Лесная смерть - Обер Брижит 3 стр.


- Сначала Микаэль вежливо поздоровался, а потом я увидела, как внезапно изменилось выражение у него на лице, он отступил на шаг назад, потом - еще на один, а потом упал. И это, как ты понимаешь, был конец: он, разумеется, попытался подняться, но было уже слишком поздно. Руки Смерти схватили его за шею, они трясли его со страшной силой, лицо у него сильно покраснело, потом стало и вовсе фиолетовым, а потом изо рта у него вывалился язык, и он вновь упал на землю - с широко раскрытыми глазами. Я замерла, ни разу даже не шелохнувшись; знаешь, мне было очень жарко, я сильно вспотела, но понимала, что шевелиться нельзя; Смерть наконец разжала руки и…

- А ты опять здесь, маленькая болтушка? Никак не можешь оставить эту даму в покое?

Судя по всему, ее отец стоит совсем рядом. Запах туалетной воды. Аромат свежести с каким-то пикантным оттенком. А еще я больше не ощущаю солнца у себя на лице - значит, он стоит прямо передо мной; теперь голос его звучит совсем уже близко и - с неожиданной мягкостью, почти что с нежностью:

- Послушайте, я вовсе не против того, чтобы она с вами разговаривала, просто я не уверен в том, что она не надоедает вам своей болтовней… О, добрый день, мадам… Виржини втихаря сбежала от меня, дабы опять явиться сюда…

- Ничего страшного. Мадемуазель Элиза всегда очень любила детей. Не думаю, что теперь она относится к ним как-то иначе. Она обычно очень радовалась, когда дети приходили к ней в кинотеатр смотреть мультфильмы. В "Трианон" - вы, может быть, слышали о таком…

- Да, я знаю этот кинотеатр. Мы ведь раньше жили в Сен-Кантене и только совсем недавно переехали в Буасси - это в Меризье.

В Сен-Кантене! Малыш Рено, о котором упоминали в новостях, был убит именно там!

- Но это же совсем рядом с нами! Выходит, мы - соседи! Надо же, какое совпадение! Знаете, а ведь мадемуазель Элиза в свое время была владелицей "Трианона".

Ну зачем ей нужно что-то рассказывать обо мне, да еще под таким вот углом? Теперь он будет считать меня этакой зацикленной на чужих детях старой девой, которая в своем кинотеатре пичкала их эскимо на палочке и нежно трепала по головкам.

Пакеты уже у меня на коленях. Коляска трогается с места. Однако разговор между Иветтой и отцом Виржини продолжается. Гениально!

- Ваша дочка такая миленькая!

- Да, с виду - сущий ангел, а на самом деле - настоящий бесенок; не так ли, Виржини?

- У вас есть еще дети?

- Я… Да, у меня… У меня был сын; ох, простите - вот и моя машина. Так что нам с вами придется сейчас расстаться. Послушайте, мне страшно жаль, что я не могу предложить вам подбросить вас до дома - из-за коляски, она явно не влезет…

- И тем не менее было очень любезно с вашей стороны хотя бы подумать об этом. В любом случае немножко пройтись пешком совсем невредно, - тактично замечает Иветта.

- До свидания, Элиза, до субботы! - раздается мелодичный голосок Виржини. - До свидания, мадам.

- До свидания, Виржини. Я полагаю, Элиза будет очень рада опять пообщаться с тобой… Если, конечно, вы, месье, ничего не имеете против…

- Ну что вы, я вовсе не против! Ну-ка, Виржини, поживей. Мама, наверное, нас заждалась. До свидания.

Слышно, как захлопываются дверцы машины.

Мы с Иветтой вновь трогаемся в путь.

