Я резко отдернул руку, как только ощутил боль, но Кейес дернул меня за рубаху, я поскользнулся и ударился головой о дерево. Кейес выдрал клок моих волос и веером разбросал их по дну свежевырытой могилы. Я понял, зачем он сделал это.
- Для "Дины" стараешься? - спросил я.
- Для нее, - кивнул Мартин, складывая свой нож. - Чтобы подкинуть ей хоть что-то, что напомнит о тебе.
Я стащил с правой руки разрезанную перчатку - разрез оказался довольно длинный, хотя и неглубокий - и тоже швырнул ее на тело Элис. Какое-то количество крови для "Дины", чтобы ей было с чем поработать, если, конечно, дело дойдет до этого.
- Так, ладно, Монро, - сказал Пэриш. - А теперь опусти ее в яму и поплотнее утрамбуй землю. И поскорее, а то скоро ночь кончится.
Кейес запечатлел на пленку несколько первых минут похоронной процедуры. С каждым взмахом лопаты Элис Фульц все глубже уходила в песчаную землю каньона. Моя ладонь чертовски болела, кровоточила и горела.
В моих яйцах бешено пульсировала кровь. В животе было такое ощущение, словно он пытается переварить самого себя. К тому моменту, как средний палец руки Элис, манящий меня к себе, окончательно скрылся под слоем песка и камня, ноги мои подкашивались, а руки ныли. Прошло еще полчаса, и я закончил работу. Даже выровнял дополнительный слой земли. И даже посадил на могилу три чахлых кустика дикого крыжовника, которые по приказу Пэриша выкопал в самом начале работы. Я также уложил на могилу несколько валунов и крупных камней, позаботившись о том, чтобы их чуть влажные бока прилегали к земле, из которой они были извлечены. В довершение нарвал немного сухой травы и раскидал ее поверх могилы.
Осветив землю, Пэриш проверил, как я заровнял наши следы лопатой.
Койот мог бы рассказать, что мы были здесь, может быть, олень, или Черная Смерть со своими приятелями, но люди, я уверен, никогда не смогли бы предположить даже...
Спускаясь по склону холма, я шел первым. Некоторое время передо мной метался луч света видеокамеры, однако вскоре и он погас, оставив меня в полной темноте. Нас по-прежнему окружал туман. Лопата и кирка балансировали на моем плече. Запасы адреналина в крови полностью исчерпали себя, и потому, волоча ноги в сторону своего дома, я испытывал лишь одно чувство безмерной усталости.
- Кстати, Мартин, удовлетвори мое любопытство. Кто будет считаться оператором, если вдруг эта пленка попадет кому-то в руки?..
- Грейс.
- Почему?
- Потому что вы оба - психи. Откуда я знаю почему. Люди снимают фильмы, в которых девушкам во время полового акта перерезают глотки. Шагай к своему гаражу, Монро.
Я сложил инвентарь в углу. Затем Пэриш знаком приказал мне подойти к моей машине. Указал на багажник.
- Открывай, - приказал.
- Что еще надумал?
- Сегодня вечером я потратил целый час в твоем доме на поиски того, что принадлежит мне по праву. Я думаю, все это в багажнике. Открывай, а не то я взломаю его.
Изодранной, покрывшейся волдырями рукой я выудил ключи и открыл багажник. Пэриш улыбнулся. Проглядел содержимое своей коробки с уликами. Вынул ее, опустил на пол.
- Эмбер - дура, - сказал он, и на его массивном лице снова появилось безмятежное тяжеловесное выражение. - Красивая рехнувшаяся дура. Она всегда обожала мужиков, которые обращались с ней как с дерьмом. Я тоже пытался делать это, но похоже, эта задача оказалась мне не по плечу. Судя по всему, она снова втюрилась в тебя. Но и ты, Монро, не умнее ее. А вообще-то, вы с ней просто идеальная пара - будете до конца своих дней постоянно вставлять друг другу палки в колеса. Вы стоите друг друга. Впрочем, мои денежки пока что у Эмбер, чего-чего, а силы воли и коварства ей всегда хватало. А ты? Ты - ничто!
