Папа говорил серьезно. Так серьезно, как говорят люди, когда они изо всех сил сдерживаются, чтобы не рассмеяться. Галке это не нравилось. Выходило, будто они со Славиком и Юркой затеяли такую чепуху, на которую и сердиться не стоило. Если бы не мама, то Галке было бы совсем худо. Но мама вела себя так, как надо. Она вздыхала, покачивала головой, и в глазах ее было недоумение и даже страх.
- У них получается, и у меня получается, - сказала Галка.
- Но зачем вам это нужно? - не выдержала мама.
- А ты знаешь, это не всегда легко объяснить, - сказал папа, и в голосе его звучало сочувствие к нелегкой Галкиной доле. - Мы спрашиваем ее одну, а ей, оказывается, приходится отвечать за троих. Когда уговариваются трое, да еще на такое серьезное дело, да еще у них получается, - тут и отступать как-то неловко. Верно, Галка?
Галка промолчала. Не хватало еще поддакивать, если над тобой посмеиваются. Может быть, правда, и не посмеиваются, но уж лучше думать, что так оно и есть. Ведь по лицу папы угадать ничего невозможно. Но лучше думать про худшее. Тогда и жить легче. Тогда и вина меньше, а может быть, и нет ее вовсе.
- Мы вот тоже уговорились, - продолжал папа, - весь экипаж - задание выполнять только на отлично. Пока получается. А если хоть один раз выйдет не отлично, а просто хорошо - ведь смеяться будут. Скажут: "Обещание берете, а не выполняете". Тут уж волей-неволей - тяни на отлично.
- Не смешивай понятия, - строго сказала мама. - Вы уговариваетесь на хорошее дело...
- А они на плохое, - возразил папа. - Над нами будут смеяться, если у нас хуже получится, а над ними, если - лучше.
При этих словах папа подмигнул маме левым, ближним к ней глазом. Но глаз этот был ближним и к Галке. Она заметила отцовские фокусы. А мама заметила, что Галка заметила, и сказала неумолимым и обиженным голосом:
- Я не вижу здесь повода для шуток.
- Я не шучу, - ответил папа. - Я просто уважаю чужие уговоры. А теперь я хотел бы пообедать.
Мама поднялась с обиженным видом. Она выпрямилась и зашагала к двери, неприступная, словно солдат на параде.
Из кухни послышалось звяканье посуды.
Папа снял свой форменный китель, повесил его в шкаф. Пока он пристраивал китель на плечики, Галка осторожно переступила с ноги на ногу. Пол скрипнул, и лицо Галки стало виноватым, словно она сделала что-то недозволенное.
- А все же, что произошло с часами? - спросил папа, не оборачиваясь.
- Сварила, - ответила Галка быстро - она ждала этого вопроса.
Как всегда, папе не потребовалось ничего объяснять. Он все понял сразу.
- Вкрутую? - спросил он серьезно.
- Хотела всмятку.
- Понятно, - сказал папа. - А потом решила: семь бед - один ответ? Так?
- А что?
- А ничего, - сказал папа. - Только мама, по-моему, очень расстроена.
- И я тоже расстроена.
- Еще бы, - согласился папа. - Но ведь мама-то совсем ни при чем. Стоит ли ее наказывать?
Галка вздохнула, но решила промолчать. Отступать вот так, сразу, ей не хотелось.
- Еда на столе, - донеслось из кухни.
- Ты обедала? - спросил папа.
- Обедала.
- Может, еще раз, за компанию?
- Я обедала, - повторила Галка, злясь на себя за то, что ей хочется быть суровой.
Папа вышел из комнаты.
Некоторое время из кухни доносились только "обеденные" звуки: то ложка звякнет о тарелку, то кастрюля грохнет о плиту. Но вот послышался приглушенный мамин голос. Она говорила быстро и длинно. Папа отвечал спокойно и коротко, но слов разобрать было невозможно.
Галка прокралась в коридор.
- Я тебя не понимаю, - услышала она мамин голос. - Ты ведешь себя так, словно это не твой ребенок.
- А как я должен себя вести? - спросил папа.
- Нужно что-нибудь с ней сделать.