- Не знаю, что он там собирался сказать о сыне, но все это как-то странно: такое впечатление, будто он вовсе не хотел о нем говорить; наверняка эта семья пережила какое-то страшное несчастье. Ну а малышке-то вы явно понравились. Всегда приятно видеть таких вот добрых детей. Я, например, помню один случай…

Иветта ударяется в пространные рассуждения о тех злых и неискренних детях, с которыми ей пришлось столкнуться в жизни. Я перестаю ее слушать. Я размышляю. Виржини утверждает, что в числе других погиб и ее брат. Несколько странное поведение ее отца невольно наталкивает на мысль о том, что это - правда. Что свидетельствует уже в пользу девочки. Остается лишь узнать, как звали ее брата - Рено? Но ведь в том случае, если Виржини действительно является свидетельницей смерти Микаэля, ей грозит реальная опасность. Убийца наверняка решит устранить и ее. Хотя, конечно, он мог и не заметить девочки. Но как об этом узнать? Ненавижу свою беспомощность. Мне словно не хватает воздуха, я буквально задыхаюсь - такое ощущение, будто на меня напялили смирительную рубашку и теперь я должна все время умолять доктора снять ее с меня, заранее зная, что сам доктор - сумасшедший. Никто никогда меня не освободит. Мне хотелось бы завыть. И поднять руки. Просто поднять эти проклятые руки.

- О ля-ля! Как вы, однако, вспотели! Подождите минутку: сейчас я сниму с вас шарф.

Вот, вот - сними его, сделай на нем хороший скользящий узел и повесь меня на ближайшей же ветке - пусть я хотя бы умру стоя, осточертело мне сидеть да лежать! Ох. Нельзя позволять себе такого рода мыслей. Надо как-то цепляться за реальность, ведь она все же существует. Вот Виржини, например - она вполне реальна. И у нее куча неприятностей. Причем очень серьезных. Нужно непременно узнать, кто ее отец, узнать фамилию этого человека. Я должна как-то вмешаться во все это. Нужно любым способом себя расшевелить!

Моя Екатерина Великая приходит ежедневно, щедро тратя на меня свою поистине неуемную энергию. Они - высокая блондинка… Стройная, спортивного телосложения; занимается аэробикой, волосы обычно стягивает на затылке в "конский хвост" и носит синтетические брюки в обтяжку. До того, как со мной случилось это несчастье, я не раз видела ее - в кинотеатре, с каким-нибудь очередным приятелем. Приятели менялись довольно часто, но все они были одинаковы - этакие здоровенные детины с очень коротко подстриженными волосами и толстыми ляжками, трущимися друг о дружку при ходьбе. Лично я с ней не была знакома, ибо не нуждалась в ее услугах, да и вообще она мне казалась не слишком-то симпатичной. Неприятно думать о том, что теперь мое тело полностью отдают в ее распоряжение, более того - возможность реабилитации моих несчастных конечностей целиком зависит ог этой длинной глуповатой девицы, мнения которой по любым вопросам столь же однозначны, как красный сигнал светофора, а все разговоры, похоже, сводятся к пересказу последних телевизионных новостей.

Однако в данном случае она оказывается весьма полезной. Почти незаменимой. Ибо совершенно неспособна молчать более пяти минут. Таким образом я оказываюсь в обществе двух величайших болтушек. Разговор для них - все равно что наркотик. Просто благодать! Хотя, наверное, благодарить Всевышнего за то, что он создал таких вот неисправимых сплетниц, способны лишь люди, попавшие в положение вроде моего. Ибо - в противоположность общепринятому мнению - у меня нет ни малейшей тяги к благородной тишине, позволяющей отстраниться от окружающего мира, дабы предаться размышлениям о материях космического масштаба. Нет - я хочу жить. Ибо я еще жива!

Так вот, наша Екатерина Великая - неиссякаемый источник информации. На пару с Иветтой они вполне способны заменить самую бойкую "газету-сплетницу" местного значения. От них я непременно узнаю, кто такая Виржини.

- Смотрели новости? - спрашивает Екатерина Великая, попутно выкручивая мне предплечье.

- Нет, а зачем? Сегодня такая хорошая погода, что мы обедали в саду.

- Надо полагать, накормить ее - задачка не из легких, - тихо и задумчиво произносит Екатерина Великая, разминая мне трехглавую мышцу.

Да, представь себе, девочка моя: ее еще и кормят, эту дебилку. Так что прими мои соболезнования, если это сколько-нибудь ранит твою безмерную чувствительность.

