Он замолчал, и стало слышно, как в оконное стекло с шорохом бьются снежинки, как свистит на улице ветер.
- Ну, начнем, благословясь, с Божьей помощью, - тут старик размашисто перекрестился. - Есть люди, что жаждут изменить мир по собственному мятежному хотению с помощью насилия. Не целый мир, конечно, ну а для начала Москву.
Это Мишка понимал - любителей сделать все по-своему с помощью кулаков отыскать нетрудно, вспомнить хотя бы того же Ваську Горелого из седьмого "А" или Коляна из соседнего дома; да и среди взрослых такие попадаются, только они обычно не дерутся, а орут и грозятся.
- Если же дело у них сладится, то быть всем в столице одинаковыми, стрижеными под одну гребенку - такими проще вертеть, чего скажешь - все исполняют, не спорят и не сомневаются. Токмо город с такими насельниками живым быть не может, ведь таинство жизни в разнообразии, в том, чтобы всякое было, и темное, и светлое, и остальные цвета между ними…
Алиса вышла из комнаты, а Кучка смирно сидел у двери и тоже, как казалось, слушал.
- Посему Москва наша, разумом и волей наделенная, подобной судьбы себе не желает, - Алексей Федорович говорил негромко, но уверенно, чувствовалось, что в сказанном он не сомневается. - И обороняет себя, да вот только не сама, ведь то, что людьми творится, только людской же силой и должно быть остановлено.
- Как так, разумом и волей? - спросил Мишка, воспользовавшись новой паузой. - Ух ты! Это как мы с вами?
Тут вошла Алиса с упаковкой ваты и пузырьком в руке, и он не удержался, посмотрел в ее сторону. А когда перевел взгляд обратно на хозяина квартиры, то увидел, что тот мягко, понимающе улыбается.
Наверняка заметил, что Мишка на его внучку таращится… ух, стыдно-то как.
- Ну, почти, - сказал Алексей Федорович, вновь становясь серьезным. - Похоже на нас. Понравилось ли ей, что лик ее изуродовали таким уродливым наростом, что под видом Петра на берегу реки воздвигся? Или тем непотребством гнусным, коим Поклонная гора обезображена?
- Должно быть, Москва очень старая, - тут Мишка почесал в затылке. - Столько веков…
Возившаяся c Кучкой Алиса что-то сердито буркнула.
Алексей Федорович усмехнулся:
- С одного боку конечно, старая, а с другого - молодая и красивая. Это уж как увидеть. Хотя ты именно потому, что зришь то, что другие не могут, и стал частью той людской силы, что должна Москву оборонить…
- Я? - Мишка едва со стула не упал.
Нет, он, конечно, пацан крепкий, но на то, чтобы кого-то от чего-то оборонять, взрослые есть… Он же не Супермен в синем трико и не Бэтмен с кожаными ушами и даже не человек-паук, паутина из рук!
- Да какой из меня защитник? - сказал он. - Дело святое, да только я ничего и не умею. Смотреть-то - эка невидаль, все глаза таращат.
- Тут ты не прав, - Алексей Федорович покачал головой. - Видеть - работа труднейшая. Много сложнее, чем показывать, как и болтать языком куда проще, чем слушать говорящего или тем более молчащего! То, что в глаза само бросается, и то увидит далеко не каждый, что уж говорить о сокрытом и робком?! А ведь и оно нуждается в том, чтобы быть увиденным!
- Но что же мне делать? - спросил Мишка, чувствуя, что, несмотря на долгие разговоры, ничего толком не узнал и только еще больше запутался: живая Москва, которую надо защищать, и участь эта выпала почему-то ему, вовсе жителю Заволжья, далекого и такого маленького рядом со столицей. - Как все это связано с той штукой, ну той, что я нашел?
- О ней здесь лучше не говорить, опасно, могут заметить, - вмешалась в разговор Алиса. - Дед тебя в специальное место отведет…
Она закончила возиться с Кучкой, забинтовала ему одну из передних лап, в двух местах выстригла шерсть на боку, смазала коричневой мазью обнажившуюся кожу, и сейчас пес, тяжело дыша, лежал на полу.
