- Где же твой соперник?
- Убит.
- Опять любовная история!
Вася понял, что Лидия Петровна посмеивается, и это его успокоило.
- Пойдем ко мне, я тут рядом живу, - сказала Лидия Петровна. - Должен же кто-то залечить твои раны.
Вася помялся. К учительницам он никогда не ходил, но и домой ни к чему появляться в таком виде, мама уже дома, в первую смену работала.
- Пойдем, пойдем, никто тебя не съест!
Лидия Петровна быстро шагала чуть впереди его, в своих стареньких туфлях, сером плаще, в какой-то смешной шляпке на голове.
Жила Лидия Петровна в старом двухэтажном доме. Они поднялись на второй этаж по узкой лестнице с потертыми каменными ступеньками.
На площадке было две квартиры. На одной двери висел просто номер квартиры 25, а на другой - 24 и деревянная табличка, написанная от руки черной тушью: "Лидия Петровна Бавчинская и Елизавета Федоровна Сычева".
Лидия Петровна открыла дверь, и Вася вошел в темную прихожую. Она включила свет. Тусклая лампочка висела высоко на потолке. В домах с такими потолками Вася и не бывал.
- Тихо, - прошептала Лидия Петровна. - Елизавета Федоровна отдыхает. Такая же старая карга, как я.
Дверь в одну комнату была закрыта (там отдыхала старая карга Елизавета Федоровна, понял Вася), а во вторую комнату открыта.
Лидия Петровна велела Васе прежде всего умыться, чтоб Елизавету Федоровну не испугать, если она проснется.
Вася прошел в ванную, посмотрел на себя в зеркало. Тут кого угодно можно испугать. По лицу кровь размазана, под глазом синяк проявляется, и долгожданная шишка на месте.
Лидия Петровна поджидала его уже с баночкой какого-то зелья. Она начала растирать синяк зеленым порошком, который ужасно царапал кожу.
- Потерпи, Василий, это бодяга, - сказала она. - Кровь разгонит, и синяк быстрее пройдет. Раньше ею девицы щеки натирали.
- Зачем?
- Для румянца. Чтоб таким героям нравиться, как ты.
- Я никому не нравлюсь, - прошептал Вася.
- А ты на дур не заглядывайся!
Лидия Петровна втолкнула его в свою комнату, а сама пошла на кухню.
Отступление. Квартира напротив
Комната Лидии Петровны была небольшая. Одна стена от полу до потолка заставлена книгами. Вторая вся увешана фотографиями.
В углу стояли два больших кресла, обитых черной кожей, которая полопалась от времени, и из дыр торчала пакля. Точно такой же дырявый и гордый стоял диван.
Не думал Вася, что Лидия Петровна живет вот так. Да еще в коммуналке!
Вася был мальчиком из барака. В деревянном доме по улице Малая Ямская, 5 протекало его детство. В каждой комнате у него были друзья. Их звали "бараковская мелюзга". Веселая была жизнь. Но от мамы он только и слышал: "Вот дадут нам отдельную квартиру!" И не было мечты заветней. И Вася тоже повторял: "Вот дадут нам отдельную квартиру!"
И дали.
А Лидия Петровна - самая старая учительница - живет с подселением. Наверное, мало заявлений писала. Ишь, как соседки боится, в коридоре шепотом разговаривает. Он тоже не раз получал тумаки, когда по общему коридору бегал. Значит, и Лидия Петровна - сиди, не высовывайся! Старая карга тут как тут поджидает.
Нет, у них в бараке никто шепотом не говорил и уж никому не приходило в голову спать днем. Да и попробуй усни. На кухне жарят, парят, песни поют, ругаются. Тетя Фиса как отшвырнет ведро! Мама не терялась. Ты - мое ведро, так я - твое! А через пять минут уже хохочут. В бараке все понятно.
Вася подошел к стене, где висели фотографии, в основном групповые.
"Выпуск 1945 года", - прочитал он.
Вася не заметил, как вошла Лидия Петровна.
- Смотри, смотри, - сказала она. - А меня не узнаешь! Я сама себя уже не узнаю!
- Вот… - Вася неуверенно показал на молоденькую девушку с косами.