- Но с чего вдруг такая перемена, Мартин? Не далее как несколько ночей назад ты в одних трусах стоял в ее спальне, готовый кончить прямо в них от одних воспоминаний о ней.
Пэриш прислонился спиной к моей машине, блуждающим взглядом его голубых, налитых кровью глаз остановился сперва на мне, потом на коробке с уликами, потом - на окне, за которым, словно змеи, двигались клочья тумана.
- Эмбер пришла ко мне, когда увидела всю твою идиотскую маскировку - новый половик, пятно крови под ним, свежую краску на стенах. Я понадобился ей. И мне вдруг захотелось выложить ей все начистоту. Тут меня, как и всегда, подвело собственное сердце. Я должен был бы раньше научиться держать его в узде. Я показал ей, как ты и Грейс пытались убить ее. Я предложил ей, что разведусь с Джо Энн и мы попробуем начать все сначала. Мы вдвоем - Эмбер и я. Она слушала. Она согласилась. Разумеется, она всегда со всем соглашается, а потом все равно делает так, как хочет, правильно? В общем, несмотря на согласие, она в очередной раз сбежала. К тебе. К сукину сыну, который пытался убить ее.
На какое-то мгновение на лице Пэриша появились смущение и недоумение. Но тут же внутренняя сила - или, как я предполагаю, чистое безумие - стерла последние остатки сомнений и заставила мозг подчиниться тому, что могло сойти за доводы разума.
- И, когда я понял, что она опять сбежала к тебе, я как бы увидел себя со стороны. Словно кто-то зажег свет. Я увидел себя - в одних трусах, в точности таким, каким меня увидел ты. И мне стало стыдно. Даже не просто стыдно - я ощутил себя полнейшим ничтожеством. А потом я возвысился над всем этим и внезапно ощутил себя свободным. Во мне словно что-то щелкнуло.
Щелкнуло.
Сколько же Арт Крамп использовал этот жутковатый глагол? Внезапная мысль пронзила меня: а вдруг Мартин уже выследил меня в отцовской хижине и сделал с Эмбер все то, что собирался сделать ночью третьего июля?
- И я понял, Расс, если человеку нечем больше наполнить чашку, надо просто выбросить эту чертову чашку. Я свободен и собираюсь оставаться свободным и впредь. Идти по своему пути.
Свободен - потому что смог наконец добраться до Эмбер?
- Что ты хочешь от меня, Пэриш?
Он улыбнулся - гнусно, ехидно.
- Если Эмбер постигнет та же участь, что и Элис, будь уверен, я постараюсь сделать так, чтобы мои парни получили копию этой видеопленки. От самой Эмбер я и в самом деле уже освободился, но мне все же не хочется, чтобы ты проломил ей череп. Ее жизнь я предпочитаю ее деньгам. Не нужны мне ее деньги! Но если я услышу, что ты что-то там бормочешь насчет Мартина Пэриша и Эмбер Мэй Вилсон, я немедленно вытащу на свет Божий эту пленку. Копии с нее и соответствующие объяснения положу в сейф-депозит, а своего юриста проинструктирую, как ему поступить в случае моего внезапного... исчезновения. И, если ты, Монро, хоть как-нибудь побеспокоишь меня, если до меня дойдут слухи о том, что ты затеваешь что-то против меня, то, что мне не понравится, я всем продемонстрирую эту запись. Ты существуешь лишь для того, чтобы писать хвалебные статьи о Дэнс и обо мне. Ты не существуешь больше ни в каких других вариантах. Попробуй хотя бы перднуть в одной комнате со мной, и я достану эту пленку. Я владею тобой. Теперь ты принадлежишь мне одному. И я владею твоей дочерью. И запомни, если я придам ход этому делу, то ни один человек на земле не поверит ни в то, что я когда-то входил в дом Эмбер, ни в то, что на пару с безмолвным полицейским заставил тебя совершить обряд бесплатных похорон. И это вовсе не потому, что в твоем морозильнике оказался труп.
- А почему же еще?
Мартин сделал шаг вперед и ткнул меня пальцем в грудь.
