108
На следующее утро я едва успеваю открыть глаза, а мне в постель уже подан завтрак… с кучей газет.
- Ништяк, - восхищению моему нет предела.
- Тебя было недобудиться, вот мы и сгоняли вниз за кофе и булочками, - непроницаемым голосом сообщает Клык.
Ничего не подозревая, с наслаждением откусываю кусок плюшки, но тут замечаю висящее в воздухе напряжение:
- Что случилось?
Кивком головы Клык указывает мне на кучу газет.
- Я думала, вы их ради комиксов купили.
Пододвигаю газеты к себе поближе.
До сих пор наша стратегия спасения и выживания основывалась на полной неприметности. Слиться с толпой, быть как все, не высовываться. Похоже, что огромные газетные заголовки на первой полосе "Нью-Йорк Пост" подорвали эту стратегию на корню. Здоровенные пахнущие свежей типографской краской буквы на весь белый свет трубят: "Чудо или Мираж?"; "Сверхчеловеческие способности или продукты генной инженерии?". Как насчет стратегии неприметности, дорогой читатель?
Клык разложил передо мной четыре газеты - мутные фотки нас, кружащих под потолком Садовой Таверны, украшают первые страницы всех четырех.
- Я их на стойке перед магазином сразу приметил, - объясняет Клык и мирно прихлебывает апельсиновый сок. - Кажись, теперь придется на время затихориться.
- Спасибо, просветил, приятель. - Раздражению моему нет предела. Только за что я на него злюсь? Нечего на зеркало пенять, коли рожа у самой крива!
Пролистываю "Нью-Йорк Таймс". Подпись под нашей фотографией гласит: "Никто пока не заявил авторство на самый необычайный цирковой трюк года".
Тяжело вздохнув, снова принимаюсь за булочку. Короче, неприметности нашей пришел конец. Слиться с толпой нам теперь так же невозможно, как если бы от нас исходило сияние. Сдается мне, на планах разыскать Институт тоже можно поставить точку. По крайней мере, временно.
От расстройства и досады я готова вопить благим матом.
- Можно загримироваться… - робко предлагает Газман, и Ангел с энтузиазмом подхватывает:
- Ага, давайте! Парики всякие, носы, усы…
Глядя на них, невозможно удержать улыбку.
109
В тот день нам снова пришлось выползти за едой. Шесть пар маскарадных париков, очков, усов и бород, к несчастью, не материализовались. Пришлось идти как есть и явить миру свои засвеченные лица.
В ближайшей гастрономии набрали бутербродов, напитков, чипсов, печенья - всего, что только можно есть на ходу.
- По-моему, как стемнеет, нам надо поскорей из Нью-Йорка убираться, - говорю я Клыку. Он согласен:
- Куда?
- Куда-нибудь недалеко. - Я еще не до конца распрощалась с попытками докопаться до сути дела в этом долбаном Институте. - Может, на Род-Айленд. Или на берег океана податься?
- Эй вы! - банка с содовой выпадает у меня из рук. На нас со всего размаху налетел какой-то пацан с волосами, как у индейца-могавка, пиками торчащими вверх на полметра.
Надж на полном ходу ткнулась мне в спину, а Клык врос в землю, готовый к бою.
- Вы, ребята, само совершенство! Вы именно те, кого мне не хватает для полного счастья! - тараторит в экстазе парнишка.
Приятно, что хоть кто-то считает нас совершенством. Даже такой псих, как этот.
- Не хватает для чего? - смертельное спокойствие Клыка не предвещает пацану ничего хорошего. Но тот не замечает опасности и машет тощей рукой в сторону витрины магазина с вывеской "Ю-До: Завтрашний стиль сегодня".
- У нас сегодня акция. Фестиваль смены стиля! - парень надрывается так, точно сейчас сообщит нам, что мы выиграли миллион. - Вы, ребята, бесплатно можете стиль поменять. Одно только условие: полная свобода творчества нашему стилисту - она сделает с вами что захочет!
