-то же делать надо!
И последний шанс оказался выигрышным. Он понял все, что требовалось для восстановления душевного спокойствия. Все дело оказалось в танцах.
Мезальянц не очень разбирался в музыке, поэтому на танцплощадку, где играли живые музыканты - какой-то джаз-банд, но они лабали и популярные танцевальные хиты в латиноамериканской обработке, - заглянул случайно. Да так и залип у бара, наблюдая за немолодой, но все еще эффектной женщиной, с которой танцевал пожилой господин в ярко-красном галстуке, из-за которого нельзя было понять, носит господин еще что-то или интенсивная окраска галстука заменяет еще и гардероб. Впрочем, как раз на галстук Иван Иванович внимания и не обращал, потому что женщина эта была ему хорошо знакома. Настолько хорошо, что едва плохо сделалось. Женщина тоже предпочла сегодня ярко-красный колорит, на один тон спокойнее, чем галстук ее партнера, но тоже вызывающий. Однако, несмотря на яркость, красный очень шел женщине, и даже молодил ее. Сторонний наблюдатель решил бы, что она испанка. Или каталонка. Но Ивана Ивановича провести было трудно. В конкретном случае - вообще невозможно.
В голове щелкнул тумблер, и тускло освещенный внутренний мир Мезальянца превратился в залитый ослепительным белым светом коридор, ведущий к единственной и неповторимой цели, которую Иван Иванович отчего-то до сих пор не замечал.
Танец закончился, пожилой кавалер, облобызав ручку партнерше, удалился за свой столик. Мезальянц тоже удалился, но уже через несколько минут вернулся: слегка освежившийся, в очках, без диоптрий, но со слегка тонированными линзами.
Очень кстати банда наяривала танго. Мезальянц, не снижая скорости, подошел к знакомке, щелкнул каблуками и пригласил на танец. Дама легко, будто и не танцевала только что, согласилась.
Что же, на что-то и уроки бальных танцев сгодились. Мезальянц повел. Танго - это страстный танец, и тут одной техники мало, здесь требуется чувство. Мезальянц этим чувством просто кипел, в него словно бес вселился: все получалось, и движения были точны и завершенны. Прекрасная незнакомка тоже прекрасно чувствовала себя в танце, и не скажешь, что она уже два месяца как отправилась в мир иной и должна сейчас покоиться на одинцовском кладбище.
- Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, - представился Иван Иванович.
- Мария. Просто Мария, - ответила она в такт музыке, чтобы не сбивать дыхание.
- Очень приятно, просто Мария. Хотя мне казалось, что вам подошло бы другое имя. Например, Барбара.
Нервы у женщины оказались стальными. Она следовала за "Бондом", то тесно прижимаясь, то отстраняясь на расстояние вытянутой руки, и ни разу не сбилась. Что ж, тем интереснее.
- Интересный вы круиз выбрали, - продолжил светскую беседу Мезальянц. Он явно был сегодня в ударе - дыхание не сбивалось, тело двигалось автоматически, оставляя голове думать не о танце, а о деле.
- По-моему, это один из кучи возможных маршрутов, - парировала просто Мария. - Я выбирала тот, где больше всего охвачено стран.
- Я тоже. Хочу слегка встряхнуть Старый Свет.
И Мезальянц посмотрел на просто Марию поверх очков.
Если этот взгляд и встревожил ее, то виду она не подала.
- Вы полагаете, что встряска пойдет ему на пользу? - уточнила женщина. - Между прочим, вибрации очень вредны. Для всех. Особенно для тех, кто работает на вибрационных установках. Вы не из таких?
- Изредка встряска бывает очень даже полезна. - "Бонд" буквально опрокинул партнершу, но у самого пола удержал и бережно поднял на ноги.
Зрители - да и музыканты тоже - громко зааплодировали.
- Вы очаровательны. - "Бонд" прикоснулся губами к руке Марии.
- Благодарю, вы очень хорошо танцуете, - ответила она.
- Могу ли я предложить вам бокал шампанского, чтобы продолжить наше знакомство?
- Что-то мне подсказывает, что отрицательный ответ вас не устроит. - Мария позволила взять себя под локоть и увести к дальнему столику.
Банда музыкантов, видимо, слегка устала, поэтому наигрывала тихую простую мелодию, никто уже не танцевал, и скоро все позабыли о яркой паре, так круто отжигавшей несколько минут назад. Никто бы не подумал, что прямо сейчас между танцорами происходит жесткая схватка, прямо за столом.
- Вы сильно изменились, Иван Иванович.
- Иван Иванович умер. Меня зовут Роберт.
- Красивое имя. Что с вашей мимикой, Роберт? Она какая-то омертвевшая.
- Зато вы чрезвычайно живая. Впрочем, я даже рад этому. Ловко вы меня надурили с вашими поддельными фигурками. Если бы я не оказался в квартире вашего внучатого племянника - долго бы разбирался, почему они не работают.
- И это все, что вы хотели мне сказать? Как мелко. К тому же Роберта я не обманывала. А Иван Иванович умер, если верить вам на слово. Мертвые сраму не имут.
