- Р-р-гаф! - подтвердил Аф.- Она, кажется, приходится дальней родственницей Харру.
- Ей что, мало другой дичи? - Ола раскачивалась вверх-вниз на своей ветке, беспечно улыбалась и в то же время успевала замечать всё> вокруг.
- Например, антилопы не любят ходить через брод, если поблизости есть дерево, на котором кто-то может затаиться,- объяснил Гай.- А на равнине Чива мало кого может догнать.
- Чива, Чива...- отмахиваясь от комаров, пробормотала Ола.- Хорошо, я с ней поговорю. Постойте! - вдруг оживилась она.- Что это там Рум делает?
За деревьями виднелась большая поляна. В дальнем конце её, у небольшой речки, росло невысокое толстое дерево с очень широкой и плоской сверху кроной. В её густой тёмно-зелёной хвое пламенели огромные ярко-красные шишки. Вокруг этого дерева неуклюже топтался шерстистый носорог. Он яростно тёрся о ствол то одним, то другим боком, так что даже отсюда было видно, как покачивается дерево.
- Это дерево называется плачущим,- объяснил Фуф.- С него всё время капает сок. Очень редкое дерево. Мне про него ещё мама рассказывала.
- А что она тебе рассказывала? - спросила Ола, не сводя глаз с носорога.
- У нас, мамонтов и носорогов, очень толстая кожа, комары и мошки нам не страшны. Только вот в конце Большого Солнца появляются такие бескрылые мухи, мы их называем долгоносиками. Они забиваются нам в шерсть и кусают сквозь кожу.
- Как клещи или блохи,- сказал Аф и поёжился.- Р-рр, не люблю!
- Вот это дерево нас и спасает,- продолжал Фуф.- Рум сейчас мажется соком, а сверху на него ещё и хвоя падает. Долгоносики боятся запаха этого дерева.
- Плачущее дерево,- задумчиво протянула Ола.- Их ведь здесь мало?
- Мало,- подтвердил Фуф и вздохнул: - Совсем мало. К тому же бобры их валят...
- Это хорошо,- почему-то обрадовалась Ола и спрыгнула на землю.- Бежим скорее к Тёмному броду! Там мы кое-что сделаем, а потом разойдёмся.
У Тёмного брода было сумрачно от нависших деревьев. Небольшая речка разливалась здесь вширь и текла так медленно, что казалась совсем неподвижной. В чёрной её глади отражались облака, розовые с одного боку от заката, тёмная стена деревьев и прибрежные кусты на той стороне.
Ола внимательно посмотрела на чуть заметную тропу, потом окинула взглядом деревья и уверенно направилась к приземистому дубу.
- Так и есть.- Она провела рукой по шершавому стволу.- Вот следы когтей, а вот здесь Чива подстерегает добычу.
И Ола указала на очень толстый узловатый сук, нависающий как раз над тропой.
Ещё раз осмотрев дерево, Ола выбрала другой сук, росший рядом с тем, который облюбовала Чива, и набросила на него длинный ремень, сделанный из полосок антилопьей кожи.
- Держи,- сказала она, подавая конец ремня Фуфу.
Вдвоём они с трудом оттянули неподатливый сук так, что он прошёл над Чивиной засадой и изогнулся в упругую дугу. Конец ремня Ола крепко привязала за соседнее дерево. После этого она прикинула что-то и своим острым кремнёвым ножом заострила длинную прямую ветку, росшую сбоку из изогнутого сука.
- Всё,- сказала Ола, закончив работу.- Аф останется со мной, а вы ступайте отсюда.
Фуф с Гаем, то и дело с недоумением оглядываясь, перебрели речку и торопливо зашагали по тропе, ведущей на равнину.
Аф, не дожидаясь приказа, тут же исчез, чтобы по первому зову Олы снова оказаться рядом. А Ола проворно влезла на соседнее дерево и пропала в густой листве.