- Истинно так, отведу, - Алексей Федорович поднялся. - Бери свою одежу.
Мишка отправился обратно в прихожую, снял с вешалки куртку, ощущая тяжесть спрятанного в кармане золотого яйца, слыша негромкое, но уверенное тиканье, похожее на стук маленького сердца.
Хозяин повел его вглубь квартиры, по длинному коридору, не зажигая света.
Они миновали две двери, и остановились у следующей, большой, под потолок, с круглой тяжелой ручкой.
- Нам сюда, - сказал Алексей Федорович, поворачивая ее.
Дверь открылась бесшумно, стал виден огромный, даже по меркам этой квартиры зал, дальний конец которого терялся в полумраке, через высокие узкие окна падал свет фонарей, а на стенах висели картины.
Насколько Мишка мог видеть, сплошь портреты надменных вельмож в париках и полных дам в старинных платьях.
- Тут не очень благочинно, - бормотал Алексей Федорович, шагая дальше.
Пол тут был выложен паркетом, его плашки негромко поскрипывали, нос щекотал тот запах, какой всегда бывает в музеях - немножко пыли, чуточку нежилых помещений, и почти неуловимый аромат древности, тех вещей, что существуют веками и давно лишились смрада повседневности.
- Ну вот, здесь вельми приятно, - сказал Алексей Федорович, когда они прошли в следующий, меньший зал.
Тут в окно тоже светил фонарь, и по стене точно черные мухи метались тени снежинок. Картин было совсем немного, одну Мишка знал, на ней безумный царь Иван Грозный обнимал умирающего сына с разбитой головой, на другой красовалась куча черепов с сидящим на ней вороном, на третьей по реке плыла ладья, над бортом торчали шлемы, ветер надувал красно-желтые паруса.
- Доставай, отрок, - мальчик не сразу понял, что обращаются к нему.
А когда сообразил, засуетился, поспешно извлек из кармана свою находку.
Блеснули стрелки на черных циферблатах, в стороны, как показалось, брызнули золотые искры. Алексей Федорович принял часы в ладони осторожно, покачал, точно взвешивая, слегка прищурился.
- Я хочу знать, что это такое, почему этот предмет собираются использовать во зло?! - выпалил Мишка.
Сейчас он задаст все вопросы сам, без помощи этой заносчивой москвички!
И все же жаль, что она там осталась, не пошла с ними…
- Чтобы получить нечто, нужно отдать нечто - это закон, он действует всегда и везде. Добываешь ты в школе пятерку ведь не просто так, для этого ты вкладываешь силы и время, разум свой, богом данный, напрягаешь, - Алексей Федорович заговорил совсем не так, как раньше, быстрее и проще, почти без старинных словечек, будто вещь в его руках причиняла боль, заставляла произносить слова быстрее. - И чем большего ты жаждешь, тем значимее должна быть твоя жертва… эта вещь обладает невероятной ценностью, она не только в том, что часы сии из золота, зело украшены и очень стары. Нет, их хозяин еще вложил сюда очень много от себя самого, чаяний своих, страхов и ожиданий.
Мишке снова вспомнился "Властелин колец" - ну да, там Саурон сделал нечто похожее.
- Вложил, но не вострепетал отдать ее, чтобы получить нечто большее…
- Но кому? - спросил Мишка.
- Не думаю, что стоит называть имя этой силы. Отдать, обменять на блага земные, - негромкий голос Алексей Федоровича отдавался в углах, казалось, что говорит не один человек, а несколько. - Именно для этого хозяин часов отправил клеврета своего выкинуть эту вещь. Оставить там, где приношение смогут забрать, и тут на пути темного замысла оказался ты. Выходит, что теперь тебе и бороться против него до конца, стоять до победы. Тебе положено сделать так, чтобы замысел сей не стал реальностью.
- Но я не хотел! Я случайно эти часы увидел и подобрал!
- Случайно в этом мире даже лист с дерева не падает, все имеет причину и следствие.
- Даже всякая ерунда?.. Вот хотя бы Димон, друг мой лучший, летом с велосипеда упал. Тоже не просто так? - Мишка подумал, что легко быть героем, если ты набит всякими сверхспособностями, как диван пружинами.
