Вождь велел бросить все дела, собраться у коло, нести угощение гостям. Началась веселая суета. Пока женщины готовили, а Степанов с папой разговаривали с Вождем и Отцами, мы побежали искать Лойко. Спрашивали у ребят, но они лишь плечами пожимали: только что тут был.
В самом дальнем шалаше мы нашли его и Хоту. Хота мягко выговаривал внуку:
- Ты не о том думаешь, Лойко! Не важно, что у тебя на лице, главное, что у тебя в сердце!
- Лойко!
- Роса! Листик! Максим! - Лойко бросился к нам.
Он был опять обрит налысо ("чтобы вернулись мои волосы"), кожа почти приобрела естественный цвет ("Я все время сижу в море, и оно меня лечит"), болячки и царапины уже проходили, но оспинки все равно, наверное, останутся.
- Почему ты к нам не вышел? - ревниво спросила Роська. - Весь город на коло.
- Да вот ведь упрямый! - сердито сказал Хота. - Не хочет идти, и все! Говорит: папа увидит меня такого, испугается и не захочет такого сына.
Мы дружно рассмеялись, а Лойко вдруг сорвался с места и побежал к коло. Переглянувшись, мы бросились за ним и увидели, как Лойко с разбега прыгнул на Степанова, обнял его руками за шею, ногами за пояс и весь прижался к нему, как врос. Степанов сжал губы и понес вцепившегося в него Лойко на берег. Никто, конечно, за ними не пошел. Они долго сидели на берегу рядом с катером и разговаривали.
Ух, чего только не было в тот день у анулейцев! Пир горой, танцы-хороводы, потом нам вручили что-то вроде орденов: круглые металлические амулеты с изображением дельфина, потом мы возили на катере Вождя и Отцов по морю, потом катали ребят. Степанов обещал на следующий день привезти анулейцам лодки, сети и удочки, фонари и все, что может пригодиться для жизни на новом месте и освоения цивилизации.
- Составьте список, - привычно сказал он Вождю, смутился и попросил папу это сделать.
Вечером, когда нам пора уже было уезжать, около каждого шалаша зажгли костры - в нашу честь.
- Все видели, как вас унесли дельфины. О вас сложат песни и будут петь их детям, - сказал Лойко. Потом он обнял нас и добавил смущенно: - Папа звал меня к себе жить в его доме, там, где дельфины. Но я не могу оставить дедушку. И Ботко без меня будет скучно. Тогда папа сказал, что я буду приезжать в гости. К нему и к вам. А еще Вождь разрешил мне не быть больше ведуном! Теперь я могу выбрать любое дело! Я буду лепить горшки, как дедушка, и разрисовывать их, как мама. Хорошо?
- Да, Лойко.
- Папа подарил мне нож! Смотрите! - И Лойко показал нам Ханжалик. - Он сказал, что ему подарила его мама, что это старый нож нашего рода и он должен быть у меня.
Потом Лойко куда-то убежал, а вернулся, когда мы уже садились в катер. Он протянул Роське… котенка! Большого, пятнистого, с кисточками на кончиках ушей и раскосыми глазами. Это был маленький рысенок.
- Возьми, пожалуйста, Роса. Это моя Танка родила. Он очень хороший. Зовут Юка.
- Ой, Лойко…
- С ним ты меня не забудешь.
- Я тебя и так не забуду, - прошептала Роська.
Кажется, ей было грустно. А может быть, она просто устала. У меня у самого слипались глаза.
- Вероника тебя в дом не пустит, - предупредил Максим и почесал рысенка за ухом. Рысенок коротко мяукнул и перевернулся на спину.
- Пустит, - не очень уверенно сказала Роська.
Затарахтел, захлюпал мотор. Наш катер отчалил от берега. Вслед нам, как большие светлячки в траве, горели костры, зажженные анулейцами у каждого дома. Пусть горят… Наш катер, огибая Лысый остров, медленно приближался к Поселку.
Февраль 2001 - февраль 2013. Челябинск - Москва - Усть-Катав.
Примечания
1
Рострум - рот у дельфина.