- Пару раз было. Я всегда считала себя женщиной, которая не позволит себя стукнуть больше одного раза. Если бы вы спросили меня несколько месяцев назад, я бы ответила, что ушла бы от мужчины, который вздумал бы меня ударить. Но я не ушла. Не знаю почему. Он так всегда страдал, а я переживала из-за него. Звучит глупо? Но я чувствовала, что ему больнее, чем мне. Когда я сейчас об этом рассказываю, понимаю, что говорю не о себе. Я не похожа на женщину, которая остается с мужчиной, если тот плохо с ней обращается. Я больше смахиваю на такой тип женщины, которая бежит из темницы, а теперь хочет справиться с жизнью.
- И у вас это потрясающе получается, - сочувственно проговорила она.
- Я так не думаю. Просто стараюсь изо всех сил.
- И делаете это неплохо. Я немного изучала такой тип психопатов...
- Вы мне об этом не рассказывали, - удивилась я. - Говорили, что как психиатр не интересуетесь этой стороной.
- Во-первых, вы вели себя удивительно жизнелюбиво, и это позволило вам уцелеть. И потом ваш потрясающий побег. Это почти беспрецедентно.
- Вы слышали только мою версию. Может быть, я все преувеличила, чтобы казаться более смелой.
- Не представляю подобной возможности, - возразила Айрин. - Вы ведь здесь и живы.
- Это правда, - согласилась я. - Ну вот, теперь вы все обо мне знаете.
- Я бы этого не сказала. Может быть, завтра или позже мы могли бы встретиться снова.
- С удовольствием, - ответила я.
- А сейчас пойду добывать нам ленч. Вы наверняка проголодались. Только хочу попросить вас об одолжении.
- Каком?
Айрин не ответила, а стала рыться в сумке. А я тем временем думала о ней. И с трудом избавилась от мысли, что она была тем типом мамы, которую я придумала для себя: приветливой, в то время как моя настоящая родительница отличалась холодностью, уверенной и умной, а не такой, как моя мать, которая часто суетилась и, мягко говоря, не имела способностей Эйнштейна. Айрин была глубокой, сложной, интересной.
Она вытащила из сумки папку, положила на стол, достала лист бумаги - печатный формуляр - и пододвинула мне.
- Что это? - спросила я. - Вы хотите продать мне страховку?
Айрин не улыбнулась.
- Я хочу вам помочь и правильно оценить ситуацию, - сказала она. - А для этого мне необходимо как можно полнее восстановить всю картину. Нужно посмотреть вашу историю болезни, но для этого требуется ваше разрешение. Я прошу вас подписать вот здесь.
- Вы серьезно? - удивилась я. - Там куча всякой чуши о прививках, которые положено делать перед тем, как поехать в отпуск, и об антибиотиках, которыми меня пичкали, если донимала инфекция.
- Это может оказаться полезным. - Айрин подала мне ручку.
Я пожала плечами и подписала.
- Не завидую вам. А что теперь?
- Я хотела бы, чтобы говорили вы. Мне интересно посмотреть, куда вас это заведет, - ответила она.
И я согласилась, отдалась этому занятию. Айрин Беддоз сходила в больницу и принесла сандвичи, салат и шипучую воду. Солнце двигалось по небу, а я все вспоминала, иногда плакала, когда мне казалось, что в последний год жизнь сделалась сплошной морокой, но главным образом говорила, пока не выдохлась. Во дворе стало темно и холодно, и Айрин отвела меня по гулким коридорам в палату.
На кровати у меня лежал букет нарциссов и записка на использованном конверте: "Жаль, что тебя не было. Ждала, сколько могла. Заеду снова, как только сумею. Миллион поцелуев, думаю о тебе. Сэди".
Ослабев от огорчения, я опустилась на кровать.
* * *
- Как проходит расследование?
- У нас нет ничего, чтобы его вести.
- А те женщины?
- Это только пять имен.
- Шесть со мной.
- Если вы... - Кросс остановился и как-то странно посмотрел на меня.
- Если я что-нибудь вспомню, вы узнаете об этом первым.
* * *
- Вот это ваш мозг.
- Мой мозг, - повторила я, посмотрев на прикрепленный к светящемуся стеклу компьютерный снимок, и дотронулась до висков. - С ним все в порядке?
