118
Вывихнутое плечо горит, как в огне, ноги не движутся, но я ковыляю по песку туда, где по-прежнему неподвижно лежит Клык. Перво-наперво ощупываю ему шею - не сломана ли. Вроде нет. Осторожно переворачиваю его лицом вверх. Изо рта у него тонкой струйкой сочится кровь.
- Клык, вставай, ты ДОЛЖЕН прийти в себя, - шепчу я ему.
Над нами уже стоит вся наша стайка, и Газзи озабоченно твердит:
- С ним плохо, совсем плохо. Ему надо к доктору.
Провожу по нему руками, пальпирую каждый сантиметр его избитого тела. Похоже, ничего не сломано, но он все равно не шевелится. Кладу его голову себе на колени, снимаю футболку и осторожно промокаю кровавые полосы, оставленные на щеках когтями Ари.
Пальцы Игги нежно скользят вдоль длинного тела Клыка, и мы вместе составляем длинный перечень синяков, ушибов, шишек и кровоподтеков.
- Мы можем вместе его перенести, - предлагает Игги.
- Перенести куда? - я сама слышу, сколько горечи в моем голосе. - Больниц для таких, как мы, еще не придумали.
- Не надо в больницу, - не открывая глаз, бормочет Клык, с трудом шевеля разбитыми губами.
- Клык, тебе очень плохо? Очень?
- Плоховато… - выдыхает он, старается пошевелиться и стонет.
- Не двигайся! - я пытаюсь остановить его, но он поворачивает голову и сплевывает кровь на песок. Открывает мутные глаза, подносит ко рту руку, что-то брезгливо выплевывает в кулак - зуб.
- Все болит, хоть в гроб ложись, - он пытается дотронуться до вздутых на затылке узлов, а я пробую изобразить улыбку и провожу рукой по его разрисованным Ари щекам:
- Ты на кота похож.
Но ему не до шуток.
- Клык, - голос у меня дрожит, - только живи, пожалуйста, Клык, только живи.
И вдруг, повинуясь какому-то мощному импульсу, я наклоняюсь и целую его в губы. По-взрослому. По-настоящему.
Он охает, ощупывает свой разбитый рот, и мы без слов - оба в шоке - смотрим друг на друга.
Кровь бросилась мне в лицо. Не понимаю, как это случилось? Что на меня нашло? По счастью, Игги слеп, а Ангел отправилась Клыку за водой. Но Газман и Надж остолбенело глазеют на нас. У Газа явно вышибло землю из-под ног. Похоже, я только что порушила все устои его и без того хрупкого мира.
Медленно Клык поднимается на локте. Поддерживаем его, помогая сесть. Даже от этого малого усилия на лбу у него выступает пот. От боли он скрежещет зубами.
- Хреново дело, - говорит он и кашляет на каждом слоге.
Больше мы от Клыка о его ранах и ушибах не услышим. Он, хотя и покачивается, но уже встал на ноги, взял у Ангела стакан воды, выполоскал рот и сплюнул в песок:
- Я Ари убью!
119
К моему удивлению, невзирая на крайнее истощение и многочисленные телесные повреждения, Клык и все остальные долетели до Манхэттена, ухитрившись не свалиться с небес. Приземлились в Центральном парке - наш всегдашний приют. Клык бледный, весь в поту, вот-вот упадет от усталости, но за весь долгий перелет никто не услышал от него ни звука, ни стона, ни единой жалобы. Как ни стесняюсь я нашего странного поцелуя, но восхищения сдержать не могу:
- Ну ты крут!
- Крутой - это я, - он пытается отшутиться, но его долгий пронзительный взгляд говорит мне: "Не думай, я отнюдь не забыл, как ты целовала меня там, на берегу океана. Даже не надейся". Краснею до корней волос. Одна надежда, что под прикрытием темноты да в тени деревьев никто не увидит, какого я цвета.
Надж тем временем заботливо пританцовывает вокруг Клыка:
- Тебе чего-нибудь дать? Тебе как-нибудь помочь? Хочешь, я тебе что-нибудь принесу? - Клык давно стал для Надж героем.
Почему только для Надж? Он и есть самый настоящий герой.
Выглядит Клык так, точно упал на камни со стометровой скалы: лицо почернело - один сплошной синяк; щеки чуть не насквозь разодраны когтями Ари; идет, с трудом передвигая негнущиеся ноги. Но бодрится:
- Нормально все, не дергайтесь. Мне полет здорово помог. Мышцы расслабил, взбодрил и все такое. Так что норма.
Ладно, норма так норма. Пора вернуться к нашим планам.
- Ребята, пора искать место на ночлег, передохнуть, поесть и сделать еще один заход в поисках Института. Нельзя же бросить наше дело на полпути. Согласны?