- Что?
- Не знаю, но меня очень волнует ее теперешнее поведение. Конечно, если тебе безразлично...
- Мне не безразлично. Просто я не вижу повода для паники. Эта забава быстро ей надоест. Главное, чтобы она сама убедилась, что это бессмысленно.
- А я вижу повод для паники, - сказала мама. - Ты посмотри, как она изменилась. У нее почти не осталось подруг. Все время носится с мальчишками. Я не удивлюсь, если узнаю, что она гоняет с ними футбольный мяч.
- Чем же тебе не нравятся мальчишки?
- Не знаю, - сказала мама. - Но я знаю, что она моя дочь. Она девочка, а не мальчишка. Она должна следить за собой, а не приходить домой с изодранными коленками. Должна она, в конце концов, быть в какой-то мере женственной?
"Ого!" - подумала Галка. Мамины слова о женственности чрезвычайно ее заинтересовали. Галка продвинулась поближе к кухне, но в это время мама встала и закрыла дверь.
"На самом интересном месте", - отметила про себя Галка и принялась размышлять о том, женственная она или нет. Решить это оказалось не так просто.
Галка вернулась в комнату и встала перед зеркалом. Там отразилась длинноногая девчонка в школьном коричневом платье. На ногах этой девчонки были чулки, и никаких царапин на коленках не было видно. "Кажется, женственная", - подумала Галка.
Она раскинула руки в стороны и повернулась на одной ноге, словно балерина. Она улыбнулась своему отражению и увидела синие от чернил зубы. "Неужели не женственная?" Галка крутнулась еще раз. Длинная коса, которой так гордилась мама, хлестнула Галку по лицу. Галка ухватила косу за хвост, обернула ее вокруг шеи. Получился меховой воротник. "Нет, все-таки женственная!" - решила Галка и быстро отошла от зеркала, чтобы еще раз не передумать.
Женственной походкой приблизилась Галка к кухонной двери и приложила к ней свое женственное ухо. Говорили уже не о ней.
- Конечно, разве ты можешь понять, что такое быть женой летчика, - сказала мама.
- Не могу, никогда не был замужем. - По тону отца Галка поняла, что он улыбается.
- Оставь свои авиационные шутки, - сказала мама. - Конечно, не тебе приходится сидеть лома одному и ждать. По два дня ждать, по пять дней...
- И по неделе, если погода нелетная, - уточнил папа.
- Да, и по неделе!
- Может быть, мы прекратим этот разговор? - спросил папа. - Мне еще далеко до пенсии.
- А мне надоело все время ждать!
- Есть выход, - сказал папа.
- Не вижу.
- Поступай на работу.
- Вот как! По-твоему, я бездельничаю?
- Я этого не говорил. Я знаю, что дома работы хватает. Но если тебе надоело сидеть дома, выход только один.
- Конечно, ты всегда прав, а я всегда виновата.
- Но я же тебя ни в чем не обвиняю, - сказал папа спокойно.
- Не кричи на меня! - немедленно отозвалась мама.
В кухне стало тихо. Там над чем-то задумались. Задумалась и Галка. Когда говорила мама, Галка была за маму. Когда папа ей отвечал, Галка была за папу. Они оба были правы и все же ссорились, и Галка понимала, что эта негромкая ссора началась из-за нее.
Послышался звук отодвигаемой табуретки. Галка неженственно метнулась в коридор и застыла у двери.
Из кухни вышел папа. Он направился в комнату, достал из шкафа китель и надел его. Затем взял свой портфель, вышел в коридор, и в этот момент из кухни выглянула мама. Лицо у нее было растерянное.
- Ты уже уходишь? - косясь на Галку, спросила она фальшивым голосом.
- Я совсем забыл: у нас сегодня собрание, - ответил папа голосом не менее фальшивым.
- Постарайся долго не задерживаться, - сказала мама голосом фальшивым до предела и удалилась в спальню.
Папа, без обычной улыбки, кивнул Галке и захлопнул за собой дверь. Галка осталась одна в пустом коридоре. Она уже жалела, что подслушала разговор на кухне. Лучше бы она ничего не знала. И тогда ей не было бы неловко за родителей, которые только что не очень умело делали вид, будто ничего не случилось.