- Потому что ты, Монро, - рехнувшийся, отчаявшийся мерзавец. У тебя это на морде написано. А я запечатлел это и на пленке.
На секунду я задумался. Но, с точки зрения практического применения, безумная логика Пэриша не показалась мне такой уж безумной. Он тоже может потерпеть неудачу, но может и заставить свой план сработать. За ним стоят целое управление и добрая репутация. Любой рядовой полицейский за один день может доказать логику и мотивацию моих действий - мечта о полумиллионе долларов, ожесточившееся сердце, мстительная брошенная дочь. В могиле Элис покоятся мои волосы и капли моей крови. Для подтверждения алиби у Пэриша есть Кейес и - точная дата "моего преступления", зафиксированная встроенными в видеокамеру часами. Что и говорить, Мартин состряпал хорошенькое дельце.
- Где она? - спросил он.
- Понятия не имею. Вручила мне коробку, поведала о случившемся и укатила.
- И не сказала куда?
- Это ведь так на нее похоже, ты не находишь?
- Пожалуй.
- Ну и получай то, что имеешь.
- А ты, Монро, получи вот это. - С этими словами его кулак вонзился в нижнюю часть моего живота. Все, что я смог сделать, это лишь чуть повернуться, чтобы хоть немного ослабить силу удара. Но меня подвела реакция, и я получил полную порцию - в следующую секунду я понял, что падаю и качусь под машину. Чуть не носом ткнулся в проржавевший глушитель.
- Это тебе за ту ночь на пляже, - сказал Пэриш.
Когда я немного пришел в себя и поднял голову, чтобы оглядеться, увидел две пары ног, взбирающихся по моей подъездной дорожке - к патрульной машине.
Я повернулся на бок и подтянул колени к желудку - именно это движение подсказала мне сделать острая боль.
Я попытался оценить масштабы нанесенного мне ущерба. Закрыл глаза и пролежал так довольно долго. Картина начала проясняться.
Ох уж эта ясность, которая приходит вместе с болью!
Итак, первое. В ту ночь Мартин убил Элис, приняв ее за Эмбер. От дубинки он впоследствии избавился. Второе. На месте происшествия он создал видимость того, что там поработал Полуночный Глаз. О действиях маньяка-убийцы знали лишь Винтерс, Пэриш, Шульц и, возможно, Чет Сингер. Третье. Он изменил свое решение, когда увидел возможность заткнуть мне рот. Он ввел меня в свой сценарий и - разыграл интермедию с телом Элис, которое вплоть до сегодняшнего дня - как я предполагаю - находилось в точно таком же морозильнике, только принадлежащем самому Мартину. Четвертое. Он навел порядок в спальне Эмбер. Пятое. В настоящий момент он вернул себе все те "вещдоки", которые оставались в квартире Эмбер и уличали его. Шестое. В непосредственной близости от моего дома было захоронено тело, появление которого там я никак, при всем своем желании, не мог объяснить.
Наконец я выбрался из-под машины и, войдя в дом, подошел к телефону. На четвертом звонке трубку снял отец. С ним все в порядке. С Эмбер вроде бы тоже, хотя я все-таки попросил его пойти и заглянуть в ее комнату.
- А с тобой-то все в порядке? - спросил он, снова взяв трубку.
- Я, папа, совсем в лоскутах.
- Могу через полчаса быть у тебя.
- Не надо. Ты не сможешь мне ничем помочь.
- Что-то с Иззи?
- Хуже. Вчера она разговаривала как малое дитя. Так... так больно было видеть это.
На меня снова нахлынул весь мой страх за Изабеллу и весь тот ужасающий кошмар, который обрушил на мою голову Мартин Пэриш. Я испытал тот же дикий, выворачивающий наизнанку все внутренности ужас, который однажды пережил в десять лет, когда безнадежно заблудился вместе с отцом и матерью в походе. Правда, сегодняшний страх оказался много сильнее, чем тот, далекий. Я не хотел ничего больше, как только заплакать. Но я не стану плакать. Не по причине, которую указывают модные психологи, оспаривающие расхожее мнение, будто слезы являются уделом одних лишь девчонок, это здесь ни при чем. Я не стану плакать потому, что действительно боюсь: слезы унесут из меня мою ярость, мои эмоции, которые со временем смогут мне очень даже пригодиться. Я же твердо вознамерился припрятать в себе все, что впоследствии можно будет использовать как оружие.