Чарли Маллиган улыбнулся:
- На мой взгляд, все отлично.
- Какой-то темный.
- Так и должно быть.
- О, я по-прежнему ничего не могу вспомнить. В моей жизни образовалась пустота.
- Не исключено, что она останется навсегда.
- Дыра в форме беды.
- Но возможно, память станет постепенно возвращаться и заполнит ее.
- Я могу что-нибудь сделать для этого?
- Не волнуйтесь и расслабьтесь.
- Вы не знаете, с кем говорите.
- Бывают вещи гораздо хуже, чем потеря памяти, - заметил врач. - Ну, мне пора.
- К своим мышам?
Он протянул теплую и сильную руку, и я ухватилась за нее.
- Свяжитесь со мной, если что-нибудь потребуется.
"Мне нужно все, что вы способны сделать с моей памятью", - подумала я, но в ответ просто кивнула и попыталась улыбнуться.
* * *
- Я где-то читала, что в жизни можно влюбиться всего два, от силы три раза.
- Вы думаете, это правда?
- Может быть. Но в таком случае я влюблялась либо много раз, либо никогда. Доходишь до точки, когда не можешь ни есть, ни спать, чувствуешь себя больной и бездыханной и не знаешь, это счастье или беда. Хочется одного - быть с ним, а остальной мир пусть идет куда подальше.
- Да.
- Я испытывала это чувство много раз. Но оно продолжалось недолго. Иногда несколько дней или до того момента, пока я не ложилась в постель. А потом любовь начинала растворяться, и я видела, что осталась ни с чем. Словно зола после того, как пламя погасло. Думаешь: Господи, что это на меня нашло? Но иногда сохраняется привязанность, чувство, желание. Так разве это любовь? Сильнее всего я влюбилась, когда училась в университете. Боже, как я его обожала. Однако и это длилось недолго.
- Он вас бросил?
- Да. Я плакала неделями. Думала, не переживу.
- А как сложилось с Терри? Чувство к нему оказалось сильнее, чем к остальным?
- По крайней мере продолжительнее. Наверное, сыграло свою роль ощущение долга. Или терпение. - Я рассмеялась, но смех получился какой-то неестественный. - Понимаете, мне кажется, я знаю его самые незначительные интимные детали. Все, что он прячет от других... Более того, чем больше я вижу причин его оставить, тем мне труднее это сделать. Неужели в этом есть какой-то смысл?
- Вы говорите так, словно находитесь в ловушке.
- Вы немного драматизируете. Я просто пустила все по накатанной колее.
- Из которой всеми силами хотели выбраться?
- Постепенно погружаешься в какие-то вещи, но не понимаешь, в каком ты положении, пока внезапно не наступает кризис. Тогда все становится ясным.
- Так вы утверждаете...
- Что это мой кризис.
* * *
На следующий день, когда Айрин пришла в мою комнату... Мою комнату! Я поймала себя на слове. Разве я собираюсь провести здесь остаток жизни? Неужели не сумею приспособиться к внешнему миру, где мне придется самой покупать для себя вещи и принимать решения?
Она была, как всегда, сдержанна. Улыбнулась и спросила, как я спала. В реальном мире люди время от времени интересуются самочувствием других, но не потому, что хотят об этом знать. Надо просто ответить: "Хорошо". Они не станут уточнять, как вы спали, что ели, каковы ваши ощущения.
Им это просто неинтересно. А Айрин Беддоз надо было знать все. Она смотрела на меня умными глазами и ждала, чтобы я заговорила. И я сообщила ей, что спала превосходно, но покривила душой. Да, мне предоставили отдельную палату, но поскольку она располагалась не на острове посреди Тихого океана, каждую ночь примерно в два тридцать меня непременно будила криком какая-нибудь дама. К ней приходили, ею занимались, а я продолжала лежать, смотреть в темноту, думать, что значит быть мертвой, и вспоминать голос в подвале.
- Да, превосходно, - сказала я.
- Пришла ваша история, - начала Айрин. - Из вашего лечебного учреждения прислали общую историю болезни.
- Господи, я совершенно забыла, - ответила я. - Наверное, там много всякого, что можно взять и использовать в качестве улики против меня?