А еще больше ей было неловко за себя, ибо она понимала, что это она заставила их разговаривать фальшивыми голосами.
БАБУШКА
Второй день Юрка Карасик спасался у бабушки. Это были очень длинные дни. Он слонялся по комнате или подолгу стоял у окна, разглядывая улицу. Ему не хотелось ни читать, ни слушать радио. Не хотелось ни есть, ни гулять. Он маялся, и, глядя на него, маялась бабушка.
У бабушки был аквариум. Там плавали золотые рыбки. Но это были не те рыбки, которые могли совершить чудо, хотя Юрка и пробовал с ними договориться. Беззвучно шевеля губами, притворяясь сам перед собой, будто шутит, он попросил у них пылесос, зеркало, часы и приемник. Но рыбки ничего не хотели знать. Они плавали у поверхности, беззвучно разевали рты, глотая пузырьки воздуха, и ни одна из них не заговорила человеческим голосом.
- Ты чего там гримасничаешь? - спросила бабушка.
- Я не гримасничаю.
- Ох, шел бы ты лучше домой. И у меня, на тебя глядя, душа болит, и мать неспокойна. Вчера - уж ты спать лег - звонила. Кричит на меня, говорит - я тебя укрываю.
- Разве она на тебя тоже кричит? - спросил Юрка. - Ведь ты ей мама.
- Так и что же, что мама. Тебе она тоже мама, а ей от тебя - одно горе. Ты ее обижаешь, а она меня. Нынче дети умней отца с матерью. А я, когда росла, не то что кричать, пискнуть не смела. Нас у отца, твоего прадеда, было двенадцать человек. Я - старшая, мне больше всех и доставалось.
- А за что? - спросил Юрка.
- А за все. Помню, один раз материны туфли надела, уж так мне хотелось по деревне в новых туфлях пройтись... И ведь даже не запачкала их, не испортила... Домой вернулась, а меня отец как начал с руки на руку перекладывать: то по одному уху, то по другому, я и качаюсь, словно маятник. А убежать или там спрятаться - избави бог! Да и куда убежишь?
- В детский дом! - сказал Юрка, удивляясь бабушкиной недогадливости.
- Не было тогда детских домов. Да и обычая бегать не было. Бьют - терпи. У нас в роду все битые, один ты небитый растешь.
- Ну да, - возразил Юрка, - она меня всегда по затылку бьет.
- Это не бьет, а считай - гладит.
- И ты маму била?
- А тебе зачем знать?! - рассердилась бабушка. - Давно было. Не помню. А била, так за дело. Иди лучше погуляй, чем вопросничать.
- Не хочется.
- С Фоксиком пойди, сосед просил, он сегодня за город уехал. Ты иди в садик, а я к маме схожу. Без телефона мы с ней лучше поладим.
Пока бабушка одевалась, Юрка пошел на кухню за Фоксиком. Тот лежал под столом, положив голову на передние лапы, и смотрел на Юрку грустными черными глазками. Короткий хвост Фоксика чуть дрогнул в знак того, что он узнал Юрку. Маленький, с курчавой шерстью, задумчивый и смирный на вид, Фоксик был похож на игрушечного. Но это только на вид. Внутри Фоксика сидел настоящий черт. Когда он выходил во двор, то кошки разбегались от него с такой поспешностью, словно он был начинен динамитом. Большие собаки, услышав предостерегающее ворчание Фоксика, не торопились подойти поближе к нему для знакомства. Он не боялся ни собак, ни автомашин, ни трамваев. Не боялся он и людей, но терпел их присутствие, если они не лезли к нему со своими ласками. Люди обижались на это - и совершенно напрасно. Будь они на месте Фоксика, им бы тоже не понравилось, если бы каждый прохожий старался их погладить. Фокстерьер ведь не кошка. И если у людей не хватает понятия отличить фокса от кошки, то и нечего приставать со своими нежностями.
К Юрке Фоксик относился неплохо по двум причинам: Юрка охотно играл с ним в прятки; от Юрки не пахло табаком, вином, одеколоном, сапожной ваксой и прочими совершенно невыносимыми для Фоксика запахами.