- Мне кажется, нож - плохая идея, - сказал мне отец.
- Согласен. Но больше-то ничего не работает. Ей все хуже.
Последовала долгая пауза.
- Сегодня ночью ко мне опять приходила твоя мать. Она по-прежнему предсказывает какое-то несчастье. Ты же знаешь, она уже подкинула мне несколько мудрых мыслей. Чувствует она себя отлично. Если ты хотя бы ненадолго угомонишься, она и к тебе придет.
- Да брось ты, пап. Я знаю, ты скучаешь по ней, но нельзя же переживать одно и то же всю жизнь.
Новая пауза, за время которой я успел пожалеть о том, что сказал. Но вот он заговорил снова:
- Сынок, не позволяй урагану унести тебя с собой. Любым способом, но постарайся сделать так, чтобы ты сумел над всем этим сохранить свой разум. Я знаю, что похожу на безумца или пижона-сектанта, но, когда... мама приходит, я... я действительно чувствую ее.
- Как там Эмбер ведет себя?
- Помогает. Даже весьма любезна. Правда, она подолгу сидит в гостиной - названивает кому-то. Она сильно испугана.
- Это очень важно, что ты сейчас с ней.
- "Ремингтон" всегда под рукой, хотя, по правде сказать, мне бы понравилось нечто иное, чем то, с чем я столкнулся лицом к лицу сейчас.
- Схватиться с капитаном из управления шерифа и, возможно, с парой его помощников, да?
- Против них мне не устоять.
- Ладно, оставайся пока в доме. Если вдруг нагрянут, преимущество на твоей стороне. Не бойся даже в полицию позвонить - я имею в виду местных полицейских, а не управление шерифа. Больше всего этому типу хотелось бы избежать огласки.
- Нет тут у нас никаких местных полицейских. Не забывай, мы ведь провинция!
- Черт, это так. Черт побери! - Я почувствовал, как все мои внутренности снова напряглись в очередном спазме боли.
- Как его хоть зовут-то, сынок? Уж это-то ты можешь сказать мне.
- Мартин Пэриш.
- Марти?
- Он самый. Обделался по уши. В случае смерти Эмбер ему светят немалые денежки, хотя я и не вполне уверен, что он охотится именно за деньгами. И все же одно могу сказать с уверенностью: он - в ярости.
- Он пристукнул ее сестру, думая, что это она?
- Именно.
- А с Винтерсом ты уже говорил?
- У меня нет никаких доказательств. Пока.
- Да, дела...
Несколько секунд отец хранил полное молчание. Наконец сказал:
- А в общем-то, мне нравится видеть ее у себя.
- Как только почувствуешь, что-то не так, немедленно звони мне.
- Я люблю тебя, сын. Помолись за мать. Она там тоже будет на твоей стороне.
Я повесил трубку. "Винтовки и призраки, - подумал я, - вот и все, что осталось у моего стареющего отца".
Я прилег на диван в моей берлоге и какое-то время смотрел на колышущийся за окном туман. Пережитые ужасы проходили передо мной снова. Вероятно, самый страшный из всех - прикосновения ледяного тела Элис.
Но даже это жуткое ощущение вскоре вытеснилось образом Полуночного Глаза, выглядывающего из окна краденого "форда-тауруса". С немым превосходством, которое светилось в его лице. Могучей массой и властью его предплечья и рук.
Мое тело стала бить дрожь. Каждый удар Мартина породил свою собственную, особую боль.
Из каньона донесся вой - тот самый, который, по мнению Изабеллы, издает Человек Тьмы.
Изабелла! Как же далеки от меня ее руки, ее голос, успокаивающая нежность ее бьющегося сердца. О, женщина, только не покидай меня!
Все-таки я заплакал.
