И только маленькая девочка с задней парты была серьезна. Она встала и поклонилась покрасневшему и злому Валерке. В классе стало еще веселее.
Ромка взял Валерку за плечо и усадил рядом с собой.
- Еще! - визжал сосед Рыжика. - Нагнись, еще!
И он громко забарабанил пальцами по парте.
- Кто это? - робко спросил Валерка.
- Это Диамат Песочкин, - шепнул в ответ Ромка.
- Здоровый! Он, наверно, по два года в каждом классе сидит.
- Все время переходит. Отец ему помогает. Отец у него все науки знает.
Маленькая девочка с задней парты не мигая смотрела на Валерку большими, будто удивленными глазами. Рот ее был полуоткрыт. Казалось, она что-то хотела сказать и не решалась. Валерка украдкой поглядывал на нее.
В это время в класс вошла учительница. Шум сразу стих.
- Новенький? - спросила она.
- Новенький, - быстро ответил Ромка. - Он у нас в доме живет…
- Я спрашиваю не тебя, Белосельцев.
Она стала проверять домашние задания по русскому языку. Валерка смотрел на нее и думал, что она мало похожа на учительницу: совсем молодая и волосы короткие, как у той девочки с задней парты. "Варвара Алексеевна, - думал он о своей старой учительнице, - не такая. Посмотрит - сразу присмиреешь".
Он старался привыкнуть к незнакомому голосу и напряженно вслушивался. Но скоро ему это надоело.
Урок тянулся долго. Потом была география. Учительница сказала:
- Сейчас Песочкин скажет, какие он знает реки в Советском Союзе.
Диамат грузно поднялся и начал тоненьким голосом:
- Реки… я знаю, например, большую… реку…
- Реку, - поправила учительница.
- Ну да, реку, - согласился Диамат и замолчал.
- Дальше, - нетерпеливо сказала учительница.
Диамат вздохнул, незаметно толкнул ногой Рыжика.
- Волга, - подсказал Рыжик.
- Ну да, Волга… Все реки стекают с гор и… куда-нибудь впадают… Например…
Но примера Диамат так и не привел.
Потом отвечал Ромка, который бойко перечислил все реки и даже упомянул пошехонскую Согожу, на которой он как-то с отцом ловил рыбу.
- Хорошо, - одобрила учительница.
Тогда Ромка завертелся по сторонам, как будто сел на перевернутую крышку чайника и не мог принять устойчивое положение. Он был очень доволен своим ответом.
Потом он достал, из кармана катушку с резинкой, надетой на стерженек, показал Валерке.
- Что лучше: шестеренки от будильника или эта штука? Василий Самарин сделал, он много всякого делает. Эту катушку я у него выменять хочу на шестеренки. Вот только думаю: стоит менять или нет. Горохом здорово стреляет.
- Дай посмотрю, - загорелся Валерка. - Дай!
Рассмотрев катушку, он догадался, что если оттянуть стерженек, и в отверстие засунуть горошину или маленький камешек, то можно стрелять и довольно метко.
- Ну, дай же!
- Только не вздумай стрелять, - предупредил Ромка. - На перемене постреляем, а после уроков пойдем по воробьям бить. Я каждый день стреляю, только еще ни одного не убил.
Увидев, что Валерка оттянул стерженек, Ромка испуганно схватил его за руку. Резина выскользнула, и сухая горошина звонко щелкнула в окно.
Уж очень быстро все произошло. Валерка поспешно сунул катушку в парту и стал смотреть в учебник. Ромка с сердитым сопеньем начал писать в тетради, позабыв обмакнуть перо в чернила.
Учительница подняла глаза, окинула класс пристальным взглядом.
- Кто кинул?
Все молчали. Только было слышно, как скрипит в тетради Ромкино перо. Прошло еще несколько секунд тягостного молчания, затем раздался чей-то неуверенный голос:
- Сознавайтесь, ничего не будет.
- Я подожду, - сказала учительница и стала листать классный журнал.
- Ну, сознавайтесь, из-за вас урок срывается, - неслось со всех сторон, словно и в самом деле все были огорчены тем, что урок прервался.