- Фоксик, гулять пойдешь? - спросил Юрка.
Фоксик поднялся, неторопливо, с достоинством потянулся и внимательно посмотрел Юрке в глаза, проверяя, не шутка ли это.
- Гулять! - повторил Юрка.
Фоксик прошел в переднюю и уселся возле гвоздя, на котором висели его поводок и ошейник. Он терпеливо ждал, пока Юрка застегнет пряжку ошейника и пристегнет поводок.
- Ты его не спускай, - посоветовала бабушка. - Он хоть и мал, а такой скандал может учинить - не обрадуешься. И по улицам не ходи, иди сразу в садик.
Но Юрка не пошел в садик. Сдерживая на поводке Фоксика, рвавшегося во все подворотни в поисках кошек, Юрка тайком шел за бабушкой. Зачем он так делал - и сам не знал. Он проводил бабушку до своей парадной, забежал во двор и увидел, как в окнах их комнаты зажегся свет. Значит, мама была дома. Почему-то Юрке стало от этого веселее. Он постоял еще немного во дворе и побежал в садик.
Несмотря на запрещение, Юрка спустил Фоксика с поводка, как только они оказались в дальнем углу. Это был тот самый угол, где стояла с веслом одноногая и одноухая женщина. Туда редко заглядывали люди, и Фоксик мог носиться здесь сколько угодно, распутывая кошачьи и собачьи следы.
Юрка нашел палку, и они с Фоксиком принялись играть в игру, которая одинаково нравится и собакам и людям. Юрка швырял палку подальше, а Фоксик приносил ее и клал к Юркиным ногам. Юрка смотрел на игру с человечьей точки зрения. Ему было приятно, что у него такой умный пес. Фоксик смотрел на все глазами собаки. Ему тоже было приятно, что у него такой умный хозяин. Они оба были довольны друг другом.
Внезапно Фоксик насторожился. Принеся палку, он не подал ее Юрке, а улегся на нее и придавил передними лапами. Юрка взглянул туда, куда смотрел Фоксик. Он увидел двух женщин, а впереди них, гордо вскинув рыжие лисьи морды, выступали две большие овчарки колли. Все это выглядело так торжественно, что Юрка почувствовал себя совсем ничтожным со своим маленьким фоксом.
Колли увидели фокса, напряглись и загарцевали, натягивая поводки. Но женщины, увлеченные разговором, ничего еще не заметили.
Где-то в глубине маленького, курчавого тела фокса родился стонущий звук. Фокс изнывал от желания вступить в бой. Ему так редко приходилось драться, что было бы просто глупо упустить такой исключительный случай. Но под передними лапами фокса лежала палка. Он не раздумывал бы ни секунды, не будь этой палки, которую нельзя оставлять без присмотра. Но он понимал, что невозможно драться с палкой в зубах, и потому стонал, как в бессилии стонет боец, у которого связаны руки. Юрка пристегнул поводок. Фокс даже не шелохнулся. Он смотрел на овчарок, и глаза его, казалось, молили, чтобы те подошли поближе. Овчарки заскулили и рванулись к фоксу, и тут женщины заметили Юрку.
- Какой славный фокстерьер, - сказала одна из женщин. - Просто прелесть. Кто мать?
Юрка немного удивился, но ответил:
- Моя мама работает в парикмахерской. Женщина засмеялась.
- Я не про твоих родителей спрашиваю. У твоего фокстерьера должна быть родословная. Есть у него родословная?
- Есть, - сказал Юра, хотя и не знал, что такое родословная. У Фоксика было все, что нужно, - в этом Юрка не сомневался.
- А может быть, он беспородный? - сказала вторая женщина.
- Нет, - возразила первая, - посмотрите на морду. Настоящий фокс. А какие уши! - Она протянула руку, словно хотела дотронуться до ушей. Ее колли тут же рванулся к Фоксику. И Фоксик не выдержал.