Уже начали сгущаться сумерки, когда под дубом бесшумно, как тень, появилась Чива. Она легко скользнула вверх по стволу, мягко прошла по суку и улеглась. Если бы Ола не видела своими глазами, как мгновение назад на этом месте стояла, озираясь, Чива, она могла бы подумать, что там просто утолщение дерева. Невольно Ола вспомнила, как однажды вечером в минувшее Белое Время ей довелось увидеть Чивину охоту. Громадный лось без опаски неторопливой рысью шёл тропой по редколесью. Он почти уже выходил на равнину, когда с крайнего дерева на него свалилась Чива. Не сделав и десяти отчаянных скачков со страшным всадником на спине, лось рухнул на снег: Чива перегрызла ему шею. От своей добычи росомаха ушла уже по темноте, зыркая по сторонам горящими красными глазами. А ночью там побывали волки, и к утру от рогатого великана не осталось даже клочка шкуры...
В Лес пришёл недолгий час тишины, когда все дневные его обитатели умолкают, готовясь ко сну, а ночные же звери и птицы ещё ждут прихода настоящей темноты. Чива была зверем сумерек, а всякий сумеречный зверь - постарайся это запомнить - опасен вдвойне. В нём беспощадная ясность дня уживается с тёмным коварством ночи.
Тишина продолжала всё теснее сжимать в своих объятиях оцепеневший Лес. Только раз над сонной водой испуганно чирикнула какая-то пичужка и тотчас смолкла, словно кем-то проглоченная.
- Чего мы ждём, человеческий детёныш? - раздался вдруг не громкий и насмешливый Чивин голос.- Выходи, я тебя сразу увидела. И твоя собака, эта трусливая тварь, лижущая чужие ноги, пусть тоже выходит. Я убью вас ещё до наступления ночи.
Ола помедлила и спрыгнула на землю. Аф, конечно же, слышал всё, но не показывался, дожидаясь зова Олы.
Чива продолжала неподвижно лежать на суку, она даже не повернула голову.
- Ты разве не знаешь, что Закон Земли, Воды и Неба запрещает убивать, кроме как на пищу? - спросила Ола.
- Я не знаю никакого Закона,- всё так же медленно сказала Чива,- ибо не может быть Закона там, где нет ни тьмы, ни света. Здесь каждый делает то, что хочет.
И с этими словами она вскочила, словно чёрная тень. Вспыхнули два кроваво-красных глаза.
Ола резко ударила ножом по туго натянутому ремню, изогнутый сук, распрямляясь, со свистом прорезал воздух. Чива дико взвыла, и через миг она уже извивалась в воздухе, насквозь пронзённая длинной заострённой веткой.
Из кустов с торжествующим лаем выкатился Аф и запрыгал вокруг Олы, стараясь лизнуть её в лицо. И тут, словно разбуженный его голосом, ожил Лес. Не то вздох, не то короткий порыв ветра пронёсся по вершинам деревьев. Заухал где-то филин, тонко тявкнула лисица, издалека донёсся пронзительный крик, загудела земля под копытами бегущих бизонов.
Густая тёплая ночь упала на Лес, и как-то вдруг, все разом, вспыхнули звёзды, окружённые мерцающими венчиками острых лучей.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Ола возвращается на тропу людей
В конце времени Большого Солнца бывает такая пора, когда небо вдруг закрывается многослойной пеленой облаков, когда всё вокруг становится зябким и сырым, воздух - серым, и всё живое - кроме разве обитателей Воды - тускнеет и съёживается. Это на мир ложится первая тень пока ещё не близкого Белого Времени. Потом ещё будет немало тёплых и ясных дней, будет ещё и жар солнца, и прелый аромат Леса, но поведение всего живого становится уже иным, все начинают готовиться к зиме, и в мир осторожно входит жёлтый цвет - цвет осени.