- Например? - любопытствует Надж.
- Например, грим, прическа, что хотите! Только на татуировку требуется разрешение родителей.
- Тогда татуировка отпадает, - цежу я себе под нос.
- Клево! Пожалуйста, Макс, давайте пойдем. Макс, ну пожалуйста. Мне очень-очень хочется. Это же бесплатно.
Из дверей "Ю-До" со смехом выбегают две девчонки подросткового возраста. Мама дорогая! Вот наворочено! Да их родной отец с матерью не узнают! И я мгновенно соглашаюсь:
- Я за!
У Клыка недоуменно ползут вверх брови, и я бросаю на него многозначительный взгляд.
- Спасибо! Отличная акция. Как раз то, чего нам не хватало для полного счастья! Делайте с нами все, что хотите. Меняйте до неузнаваемости!
Часть 6
Кто твой отец и кто тебе мать?
110
- Классно, - одобрительно заявляет Надж, оглядывая со всех сторон мою новую джинсовую куртку. На спине, конечно, придется сделать две прорези для крыльев, но в остальном и вправду классно.
В свою очередь, я смотрю на нее и расплываюсь в улыбке от уха до уха. Она похожа на кого угодно, только не на Надж. Ее каштановую мочалку подстригли и распрямили по последнему писку моды. Тут и там высветленные шелковистые пряди стильно обрамляют ее смуглое личико. Такого преображения и представить себе было невозможно. Настоящая Золушка: из чумазого подростка - прямо в супермодели! Как это я раньше не замечала, что у нас подрастает такая красавица! Если, конечно, ей дано будет подрасти…
- Смотрите на меня! - вертится перед зеркалом Газман, с головы до ног, то есть, буквально до кроссовок, обряженный в армейский камуфляж.
- По мне, на все сто! - я поднимаю вверх оба больших пальца.
Амбарного вида секондхенд-лавочка преобразила нас до неузнаваемости. Пушистую голову Газзи искупали в перекиси водорода, по бокам обрили, а макушку намазали гелем, накрутили из выбеленных волос пипочек и покрасили кончики в голубой цвет. Но он хандрит:
- Я же просил выбрить на затылке "Куси меня".
- Нет, никаких "куси"! - торможу его деланно строгим голосом.
- А Игги-то в ухо серьгу вдели…
- Нет, я сказала!
- Всем можно, а мне нельзя!
- НЕТ! Еще раз повторить?
Он обиженно пыхтит и отходит к Клыку. Клыка тоже обрили, чуть не наголо, оставив только одну длинную прядь, которая пижонисто падает ему на глаза. Ее тоже чуть-чуть подсветлили. Рябая, в разных оттенках коричневого, она точь-в-точь похожа на хохолок ястреба. Ни хрена себе совпадение! В довершение перемены стиля он поменял свой старый черный ансамбль на новый черный ансамбль.
- Мне вот это нравится, - Ангел сняла с вешалки какие-то рюшечки и оборочки и кокетливо прикладывает их к себе. Я уже экипировала ее в новые, цвета хаки, штаны и футболку и мы уже остановились на пушистой голубой курточке.
- Мммм… - рюшечки вызывают у меня серьезные сомнения.
- Макс, ведь правда хорошенькая юбочка, - уговаривает она меня, - пожалуйста.
Интересно, играет уже Ангел со мной в свои гипнотические штучки, или еще пока нет? Ее широко раскрытые глаза смотрят на меня по-ангельски невинно.
- И Селесте тоже очень нравится.
- Видишь ли, Ангел, я не очень понимаю, где ты будешь носить эту балетную пачку, особенно притом, что мы все время от кого-нибудь удираем.
Она понуро оглаживает пачку и неохотно соглашается.
- Ну что, мы готовы? - нетерпеливо спрашивает Игги. - Я не говорю, что мне здесь уже надоело, но…
- Ты, случайно, пальцы в розетку не засунул? - хихикает Газ.
