Когда мальчик немного подрос, стало ясно, что он становится образцом вежливости. Первое произнесенное им слово было "пожалуйста", за ним последовало "спасибо". Он обожал все овощи, особенно морковку, и никогда не оставлял ни кусочка еды на тарелке.
В отличие от всех остальных мальчишек его возраста, он не выказывал никакого интереса к пиратским мечам или ковбойским пистолетам. Он предпочитал учиться выговаривать такие слова, как "д-и-с-с-и-м-у-л-я-ц-и-я", "а-н-т-р-о-п-о-м-о-р-ф-и-з-а-ц-и-я" и "к-о-н-в-е-к-ц-и-я".
Он просто обожал народные сказки и научился читать в возрасте двух лет.
В отчете о его успеваемости в учебе старший преподаватель написал:
Горацио - самый необыкновенный ребенок, с которым я когда-либо имел счастье встретиться. Его способности к математике и английскому удивительны для четырехлетнего мальчика. Кроме того, мне говорили, что он очень любит природу. Мальчик очень вежлив и учтив как с учителями, так и с учениками, а буфетчицы говорили мне, что за обедом он съедает все овощи. Это безупречный маленький джентльмен, окруженный противными маленькими мальчишками, ковыряющими в носу. Если бы мы могли воспитать всех детей по примеру Горацио, мир, в котором будут жить следующие поколения, стал бы гораздо лучше. Я убежден, что, повзрослев, он станет достойнейшим представителем нашей великой нации.
Мистер Монтегю Смит-Хогг, старший преподаватель
Нежная любовь Горацио к природе проявлялась, в частности, в особом интересе к деревьям. Во время длинных прогулок по лесу со своей мамой он научился распознавать бук по его ровному стволу, а платан по форме его листьев.
Он очень любил своих родителей, но, когда ему исполнилось пять лет, счастливой жизни пришел конец. Его судьбу исковеркали несколько совершенно ужасных событий.
Тринадцать ужасных событий, если быть точным.
ТРИНАДЦАТЬ УЖАСНЫХ СОБЫТИЙ, СЛУЧИВШИХСЯ В ЖИЗНИ ПРОФЕССОРА ГОРАЦИО ТЭНГЛВУДА ПЕРЕД ТЕМ, КАК ОН СТАЛ ЖЕСТОКИМ И НАЗВАЛ СЕБЯ МАСТЕРОМ ПЕРЕМЕН
1) В возрасте пяти лет, в один из самых ветреных дней в году, Горацио стал свидетелем смерти своего отца, который пытался поймать плед для пикника, улетевший к краю пропасти.
2) Через два года после этого ужасного события Горацио с мамой сняли заброшенный деревянный дом в Норвегии. После их возвращения маму Горация признали душевнобольной, потому что она рассказала семейному доктору о том, как они с сыном наблюдали соревнования пикси по танцам солнечных зайчиков в лесу возле деревни Флом.
3) Вскоре после этого Горацио отослали в Блэндфорд-на-Тренте к приемным родителям, мистеру и миссис Твигг. В доме мистера и миссис Твигг царил такой идеальный порядок, что они даже не снимали пластиковые чехлы с диванов. Все свое время они проводили перед телевизором, смотря скучные программы. Они были очень строгими и заставляли Горацио пылесосить весь дом и мыть всю посуду, а также запретили ему гулять в лесу и навещать свою маму.
4) С тех пор как ему исполнилось семь лет, Горацио никогда не получал ни от кого открыток на день рождения, поэтому он решил сам писать и присылать себе открытки. Но когда мистер и миссис Твигг нашли их, они заявили, что это "чудовищный беспорядок", и выкинули их в урну. Все, о чем он тогда мечтал, это чтобы кто-нибудь спел ему "С днем рождения тебя", но никто никогда этого не делал.
5) Когда Горацио было одиннадцать, он написал школьное сочинение под названием "Откуда я знаю, что пикси действительно существуют", которое учитель прочитал вслух всему классу. Все смеялись, и этот смех отдавался в ушах Горацио еще очень, очень долго.