- Как ты угадал? - удивилась Лидия Петровна.
- Похожи…
- Неужели?
- Похожи… - снова повторил Вася. - Глаза прищурены.
- А что, я глаза прищуриваю? Вот не знала! - Лидия Петровна рассмеялась своим хрипловатым смехом. - Ты лучше посмотри, какая у меня была коса! На этой фотографии я еще ученица, десятый класс. А на всех остальных уже учительница. Это все мои ученики! - Она как-то неопределенно повела рукой, как будто ее ученики заполняли все пространство.
- А генералы среди них есть? - спросил Вася.
- Может, и есть. Не знаю. Лейтенанты были. Ты даже представить не можешь, какие это были лейтенанты, - в новеньких погонах, с цветами. Даже капитаны иногда объявлялись, но уже без цветов. А вот генерала - ни одного.
- Ну, хоть один! - не сдавался Вася. Он не мог поверить, что на этих фотографиях нет ни одного будущего генерала. Есть где-нибудь генерал! Нельзя без генерала!
- Но зачем тебе генерал?
Вася помялся.
- Нужен!
- Зачем? - Лидия Петровна поставила на стол блюдо с виноградом, до этого она все еще держала его в руках.
- Генералу все подчиняются, - твердо произнес Вася. - Он напишет письмо и прикажет, чтоб вам дали отдельную квартиру, что вы его любимая учительница.
Лидия Петровна упала в кресло.
- Ни за что бы не додумалась! Ты, Василий, умная голова! Где же мои генералы?
Вася понял, что Лидию Петровну он развеселил. Но почему?
- Чем же тебе не нравится моя квартира? - спросила она.
- Так коммуналка!
- Не коммуналка, а коммунарка! Мы с Лизонькой живем вместе почти полвека.
Вася открыл было рот, но закрыл. Ничего не понял. Эта "старая карга" и есть Лизонька?
Чтоб еще раз не опозориться, он сделал вид, что опять рассматривает фотографии на стене.
- А это кто в шляпе? - спросил он. - Тоже ученик?
- Мой отец Петр Николаевич Бавчинский.
Вася покраснел: опять невпопад.
- А это моя мамочка Надежда Николаевна, - она показала на фотографию смеющейся девушки в панамке. - Они погибли совсем молодыми.
- На фронте?
- Еще до войны, - неохотно ответила Лидия Петровна. - В тысяча девятьсот тридцать седьмом году.
- В авиационной катастрофе? - спросил Вася.
- Да, большая была катастрофа. Колпак на голову - и на костер! Инквизиторы, Василий, почему-то не вымирают. Только подай знак - и уже у двери стоят.
Хрипловатый голос Лидии Петровны словно надломился, она закашляла.
- Прикрой, Василий, дверь. Елизавета Федоровна от моего проклятого кашля проснется. Ее бессонницу ни один врач не может вылечить. Ночью ходит, а вот днем иногда прикорнет.
Вася соскочил, закрыл дверь.
- А сейчас сядь. И ешь виноград. Не для красоты он тут.
Вася отщипнул виноградинку и стал сосать, как конфетку.
А Лидия Петровна подогнула под себя ноги и уселась в кресло, как девчонка. Вася даже поперхнулся. Ему мама всегда давала подзатыльник, когда он при гостях забирался в кресло с ногами. Вот бы она на Лидию Петровну посмотрела!
Он тоже с удовольствием подогнул под себя ноги. Очень удобно!
- Приложи-ка пятак к своему синяку и держи, - сказала Лидия Петровна. - Я всегда так в детстве делала.
Вася приложил холодный пятак. Сразу не так больно стало.
- А вы что, в детстве дрались? - спросил он.
- Бывало.
- Девчонки не дерутся.
- Смотря какие девчонки. Я нюни не распускала, сама давала сдачи. А первый раз подралась… с милиционером.
- С милиционером? Ну уж! У нас дядя Гоша в бараке поругался с участковым, так ему пятнадцать суток дали.
- Пятнадцать суток не пятнадцать лет!
- Вы за драку пятнадцать лет сидели? - Вася просто обалдел.