А потом встал и закрыл все окна и двери, намертво задвинул засов, на два деления, чтобы быть уверенным, что он встал на положенное место. Свет выключать не стал. Я проверил барабан своего револьвера, положил его под подушку, которой за последние пять лет не касалось ничто, кроме красивой головки моей спящей жены.
Глава 17
Если страх, дарованный Богом, есть начало познания, то что же тогда - начало страха?
У меня есть ответ на этот вопрос, по крайней мере для меня самого. Начало страха есть осознание того, что ты не имеешь ни над чем власти, что ты бессилен. Мне понадобилось полжизни - целых сорок лет, - чтобы понять это. Ну, разумеется, я и сейчас слышу протестующие вопли тех, кто сам на себя берет ответственность за свою собственную жизнь или вешает эту ответственность на Господа. Но я не говорю о таких мирских понятиях, как счастье, успех, самовыражение, потеря веса, жизнь без спиртного или попытка понять, кто - в порядке, а кто - нет. Я говорю о беспомощности перед лицом смерти, равно как и перед лицом жизни, перед лицом безумия, болезни, страсти, перед лицом всех тех прекрасных и ужасных понятий, которые ежесекундно управляют нами вне зависимости от того, знаем ли мы об этом или не знаем, догадываемся или нет. И еще я говорю о страхе перед подлинным осознанием того факта, что кажущееся тебе самому наилучшим на самом деле может таковым и не быть и что ничего такого уж хорошего, в сущности, и нет. Понять это - значит свободно овладеть языком кошмара, в мельчайших, подробностях разглядеть контуры бездны. Это - высшая мудрость человека, стоящего перед взводом, который сейчас расстреляет его. Но страх - это еще не повод для того, чтобы человек отказывался от борьбы. Нет. Поступки, совершенные в состоянии полной беспомощности, принадлежат к тем немногим проявлениям благородства, которые еще сохранило человечество. Чувствовать, что ужас стягивает твой желудок в тугой узел, и все же продолжать идти - есть нечто большее, чем просто мужество. Страх есть красота.
Про себя же могу сказать лишь то, что, пока я лежал в кровати утром в среду, седьмого июля, избитый и измученный жуткими событиями прошлой ночи, я пытался разделить мой мир на те ситуации, над которыми у меня нет никакой власти, и на те, которыми я пока могу управлять. Против холодной логики Мартина Пэриша я действительно временно оказался бессилен: в связи с тем, что существует видеозапись, нет никакого смысла мне избавляться от тела Элис. Все, что я смог бы доказать пустой могилой, так это лишь то, что сам убрал оттуда труп! Я был жестоко и весьма эффективно нейтрализован, и, по-видимому, именно в этом и заключалась цель Мартина Пэриша. У меня нет власти над раковыми клетками, плодящимися в мозгу Иззи. Над действиями Полуночного Глаза моя власть, по-видимому, и того меньше. Страх начал свою работу внутри меня.
Но я знаю, кое на что я еще способен. Даже лишенный возможности спасти Иззи, я могу любить ее. Я могу защитить мою дочь от опасностей, которые, как правило, подстерегают молодых женщин. Я могу начать работу над книгой о Полуночном Глазе. Я могу принять душ, побриться и наконец поесть.
- Рассел, кофе не хочешь? - Грейс появилась на пороге спальни с чашкой дымящегося кофе в руках.
Я не слышал, как она подъехала, хотя меня это, в общем-то, и не удивило: как бы мало я ни проспал, сон мой был поистине мертвецким.
- Рассел, а где Изабелла?
Я ей объяснил.
Она поставила чашку на столик и изучающе уставилась на меня своими карими глазами Монро.
- Извини, что я уехала, - сказала она. - Могла бы помочь.
- Где ты была?
- Так ли это важно?
- Да, это важно.
- Не будь глупым. У тебя такой больной вид! Да, около часа назад парень из телефонной компании приделал к столбу что-то. Ты в это время спал.
Я застонал. Сел в кровати и вцепился в чашку с кофе.
- Скажи мне, если я могу что-нибудь сделать для тебя, - сказала моя дочь.
- Спасибо.
- Изабелла ведь не из-за меня уехала, правда?