Далее она, разумеется, продолжает говорить, но теперь уже отнюдь не шепотом:

- Там снова рассказывали о погибшем малыше. Все то же самое, что и на прошлой неделе: лес, нашедший тело рыбак и прочее; но теперь уже они уверены в том, что это - дело рук какого-то маньяка. По всей вероятности, всех четверых он и убил! Ведь в общей сложности погибли четыре мальчика, каждому из которых было именно восемь лет! И все это - в радиусе пятидесяти километров! Подумать только: он спокойненько разгуливает на свободе, где-то совсем рядом!

- А они так ничего и не обнаружили? Ну, скажем, отпечатки следов или шин, клочки одежды? - живо включается в разговор Иветта, уже готовая чуть ли не начать расследование.

- Ничего. У них нет ровным счетом ничего! Кроме того факта, что все четверо несчастных были удушены.

- А… гм… как насчет следов насилия?

- Нет; даже этого нет. Просто задушены.

- Странное дело, - бормочет Иветта; все это время она беспрестанно снует по комнате (должно быть, "занимается пылью"). - Ведь детишек такого возраста убивают, как правило, по сексуальным мотивам.

- Правда? Но как бы там ни было, об этом они не говорили. Хуже всего то, что, по крайней мере, с тремя из матерей я неплохо знакома. Одна из них работает на почте в Ла Веррьер. Вторая - продавщицей в табачной лавочке Леклерка. Третья - мадам Массне; как я уже говорила, она - моя пациентка.

- А что за семья у четвертого?

- Об этих людях я вовсе ничего не знаю. По телевизору сказали, что отец убитого мальчика работает в банке. Сниматься они отказались.

Ну конечно же, это они! Вот если бы только наша Екатерина Великая и с ними была знакома… Впрочем, разве от этого что-нибудь изменилось бы? Вряд ли она когда-нибудь сообразит, что я не просто какое-то бревно. Ведь для этого нужно было бы как следует в меня вглядеться. Но даже если бы такое вдруг случилось, мне и самой трудно представить, каким образом я попыталась бы передать ей столь непростую иноформацию…

Пришел доктор Рэйбо. Он осматривает меня - куда более внимательно, чем обычно. Явление вполне объяснимое: на улице хлещет дождь, так что сегодня на доске по озеру не покатаешься. Он ощупал меня всю, с головы до ног, а я, воспользовавшись случаем, принялась демонстрировать свое достижение с указательным пальцем на левой руке, поднимая и опуская его много раз подряд. Доктор позвал Иветту и спросил, часто ли я такое делаю. Она ответила, что понятия не имеет. Он велел ей внимательно проследить за этим явлением. Я сощурила глаза и попыталась было повернуть голову, однако желаемого результата мне достичь не удалось. Доктор решил, что у меня нечто вроде судорожного припадка, после чего они дружно удерживали меня в кресле - до тех пор, пока мне не стало "лучше". В заключение Рэйбо заявил, что я, похоже, начинаю вновь обретать какие-то частицы двигательных способностей. В ближайшее время он поговорит об этом с профессором Комбре. "Однако в данном случае не стоит питать особых надежд", - под занавес заметил он. Вполне возможно, что это всего лишь рефлекторные явления сугубо механического характера - так называемая "хроническая судорога".

Вот уже почти восемь месяцев я живу словно в каком-то бесконечно темном туннеле. Вот если бы… Нет, ни в коем случае нельзя тешить себя пустыми надеждами.

- Мадемуазель Элиза! Ку-ку! Это я!

Успокойся, Иветта, никакого чуда не произошло. Я по-прежнему сижу в своей коляске, словно куль с мукой.

- Ни за что не догадаетесь, кого я только что встретила! Как раз возле почты. Виржини с родителями! Как жаль все же, что вам пришлось лишиться кинотеатра, - мы могли бы вручить им пригласительные билеты. На этой неделе там идет "Книга джунглей".

Такое ощущение, будто стадо слонов неспешно протопало по моему сердцу.