- Почему вы так говорите?
- Просто шучу. Хотя вы можете возразить, что нет таких вещей как "просто шутка".
- Вы мне не рассказали, что лечились от депрессии.
- А разве такое было?
Айрин сверилась с записной книжкой.
- В ноябре 1995-го вам прописали ССРИ.
- Что это такое?
- Антидепрессант.
- Не помню.
- Постарайтесь вспомнить.
Я немного подумала. 1995-й. Университет. Разрыв.
- Должно быть, это случилось, когда я рассталась с Джулзом. Я вам вчера о нем рассказывала. Я была в ужасном состоянии, думала, что мое сердце разбито, я не вылезала по утрам из постели, все время плакала и не могла остановиться. Удивительно, до чего много в человеке влаги. И тогда подруга заставила меня обратиться к нашему университетскому врачу. Он прописал мне таблетки, но не помню, чтобы я их принимала. - Я осеклась и рассмеялась. - Только не подумайте, что речь идет об амнезии. Просто я не придаю этому значения.
- Почему вы мне раньше об этом не сказали?
- В восемь лет мне подарили на день рождения перочинный нож. Через несколько минут я уже пыталась разрезать толстую деревяшку в саду и попала по пальцу. - Я показала левую руку: - Видите, здесь до сих пор маленький аккуратный шрам. Стоит мне посмотреть на него, и я представляю, как лезвие срывается и кромсает палец. Об этом я тоже не рассказывала.
- Эбби, мы с вами говорили о ваших настроениях, о том, как вы реагируете на стресс. А вы об антидепрессанте даже не упомянули.
- Хотите сказать, забыла - как не помню того, каким образом меня похитили? Но я же вчера исповедовалась, когда мы разговаривали.
- И ни словом не обмолвились, что лечились.
- Только потому, что не считала это существенным. У меня была в университете связь, потом все разладилось, и я впала в депрессию. Разве это важно? Хорошо, согласна, все важно. Наверное, я не упомянула об антидепрессантах, потому что чувствовала себя покинутой.
- Покинутой?
- Конечно. Я его любила, а он меня нет.
- Просматривая вашу историю болезни, я интересовалась вашей реакцией на другие случаи стресса в жизни.
- Но если вы решили сопоставить сидение в подвале в плену у человека, который грозит вас убить, и разрыв с другом или борьбу с экземой, от которой я не могла избавиться два года, - вы дошли до этого места в истории болезни? - то будьте уверены: сравнение невозможно.
- Есть одно общее - все это происходило с вами. Стало эпизодами вашей жизни. Я ищу стереотипы. Все, что случается, в какой-то мере влияет на человека. Надеюсь, что смогу вам помочь, чтобы изменения были не к худшему.
- Но в жизни происходят вещи, которые нехороши по своей сути. Вроде того, что случилось со мной. С этим ничего не поделаешь - такие испытания не могут иметь хороших последствий. И единственное, что мне теперь кажется важным, - пусть поймают и посадят за решетку того страшного человека, чтобы он не смог ни с кем учинить ничего подобного. - Я посмотрела в окно: над крышами синело небо. Я не ощущала уличного холода, но каким-то образом могла его видеть. И от этого ненавистная больничная палата показалась невыносимо душной. - И вот еще...
- Что?
- Мне очень надо отсюда выйти. Нужно возвратиться к нормальной жизни. Конечно, нельзя так просто собраться, надеть позаимствованную в больнице одежду и отправиться восвояси, хотя, когда начинаю задумываться, я не понимаю суть такого запрета. Но я хочу сообщить доктору Бернзу, что завтра ухожу. А если вам необходимо со мной встретиться, мы договоримся и я приду, куда вы скажете. Но я не могу больше здесь оставаться.
Айрин Беддоз всегда вела себя так, словно я говорила именно то, что она ожидала, и все ей было понятно.
- Может быть, это и правильно, но нецелесообразно, - заявила она. - Вас смотрели специалисты из разных отделений, а согласование мнений - настоящий координационный кошмар, так что остается просить прощение за проволочку. Но я слышала, что завтра утром намечается собрание, где будет обсуждаться, как нам поступать дальше. И один из самых очевидных выводов - отпустить вас домой.