- Да не я. Мне шесть лет было, когда я подралась. А вот родителям моим дали по пятнадцать лет, хотя они ни с кем не дрались. Но и через пятнадцать лет они не вернулись.
- А за что их посадили? - очень странно было Васе все это слышать. Неужели родители Лидии Петровны - жулики?
- А за то посадили, что порядочные люди. Отец был известным историком. И сейчас одна его книжка есть в библиотеке. Мама работала в газете. Я очень любила ходить с ней на демонстрации - первомайские, октябрьские. Она всегда шла с красным флагом впереди. А отец был затворником, вечно сидел в своем кабинете. Из кабинета его и взяли. Ночью, семнадцатого октября, раздался стук в дверь. Папа вышел, спросил: "Кто там?" Дядя Федор, дворник, ответил за дверью: "Это я, Петр Николаевич!"
Помню, мама испугалась, стала быстро одеваться. Я удивилась: чего дядю Федора бояться? Папа открыл дверь. В комнату вошло пять человек. Дядя Федор остался в коридоре. Трое были в штатском, двое в милицейской форме. Они начали рыться в папином столе, на книжных полках, выкидывать из ящиков бумаги.
- Может, он шпион был? - несмело спросил Вася. - А вы не знали.
- Скажу тебе определенно: не был!
- Тогда чего искали?
- Инквизиция, Василий, инквизиция! Она не ищет, она находит!.. Так вот, о драке. Один из тех, кто был в форме, стал рыться в мамином ридикюле. Он высыпал на стол мелочь, выбросил духи, платочек. И тут я соскочила с постели разъяренная, как волчонок, и со всего маху стукнула его кулаком по лицу. Мама прижала меня к себе и стала просить прощения. С тех пор родителей я не видела. Дворник дядя Федор, понятой при аресте, взял меня к себе. Им дали квартиру напротив нашей (тоже кого-то выселили). Я стала жить у дяди Федора, а в нашу квартиру других жильцов вселили. Они отдали сироте, то есть мне, вот эти два кресла и диван.
- А остальное где? - спросил Вася.
- У них, наверное. Хотя не знаю. За всю свою жизнь в нашу бывшую квартиру ни разу не заходила.
- А дядя Федор живой?
- Он на фронте погиб. Жена его тетя Поля умерла. Мы с Лизой, их дочкой, остались вдвоем. Лиза меня выучила. Работала портнихой, кормила, обувала, одевала. Благодаря ей институт окончила. Но в институт меня не сразу приняли, хоть и была отличницей. Дочь врага народа! Много нас было таких дочерей и сыновей. По этому поводу я написала письмо товарищу Сталину. После этого в институт меня неожиданно приняли уже в октябре. Я и думала: сам Сталин дал распоряжение - принять Лидку Бавчинскую в институт, пусть учится девка! Тогда я, разумеется, думала более возвышенным штилем. А Сталин моего письма и в глаза не видел.
- Как вы знаете?
- Чего тут знать? Инквизиторы письма не читают. А родителей моих реабилитировали в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. Сообщили, что невиновны. Вот такие дела, Василий. Не пора ли тебе домой?
Домой уже давным-давно было пора.
- Надо, Василий, жить осознанной жизнью, - сказала Лидия Петровна. - Думать, мучиться.
- Я мучаюсь, - сказал Вася.
Оказывается, мысли мешают спать
Дома обстановка оказалась благоприятной. У мамы была клиентка. Пахло привычным запахом парикмахерской.
- Васька, ты? - спросила мама из кухни. - Что так долго?
- Металлолом собирали!
- Важное дело, - подала голос клиентка. - Металла в стране катастрофически не хватает.
- Васька соберет, - сказала мама не без иронии. - Выручит страну.
Васе хотелось, чтобы клиентка не уходила как можно дольше, чтоб придумала необыкновенно сложную прическу и мама бы возилась с ней до вечера.
Но Васины мечты не сбылись. Минут через двадцать кудрявая, как баран, клиентка выпорхнула из кухни. О чем-то они с мамой еще пощебетали в коридоре, и она ушла.
Вася сел за письменный стол, разложил перед собой учебники. Проверенный прием. Когда мама вошла в комнату, он не обернулся и прикрыл синяк рукой, будто облокотившись.