Иггины соломенные волосы, и правда, стоят торчком. Концы его воинственного гребня покрашены в цвет воронова крыла.
- Что, торчком стоят? Дай-ка я потрогаю, - любопытствует он, с удовольствием ощупывая себе голову. - Клево!
Я и оглянуться не успела, как ему прокололи ухо. Тоненькое золотое колечко серьги - вот все, за что мне пришлось заплатить.
Обновленные, как заново родившиеся, выходим обратно на улицу. Уже смеркается.
Я чувствую себя свободной и счастливой. Зуб даю, даже Джебу меня теперь не узнать. Там, в "Ю-До", стилистка подняла мои косы и одним махом их отчекрыжила. Больше в полете они не будут лезть мне в глаза. Не будут на бегу забивать мне рот.
Но это далеко не единственное новшество. Половина головы у меня теперь ярко розовая. К тому же, невзирая на мои протесты, мне покрасили все, что только можно было покрасить: ресницы, веки, брови, щеки, губы. Так что я вышла на белый свет в полной боевой раскраске. Любой даст мне теперь лет двадцать, не меньше. Особенно притом, что и росту во мне под метр восемьдесят.
- Вон там парк, пойдемте, - показывает Клык.
Хорошее местечко. И темно, и места для разбега достаточно. Через пять минут мы уже поднимаемся над городом, оставляя позади его шум, огни и суету.
Какое счастье снова раскрыть крылья и дать им волю! Какое счастье снова почувствовать себя быстрой и легкой. Такой, какой на земле мне быть не дано.
Радуясь каждому движению, я лечу, выписывая в воздухе широкие круги, дыша полной грудью и подставляя ветру свою коротко стриженную голову.
Парикмахерша сказала, этот стиль называется "ветры Манхэттена".
Кабы она только знала…
111
Летим под облаками - до них рукой подать. Отсюда ясно видны очертания Манхэттена. Восточная Река отделяет его от Лонг-Айленда, и этот длинный остров много больше самого Нью-Йорка. Резко очерченная линия океана кучерявится белыми завитками барашков на гребнях разбивающихся о берег волн.
Где-то через полчаса внизу показалась черная полоса пляжа. Никаких огней. А где нет огней, там и людей нет. Клык сигналит посадку. Идем на снижение. От перепада высоты голова радостно кружится, как от шампанского. Приземляемся на мягкий мелкий песок.
- По-моему, порядок, - роняет Клык, осмотрев берег.
Пляж здесь дикий, ни ресторанчиков, ни автомобильных стоянок, ни курортных пансионов.
Эта узкая песчаная полоска похожа на укрепление, словно нарочно построенное каким-то великаном: здоровенные валуны по обоим концам и гряда таких же валунов вдоль берега ярдах в тридцати от воды. Похоже, здесь безопасно: природная крепость, да и только.
Скидываю с плеч рюкзак и извлекаю из него всякую снедь нам на ужин.
- Располагайтесь. Здесь нам и кров, и стол.
Интересно, что слышат наши в моем голосе? Облегчение или плохо скрытый горький сарказм? Раздав ребятам еду, устало опускаюсь на толстенную колоду, вымоченную соленой океанской водой и набело высушенную солнцем.
Не проходит и двадцати минут, а мы уже построили нашу заветную пирамиду и свернулись калачиком под прикрытием валунов. Песок такой мягкий, что не надо никаких матрасов.
Все уснули, а я какое-то время еще размышляю про загадочные слова, услышанные прошлой ночью. Интересно, что имел в виду Голос, когда сказал, что пришло мне время учиться? Но постепенно мысли мои смешались. Меня точно темной волной накрыло и затянуло в сон. В полудреме слышу обрывки разговоров на каком-то непонятном мне языке.
И вдруг Голос произносит отчетливо и ясно: "Это, Макс, тебе непременно надо знать. Непременно".