- От вас я ровным счетом ничего не хочу. Как вы, наверное, заметили, - Мезальянц снова посмотрел поверх очков, - я добился своего. Между прочим, для покойницы вы очень хорошо выглядите. Особенно для той, что перед смертью долго болела…
- Не расточайте комплименты, мы договорились перейти к делу.
- Но все-таки, в чем секрет? Хоронили не вас?
- Обижаете, все было по-честному. Меня внуки откопали. Разве Егор ничего не…
- Он не успел.
Так, кажется, оборона железной бабушки пробита. Барбара Теодоровна тревожно взглянула на Мезальянца.
- Я тут совершенно ни при чем, это был несчастный случай. На самом деле я сотрудничал с Моссадом, и ваша племянница должна была забрать Егора с острова.
Заглотила. Лицо Барбары Теодоровны было по-прежнему непроницаемым, но Иван Иванович уже знал - она поверила.
- Чего вы от меня хотите? Чтобы я вернула деньги?
- Ни боже мой. Я хочу, чтобы вы бежали прочь. Я встряхну Старый Свет вовсе не фигурально.
Барбара Теодоровна слушала, потягивая вино из бокала, время от времени глядела за окно, на сгущающиеся сумерки и залитую электричеством палубу. Ей как будто было неинтересно, но Мезальянц и не ожидал бурной реакции.
- Так что, в конце концов, партия за мной, - закончил Иван Иванович. - У вас есть неделя, чтобы покинуть Средиземноморье.
- Вы с ума сошли. Вы же должны понимать, что сами пострадаете.
- Как ваш папенька? Отнюдь. Я найду место, где будет трясти меньше.
- Вы урод. У вас ничего не получится. Вы сами себя погубите. Но это не страшно, это ерунда. Люди-то здесь при чем?
- Странная у вас логика, милая Барбара Теодоровна. Одного человека вам не жаль, а многих - жаль. Как-то это непоследовательно.
- Позвольте, я кое-что вам объясню. Мой внук прекрасно справлялся с действием артефактов. Один лишь раз столкнувшись с их мощью, он сумел остановить стихию и никогда уже не позволял талисманам взять над собой верх. Я не знаю, как вам удалось завладеть предметами… Но они вас разрушат раньше, чем вы…
Не задался у нас разговор, подумал Мезальянц. Упрямая баба с железными нервами.
- …и умрете страшной смертью, - закончила Барбара Теодоровна.
- Кому, как не вам, знать, что иногда покойники оживают? К тому же я купил у вас предметы в честном торгу, вы помните? Как можете судить меня вы, бессовестно меня обокравшая?
- Я хотела, чтобы вы прекратили поиски. Деньги я верну вам хоть сейчас.
- Старая дура, не нужны мне твои деньги, - почти ласково сказал Мезальянц. - Эти предметы не для соплежуев вроде тебя и твоего полуидиотичного внука. Лопата - чтобы копать, пистолет - чтобы убивать, и всякий предмет имеет свое назначение и должен работать. И он будет работать. Хотя бы потому, что я не зря свою рабо…
Он едва не захлебнулся вином, которое плеснула ему в лицо Барбара. Но хуже всего… хуже всего было то, что вино попало под очки. Мезальянц грязно выругался, стряхнул очки на пол и начал яростно тереть глаза.
- Каким бы вы ни чувствовали себя великим и могущественным, - услышал он, - вы навсегда останетесь жалким мелким засранцем. Деньги за вино на столе, сдачу оставьте себе.
Мезальянц слышал шум зала, стук каблуков, а сам только и думал: заметила эта стерва или нет? Видимо, не заметила, и то хорошо.
Он почти на ощупь вернулся в свою каюту и вынул из глаз контактные линзы - голубую и зеленую. Дрожите, любезная Барбара Теодоровна, дрожите, ожидайте землетрясения. Напугайтесь сама, напугайте всех, кого посчитаете нужным.
Вот то единственное, что так угнетало Ивана Ивановича, - он так и не успел справиться с уродом. На самом деле можно было грохнуть и Кругловых тоже, но Ивану Ивановичу хотелось раздавить этого сноба и чистоплюя морально, сделать так, чтобы Егор добровольно расстался со своими цацками. Противно было, что Егор чувствовал себя сильнее Мезальянца, но еще противнее - что сам Мезальянц чувствовал свою ничтожность перед уродом.
А должно быть наоборот.
Вот она, цель. Какой дурак Мезальянц был, не стоило так быстро выходить из игры. Вернее, он так думал и других убедил, что вышел. А на самом деле просто взял тайм-аут. А вот теперь снова выходит на ринг, и теперь-то он победит.
Едва ли не каждую неделю Иван Иванович менял дислокацию. То он в Барселоне, то в Венеции, то в Египте, то в Италии. Корсика, Крит, Мальорка. Только сейчас Мезальянц понял, почему никуда не уезжал из Средиземноморья. Не из-за климата или роскошных курортов, нет! Он, словно акула, кружил вокруг близнецов. Его интересовала Хайфа, старинный город на берегу Средиземного моря. Разумеется, близнецы могли быть в любом другом месте, но они были немного евреями, и мать их, как говорил Егор, жила в Хайфе… Иван Иванович решил, что поиски надо начинать именно там.