- Ты хочешь, Федя, что-то сказать?
Рыжик встал. На его лице непонятная улыбка.
- Это Бука, - отчетливо проговорил он.
Весь класс разом повернулся к девочке с задней парты. Она смутилась от неожиданности и опустила глаза. Лицо ее залилось густым румянцем.
- Елена Григорьевна, - продолжал Рыжик. - Это она кинула, у нее привычка кидаться.
У Валерки задрожали кончики губ. Он сидел съежившись, боясь пошевелиться.
- У Борисовой есть имя, - сухо сказала Елена Григорьевна. - Садись, Сыроегин. Кто кинул, тот должен встать и сказать об этом сам.
- Она кинула, - упорствовал Рыжик.
- Маруся, это ты сделала?
Девочка медленно поднялась, в классе стало еще тише. Ждали, что скажет Маруся. Ромка смотрел на Валерку так, как смотрят на человека, когда испытывают желание дать ему хорошего подзатыльника.
- Ну, чего ты? - не вытерпел Валерка. - Знаю… сам знаю. - Он нерешительно приподнялся и срывающимся голосом тихо проговорил:
- Это я… кинул… нечаянно.
Ему было не по себе. Теперь все разглядывали его, кто с любопытством, кто с насмешкой. Щеки у мальчика горели, пальцы теребили пуговицу на пиджаке. Пуговица отлетела и со стуком закатилась под парту. Валерка пополз было за ней.
- Сядь на место, - сказала учительница.
Больше она не обращала на него внимания. Валерка решил, что разговор состоится после уроков.
В перемену к нему подскочил Федька и, прыгая на одной ноге, запел:
- Попался! Попался! - Потом добавил: - Я знал, что это ты кинул, только не хотел про тебя говорить. Пусть уж Бука, на нее все говорят.
Диамат Песочкин дал Федьке щелчка и сказал:
- Врешь ведь, не знал ты, что новичок бросил. А то сразу бы съябедничал. Здорово ты, - похвалил он Валерку.
- Я не нарочно.
- Говори, "не нарочно!" - не поверил Диамат. Пришлось ему показать катушку и объяснить, как все произошло. Диамат разохотился:
- Меняем! А? На оловянный пугач меняем. Совсем хороший пугач, только без курка.
Но тут появился Ромка, отобрал у Валерки катушку, а Диамату сказал:
- Знаем твой пугач.
- Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? - вскинулся Диамат, подступая к Ромке. Они стали спорить и про Валерку забыли. Он встал к окну.
Валерка не слышал, как к нему подошла девочка с задней парты. Касаясь теплыми губами его уха, она сказала:
- Зачем вы сознались? Пусть бы думали, что это я. У Валерки от этих слов как-то сразу потеплело на сердце, захотелось подпрыгнуть или пробежаться сломя голову, но он взял себя в руки и скороговоркой сказал:
- Ждите больше - всякий раз обойдемся и без вас. И гордо отошел. Он считал, что поступил так, как поступают настоящие мужчины.
4. Карандаш "Юбилейный"
После уроков Валерка нарочно вертелся около учительницы, хотел, чтобы она сделала выговор, - и дело с концом, но она словно не видела его. Валерка недоумевал, а потом решил, что Елена Григорьевна придет жаловаться к отцу. Настроение сразу испортилось. Подскочил Ромка, позвал играть в снежки. Но Валерка отмахнулся, и мальчик убежал.
Размахивая сумкой, Валерка вышел на улицу. "Учительница обязательно нажалуется, - думал он. - В первый день созорничал, что дальше станет? Обязательно так скажет".
От подобных размышлений Валерке стало невмоготу. И чем дальше, тем мрачнее рисовалась картина. Исключат из школы. Иди, скажут, туда, откуда пришел. А в старой школе тоже не примут. Осрамил, дескать, свою школу и опять вернулся? Хитрый!
Ярко светит солнышко, текут по улице ручьи. Весна! Взглянуть на солнце, хотя бы на миг, и ослепит сразу, станет кругом темно, как в подвале.
Но Валерка сегодня не хочет смотреть на солнце, не смотрит он и на ручьи.