- Согласны, - вторит мне Надж. - Я хочу знать про свою маму. И хорошее, и плохое. Всю правду.
- И я тоже, - вступает Газ, - мне бы только найти родителей, встретиться с ними разок да сказать им, какие они паразиты. Что-нибудь в таком роде: "Здравствуйте, папочка и мамочка. Я наконец нашел вас, чтобы сказать вам, какое вы говно".
Решаю, что безопасней всего нам ночевать в туннеле. На станции метро спрыгиваем с платформы и бодро маршируем по путям, благо маршрут однажды уже испробован. Не прошло и десяти минут, а мы уже снова в знакомой огромной освещенной кострами пещере, полной отвергнутого Нью-Йорком бездомного люда. Здесь и нам место найдется. Чем мы лучше?
- До чего же уютно пахнет здесь гостеприимством, - потирает Клык руки.
Не будь он раненый, я бы его стукнула хорошенько. Но в глубине души радуюсь: приходит в норму, коли у него есть силы на подобные саркастические замечания.
Забравшись на обжитую в прошлый раз цементную приступку, вдруг чувствую, что устала донельзя и что нервы мои на пределе. Единственное, на что меня хватает, это выбросить кулак в основание нашей всегдашней пирамиды, проверить, что молодняк улегся на ночлег, что Клыку хватило места вытянуться во весь рост, что Ангел уютно устроилась у меня под боком. Ложусь и сразу отрубаюсь, как одеялом, укрытая отчаянием.
Спать мне долго не приходится. Подкоркой ощущаю приближение очередного полуночного взрыва в голове. И в этом полуобморочном состоянии, не открывая глаз и не понимая, что делаю, протягиваю руку и хватаю чье-то запястье.
Сон как рукой сняло. Не раздумывая и повинуясь мощному защитному инстинкту, закручиваю за спину руку злоумышленника.
- Охолонь, зараза, - негодующе шепчет мой пленник.
Дергаю его на себя и едва не выворачиваю руку из сустава.
Клык уже на ногах и рядом со мной. Зрачки его напряженно сузились, но движется он с явным усилием.
- Из-за тебя мой Мак опять с катушек слетел, - я узнаю голос давешнего хакера и отпускаю руку. Он замечает Клыка и не выдерживает:
- Мама дорогая! Кто это тебя так разукрасил?
- Побрился неудачно.
Хакер нахмурился и потер чуть не изувеченное мной плечо.
- Какого хрена вы обратно сюда приперлись? Как вы здесь, так у меня жесткий диск в ауте.
- Покажи, - прошу я, и он сердито открывает крышку ноута.
Как я того и ожидала, экран покрыт точной распечаткой картинок, мелькающих у меня в мозгу. Опять изображения, опять слова, карты, фотки, какие-то математические уравнения.
Хакер на сей раз не выглядит психом. Он скорее озадачен.
- Понимаете, братва, все это очень странно. У вас с собой компа случайно нет?
- Нет, - откликается Клык, - даже мобильника и того нет.
- А электронного навигатора?
- Нет, говорят тебе, нет. У нас с техникой плоховато. Мы отсталые. И бедные.
- И чипа никакого нигде нет? - не отстает пацан.
Я замираю. Почти против воли перевожу взгляд на Клыка.
- Это ты о чем? Что значит чип?
Интересно, слышит он дрожь у меня в голосе или все же мне удалось ее подавить?
- Да что угодно. Любое устройство, на котором информация или дата записана. Оно тоже легко может мне песню испортить.
- А если у нас такой чип есть, ты с него что-нибудь считать сможешь?
- Если знать, какой он, может быть. Попробую. Что там у вас?
- Он маленький, квадратный, - говорю я, не глядя на него.
- Такой? - пацан раздвинул пальцы инча на три.
- Меньше, много меньше.
Его пальцы показывают пол-инча:
- У вас чип ТАКОГО размера?
Я киваю.
- Покажи, дай посмотреть, где он?
Я задерживаю дыхание.
- Он внутри меня. Я видела его на рентгеновском снимке.
Он уставился на меня, и в глазах его застыл ужас.
Выключил Мак и с треском захлопнул крышку:
- В тебя имплантирован чип вот такого размера? - он точно ушам своим не верит.
Снова киваю.
Хакер отступает от меня на несколько шагов:
- Это плохой знак. Очень плохой, - он повторяет по слогам, как будто имбецилу. - Это может быть АНБ. Понимаешь, Агентство Национальной Безопасности. Я с ними связываться не буду. Давайте-ка, друзья, держитесь от меня подальше. Тут и глазом моргнуть не успеешь, как за тобой придут. Нет, я тут ни при чем.
Он попятился от нас прочь в темноту, подняв руки, словно защищаясь от невидимых демонов.