Вот в такой ненастный день Ола пришла к владениям племени бобров. К этим небольшим речным жителям весь Лес относился по-особому. Все знали, что если кто и занят в Лесу серьёзным и важным делом, то это только бобры. Никого не интересовало, сумеет ли досыта набить своё бездонное брюхо носорог Рум, сотворит ли очередную пакость медведь Харри, сожрут ли волки оленя, запасёт ли орехов на зиму белка. Но все в Лесу точно знали, где и сколько плотин строят бобры. Потому что выше тех плотин, которыми умельцы бобры перегораживали даже крохотную речку, разливалось большое озеро. И сразу по берегам его буйно разрастались сочные травы и густой кустарник, где всегда кто-нибудь кормился. В самом же озере поселялось множество рыб, прилетали сюда и красавцы лебеди, важные гуси, крикливые стаи уток. Если же год вдруг выдавался засушливым и иссякали все речки, то напиться можно было только на бобровых прудах. Да и мало ли ещё какие услуги оказывал лесным жителям трудолюбивый бобровый народец. Бобры никому не делали зла, но никого и не боялись. В их хатки, построенные среди озера, можно было попасть только под водой. И ни вечно голодным волкам, ни громиле Харру, ни мрачной Чиве никогда и в голову не приходило нырять в озеро, чтобы учинить разбой в бобровых хатках.
На берегу озера Ола встретила небольшого, видимо, ещё очень молодого бобра. Он солидно вышагивал на задних лапах и, придерживая передней, нёс на плече обрубок очищенного от коры дерева. Увидев Олу, он бросил ношу и насторожённо уставился, готовый в любой миг сигануть в воду.
- Не бойся меня,- сказала Ола, останавливаясь.- Я хочу поговорить с главным среди вас. Позови его.
- Почему ты думаешь,- сердито пропищал юный бобёр,- что наш главный станет бегать на зов первого встречного?
Ола засмеялась: уж очень не шёл к его забавной круглощёкой мордочке этот задиристый тон.
- А ты всё же пойди и позови, может, он и выйдет. Скажи, что с ним хочет повидаться Ола.
- Хорошо, пойду,- подумав, согласился бобёр и плюхнулся в озеро.
Некоторое время его голова двигалась на виду, потом скрылась под водой.
Бобровое озеро разлилось так широко, что даже зоркие глаза Олы не могли разобрать, какие птицы порхают в кустах на том берегу. И удивительно было то, что сама-то речка была совсем небольшая, а между тем ниже по течению было ещё четыре таких же озера, возникших тоже трудами бобров. "Молодцы какие!" - восхищённо подумала Ола. В это время рядом зашумела вода и вынырнул сам глава бобрового племени. Он не спеша, вперевалку вышел на берег, встряхнулся и поздоровался с большим достоинством. Это был очень крупный и толстый бобёр преклонного, должно быть, возраста, потому что шерсть на загривке у него была уже седая. Сразу было видно, что по натуре это сдержанный зверь, но всё равно он не мог скрыть своего удивления.
- Неужели ты и есть та самая храбрая Ола, которая справилась со страшным Харром, а недавно убила ещё и Чиву?
- Да, это я,- отвечала Ола.
- И что же привело отважную Олу к нашему речному племени?
- Я прошу совсем небольшого: не трогайте плачущие деревья.
- Что ж, это можно.- Глава бобров озабоченно сложил на животе лапки.- Однако я не понимаю, зачем это тебе нужно: ведь тогда твоим соплеменникам будет труднее сдирать с них кору.
- Это не мои соплеменники! - сердито возразила Ола.
- Разве? - Бобёр задумался.- Но ведь они такие же двуногие, как и ты. И дружат с огнём... Да, недаром все в Лесу говорят, что нет ничего труднее, чем понять поступки и желания двуногих... До свидания, Ола, племя бобров желает тебе побед и добычливых охот!
Бобёр вернулся к себе в озеро, а довольная Ола длинными скачками помчалась обратно, спеша до дождя забраться в своё уютное гнездо на дереве.
Следующие дни выдались солнечными. Утренний ветерок сдувал с кустов и деревьев капли тёплых ночных дождей, а трава обсыхала под солнцем ещё задолго до полудня.