112
Океан. Вот еще одно новое, потрясающее, доселе нами не испытанное явление. Мы выросли в лабораторных клетках. Потом, четыре года назад, Джеб нас украл и укрыл в нашем горном убежище. Чему бы он нас ни учил, он всячески, любой ценой, оберегал нас от всех возможных новшеств.
И вдруг они посыпались на нас, как из рога изобилия. Каждый день с нами происходит что-то неизведанное. Каждый день полон открытий: новые места, новые люди, новые опыты.
- Смотрите, краб, - Газман присел у кромки прибоя и тычет палочкой в быстро зарывающееся в песок существо. Ангел тут как тут, прибежала взглянуть, волоча за собой Селесту и едва не купая ее в воде.
- Хочешь пирожок? - Игги протягивает мне плюшку.
Сегодня утром я слегка отмыла свою вчерашнюю боевую раскраску, и вместе с Надж мы отправились в ближайший город пополнить запасы съестного. В булочной "Мамы и папы" продавались домашние пирожки. Устоять перед ними было невозможно. Так что дюжина румяных плюшек перекочевала в мой рюкзак с прилавка "Мам и пап".
Должна признаться, что поставленная мной задача разыскать пирожки с яблоками не хуже тех, которые мы пекли с Эллой и ее мамой, по всей вероятности, совершенно невыполнима.
Эти ничего себе, с корицей, с коричневым сахаром, яблоки с кислинкой. Вполне достойные пирожки. Без претензий. Но, по правде сказать, не фонтан.
Поворачиваюсь к Клыку:
- Что скажешь? Вкусно?
- Нормально, - и он продолжает уплетать за обе щеки.
Нормально, нормально… Кабы он понимал что-нибудь в домашних пирожках! Что ни дай, все сметет.
- Семь из десяти, не больше, - выношу я свой приговор. - Они хоть и свежие, а жестковаты, нежности не хватает. Так что миссия под кодовым названием "совершенный пирожок" продолжается.
Игги смеется и, невзирая на мою суровую оценку, лезет в рюкзак за новой порцией…
Мокрая чуть не по пояс Надж захлебывается от восторга:
- Ка-а-ак мне нравится океан. Я ничего лучше не видела. Даже лучше чем горы. Лучше Нью-Йорка. Я, когда вырасту, буду морским биологом. Я буду плавать далеко в море, нырять с аквалангом, сделаю миллион открытий, и меня пригласят работать в Нэшнл Джеографик.
И она убежала обратно в воду, утащив за собой Игги.
Да уж конечно. Ты - в Нэшнл Джеографик, а мне - прямиком в президенты. Что ты с ней поделаешь? Мечтательница эта наша Надж…
- Им всем здесь хорошо, смотри, как они разрезвились, - говорит мне Клык, задумчиво наблюдая за стаей.
- А что здесь может быть плохого? Песок теплый, море ласковое, тишина, покой. Жаль, что мы не можем здесь насовсем остаться.
Клык с минуту молчит:
- А если бы мы точно знали, что здесь безопасно, что нас никто не достанет, ты бы хотела здесь остаться?
Похоже, он не шутит.
- А кто Институт искать будет? Информация о родителях - у всех вопрос номер один. Ее тоже раскопать надо. Джеба найти и, как минимум, поговорить с ним как следует. И что это у них за Директор? И что они с нами со всеми сделали? И почему они все в один голос твердят мне, что я должна спасти мир? А ты говоришь, остаться…
Клык поднимает руку, и я неожиданно понимаю, что чуть ли не кричу во весь голос.
- А что если… - он говорит медленно и смотрит в сторону. - А что если взять и наплевать на все это, наплевать и послать к чертовой бабушке.
У меня отпала челюсть. Вот так живешь себе с человеком всю жизнь, думаешь, что знаешь его как облупленного, а он возьмет, да тебя огорошит. Как гром среди ясного неба.