- С чего вдруг такой усердный? - спросила мама подозрительно. - Не пообедал - и уже за уроки.
Вася соображал, что бы ей ответить. Но тут опять повезло: пришел папа. Никаких приятных сюрпризов Вася не ожидал, но с папой как-то легче.
- Привет, Васек! - крикнул папа. "Васек" он говорил в особо хорошем расположении духа.
Васе пришлось обернуться. Тут мама и ахнула. Понятно, почему он такой усердный и сидит к ней спиной! Синячище какой!
- Господи! - прошептала мама.
Некоторое время папа с мамой рассматривали Васю.
- Ну и что? - произнес папа. - Парень он или не парень?
После папиных слов мама сразу пришла в себя.
- Кто тебя так уделал? - спросила она. - Я их завтра сама прибью!
- Не вмешивайся в мужские дела, - сказал папа.
- Никто меня не уделал, - ответил Вася. - Нельзя на уроке физкультуры с брусьев упасть?
Тут папа стал ругать Васю, что он с брусьев падает.
- Тюфяк какой-то! - сам папа тоже в детстве падал с брусьев и очень не хотел, чтоб сын повторил его судьбу.
Даже мама не стала защищать Васю. Кому хочется, чтоб сын был тюфяком?
В общем, в семье возникло редкое единогласие: Вася - тюфяк.
Вася и сам хотел бы себя видеть другим. Герой, как в кино: трое на одного, а он в одну минуту всех разбросал и стоит на скале в ожидании любимой девушки. Тут появляется Яна Истомина… Чего он к ней привязался, к этой Яне? Пусть лучше появится Татка Малахова. Надежный друг и товарищ.
За обедом помаленьку-потихоньку все успокоились, смирились с судьбой. Тихо сидели на кухне, допивая чай. Но Вася время от времени ерзал. Ему надо было сообщить родителям о классном собрании, а сообщать очень не хотелось. Но куда денешься?
Он принес дневник, положил его перед папой.
- Распишитесь. Светлана Ивановна сказала, чтобы вы обязательно были.
- Опять ты что-то натворил? - спросила мама.
- Так это же общее собрание, не одних нас вызывают, - успокоил ее папа.
Мама взяла дневник.
- Видишь, учительница сама написала: явиться обязательно!
- Меня хвалить будут, - вздохнул Вася. - Вы должны быть.
- За что тебя хвалить? - подозрительно спросила мама.
- За примерное поведение. Светлана Ивановна сказала, чтоб вы обязательно пришли.
- Я не могу. У меня как раз смена. Пойдешь ты! - приказала мама папе.
- Ну, пойду, - без особого энтузиазма произнес папа. И тут же добавил: - А чего ходить, если он такой примерный?
- Может, вас в родительский комитет изберут, - сказал Вася. - Не всем же везет с детьми.
Как и следовало ожидать, Вася получил от мамы подзатыльник. От подзатыльника вдруг всем стало весело. И они поняли, как им хорошо втроем и как они все трое любят друг друга.
И в этот самый момент пришел дядя Коля. И ему тоже все были рады. Бывают такие счастливые часы, когда кажется: жизнь не проста, не умна, не глупа, а такая, какая есть. И ничего другого не остается, как ей радоваться.
Но после прихода дяди Коли эта радость быстро кончилась.
У дяди Коли в этот день был совсем другой взгляд на жизнь. Он был возмущен непродуманными вырубками леса в стране, расточительством по отношению к древесине. Из-за этих переживаний он даже не обратил внимания на Васькин синяк.
- Про озон мы уже слышали, - сказала мама (настроение у нее испортилось). - Но почему именно сегодня ты так озабочен лесом? Что, его вчера не вырубали?
Но дядя Коля маму не слышал. Они уже говорили с папой про лес, пахоту, нечерноземье и преступную мелиорацию.
- Нельзя осушать болота, - доказывал дядя Коля. - Болота - молодость мира. Об этом сказал Михайлюк! Я ему верю.
- Ну, пошло-поехало! - сказала мама. - Еще и болота, и какой-то Михайлюк! - Тут она вспомнила про Ваську и закричала: - А ну, иди делай уроки!