Но каково, если ты самый обычный человек?
- Конечно, не просто так, - Алексей Федорович усмехнулся, неспешно огладил бороду. - Некий смысл это имело - и для него, и для тебя, отрок, но какой - не нам в то заглядывать.
- Да ну! - Мишка сердито махнул рукой. - Вы все выдумываете!
- Да? Собирались же вы тогда на рыбалку?
- Откуда вы знаете?
- Дарует всевышний тем, кто достоин, прозрения о том, что необходимо для исполнения долга. Если бы друг твой не упал с машины велосипедной, то вы на рыбалку пошли, ничего бы не поймали, но полезли на старую баржу, у берега стоящую, а там полы гнилые, доски трухлявые, вот и провалился бы ты в трюм. Не убился бы, но костей поломал достаточно, пролежал месяц… Думаешь, поехал бы ты в этом случае в Москву?
Мишка несколько раз открыл и закрыл рот, не зная, что сказать.
Откуда он знает про дебаркадер на Волге, куда все заволжские мальчишки лазят?
Точнее, лазили, пока в августе там не покалечился один пацан из третьей школы.
- Так что нет, нести эту ношу теперь тебе, и никто не управится с ней лучше тебя, - Алексей Федорович протянул ладонь с лежащим на ней золотым "яйцом", что еле заметно светилось в полумраке.
Мишка забрал часы с отвращением, захотелось вышвырнуть их подальше, со всей дури запустить в стенку, чтобы шестеренки полетели.
- Но что мне с ними делать? Алиса сказала, что выкинуть их нельзя.
- Верно сие.
- А если их уничтожить, разобрать на части, а те разбросать так, чтобы никто не нашел! - выпалил Мишка.
Уж это-то должно помочь!
- Ты можешь попробовать, отрок, но не думаю, что у тебя получится, - Алексей Федорович пожал плечами. - Вещь эта сделана несокрушимо. Кроме того, разъять на куски не значит сделать мертвым, а ведь корень зла нужно лишить жизни, чтобы он не мог расти, пускать новые побеги.
- Но что же тогда с ними делать? - Мишка уставился на часы с ненавистью. - Можете вы сказать четко?
- Был я однажды в Киево-Печерской обители, беседовал там с отшельником Варлаамом. Зашел у нас разговор с ним, как отличить голоса божественные от наваждений демонских… Сказал мне тогда отшельник, что только враг рода человеческого вразумляет тебя четко и ясно. Говорит - делай так и так, и тем самым отбирает твою свободу, на которую господь никогда не покусится, - Алексей Федорович положил Мишке руку на плечо, одобряюще похлопал. - Случилось так, что часы сии попали к тебе, и токмо ты сможешь найти ответ на вопрос сей… Сам! Пойдем, отрок, ибо вижу я, что сон сейчас нужнее тебе советов мудрых.
Мишка спрятал вокзальную находку в карман куртки, и они двинулись обратно - мимо картины с грудой черепов, через зал с портретами вельмож в париках, и сквозь дверь в темный коридор.
Когда проходили через нее, показалось, что слышит за спиной шаги.
Мишка обернулся, но не увидел никого.
- Ну что? Как? - спросила Алиса, когда они вошли в комнату с книгами. - Ничего себе… Что ты там с ним делал, дед?
- Ничего особливого, - Алексей Федорович развел руками и неожиданно подмигнул. - Сказал ведь Экклезиаст, что в великой мудрости многие печали, ну а я говорю, что утро вечера мудренее.
- Может быть, вы мне дадите молоток? - спросил Мишка, отчаянно борясь с зевотой. - Попробую все-таки…
Ведь можно это сделать прямо в кармане, разбить на мелкие кусочки, а потом выйти на улицу и начать разбрасывать - кусок тут, другой там. Пусть те двое, которых Алиса назвала Охотниками, попотеют, собирая имущество своего шефа, того самого, что с вожжами в руках и хочет всех под одну гребенку.
- Да ты спишь на ходу! - решительно заявила девчонка, и Кучка поддержал ее ворчанием. - Давай ложись, кровать я тебе приготовила.