У самой дороги, что идет к реке, стоит сарай. Два мальчугана пытаются сбить с крыши мутную сосульку. Бросают снежки долго, а сосулька висит словно завороженная.
В другой раз остановился бы Валерка и сказал: "Вот как надо", - и сшиб бы сосульку, а сегодня равнодушно идет мимо.
По улице прокатил тяжелый грузовик с медведем на радиаторе, сердито рявкнул на зазевавшегося пешехода; тот от испуга смешно протанцевал на месте и бросился к тротуару. Случись это не сегодня - вдоволь бы посмеялся Валерка. А тут даже не улыбнулся. Ничего не замечает он сегодня.
А Марусе Борисовой надо доказать, что сознаться на уроке ему было легче легкого, а то подумает, что он всего боится.
У Маруси глаза большие и удивленные; похоже, что смотрят они на все по-своему, с интересом. Такие глаза никогда не забудешь. Прищурился Валерка и все равно их видит.
- Тащи, Сега, молоток и гвозди, я пока подержу, - вдруг слышит Валерка.
Два малыша шли по своим делам и увидели надломленное деревцо. И вот хотят место излома сколотить гвоздями. И пусть бы - хорошие, видать, ребятишки.
- Эх, вы, - презрительно сказал Валерка. - Все равно теперь не срастется. Понимать надо.
Мальчики уставились на него. Тот, которого называли Сегой, хмуро и неуверенно сказал:
- А может, срастется. Ты не знаешь.
- Если бы не знал, мелкота, не говорил бы. Тоже нашлись оберегатели природы.
Огорчив ребятишек, Валерка пошел дальше. Совсем не заметил, как очутился на берегу реки. Лед почернел, потрескался. Посмотрел на лед, и стало еще грустнее. Почему-то вспомнилась воинственная песня Василия Самарина. Хотел спеть - ничего не вышло. Тогда Валерка стал напевать печальным голосом о самом веселом, что бывает на свете.
- Солнышко теплое, - значит, пришла весна, уже с крыш сосульки падают, снег осел по обочинам дорог, и река скоро тронется…
Сначала не получалась песня, а потом наладилось, даже самому стало нравиться. Пел долго обо всем, что видел, и замолчал, когда уже петь было не о чем. Вдруг слышит: хрустит сзади снег. Обрадовался Валерка и снова запел:
- Хрустит снег…
И только тогда подумал: "Почему снег хрустит?" Оглянулся - стоит в двух шагах Маруся Борисова, подняла глаза к небу и что-то там внимательно рассматривает. Валерка уже хотел спросить, зачем она сюда пришла и чего интересного увидела на небе, но Маруся сама спросила:
- Еще будешь петь?
Валерка долго не думал, ответил сразу:
- Не буду.
Тогда она почему то грустно вздохнула.
- Давай, кто дальше кинет, - предложила Маруся.
Мальчик даже оскорбился: никогда еще девчонки не смели предлагать кидаться, кто дальше.
- Не хочу.
- И я не хочу, - сказала Маруся, но все-таки взяла горсть сырого снега, помяла и, размахнувшись легонько, кинула. Снежок упал посередине реки.
Валерка тоже скатал снежок и пустил что есть силы. Шлепнулся он у другого берега, и было красиво, как снежные брызги разлетелись в стороны.
Маруся взяла еще снегу и запустила туда, где только что упал Валеркин снежок.
Рассердился Валерка, скатал снежок, помочил в лужице и закинул на другой берег. Так далеко кинуть Маруся не сумела. Валерка и не гордился.
- Ты хорошо поешь, - сказала Маруся.
- Петь просто, - ответил польщенный Валерка. - Что видишь, о том и пой, всегда будет складно.
Маруся тихо сказала:
- Все что-нибудь умеют делать. Василий - строить, Ромка рассказывать умеет, а ты - петь. Я ничего не умею. - Большие грустные глаза внимательно смотрели на мальчика.
- Ты кидаться здорово умеешь. - Вспомнив, как мелькали вчера ее подшитые желтой кожей валенки, добавил: - И бегать умеешь. Федька так не может и Ромка тоже.
Похвала понравилась Марусе. Она взглянула на него с благодарностью.