Но Вася не спешил.
- А как зовут Сталина? - вдруг спросил он (вдруг для них, а для Васи - не вдруг. Он все вспоминал, как зовут Сталина, и не мог вспомнить).
- Иосиф Виссарионович, - сказал папа. - А зачем тебе?
- Вот ведь, - покачал головой дядя Коля. - Уже не знают, как зовут Сталина.
- А тебе надо, чтоб он знал? - спросила мама. Когда она сердилась, ноздри у нее всегда напрягались, как будто она хотела вдохнуть как можно больше воздуха.
- Мне надо? - дядя Коля возмущенно встал. - Я - противник насилия! - он произнес это так твердо и убежденно, как будто после этих слов ничего другого не оставалось, как подняться на эшафот.
- Уж эти мне кухонные политики! И ты туда же! - и мама вытолкала Васю взашей.
Вася не сопротивлялся. Во-первых, ему нужно было выучить уроки, во-вторых, - подумать о жизни.
Домашнее задание он сделал быстро, и на размышление о жизни у него осталось довольно много времени. Можно было ложиться спать, но при этом не спать, а думать.
Именно так и произошло. Дядя Коля ушел, в доме стало тихо. Родители угомонились.
Вася лежал в темной комнате под одеялом и смотрел в потолок.
О чем думал Вася? И вообще, о чем может думать человек в двенадцать или почти в двенадцать лет?
Вначале Вася думал о Ромке Кузакове, о его подлом характере. И, конечно, о Яне Истоминой. О ней он даже не знал, что и подумать.
Но все эти мысли были второстепенными. Ну, не совсем второстепенные, но не самые главные.
А самое главное было непонятным, далеким. Сталин, 1937 год, Лидия Петровна…
Конечно, про Сталина и раньше Вася кое-что слышал. Папа с дядей Колей иногда его на кухне за что-то ругали. Да и в кино его показывали.
Но в общем-то Сталин совершенно Васю не интересовал. Да и всегда ему больше нравились разбойники, чем цари. Вот Робин Гуд, например.
После многосерийного телевизионного фильма они сделали стрелы и луки. Васю, конечно, Робин Гудом не избрали, хотя из самодельного лука он стрелял лучше всех. А вот не избрали и всё. Чего-то в нем недоставало, чтоб Робин Гудом быть. Видимо, блеска в глазах. Ведут какого-то негодяя на виселицу, и у тебя глаза блестят. А если опустил голову - что за атаман? Вася бы, конечно, опустил голову, если даже негодяй…
Чтоб быть разбойником, да еще атаманом, тоже надо особые качества иметь.
- Почему вы никогда не играете в Пугачева или Стеньку Разина? - спросил как-то папа. - Дался вам Робин Гуд! Иностранный герой!
- Я же не Робин Гуд, - сказал в ответ Вася.
- А кто ты? Арап Петра Великого?
- А почему он должен быть кем-то? - не выдержала мама. - Уж кто есть, тот и есть. Васька Кочкин - вот и всё.
- А кто такой Васька Кочкин? (Как известно, на папу иногда "находило".)
- Твой сын!
И правда, чего он к нему пристал? Сын Вася! Вася Кочкин! Зачем ему надо, чтоб он был Пугачевым или Стенькой Разиным? Пусть лучше кончит десять классов, поступит в институт, женится на скромной девушке Ксюше (непременно Ксюше, почему-то думалось отцу Васи), заведет множество детей. Счастливый дед, счастливая бабка! Сообразительные внуки! Вот и наступит счастье в жизни. А зачем человек живет? Только для счастья.
Такие простые мысли посещали иногда папу в грустные минуты жизни.
Но сейчас папа спокойно спал, и ему снились вполне утешительные сны. Мама тоже спала.
А у Васи впервые была бессонница. Оказывается, мысли мешают спать.
Он встал. Не включая света, на цыпочках подошел к окну.
Напротив, через дорогу, стоял темный девятиэтажный дом, и во всем доме светилось лишь несколько окон. Вася сосчитал: пять. Почему они не спят? Во всем огромном доме - пятеро? Думают о чем?