Глупости, Мезальянцу вовсе не нужна жизнь близнецов. Все просто, как у Пушкина: увидеть страх в глазах того, кто смотрел на тебя свысока, и потом уйти. Егор ничего не боялся по той причине, что ему и терять было нечего: брат-идиот да собственная никчемная жизнь.
В этом было нечто странное: ведь и Мезальянцу тоже нечего было терять, однако Егор не боялся Ивана Ивановича, а Мезальянц испытывал какую-то непонятную растерянность перед близнецами. Нет, он не боялся, что Круглов будет использовать предметы, - он слишком чистоплюй. Смущала как раз эта сила - упираться воздействию предмета.
Но он найдет способ добраться до близнецов. На этот раз он не только сломит их упрямство и не только напугает, но и заберет то, что по праву принадлежит ему.
5
Ехать было не то чтобы далеко, но утомительно. Таксист на желтой "Победе" легко распознал в пассажирке русскоговорящую.
- Вам в Дэнию надо! - обрадовался он, услыхав адрес. - Я вас довезу. Вы не смотрите, что моя ласточка такая старая, она любой "шевролет" делает на ровной дороге.
Барбара Теодоровна закатила глаза, но отказываться от услуг не стала. Город вроде небольшой, как-нибудь дотерпит.
Машина и впрямь ехала весьма быстро, хотя и не чрезмерно. Водитель - в ермолке и с пейсами, как настоящий еврей, - ехал и рассуждал о жадности и глупости.
- Вы спросите меня: Семен Семенович, кем вы работали в Союзе? Нет, вы спросите!
- Кем вы работали в Союзе, Семен Семенович? - обреченно спросила Барбара Теодоровна.
- А я вам отвечу: в Союзе я был уважаемым человеком. Семен Семенович Вайберхельд в Союзе вообще и в Ялте в частности, даже в самой Дубровке был в почете, и его на все свадьбы звали в качестве дорогого гостя. Склад радиотоваров - это вам не федеральный банк, это серьезное учреждение, абы кого им руководить не поставят!
- Я думала, вы из Одессы.
- Вы таки думаете, что Одесса - это такой советский Ершалаим и в нем окопались и держат оборону все иудеи? Я вас умоляю, не смешите мою ласточку, она на гарантии, но от нервного смеха у нее кипит карбюратор. Что Одесса - в Ялте нашего брата не меньше, но складом радиотоваров поставили управлять не брата, а Семена Семеновича Вайберхельда. Но нет, Семен Семенович решил, что с его талантами в Союзе не развернуться, и махнул на историческую родину, как только разрешили. И все для чего? Чтобы я, шлемазл, решил, будто смогу стать уважаемым человеком и управляющим радиотоваров здесь, в Хайфе? У моей ласточки от этого задний мост стучит, и уверяю вас, она таки права. Мне здесь не доверяют даже складом автозапчастей заведовать, у них здесь нет дефицита автозапчастей, темный народ! Здесь даже на мою "Победу" нашлись запчасти!
Была жара. Жара плыла над мостовой, над плоскими крышами, над автомобилями, пешеходами, велосипедистами и изнемогающими от зноя посетителями многочисленных кафе. В такси благодаря кондиционеру было прохладно, почти холодно, но Барбара Теодоровна все равно страдала: слишком словоохотливый таксист ей достался.
- Спрашивается: где была моя голова? Она выходной брала? Или она полагала, что в Израиле баранку крутят гои, а наш брат исключительно в театрах, кино и складах радиотоваров? Я даже Тору здесь на русском читаю, и это, скажу вам, истинный позор.
- Скажите, у вас брата в Москве нет? - спросила Барбара возницу.
Он обиделся и замолчал.
Жизнь выкидывает временами странные фортели. Достаточно одной встречи с неприветливым и даже хамоватым подростком, чтобы растаять буквально до разжижения мозга. Конечно, подросток выкопал ее из-под земли. Конечно, он ей почти внук. Но ведь этого не должно быть достаточно, чтобы, потеряв всякую осторожность, срываться с места, брать билет на самолет и лететь к племяннице, которой Барбара Теодоровна не видела с того самого времени, как она впервые вышла замуж. Можно было просто позвонить, но Барбара Теодоровна решила приехать лично. Давно пора.
- Приехали, - сказал Семен Семенович.
Барбара Теодоровна расплатилась и поблагодарила таксиста, а также извинилась за грубость, которую позволила себе по дороге. Конечно, таксист понимал, что клиент неискренен, но лучше уж неискренняя вежливость, чем искреннее хамство. "Ласточка" Семена Семеновича весело фыркнула, отсалютовала сизым дымком выхлопа и растаяла в горячем воздухе, как сахар в чае.
Солнце висело в самом зените, прятаться от него было некуда. Огромный жилой дом, в котором жила семья Далилы, не давал тени, он напоминал огромную печь, войти в которую означало верную смерть. Но Барбара смело пошла в топку, она знала, что внутри.