- А поскольку мы были совсем рядом отсюда, я показала им наш дом… Жену зовут Элен. Очень хорошенькая женщина: стройная брюнетка с огромными голубыми глазами. И очень белой кожей. А мужа зовут Поль. Поль и Элен Фанстан.

Точно они! Виржини сказала правду: ее брат действительно был убит.

- Такой элегантный мужчина, и лицо у него очень красивое - в духе Пола Ньюмена; причем на редкость симпатичный, - продолжает Иветта. - И очень мужественного вида. Ну совсем как… ладно… чего уж там говорить…

Прекрасно понимаю: ты хотела сказать: "совсем как Бенуа". Разве такое возможно? Бенуа был просто уникален. К тому же он походил скорее на Роберта Редфорда, так что…

- Мы поболтали немножко о том о сем, а потом я предложила им зайти к нам как-нибудь вечерком пропустить по рюмочке. Соседи все-таки! И знаете? Они согласились! Они зайдут к нам в среду вместе с малышкой.

Браво, Иветта! Могу себе представить, до какой степени она, должно быть, разжалобила их моей несчастной участью, коль скоро ей удалось заманить их к нам в гости!

- И насчет его сына я оказалась права!

Тут Иветта несколько понижает голос и говорит так, как если бы мы с ней оказались вдруг в церкви:

- Его сын умер два года назад. Он - один из тех несчастных мальчиков, которых нашли задушенными, представляете себе?! Мать Виржини сказала, что они предпочитают не затрагивать эту тему, так что - сами понимаете - я и не стала больше ничего расспрашивать… Потерять ребенка - всегда тяжело, но если он вдобавок был еще и убит…

Да уж, действительно - вряд ли кому-либо приятно распространяться на подобную тему. Рено Фанстан. В девяносто третьем я почти постоянно была в разъездах, меня частенько избирали членом жюри какого-нибудь очередного кинофестиваля, а кроме того - уж не помню, почему - это был период, когда мы с Бенуа как-то плохо ладили между собой. Разумеется, поэтому мне тогда и дела не было до всяких там убийств. Элен и Поль Фанстан. Поль. Имя, которое очень подходит к его голосу. Мужчина, явно уверенный в себе. Интересно, а какие у него глаза - светлые или темные? Брюнет он или блондин? Мне почему-то кажется, что брюнет. А Виржини - блондинка с длинными волосами; похожа на маленькую хорошенькую куклу. Неужели они - красавец Поль со своей дочуркой - и вправду способны прийти к нам в гости? Что-то я в этом не слишком уверена.

Среды я дожидалась в каком-то поистине лихорадочном нетерпении. Ощущение было такое, будто время вовсе остановилось. Подобного состояния я не испытывала, пожалуй, со времен наших первых встреч с Бенуа.

И вот - наступила среда. Я чувствую себя так, словно сижу на электрическом стуле. Смех, да и только.

Иветта с самого утра с головой ушла в какие-то хлопоты по хозяйству. Насколько я ее знаю, она, должно быть, готовит легкую закуску, вполне достойную Букингемского дворца. Меня она уже умыла, одела и - о ужас! - причесала; я, надо полагать, теперь основательно смахиваю на школьницу перед церемонией вручения диплома. По всей форме приведенная в полный порядок, в летнем хлопчатобумажном платье (остается лишь надеяться, что не в платье Иветты) сижу в своей коляске в гостиной возле распахнутого окна. Интересно бы знать, как я сейчас выгляжу. Ну, волосы, наверное, все же по-прежнему темные, и, пожалуй, я все такая же маленькая и худенькая; но вот щеки у меня, должно быть, ввалились - от этого нос всегда кажется длиннее, - а цвет лица, скорее всего, основательно напоминает таблетку аспирина. Ох, а те идиотские волоски, что вечно вырастали у меня под подбородком? "Но они же абсолютно незаметны", - говаривал в свое время Бенуа. Как же - теперь они, надо полагать, отросли до самых колен. Да, гостям будет на что посмотреть: этакий скелет с бородой до пупа, обряженный в платье из клетчатой (или полосатой?) парусины. Где-то неподалеку залаяла собака. Ну и что - эти дурацкие собаки то и дело где-то лают. Звонок в дверь.