Бедняга колли не успел ничего понять. Песок, вырвавшийся из-под ног Фоксика, хлестнул Юрку по ногам, поводок лопнул, и колли увидел на своем левом боку фокса еще прежде, чем ощутил боль от укуса. Колли завертелся на месте, пытаясь стряхнуть врага, но когда это ему удалось, он тут же обнаружил фокса на правом боку. Колли взвыл от негодования. Женщины разом закричали. Второй колли, рыча, бросился на помощь своему приятелю. И только Фоксик не издал ни звука. Рот его был забит чужой шерстью, он занимался делом и разговаривать ему было некогда.
Рычащий, хрипящий бело-рыжий клубок покатился по дорожке. Потом от него отделилось что-то белое, а когда он совсем распался, то обнаружилось, что Фоксик стоит в стороне, а два рыжих приятеля грызут друг друга...
Юрка бросился к Фоксику, чтобы оттащить его подальше, но Фоксик наморщил нос и показал маленькие белые зубы.
"Р-р-р... - сказал он. - Теперь не лезь! Разве не видишь, что не все еще кончено".
Женщины суетливо бегали вокруг собак, пытаясь поймать их за ошейники и растащить в стороны. Они кричали "назад" и "ко мне", но колли не слушали их и грызлись с таким ожесточением, словно ненавидели друг друга уже тысячи лет.
Наконец одной из женщин удалось оттащить своего пса. Второй тут же вскочил на ноги, и оба они, сразу остыв, смотрели друг на друга с недоумением.
"Так это ты?! - спрашивал, казалось, один. - Так это мы с тобой дрались?"
"Я и сам удивляюсь! - отвечал другой. - Из-за чего же все это вышло?"
Но Фоксик, который прекрасно помнил, из-за чего все вышло, еще не считал дело законченным. В три прыжка набрав скорость, как маленький истребитель, он взвился в воздух и снова повис на боку второго колли. И тут произошло чудо, если, конечно, считать чудом победу мужества над силой. Колли несколько раз волчком повернулся на месте, взвыл и бросился прочь, унося на себе Фоксика. Размахивая поводком, за ним побежала хозяйка.
Юрка стоял в растерянности. Еще несколько секунд назад он думал только о Фоксике, о том, чтобы тот хотя бы остался жив. Но сейчас, глядя на клочья рыжей шерсти, свисавшие с бока овчарки, Юрка по привычке чувствовал себя виноватым. Вместо того, чтобы бежать за Фоксиком, он стоял и покорно слушал хозяйку второго колли.
- Ты зачем водишь собаку без намордника! - кричала она. - Разве ты не знаешь, что это запрещается?!
- Ваша тоже без намордника... - попытался возразить Юрка.
- Наши еще в жизни никого не тронули! А твоего бандита нужно в клетке держать! Вот сейчас позову милиционера...
Женщина ругала Юрку, размахивая свободной рукой. Другой рукой она удерживала колли, который хрипел и извивался в своем ошейнике, стараясь дотянуться до Юрки. А Юрка стоял съежившись и боялся пошевельнуться, потому что уже ясно представлял себе, как здоровенные клыки овчарки впиваются в его ногу.
В это время на аллее появился парень. Еще издали он увидел испуганного мальчишку, рассерженную женщину и большую собаку, которая рвалась к мальчишке изо всех сил.
Парень прибавил шагу. Он аккуратно обошел собаку, встал рядом с Юркой и спросил женщину:
- Что случилось?
Колли, перед которым стояло уже два врага, заметался еще яростнее.
- Вы возьмите его двумя руками, а то сорвется, - предупредил парень.
- Он еще в жизни никого не тронул!
- Мне не хочется быть первым, - сказал парень. - Так что же случилось?
- А случилось то, что его теперь нужно на прививки водить! - раздраженно сказала женщина, показывая на колли.
- А при чем тут мальчик?
Женщина взглянула на Юрку, и в глазах ее появилось тоскливое выражение человека, которому не дали доругаться.
- А, да что вы понимаете... - сказала она, повернулась и пошла по дорожке к выходу. Она прошла несколько шагов и вдруг стегнула своего колли концом поводка по спине и проговорила чуть ли не со слезами: - А ты, дурак, не лезь к фокстерьерам! Не лезь никогда больше!