- Я их ненавижу, ненавижу, - и исчез в черном чреве туннеля.
Да, браток, тебе не позавидуешь.
Клык бросил на меня раздраженный взгляд:
- За здорово живешь добрых людей распугиваешь. Никуда тебя с собой взять нельзя!
Жаль, что он инвалид. А то я бы ему накостыляла.
120
Ночь. До рассвета еще далеко, если, конечно, в этом подземелье можно представить себе рассвет. Надо попробовать еще немного поспать. Одному Богу известно, как нужен нам хоть час живительного сна.
Проваливаюсь в полудрему. Точно знаю, что это не сон. Но и бодрствованием мое состояние назвать трудно.
Я словно существую в некоем третьем измерении. В какой-то степени чувствую свое тело и даже отчасти понимаю, где нахожусь. Но говорить или двигаться я бессильна. Я будто смотрю кино, где я, Макс, в главной роли. Иду по туннелю. Или наоборот, стою на месте, а туннель скользит мимо меня. По обе стороны проносятся поезда. Значит, это туннель подземки.
Ладно, думаю, пусть будет туннель подземки. Мне-то что с того?
Потом вижу название станции "Тридцать Третья улица" - здание Института должно находиться на Тридцать Третьей улице.
В темноте пригрезившегося мне туннеля грязная ржавая решетка. Вижу, как я ее поднимаю. Внизу подо мной булькает зловонная жижа. Бог мой! Это нью-йоркская канализационная система.
Под городом…
Значит…
Под радужным сводом…
Десятка, Макс! Бинго! - говорит Голос.
Глаза у меня широко открываются. Клык наблюдает за мной, и во взгляде его тревога:
- Что на этот раз случилось?
- Я знаю, что нам делать. Буди команду!
121
- Сюда! - я иду в темноте туннеля с такой уверенностью, как будто на сетчатке моего глазного яблока отпечатана подробная карта. Достаточно одного взгляда, чтоб совместить ее с реальностью и отыскать нужный маршрут. Вообще говоря, от такого "картографического видения" нетрудно и рехнуться. Но в данный момент пользы от него - хоть отбавляй.
Идти-то я иду уверенно, но должна тебе признаться, дорогой читатель, что теперь мне по-настоящему страшно. Очень-очень страшно. Так, как никогда еще не было. Может быть, я не хочу знать правду. Плюс в висках стучит, точно молотом кто колотит. И от этого тоже слегка едет крыша. Может, я приближаюсь ко дню своей аннигиляции? Или наступает мой смертный час?
Надж перебивает мои невеселые мысли:
- Макс, это тебе Голос дорогу подсказал?
- Более или менее.
- Слушай больше свой Голос! - ворчит Игги, но мне не до него. Хрен с ним, пускай иронизирует.
С каждым шагом Институт все ближе. Я это чувствую каждым нервом, каждой клеточкой мозга. Может быть, мы вот-вот вступим в последнюю, в самую важную в нашей жизни битву. Пусть ценой жизни, но узнаем ответы на самые важные вопросы, которые уже много лет не дают нам покоя. Кто мы? Как они убедили наших родителей от нас отказаться? Кто привил нам птичью ДНК?
Я лично гоню от себя мысли про своих родителей. Хватит ли у меня сил справиться с правдой? Что-то я не очень в этом уверена. Так что лучше вообще ничего не знать. Но всем своим существом я жажду ответов на остальные наши "как?" и "почему?". Мне нужны имена. Я хочу знать, кто в ответе за все эти "эксперименты". Я хочу знать, где и как найти этих извергов.
Стоп. Туннель разветвляется.
- Нам направо, туда, где сняты рельсы.
Ангел шлепает рядом, доверчиво сжимая мне руку; Газ, все еще сонный, то и дело спотыкается; Игги легко держит Клыка за ремень и уверенно следует за ним по пятам.
И все мы внимательно смотрим под ноги. Где-то здесь должна быть ржавая решетка люка. Я видела ее во сне на развилке туннеля. Значит, искать надо тут. Но никакого ржавого люка не видно. Останавливаюсь, и вместе со мной тормозит вся команда.
- Я ее именно здесь и видела. Она должна быть здесь, бормочу я себе под нос.
Макс, не думай о том, что должно быть. Думай о том, что есть.
- Как мне надоели твои вечные загадки! Почему по-простому не сказать: ищи там-то и там-то!
Ладно, надо хорошенько посмотреть, что же тут все-таки ЕСТЬ. Закрыв глаза, пытаюсь почувствовать, где я и что вокруг меня. Я словно впитываю в себя этот грязный туннель, со всеми его проводами по стенам, рытвинами да ухабами. Ничего.