6) На следующий год Горацио поймали за тем, что он сосал большой палец на утреннем собрании. С тех пор он стал известен всей школе как "Горацио-Пальцесос. Поклонник пикси".
7) Когда ему было тринадцать, он описался в постели во время школьной экскурсии в Йорк. Его прозвище изменилось на "Горацио-Писун. Поклонник пикси".
8) Через три года, когда он уже был достаточно взрослый, чтобы делать то, что ему хочется, он в первый раз поехал навестить маму в больнице, но она ужасно смутилась и приняла его за пикси. Она прогнала его прочь, потому что он отказался станцевать для нее танец солнечных зайчиков.
9) За два дня до его восемнадцатого дня рождения его мама умерла в больнице, поперхнувшись подгоревшим йоркширским пудингом. На ее похоронах Горацио поклялся приходскому священнику (больше никого на этой церемонии не было), что он докажет, что его мама говорила правду о лесных существах.
10) Всего неделю спустя мистер и миссис Твигг тоже погибли - оттого, что их перегревшийся телевизор взорвался во время очередной серии популярного шоу "Ах, мой прекрасный чистый дом". Горацио не пострадал во время взрыва, потому что сидел за столом в другом конце комнаты, делая домашнее задание. Однако отлетевший осколок экранного стекла оставил вечный шрам под его левым глазом.
11) После изучения норвежского фольклора в Кристминстерском университете и получения должности профессора по той же тематике Горацио написал книгу под названием "О существовании пикси". Один из рецензентов сказал, что он "лучше утопится в неочищенных сточных водах, чем прочтет еще хоть одну книгу, вышедшую из-под пера Горацио Тэнглвуда". Спустя два дня этот рецензент провалился в люк возле своего дома, наступив на плохо закрепленную крышку. Он утонул в неочищенных сточных водах.
12) После того как Горацио обнаружили на месте преступления с отверткой и гаечным ключом, его приговорили к одиннадцати годам заключения в Блэкмурской тюрьме, где он делил камеру с чрезвычайно мускулистым грабителем банков, известным как "Декстер-силач, Безумный палач".
13) Выйдя из тюрьмы, Горацио переехал в Норвегию и купил загородный дом, в котором много лет назад останавливался со своей мамой. От детских воспоминаний, обступивших его в этом доме, он впал в такую тоску, что семь недель не вставал с постели, плача, держа большой палец во рту и не переставая звать маму. Но в один прекрасный день его слезы внезапно иссякли, и, поднявшись с постели, Горацио поехал на велосипеде в деревню Флом, чтобы купить кое-каких продуктов. Когда он вернулся, у него в голове созрел план. Он решил пойти в лес и повидать пикси и остальных удивительных созданий, которые, он знал, ждали его возвращения.
ПОВОЗКА
Пока Профессор Горацио Тэнглвуд писал свою автобиографию, излагая правду о Мастере перемен, его самый преданный хюльдр - Грентул - смотрел на калушиный бой. В отличие от всех остальных стражников-хюльдр, Грентул испытывал некоторый трепет при виде намокших от крови перьев и коротеньких слабых крыльев, молотящих противника.
Конечно, он никогда никому в этом не признавался. Страшно было даже представить, как бы его высмеяли другие, особенно Вжпп. Ведь любовь к калушиным боям считалась чем-то таким, что, собственно, и делает хюльдра хюльдром. Стражники вечно обсуждали изящество какого-нибудь очередного боя. Мастерство и тактику их любимых птиц. Но все это было только прикрытием их жажды крови и любви к жестокости и смерти.
Он смотрел на Вжппа, который сейчас стоял на другой стороне арены. Он хлопал в ладоши и, увидев, как одна из трехголовых птиц обрушилась на землю, восторженно заорал:
- Вемп ода калуш! - Глаза Вжппа выпучились от гордости и возбуждения, когда его фаворитка начала долбить другую птицу всеми своими тремя клювами.