Иветта бросается открывать. Я сглатываю слюну. Страшно хотелось бы сейчас иметь возможность увидеть себя в зеркале, чтобы точно знать, на что я все-таки похожа. Шаги - чьи-то медленные, а чьи-то - очень быстрые. Кто-то кидается ко мне бегом. И раздается тонкий нежный голосок:

- Здравствуй, Элиза.

Я приподнимаю указательный палец. Виржини кладет свою ладошку на мою руку. Ладошка у нее очень теплая. В этот момент в комнату входит кто-то еще.

- Здравствуйте.

Низкий, глубокий голос. Это он. Поль.

- Здравствуйте.

Другой голос - нежный и спокойный. Должно быть, Элен.

- Прошу вас, садитесь пожалуйста, - произносит Иветта, вкатывая слегка позвякивающий посудой сервировочный столик.

Слышится тихий вздох кожаного диванчика. Должно быть, они сели. Представляю себе, как они сейчас - как бы случайным - взглядом окидывают комнату. Широкие и глубокие кожаные кресла, большой сундук черешневого дерева от Меме, буфет, новейшей модели музыкальная система, телевизор, деревянный журнальный столик, забитые книгами полки, бюро с круглой крышкой, где я храню все свои бумаги… Слышу легкие шаги - это Виржини с интересом обходит всю комнату.

- Только ничего не трогай, Виржини!

- Нет, мама, я только смотрю. Тут есть полное собрание "Бекассины".

Мне оно досталось от отца. Я сохранила его в надежде на то, что когда-нибудь буду читать его нашему с Бенуа ребенку. Однако судьба распорядилась иначе.

- Мне можно почитать одну из них?

- Ну конечно, цыпленок. Вот, держи; да садись-ка сюда.

Иветта усаживает ее в огромное кресло совсем рядом со мной.

- Надо же, дом у вас, похоже, просто колоссальный! - замечает Элен.

- О да, он довольно большой. Идемте, я покажу вам его.

Болтая о каких-то пустяках, они удаляются. Виржини тут же вскакивает с кресла, подходит ко мне. И шепчет мне на ухо:

- Учительница в школе отругала меня за то, что я не знала урока. Но я не могу теперь ничего толком выучить: мне страшно. Понимаю, что это глупо - убивают вроде только мальчиков, но ведь всякое может случиться. А вдруг Смерть передумает и возьмется за девочек тоже? Ты видела фильм, который называется "Смысл жизни"? Папа брал напрокат видеокассету. Там есть такой момент, когда Смерть приходит к людям, которые съели отравленный пирог, чтобы объяснить, что им действительно предстоит умереть.

Она имеет в виду фильм Монти Пайтона. Еще бы я его не видела! Да это был один из наших любимых фильмов, и в моем кинотеатре он шел, по меньшей мере, раз десять. Девочка наклоняется еще ближе ко мне, я чувствую ее легкое теплое дыхание.

- Вообще-то я боюсь Смерти. У нее такое ужасное лицо. Мне бы очень хотелось жить в Диснейленде, в замке Спящей Красавицы.

Даже если бы я и знала, что ей на это сказать - все равно бы не смогла. Иветта с гостями возвращаются: четко слышны их шаги на ламинированном паркете. Беседуют они о погоде, об очередном повышении цен, о домах. Ничего интересного. Виржини умолкла. Судя по всему, вновь взялась за "Бекассину" - то и дело до моего слуха доносится шелест переворачиваемых страниц. Оттого, что она, наговорив мне таких ужасных вещей, столь мирно принялась за чтение, от спокойной болтовни Иветты с гостями в душе у меня возникает чувство нереальности происходящего. Мне и в самом деле трудно поверить, что то, что она рассказывает мне - правда. Внезапно, застав меня врасплох, в мои размышления вторгается теплый голос Поля:

- Мы еще не очень утомили вас своим присутствием?

Похоже, он обращается ко мне?

- Нет, что вы; я уверена, что она, наоборот, очень довольна. Мадемуазель Элиза всегда любила принимать гостей, - вместо меня отвечает Иветта.

Назад Дальше