Даже носорог Рум повеселел в эту славную пору. Впрочем, повеселел он по-своему, по-носорожьему. Всякий, кто попадался ему навстречу, спешил убраться подальше, потому что свирепая, по обыкновению, морда носорога как раньше, так и сейчас не сулила ничего доброго. Но сам же Рум полагал про себя, что он сегодня весел, добр и даже, пожалуй, симпатичен. Минувшей ночью ему досаждали проклятые долгоносики, поэтому сейчас он держал путь к знакомому плачущему дереву, заранее предвкушая скорую расправу с надоедливыми паразитами. И каково же было его удивление, когда оказалось, что с дерева содрана вся кора и чесаться об него теперь не было никакого смысла. Рум рассвирепел, как всегда, мгновенно. Он вдребезги разнёс голое и уже бесполезное дерево, потом с глухим рёвом понёсся через замерший в страхе Лес. Рум был готов крушить и топтать всё, что встанет на его пути.
С этого дня ему пришлось бушевать не переставая, потому что следующее плачущее дерево, найденное им с большим трудом, тоже оказалось без спасительной коры. Это повторилось и в третий, и в четвёртый раз... Такого наглого издевательства над собой Рум не только не испытывал ни разу в жизни, но даже и вообразить себе не мог, что кто-то осмелится на подобное. Однако же так оно и было. Кто-то старательно разыскивал плачущие деревья и начисто сдирал с них кору.
Всё на свете имеет конец, даже ярость шерстистого носорога. На пятый день понурый, обессиленный Рум вяло бродил по Лесу и, еле двигая челюстями, без всякого удовольствия жевал первые подвернувшиеся кусты. Ни устрашающе реветь, ни носиться, наставив рог, у него уже не было мочи. Иногда он останавливался и начинал чесаться, не разбираясь, о любое дерево. Тут ему и подвернулся Фуф.
- Здравствуйте, дядя. Что, долгоносики замучили? - участливо поинтересовался он.
- Ступай, ступай,- буркнул Рум, отвернулся и грузно потопал прочь. Лопоухий родственник раздражал его сейчас своим довольным видом.
- Я вижу, вам тяжело,- лебезил Фуф, забегая вперёд.- Разве вы не знаете, кто вредит вам?
- Кто? - взревел Рум так, что вокруг закачались кусты.- Назови мне этих негодяев!
- Смотрите,- вытянул хоботок Фуф.- Вон они, эти двуногие, что живут в хижинах на берегу реки. Они обдирают ваши деревья.
Близорукий носорог уставил свои маленькие поросячьи глазки туда, куда указывал Фуф, долго всматривался и наконец увидел вдали, на берегу Амгау, несколько суетящихся человечков. Обнаружив, что бобры перестали подгрызать плачущие деревья, Длиннорукие начали обдирать их прямо на корню, а так как забираться в глубь болот им было лень, они в первую очередь набросились на те деревья, что росли поблизости и издавна были неоспоримой собственностью шерстистого носорога.
Словно гром прокатился по Лесу. Наконец-то Рум знал, на ком выместить злобу. Его жуткий рог вмиг словно удлинился и стал ещё острее. Не осталось и следа от его вялости. Сейчас он снова был грозным Ремом, самым страшным зверем во всём древнем Лесу. Далеко вокруг попряталось и разбежалось всё живое, и даже деревья, казалось, расступаются перед его стремительно несущейся громадной тушей. За ним вприпрыжку с трудом поспешал Фуф. Ещё дальше, на почтительном расстоянии, скакал Гай, потом - Аф, и уже в конце этой диковинной цепочки бежала Ола, размахивая своим кремнёвым ножом.
- А ещё я знаю, где растут нетронутые плачущие деревья! - кричал на бегу Фуф.
- Потом, потом,- прохрипел Рум.- Сначала я этих...