- Можно мне прийти?
- Что?
- Можно мне прийти на собрание?
Впервые растерялась даже Айрин.
- Боюсь, что это невозможно, - ответила она.
- Вы хотите сказать, что я могу услышать неприятные для себя вещи?
Она ободряюще улыбнулась:
- Вовсе нет. Но пациенты не посещают врачебные конференции. Таковы правила.
- Просто я начинаю смотреть на свою болезнь как на расследование, в котором участвую сама.
- Ну что вы... Я приду к вам сразу после собрания.
Мой взгляд был прикован к окну.
- Буду паковать чемодан, - сказала я.
* * *
В тот день я не видела Джека Кросса - он был слишком занят. Ко мне пришел другой, менее важный полицейский - констебль Лэвис. Он был из тех высоких людей, которые постоянно сутулятся, словно боятся удариться головой даже в такой комнате, как моя палата, не менее девяти футов высотой. Чувствовалось, что он дублер, но держался Лэвис дружески, словно мы с ним были вместе, а все остальные против. Он сел на стул рядом с кроватью, который показался под ним до смешного маленьким.
- Я пыталась связаться с Кроссом, - сказала я.
- Его нет в конторе, - объяснил полицейский.
- Так мне и ответили, - кивнула я. - Но я надеялась, что он мне позвонит.
- Кросс занят, - заметил Лэвис. - Он послал меня.
- Я собиралась ему сказать, что ухожу из больницы.
- Отлично. - Он произнес это так, будто заранее знал, что я скажу. - Я все передам. А меня послали обсудить парочку вещей.
- Каких?
- Хорошая новость, - радостно объявил он. - Ваш приятель. Терри Уилмотт. Мы начали о нем немного беспокоиться. Но он объявился.
- Работал или загудел?
- Он ведь немного выпивает?
- Иногда.
- Я вчера с ним встретился. Он был довольно бледен, но в общем в порядке.
- Где он был?
- Сказал, что болел. И останавливался в доме приятеля в Уэльсе.
- Похоже на Терри. А еще он что-нибудь сказал?
- Ему нечем было особенно поделиться.
- Что ж, тайна прояснилась. Я ему позвоню.
- Так он с вами еще не связался?
- Нет.
Лэвис смутился. Судя по всему, он был из той категории взрослых, которые краснеют, спрашивая время.
- Босс просил меня навести кое-какие справки, - сказал он. - Я звонил в вашу компанию "Джей и Джойнер". Приятные люди.
- Готова вам поверить.
- Мы пытались установить период времени, когда вы исчезли.
- И преуспели?
- Полагаю. - Он потянул носом и оглянулся, словно проверяя пути отступления. - Какие у вас планы?
- Я же уже сказала: планирую завтра уйти из больницы.
- А как насчет работы?
- Не думаю, что пока в состоянии. Но через недельку-другую хочу заступить.
- Вернетесь на работу? - В вопросе полицейского прозвучало удивление.
- А как же иначе? Я должна зарабатывать на жизнь. И дело не только в этом. Я хочу вернуться к нормальной жизни.
- Что ж, правильно, - согласился Лэвис.
- Извините, - сказала я, - мои личные проблемы вовсе не ваше дело.
- Не мое, - буркнул констебль.
- И у вас, должно быть, полно всяких проблем.
- Порядком.
- Признаю, что мало чем сумела вам помочь.
- Мы предпринимаем все возможное.
- Мне искренне жаль, что я не смогла найти того места, где меня держали. Я совсем не образцовый свидетель. Скажите: есть какие-нибудь результаты? Должны проверить имена других жертв, которые я дала Кроссу. Была надежда, что это может дать ключ к расследованию. Что-нибудь удалось найти? Полагаю, что нет, иначе бы вы сказали. Хотя мне никто ничего не говорит. Это еще одна причина, почему я не хочу оставаться в этой комнате. Здесь я поняла, что значит быть старой и немощной. Все обращаются со мной, будто я немного не в себе. Если заходят, говорят очень медленно и задают самые простые вопросы, словно у меня не все в порядке с головой. И считают, что не следует ничего говорить. Если бы я время от времени не устраивала бучу, обо мне бы преспокойно забыли.