- У меня карандаш есть двухцветный, "Юбилейный".
Она вынула из сумки карандаш и протянула ему.
- Бери, мне не жалко.
Валерка взял. Сам бы он такой карандаш никогда не отдал.
- Давай вместе из школы ходить, - предложил он. - Я тебе велосипедный насос дам… не насовсем только. И картинку дам.
- Насовсем?
- Картинку насовсем. Там большие дома, а вверху самолеты, много-много!
- Самолеты я люблю, - сказала Маруся.
Они кинули еще по одному снежку и пошли домой. Валерка, щурясь, смотрел на яркое солнышко.
5. Бука
Наступили теплые дни, стала прогреваться земля. На высоких местах, где уже подсохли лужи, мальчишки яростно играли в "расшибаловку". На тротуарах появились начерченные мелом "классы" - тут прыгали малыши.
Теперь ребята частенько бегали на плотину. Внизу бурлила мутноватая, похожая на плохо заваренный чай вода. Изредка еще проплывали громадные льдины, в водоворотах вставали торчком бревна.
На плотине всегда весело. День и ночь стоят с хитроумными удочками рыболовы, "стегают" ими мутную воду. Глядишь, какой-нибудь счастливчик и подцепит здоровенную рыбину. Тогда ему все стараются сказать какое-нибудь хорошее слово, некоторые заискивают. И совсем не потому, что надеются на что-то: просто счастливцу почет и уважение.
…Чуть побольше месяца оставалось до летних каникул. И от этого больше стало на уроках рассеянных взглядов, озорства.
В один из таких солнечных веселых дней Марусю Борисову обидел Диамат Песочкин. Обидел крепко. Маруся даже плакала.
Дело было так.
После звонка, когда учительница вошла в класс, Маруся вдруг испуганно вскрикнула. Она сидела неестественно прямо, побледневшая, с расширенными от страха глазами.
- Что с тобой? - встревожилась Елена Григорьевна.
Маруся показала дрожащей рукой на сумку. По выражению ее лица можно было подумать, что там лежит сотня гадюк.
Учительница с опаской заглянула в сумку, и на лице ее отразилось удивление.
- Кто положил эту гадость? - медленно и рассерженно спросила она.
Класс затаил дыхание. Не понимая, в чем дело, ребята недоуменно оглядывали один другого. Правда, двое - Федька Сыроегин и Диамат Песочкин - чувствовали себя гораздо свободнее. Вот Федька подтолкнул Диамата, и тот, ухмыляясь, поднял руку.
- Можно мне?
Класс оживился. Обычно Диамат еле выдавливал из себя слова, а здесь, видимо, захотел что-то сказать; все смотрели на него с любопытством, даже Елена Григорьевна.
- Пожалуйста, Песочкин, - сказала она.
Диамат пожевал губу и стал говорить без запинки, как хорошо вызубренный урок.
- Я думаю, мышонок забрался к ней в сумку сам. Он бродил, бродил там, поесть ничего не нашел и сдох… от огорчения.
Ребята стали смеяться, и Диамат стал смеяться, но, заметив, что Елена Григорьевна сердито смотрит на него, внезапно смолк.
- А разве тебе известно, что лежит в сумке? Значит, мышонка положил ты?
Диамат растерянно поежился. Такого вопроса он не ожидал. Он ущипнул Федьку, но тот не обратил на это внимания. Федька смирно и ласково поглядывал на Елену Григорьевну. Весь вид его будто говорил: что касается меня, то в этой плохой истории я нисколько не замешан.
Тогда Диамат стал оправдываться и запутался еще больше.
- Стыдно, Песочкин, - сказала Елена Григорьевна.
На перемене обозленный Диамат налетел на Марусю. Девочка не защищалась, она только закрыла лицо руками и заплакала.
Валерка не стерпел: сжав кулаки, бросился на Песочкина. Пора отучить обижать девочку.
- Чего толкаешься? Чего толкаешься? - делая страшные глаза, с угрозой выкрикнул Диамат. Он вплотную подступал к Валерке и стал живо оглядываться, будто опасался, что кто-нибудь может помешать их драке. Диамат знал, что ничего так не действует на противника, как вот эти опасливые взгляды по сторонам.