Упрямо двигаюсь вперед. Глаз не открываю, иду ощупью. Надо перестать смотреть - надо начать чувствовать. Вдруг какой-то мощный инстинкт пригвоздил мои ноги к земле. Стоп! Это здесь! Опускаю вниз голову. Вот она! Под слоем грязи прямо у меня под ногами неясное очертание ржавой круглой крышки люка.
Значит, не обманули меня сны и предчувствия, значит, все-таки есть во мне какие-то дарования и таланты! Что, Джеб, ты теперь скажешь про мои интеллектуальные способности?
- Ребята, сюда! - зову я к себе стаю.
Крышка поднялась легко. Едва только Клык, Игги и я потянули ее на себя, проржавевшие винты рассыпались в прах. Отодвинув ее в сторону, заглянули в глубокий бетонный колодец.
Все, теперь поздно раздумывать. Решительно ставлю ногу на встроенную в бетон стальную ступеньку и берусь руками за поручень - первый шаг в самое чрево Нью-Йорка.
Это моя судьба!
Какая бы она ни была, я должна задать Голосу этот единственный вопрос:
- Скажи мне, я умру? Скажи мне, разве все это затеяно только ради моей смерти?
Наконец он отзывается: Да, Макс, умрешь. Как все когда-нибудь умрут. Умрешь и ты.
Спасибо тебе, Конфуций!
122
Не знаю, насколько тебя это удивит, дорогой читатель, но канализационная система восьмимиллионного города еще менее приятна глазу, обонянию и всем прочим чувствам, чем ты это можешь себе представить.
Один за другим, все ниже и ниже спускаемся в колодец. На скользком, выложенном плиткой уступе шириной фута в два, не больше - передышка. Вверху над головой свод туннеля, далеко внизу под нами - стремительные потоки нечистот.
- Фу, какая грязища, - брезгливо морщится Надж. - Мы когда отсюда вылезем, надо будет всех дезинфицировать. Где, интересно, на Манхэттене хлорку продают?
Ангел запихивает Селесту подальше под рубашку, а Газман теребит мне рукав:
- Макс, смотри, вон там! Это что, крысы?
Этого нам только не хватало… При слове "крысы" я готова завизжать, как самая обыкновенная девчонка-недотрога. Но я беру себя в руки:
- Ага, одно из двух, или крысы, или мыши на стероидах. Не задерживайтесь, пора двигаться дальше.
Еще несколько десятков метров вниз - и мы на перекрестке следующего слоя туннелей. Поколебавшись, сворачиваю налево и через несколько минут останавливаюсь в полном замешательстве.
Эй, Голос, не подбросишь ли подсказочку?
Никакой надежды на ответ у меня нет. Да и какой толк от его ответов, если он только загадками говорить умеет.
И тут взгляд мой падает вниз. У меня от страха и недоумения перехватывает дыхание. Что это, мираж, наваждение или я снова брежу?
Я стою на прозрачной платформе, висящей в воздухе над канализацией. Внизу в окружении стаи с видом загнанного зверя стоит еще одна Макс. Клык протягивает к ней руку. Я чувствую его прикосновение, но я одна. Со мной никого нет, они все - там, внизу.
Когда же ты, наконец, начнешь мне доверять, Макс? - говорит Голос. - И когда ты, наконец, начнешь доверять себе самой?
- Может быть, когда я, наконец, перестану думать, что совершенно спятила, - огрызаюсь я.
Беру себя в руки и снова смотрю вниз сквозь прозрачную платформу.
Там, где мы прошли, слабо прорисовываются едва заметные световые линии. Точно указывая путь, продолжают прорастать внутрь туннеля.
Смотрю наверх - никакого тебе стеклянного свода - только покрытая многолетней плесенью грязная арка желтого кирпича. Клык все еще держит меня за руку:
- Макс, мы что-то здесь застоялись. Куда теперь? Что с тобой происходит?
- Даже и объяснять не буду, - я вытираю со лба липкий пот. - Как вылезем, сдавай меня скорее в психушку.
Делаю шаг вперед и устремляюсь в туннель, увлекая за собой всю стаю. Какие-то отсеки трубы тускло освещены светом, сочащимся из люков, какие-то совершенно тонут в темноте. Но больше я ни разу не почувствовала себя потерянной, ни разу не утратила почву под ногами, ни разу не зашла в тупик. Пройдя многие мили, я останавливаюсь. Но на сей раз не потому, что потерялась, а потому, что знаю: пришла пора остановиться.
Встали. Озираемся вокруг в темноте, переминаемся с ноги на ногу, отпугивая крыс. И тут я понимаю, почему мы здесь.
Вот она! Глубоко утопленная в стену и почти совершенно скрытая омерзительными наслоениями грязи! Железная дверь!
Ребята! Мы у цели!