В этот день племя Длинноруких готовилось к особенно большому и торжественному пиру. Накануне из набега в полуночную сторону вернулся многочисленный отряд воинов с пленными и богатой добычей. Тут были и ожерелья из пёстрых ^раковин, амулеты из кости, прочные плетёные ремни из ослиных хвостов, кремнёвые ножи, красивые меховые одежды, большие кожаные мешки с высушенным и растёртым в порошок мясом, искусно сделанная глиняная утварь и многое другое. Но самое главное - это были, конечно, длинные, выше самого высокого воина, копья из выпрямленных мамонтовых бивней, оружие очень редкостное. Всё награбленное добро было сложено в большие кучи перед хижиной Великой Матери. Сморщенная, высохшая старуха ковыляла от одной кучи к другой и радостно хихикала.
Пленные - шесть воинов, две женщины и двое мальчиков - лежали связанные на земле. Их тоже осмотрела Великая Мать и тоже осталась довольна.
- Их сердца,- она ткнула костлявым кулачком в Сторону пленных воинов,- я дарю самым храбрым из моих воинов. Пусть съедят сырыми. Остальное разделить всем. Женщин и мальчишек оставим на завтра.
И, поддерживаемая двумя рослыми воинами, она удалилась в хижину.
А между тем племя готовилось к пиршеству. Уже было принесено и сложено в громадную кучу сухое топливо для праздничного костра. Воины заново окрашивали красным руки, навешивали ожерелья из волчьих и медвежьих клыков, обвязывались косматыми шкурами. В отдельной хижине заклинатели духов готовили жуткие оскаленные маски для ритуальных плясок и проверяли остроту кремнёвых ножей, которыми обычно разделывали пленных.
День обещал быть по-настоящему праздничным, а обед - обильным и вкусным.
Уже косматые, с раскрашенными лицами женщины принесли шесть громадных плоских корзин из прутьев, обмазанных глиной,- как раз в рост человека,- на которые должны были положить пленных. Уже из стоящей на отшибе хижины заклинателей духов донеслись первые устрашающие вопли и зарокотали бубны, перед этим подогретые для звучности у огня.
Пленные, даже женщины и мальчики, лежали спокойно. Они были готовы мужественно встретить свой неизбежный и ужасный конец. Недаром они были из неустрашимого рода Небесного Огня. Вдруг лежавший с краю высокий воин с густой чёрной бородой приник к земле ухом.
- Земля гудит! - взволнованно сказал он.- Бежит кто-то огромный. Может, мамонт.
Остальные торопливо последовали его примеру. Твёрдая сухая земля доносила мерный тяжёлый топот.
- Приближается...- прошептал другой, более молодой, воин.
Пленные с недоумением переглянулись.
Длинноруких перед хижиной Великой Матери всё прибавлялось. Торопливо подбегали отставшие. Но вот толпа колыхнулась и замерла. Опираясь на воинов, вышла сама Великая Мать. Одновременно, извиваясь и корчась в пляске, появились и стали приближаться три заклинателя духов. Передний нёс факел для костра. И тут откуда-то с края селения донёсся одинокий крик ужаса и сразу оборвался. А то, что произошло вслед за этим, оставшиеся в живых Длиннорукие помнили потом всю жизнь и даже передали своим детям и внукам. Между хижинами вдруг выросла необъятная туша шерстистого носорога. Вид толпы будто подхлестнул его. Он ринулся вперёд, опустив к земле рог. Взлетели в воздух неестественно изломанные тела. Толпу разрезало надвое и разбросало в стороны. Взвился к небу отчаянный вопль сотен голосов. Носорог развернулся, взрывая ногами землю, и снова бросился в атаку, исчез на мгновение за хижинами и появился снова. Почти половина селения уже лежала в развалинах.
Длиннорукие, охваченные ужасом, бежали к реке и бросались с крутого берега. Большинство из них разбивалось о прибрежные камни, тонуло, лишь немногим удалось спастись на челнах.
Только отплыв далеко вниз по течению, посмели они оберну УЫШ и посмотреть назад. На высоком берегу они увидели одинокую девочку, глядящую им вслед. "Это она в образе страшного носорога напала на нас",- решили Длиннорукие и ещё сильнее налегли на вёсла. G того дня о них никто в этих краях больше не слышал.