Грентулу всегда казалось странным, как эти птицы, которые были совсем мирными, когда свободно бегали по лесу, становились такими безжалостными после нескольких дней дрессировки под землей. Не то чтобы у Грентула были на этот счет какие-то моральные принципы. Отнюдь. Дело было просто в том, что в последнее время ему ничего не приносило удовольствия, даже жестокий спорт. Его единственной любовью был Мастер перемен. Он был его жизнью. Его долгом.
Одним словом, тем же, кем он был и для всех остальных хюльдр. Защита леса от Неизменных была единственным делом, дарившим ему вкус к жизни. И он твердо верил в то, что его чувство долга было сильнее, чем чувство долга остальных стражников - даже Вжппа.
Он знал, что однажды Мастер перемен увидит всю силу его преданности и наградит его за это. И именно эта мысль побудила его пройти сквозь ревущую толпу к другой стороне арены.
Там он наклонился к уху Вжппа.
- Ипп кенш, - взволнованно прошептал он.
Пора.
Снежная ведьма первая услышала их.
- Они идут, - сказала она Марте. - Не показывай им, что боишься, потому что страх для них - подарок, а ты не должна делать им никаких подарков.
Томте и двухголовый тролль проснулись от хохота Вжппа, который вместе с Грентулом и еще пятью стражниками приближался к ним по коридору. Их пояса были увешаны оружием, а в руках они несли пылающие факелы.
- Ну, вот и все, - сказал Тролль-правый. - В следующий раз, когда мы заснем, мы заснем навечно. Мы будем мертвы!.. Наши тела превратятся в камень. А наши души будут затеряны в бесконечной черной пустоте, словно мы никогда и не появлялись на свет, никогда не испытывали простых удовольствий вроде вкуса зеленичного вина и кроличьего жаркого.
- Ты же ненавидишь кроличье жаркое, - сказал Тролль-левый. - А от зеленичного вина тебя тошнит.
Тролль-правый нахмурился и сердито заворчал:
- Нет, не тошнит. В последний раз меня тошнило только потому, что ты выпил слишком много.
- А что я могу поделать, если у нас один общий желудок?
- Ну, очень скоро у нас больше не будет ничего общего. Смотри, нас они собираются забрать первыми.
Тролль-правый был прав. Стражники-хюльдры открыли камеру, держа мечи наготове.
- Не делай никаких глупостей, - предупредил Тролль-правый Тролля-левого.
Поскольку шею Тролля-левого в данный момент щекотало лезвие меча Вжппа, он решил на этот раз последовать совету Тролля-правого, и поэтому двухголового тролля без всяких происшествий мирно препроводили вниз по коридору.
Следующим был томте, который бодрым голосом поблагодарил стражников за то, что они открыли ему дверь камеры.
- Не могу дождаться, когда попаду на свежий воздух, - сообщил он, после чего принялся напевать себе под нос свой любимый куплет "Песни лиловых штанов".
Потом стражники открыли дверь камеры Снежной ведьмы. Снежная ведьма растерялась.
- Почему сейчас? - спросила она Грентула. - Почему, после стольких лет, он вдруг решил приговорить меня к смерти вместе с остальными пленниками?
Ответа - или по крайней мере ответа, который она могла бы понять, - она не получила, поэтому она вышла из камеры, сказав Марте:
- Помни. Никакого страха, человеческое дитя.
Марта кивнула, но ничего не могла поделать со страхом, взметнувшимся внутри нее, когда Вжпп отпер дверь и подошел ближе. Он вложил меч в ножны и нагнулся к Марте, поднеся горящий факел прямо к ее лицу, так что она съежилась от его жара. Затем он облизал губы синим языком, словно Марта была восхитительным кушаньем.
В тюрьме хюльдр никогда прежде не сидел человек, поэтому Марта была для них чем-то вроде экзотической находки.
Затем к Вжппу обратился другой хюльдр. Это был Грентул, который, похоже, его поторапливал.