Мишка набычился, собрался заявить, что он вообще не устал, что он, если надо, готов бегать еще пять часов. Но неожиданно зевнул так мощно и громко, что все, кроме него, рассмеялись, а Кучка недоуменно взвизгнул.
- Утром, все утром, - сказал Алексей Федорович.
В очередной комнате, на этот раз маленькой, с письменным столом в углу и большим шкафом для одежды, гостю поставили и застелили раскладушку. Мишка еще успел выглянуть в окно, обнаружить, что отсюда хорошо видно Кремль, нежащийся в оранжевых лучах прожекторов, и тут понял, что сейчас упадет, если не ляжет.
Глаза слипались, ноги самым натуральным образом подгибались.
Сил едва хватило на то, чтобы залезть под одеяло, растянуться на прохладной простыне. Затем накатил сон, похожий на разноцветный вихрь, тяжелый и сладкий, и Мишка окунулся в него с головой.
Вынырнул вроде бы тут же, но за окном было светло, а в дверь заглядывала Алиса.
- Поднимайся, завтрак готов, - сказала она.
- Дело святое, - пробормотал Мишка, с трудом отрывая голову от подушки.
Девчонка хихикнула и исчезла, а он начал выбираться из раскладушки.
На завтрак получил самую большую яичницу, которую только видел в жизни, и огромную кружку чая.
- Ну что, сыт ли ты, отрок? - спросил Алексей Федорович, когда с едой оказалось покончено. - Ибо утроба юная обширна, плоть молодая еды немало требует, это и я помню.
- Да, спасибо, - Мишка отодвинул тарелку. - Может быть, вы все же дадите мне молоток?
Он думал, что старик будет возражать, но тот промолчал, ушел, и вскоре вернулся с инструментом - тяжелым, старообразным, как и его хозяин, с деревянной захватанной ручкой.
- Пробуй, - сказал Алексей Федорович.
Мишка принес куртку с лежащим в кармане золотым "яйцом", положил на табуретку. Подумал немного, и переместил на пол, затем взял молоток, и в нерешительности замер - они все смотрели на него, и Алиса, и ее дед, и даже Кучка, чьи желтые глаза казались печальными и понимающими.
- Взялся, так делай, - проговорила девчонка. - Или передумал?
- Ну нет! - и Мишка ударил, изо всех сил, что у него оставались.
И удивительным образом промахнулся, саданул по полу, да так, что в линолеуме появилась вмятина. Врезал повторно, на этот раз слабее, негромко звякнуло, и молоток отлетел от часов, точно они были из резины.
- Стой-стой, - вмешался Алексей Федорович. - Предмет сей не дастся тебе так просто. Отступись!
- Вот уж нет, - Мишка закусил губу, и сделал третью попытку.
Он не понял, куда попал, но молоток вновь отскочил и заехал в лоб с такой силой, что в голове загудело. Выронил инструмент и сел на полу, щупая быстро набухающую шишку и пытаясь сообразить, что произошло.
- Видишь, оно защищается! - сказала Алиса, глядя на него с тревогой и жалостью. - Ударишь еще - без пальца останешься!
- Или молоток сломается, или соседи снизу решат, что с них хватит стука над головой, - добавил Алексей Федорович. - Воскресенье сегодня, всякий работный человек поспать хочет.
- Но как же тогда… - Мишка чувствовал себя растерянным, как никогда в жизни.
Не может быть такого, чтобы бездушный предмет, дорогая поделка, даже золотая, умела оборонять себя - вещь на то и вещь, чтобы служить человеку, и разрушаться, когда он пожелает! Но если подумать, есть такие люди, что сами служат вещам, разве что не молятся на них, а уж жертвы приносят…
Взять хотя бы тетю Любу, маму друга Димона - она шмотки покупает каждую неделю, так что у них вся квартира барахлом забита, и шкафы, и полки, и кладовка, но остановиться не может, всегда говорит, что ей надеть нечего.
Если уж обычные вещи имеют такую власть, то что говорить о необычных?
- Вижу, ты думаешь, - Алиса засмеялась, на лице ее обнаружился ехидный прищур. - Чудесное зрелище.
Мишке захотелось ее стукнуть - ну сколько можно насмехаться?