Но Валерка не испугался и готов был помериться силами. Они разошлись, пообещав поколотить друг друга в следующий раз. Уходя, Валерка сказал:
- Еще раз тронешь ее - спуску не дам.
- Посмотрим, - загадочно ответил Песочкин.
Валерка пошел разыскивать Марусю. Она стояла в пустующем классе у открытого окна и плакала.
Перед этим ее пытался выгнать из класса дежурный Федька Сыроегин. Он громко кричал:
- Выходи, Бука! Класс проветривать буду.
Маруся даже не обернулась. Тогда Федька безнадежно махнул рукой и сам выскочил за дверь.
- Отчего ты такая плакса? - спросил Валерка, вычерчивая на полу носком ботинка замысловатые линии.
Маруся вздрогнула и заревела еще пуще. Валерка беспомощно оглянулся: он не знал, как вести себя в таких случаях. Ему было жалко Марусю. Она неплохая девочка, бросает снежки не хуже любого мальчишки, а плавает, говорят, как рыба. Валерка, наверно, так не умеет плавать. Правда, она иногда молчит подолгу, будто у нее отбирают на это время язык. Поэтому и прозвали ее Букой.
Марусю не любили в классе. У нее даже подруг не было, потому что с ними надо время от времени убегать в тихий уголок и шептаться и визжать от восторга. А она не умела этого делать.
- Говорю - не плачь. Хочешь, поколочу Диамата? Хочешь?
Скажи только Маруся "да", и пошел бы Валерка. И не сдобровать бы, по всей вероятности, увальню Диамату. Но Маруся отрицательно покачала головой.
За окном на голую ветку липы села маленькая птичка, отряхнулась и засвистела беззаботно. Маруся подняла на нее заплаканные глаза и, к удивлению мальчика, начала подсвистывать пташке. По лицу ее скользнула слабая улыбка. Валерка слушал как зачарованный.
Маруся здорово умела подражать птичьему пению, но, видно, птичка все же осталась ею недовольна: укоризненно скосила выпуклый, как бусинка, глаз, встряхнула крылышками и улетела.
- Если хочешь, я пойду, - после минутного молчания продолжал настаивать Валерка, всматриваясь в ее большие, заискрившиеся озорством глаза. Он не знал, что если у Маруси искрятся глаза, то жди от нее какой-нибудь каверзы.
- Лови меня! - внезапно выкрикнула Маруся и стремительно помчалась между партами. Едва успев что-либо сообразить, Валерка бросился за ней и в пять прыжков настиг, схватил за руку.
Они шумно вздохнули и рассмеялись.
И в ту же минуту давно подсматривавший за ними в замочную скважину Федька Сыроегин закричал от двери:
- Ага! Жених с невестой! Жених с невестой!
Валерка оттолкнул Марусю и помчался за Федькой. Но тот тенью мелькнул в коридоре и скрылся в учительской.
6. Воскресенье
Какой пример из задачника ни назовет Елена Григорьевна, Ромка моментально решает его в уме. И напрягаться ему не приходится.
Одноклассники восхищаются, кое-кто завидует: откуда у Белосельцева Ромки появились такие способности по арифметике? Удивительно?
- Очень хорошо, - хвалит его Елена Григорьевна. - Реши нам теперь задачу.
И она торжественно, как стихи, читает условие.
Она читает, а Ромке уже известно, с чего надо начинать и чем кончить.
Радуется Ромка, гордится собой. Так ему легко дается задачка.
Вот Елена Григорьевна усаживает Ромку за свой учительский стул и обращается к классу.
- Ребята! - говорит она. - Сегодня Белоселъцев показал, как вы должны учиться все без исключения. Я всегда думала, что он самый прилежный мальчик в нашем классе.
Тянется Ромка из-за учительского стола: пусть все смотрят, какой он хороший, славный, Елена Григорьевна гладит его по маковке. Рука у нее теплая, ласковая.
Вдруг она берет мел и выводит в Ромкином дневнике махонькую пятерку. Первую пятерку по арифметике за все время учебы!