Марту выпихнули из камеры и потащили вниз по коридору. Вжпп крепко держал ее руку, хотя это было совершенно необязательно. Они поднялись по темной лестнице и вышли наружу, в свежий ночной воздух, где их ожидали четыре белых жеребца и повозка.
На повозке была установлена большая клетка. Когда туда швырнули Марту, внутри уже находились Снежная ведьма, томте и двухголовый тролль.
Один из стражников-хюльдр - самый старый, судя по его морщинистому лицу и высохшему, потрепанному хвосту, - взобрался на деревянное сиденье, установленное в передней части повозки. Повозка двинулась вперед. У возницы был длинный хлыст, которым он неустанно подгонял лошадей.
Остальные хюльдры шагали рядом с повозкой, замахиваясь на узников факелами, когда те подходили слишком близко к прутьям клетки.
- Оггуп флимп, - поминутно кричали они. - Оггуп флимп! Оггуп флимп!
Марта, скрестив ноги, села в середине клетки. Рядом с ней уселся томте, мурлыкающий себе под нос веселые песенки.
Снежная ведьма села на пол в передней части клетки, отдельно от всех остальных. Мягкий ветерок сдувал ей на лицо ее седые волосы, но она не делала никаких попыток отбросить их назад.
Марта посмотрела вперед, на четырех белых жеребцов. В свете факелов ей были видны тонкие шрамы на их спинах, и она вздрагивала каждый раз, когда раздавался свист хлыста.
За спиной она слышала голоса двух голов тролля, которые переговаривались друг с другом, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
- Тебе страшно? - спросил Тролль-левый.
- Да, - ответил Тролль-правый. - Я дрожу, как кролик.
- Я тоже, - неожиданно для самого себя сказал Тролль-левый. - Я тоже.
Марта закрыла глаза и попыталась представить, что она сидит у мамы на коленях. Она вспомнила ее тепло. Ее запах. Легкий поцелуй, которым она всегда целовала Марту в макушку.
Все это никуда не делось.
Любовь, которую всегда давала ей мама, никуда не делась. Упавшего бревна было мало, чтобы разрушить ее. И сейчас она по-прежнему могла почувствовать эту любовь. Любовь, которая жила в маминых руках, обнимавших ее, словно теплое одеяло. Тепло маминых рук позволяло верить в лучшее - вопреки всему. Оно позволяло верить в то, что даже в самые страшные мгновения жизни любовь никогда не умирает.
МЕСТО ДЛЯ ОТДЫХА
На лес опускалась тьма. Или, точнее сказать, она наступала - стремительно, со всех сторон.
Когда Сэмюэль и Ибсен спускались по холму, им стало казаться, что они два ныряльщика, идущих к озеру. Ночь была похожа на темный водоем, в который им предстояло нырнуть. Вместе с ночью пришел страх.
Лес и днем-то был страшным, но в темноте он вселял настоящий ужас. От каждого треска сломавшейся веточки, от каждого крика совы Сэмюэль оборачивался, ожидая увидеть приближающихся троллей или кого-то еще хуже. Стволы сосен вырастали из темноты, словно специально стараясь напугать его. Даже щербатая луна, казалось, задыхалась от ужаса, глядя вниз на мальчика с собакой, идущих ночью по такому опасному месту.
Днем по крайней мере Сэмюэль мог увидеть, есть у лесных существ тень или нет. Теперь же, в темноте, было невозможно отличить хорошее от плохого.
Он посмотрел на землю и различил отпечатки ног с тремя пальцами. Тролли. Он продолжал идти вперед, изо всех сил стараясь не думать о том, что будет, если он столкнется нос к носу с троллем. Ведь в книге говорилось о том, что у троллей нет никаких слабостей, а книга, несомненно, была права. Так же, как была права насчет пикси и всех остальных существ.
(Но, конечно, вам не следует верить всему, что вы читаете в книгах.)