- И вообще, тебе пора идти, - продолжила девчонка. - Иначе рискуешь в театр опоздать.
В голову словно ударила молния - точно, у них же сегодня с утра представление в Большом Театре, он даже помнит, во сколько, и наверняка там получится отыскать Анну Юрьевну и одноклассников! И еще надо попытаться оживить телефон, вдруг тот прекратил забастовку и сегодня заработает?
- Да, конечно, - сказал Мишка. - Но ведь если я выйду, меня опять эти двое учуют?
Вспомнились Охотники на вечернем Арбате, равнодушное лицо плечистого, его черная бандана и косуха, алчный, хищный взгляд лохматого, его помятый камуфляж и длинные, как у обезьяны руки.
По спине пробежал холодок.
- Истинно так, - Алексей Федорович кивнул. - Но ты же не можешь сидеть здесь всегда? Неведомо, помимо того, настигнут тебя Охотники или нет… На все воля божия.
И он перекрестился.
- Да, конечно, - Мишка отогнал малодушное желание и в самом деле остаться в этой квартире: может быть, пройдет день-другой, и о нем забудут, да и телефон удастся отремонтировать?
Но нет, так нельзя, что будет с мамой и папой?
Да и не хочется выглядеть трусом и перед самим собой… и перед Алисой тоже.
- Да, - повторил он, откладывая молоток. - Я пойду. Спасибо, что пустили переночевать.
- Я тебя провожу, - заявила она, и поднялась. - Кучка, ты никуда не идешь!
Пес заворчал, засучил хвостом, показывая, что не согласен, но дисциплинированно остался на месте.
Алексей Федорович проводил Мишку до двери, подождал, когда тот оденется, а затем перекрестил и обнял.
- Ты все одолеешь, отрок, я верую, - шепнул он на ухо. - И буду молиться за тебя.
Пока ехали в лифте, Мишка смотрел в стену, Алиса что-то напевала тихонечко.
На улице вновь шел снег, не такой обильный, как вечером, а легкий, почти невесомый. Москва, вся в свежих сугробах, выглядела точно огромный торт в белой праздничной упаковке. Прохожих не встречалось, машины проезжали редко-редко, и казалось, что исполинский город опустел.
- Ты, конечно, можешь поехать на метро, - сказала девчонка, когда они вышли к реке. - Только пешком тут не так далеко… Два километра пройти сумеешь?
- Сумею, - буркнул Мишка.
На тренировках он порой пробегал в десять раз больше, а один раз даже полумарафон сделал.
- Тогда тебе вон туда… - и она рассказала, как дойти до Большого Театра.
- Мы увидимся? - спросил Мишка, как тогда, в метро, и вновь, как ни старался удержаться, покраснел.
- Кто знает? - Алиса улыбнулась, подмигнула, и пошла прочь.
Мишка некоторое время стоял и смотрел ей вслед, пытаясь понять, что с ним происходит - почему ему, с одной стороны приятно находиться рядом с этой москвичкой, а с другой она так его раздражает?
Ну а когда стройная фигурка в цветастом комбинезоне и остроконечной шапке исчезла из виду, он с размаху стукнул себя кулаком по лбу - вот остолоп, даже не подумал спросить у Алисы телефон или лучше фамилию, чтобы потом отыскать ее во "ВКонтакте"!
Девчонок с таким именем в Москве должна быть не одна сотня!
Хотя ведь была такая мысль, когда завтракал, но в тот момент он постеснялся.
Мишка сердито засопел, развернулся и зашагал через мост, ничего не видя сторонам. Злиться на себя он перестал, только свернув прочь от Кремля, и обнаружил, что идет вслед за двумя мужчинами.
Москвичи разговаривали, и он невольно прислушался.
- Э, а ты не слышал, брат, что сегодня ночью в Третьяковке было? - спросил тот, что шел справа, повыше, в вязаной шапочке петушком. - Э, прям криминал настоящий, преступление века!
- Неа, - откликнулся второй, без головного убора, со снежинками на черных, с сединой волосах.
- Сторожей связали, вломились внутрь, да только ничего не взяли! Удивительно, да? - обладатель шапки-петушка даже рубанул ладонью воздух, показывая собственное изумление.