- Ты рехнулся, что ли… - начинаю я, но тут прибегает Газман и плюхает мне на колени живого краба-отшельника. За ним проголодавшаяся Ангел требует обеда. И в этой круговерти мне не найти свободной минуты, чтобы взять его за плечи, встряхнуть хорошенько и наорать на него от души: кто ты такой, и что ты сделал с настоящим Клыком?!
Ничего, как-нибудь после…
113
На следующее утро Клык с ироничным поклоном кладет передо мной "Нью-Йорк Пост". Пролистав газету, на шестой странице читаю короткую заметку: "Таинственные дети-птицы пропали бесследно".
- Наконец-то хоть одна сносная новость. Целых два дня прошло, а мы до сих пор не учинили ни одного публичного скандала, и наши фотографии не мелькают на первых полосах ни национальной, ни местной прессы. Достижение!
- Айда купаться, - зовет Надж и тянет Игги за руку. Все четверо, она с Игги и Ангел с Газманом, бегут к воде.
Солнце жарит вовсю, так что холодная вода их нисколько не смущает. Рядом со мной Клык читает газету и рассеянно опустошает банку орешков. Младшие плещутся в воде. Игги на ощупь строит замок из песка.
Здорово все-таки получилось! У нашей стайки настоящие каникулы, и я радуюсь, что они хоть на пару дней могут расслабиться, есть, спать, загорать и купаться, забыв о погонях и преследованиях.
Только меня не отпускает напряжение. Только я не могу забыть о погонях.
Как же получилось, что ирейзеры до сих пор нас не обнаружили? То следуют за нами по пятам, куда мы ни двинемся, они тут как тут. А то, как сейчас, получается, что нам удалось от них оторваться. Я ломаю голову и никак не могу понять, сидит во мне чип или нет, подает он сигналы, или это только мое больное воображение. Если подает, то куда подевались ирейзеры? Они что, играют с нами в кошки-мышки? Извращенцы.
Игра, игра, игра… Про какую-то игру говорил мне в Школе Джеб. Про игру твердит теперь Голос. Оба повторяют без конца, что надо научиться играть, что все происходящее - только тест, только очередное испытание.
Передо мной как будто загорается огромная неоновая реклама: "Играй с нами, играй, как мы, играй лучше нас". Меня наконец осеняет: вся наша жизнь - одна сплошная бесконечная жестокая игра… А меня эти извращенцы выбрали в главные действующие лица.
Задумчиво пропускаю сквозь пальцы горячий песок. Ладно, если это игра, сколько в ней играющих сторон? Всего две? А как же двойные агенты?
Я уже готова поделиться своими соображениями с Клыком, но осекаюсь на полуслове. Его темные глаза смотрят пристально и вопросительно, и меня вдруг переполняют темные подозрения.
А что если…
Отвожу от него взгляд, чувствуя, как горят у меня щеки.
Что если не все мы играем в одни ворота, что если среди нас есть предатель?
У меня явно происходит раздвоение личности. Макс номер один стыдится этих мыслей. Макс номер два твердит, что ее паранойя не один раз спасала наши жизни. Кто же их них прав?
От этих смурных размышлений меня отвлекает смех Газзи и Ангела. Они брызгаются и играют в воде в догонялки. А потом Ангел ныряет и Газ старается поймать ее под водой.
Глядя на Ангела, я снова погружаюсь в раздумья. Она, кажется, изрядно изменилась после своего недавнего заключения в Школьной клетке. Изменилась или только "кажется"?
Я больше не могу. Все эти вопросы выше моих сил. Роняю голову на руки и тихонько плачу. Если не доверять моей семье, то и жить не стоит.
- У тебя голова опять болит? - заботливо спрашивает Клык.
Вздыхая, мотаю головой и смотрю на кромку горизонта, отделяющую океан от неба.
Мне нужен Клык. Он моя единственная опора. Как же можно не доверять брату? Я просто должна ему верить.
Должна?
Газ мечется в воде, в растерянности оглядываясь вокруг. Он поднимает голову - на лице у него паника:
- Ангел нырнула и не всплывает. Я ее потерял!
Мгновение - и я в воде.