К счастью, инстинкт Сэмюэля, гнавший его вниз по холму, оказался верным. Они вышли на широкую дорогу со следами от повозок, и Сэмюэль понял, что это именно та дорога, о которой говорил правдивый пикси. Та дорога, которая должна была привести их к Мастеру перемен.
- Вот она, - сказал Сэмюэль, чувствуя, что ему просто необходимо произнести что-нибудь вслух. - Вот эта дорога.
Он повернул вправо и пошел по дороге, только сейчас заметив, что Ибсен очень устал. Пес, казалось, был близок к тому, чтобы заснуть прямо на ходу. Его хвост бессильно повис, а язык свешивался из угла рта, как кусок ветчины. Его лапы становились все тяжелее.
Сэмюэлю тоже было все труднее и труднее идти.
"Не засыпай", - твердил он себе.
Но это было непросто. Его веки наливались тяжестью, и ему стоило невероятных усилий держать глаза открытыми. А сандалии правдивого пикси начали ужасно натирать его ноющие ноги.
"Ну, наверное, ничего страшного не случится, если я немножко вздремну", - подумал он.
Ведь, если подумать, в темноте было гораздо безопаснее затаиться, чем продолжать путь. А если они немного поспят, то проснутся освеженными и более чуткими, и тогда у них будет больше шансов найти Марту. С этой мыслью Сэмюэль огляделся в поисках подходящего места, где можно прилечь.
Он поманил Ибсена за собой и, сойдя с дороги, зашагал между сосен. Если они найдут достаточно широкий ствол, то, спрятавшись за ним, останутся незамеченными.
Поэтому он подошел к самому большому стволу, который смог найти, и улегся на землю, прижав к груди книгу, словно она была грелкой с горячей водой. Ибсен свернулся у него под боком и спустя пару секунд отключился. Но Сэмюэль обнаружил, что заснуть не так-то просто. Сначала он положил голову на ствол, но он оказался самой твердой и неприятной подушкой на свете. Глядя в ночное небо, украшенное узором из мерцающих звезд, он понял, что не сможет заснуть, лежа здесь.
Потом он опустил голову, положив ее на землю, но земля тоже оказалась жесткой. И очень колючей из-за усыпавших ее сосновых иголок. Зажмурившись, он попытался уснуть, но это было так же невозможно, как пытаться догнать радугу. Каждый раз, когда он уже почти засыпал, сон в последнюю секунду ускользал от него.
Он был совершенно изможден, но было ясно, что заснуть здесь невозможно. Он вдруг вспомнил о словах, которые папа сказал ему после его первого дня в средней школе:
- Счастье повсюду, сынок. Нужно просто знать, где искать его.
Папа был неправ. Где было счастье в этом лесу? Здесь не было ничего, кроме страха, жестокости и одиночества. И сосновых иголок.
"Так не пойдет. Здесь я ни за что не усну", - подумал он.
Сэмюэль встал и стряхнул с щек прилипшие сосновые иголки. Он огляделся вокруг, но везде было то же самое. Твердые стволы и твердая земля. Как будто весь лес был специально сделан для того, что не дать ему поспать.
Он пошел прочь от Ибсена, находясь в каком-то странном окоченении между сном и бодрствованием и забыв о том, что он находится в самой опасной части леса. Он уже собирался снова попробовать где-нибудь пристроиться, когда вдруг обо что-то споткнулся. Или, точнее, на что-то наступил.
На что-то мягкое и упругое, как большая меховая подушка. Или живот.
- Мои ягоды!
Существо, на которое упал Сэмюэль, было очевидно напугано тем, что его так резко пробудили от его ягодных снов.
Сэмюэль запаниковал.
- Простите, - сказал он, пытаясь дотянуться до книги, которая скатилась вниз по противоположной стороне живота существа. - Простите… я просто… просто искал…
- Где бы поспать?
- Да.
- Ты можешь спать здесь, - сказало существо, зевая. - Ты можешь спать на моем животе. Я уверен, что это самое уютное место в окрестностях.