Сапоги без шаркания удалились. Хлопнула дверь. Колину шею пронизывала острая боль, как будто кто-то втыкал иголку в затылок и под кожей пропихивал ее до самых лопаток. Он закинул голову и посмотрел на потолок, потом опустил ее почти до груди – ничего не помогало.
За этими упражнениями он едва успел рассмотреть кабинет и его хозяина. Между тем, человек, восседавший в кресле за маленьким столиком, похожим больше на тележку официанта, чем на рабочее место министра, без стеснения разглядывал Колю, наклонив голову к левому плечу. Наконец, взгляды их встретились.
Вэ-А был человеком неприметной внешности, да к тому же еще и чрезвычайно сутулым, отчего производил впечатление совсем не грозное. Коля был уверен: стоит ему отвести глаза – и он уже не вспомнит лицо министра погоды. Волосы какие-то бесцветные. Лысина то ли есть, то ли начинает обозначаться. А может, это и вовсе такая прическа. Глаза прищуренные, непонятного цвета. Губы бледные и узкие – или просто поджатые.
Коля не стал долго смотреть на министра: держать голову прямо было больно и неудобно. Он огляделся в надежде увидеть стул, потом еще немного поизвивался, пытаясь найти оптимальную позу (подсказанная конвоиром не помогала), и, вдруг исполнившись смелости, сел на пол.
– Я вижу, эти садисты обошлись с тобой, как с обычным мальчиком, – вкрадчиво начал Вэ-А. – Приношу свои извинения. По причинам, которые я еще озвучу, я не мог сказать им, что ты родом из Нижнего Мира. Вообще, операция должна была пройти по-другому. Мой человек должен был привезти тебя в Министерство со всеми онерами. Знаешь, что такое онеры?..
Мальчик машинально помотал головой. Он сидел, уставившись на стол министра погоды. Несерьезные пластмассовые ножки с колесиками плохо сочетались со скатертью из зеленого бархата.
– Я и сам, честно говоря, не знаю, – продолжил человечек с улыбкой. – Но это как минимум значило, что на тебя не стали бы надевать мешок номер два. К сожалению, в пути нашего работника перехватил милицейский патруль. Конечно, нужных документов на твое сопровождение не оказалось. Пришлось соврать им, что ты обычный запрещенный ребенок, иначе скандала было бы не избежать: мол, я среди бела дня похищаю детей и куда-то их везу… Слава богу, я успел позвонить одному приятелю из милиции и попросил, чтобы тебя сначала доставили ко мне. Конечно, патрульным не передали, что ты, скажем так, представляешь для меня интерес. Поэтому они подвергли тебя обычному в таких случаях запугиванию. М-да, так-то вот. Тебе это все не интересно?
Коля, за секунду до этого широко зевнувший, посмотрел на министра – одними глазами, не поднимая головы – и осторожно сказал:
– Я домой хочу.
– М-да, ну, это невозможно, конечно же. У меня есть мазь хорошая, спазмолитик, от болей, хочешь? Я, правда, не знаю, поможет ли…
– Я домой хочу, – уже увереннее и громче повторил Коля. Он знал от папы, что если хочешь чего-то добиться от собеседника, нужно не давать ему сбить тебя с толку и упрямо повторять свой главный довод. Человек будет беситься, конечно, но потом сдастся и услышит тебя. А может, и сделает все, как ты хочешь.
Министр выдержал долгую паузу, как будто обдумывал предложение, а потом вдруг резко поднялся и стал неслышными шагами ходить из угла в угол. Он бы, вероятно, отошел к окну, но окон не было. Кабинет вообще напоминал коридор музея: узкий, длинный, почти пустой. С половинками колонн вдоль стен, паркетом и люстрой. Казалось, что сейчас из-за поворота выйдет экскурсионная толпа увешанных фотоаппаратами японцев. Но поворота, конечно же, тоже не было – кабинет заканчивался тупиком с небольшой створчатой дверью.
– Очевидно, придется рассказать тебе все с самого начала, – Вэ-А, замедлив шаг, подошел к Коле и присел на корточки. Его костюмные брюки задрались, обнажив полоски безволосой цыплячьей кожи над резинками носков. – Видишь ли, у нас тут, в нашем мире, довольно несовершенная юридическая система. Твой случай, например, не подпадает ни под одну известную мне статью. За последние четыреста лет вообще не было случаев, чтобы кто-то проникал в наш мир снизу. Зато я, позволив тебе проникнуть сюда, совершил самое настоящее преступление. Так что в некотором роде мое будущее зависит от тебя.
Он подмигнул Коле, встал и, похрустывая суставами, вернулся в кресло.
– Видишь ли, моя работа, в частности – следить за непроницаемостью Щита. Воздухозаборные отверстия, те, что в подвале, не должны быть видны, ни с одной, ни с другой стороны. Человеку не видны, я имею в виду. Дети… дети нашего мира постоянно проникают в скважины, этот твой Олег не один такой. Но, побродив по подвалам, измазавшись в голубином помете, они однажды возвращаются и теряют интерес к подобным прогулкам. Нижние люки для них запечатаны, невидимы. Нет даже возможности подсмотреть за вашим миром! И это хорошо, конечно же, это нам на руку. Потому что еще одна моя обязанность – это сохранение Тайны. Нижний Мир не должен знать о существовании Верхнего. А представь, что началось бы, сделай я Щит не двусторонним, как сейчас, а прозрачным сверху?.. Вылазки, попытки сбросить вниз записочку или еще как-нибудь напакостить! Да-а…
Вэ-А поморщился и плеснул из стоящего на бархате графина воды в стакан. Но пить почему-то не стал.
– Как же тогда Олег на балкон свалился? – решился нарушить молчание Коля. Губы пересохли, но попросить воды он стеснялся. Решимости, взявшейся невесть откуда несколько минут назад, снова как не бывало.
– Случайность! – развел руками министр погоды, и жест его был так трогателен, так жалок, что Коля ему поверил. – Авария, односторонний прокол Щита! Мы сразу же выслали бригаду, но твой Олег, вероятно, уже был там в момент прокола, и перехватить его мы не успели…
– Он не мой, – мрачно поправил Коля, имея в виду Олега, но министр его не слышал:
– Первая авария на моем веку, представляешь! Да за одно это могут уволить. А тут еще твой Олег. Мы хотели закрывать отверстие, но один из рабочих заметил мальчика внизу на перилах. На всякий случай решили проверить: оцепили район, вывезли людей, пересчитали. Оказалось, что мальчик – наш! К счастью, он не услышал возни возле люка, не успел насторожиться. Мы оставили группу быстрого реагирования, следили за ним… Боже мой, никому и в голову не могло прийти, что он потащит тебя за собой!..
Вэ-А промокнул бумажной салфеткой вспотевший лоб, ущипнул переносицу, как будто пытался снять несуществующие очки. На него было жалко смотреть, только глаза оставались по-прежнему текучими и безучастными.
– Что делать с тобой теперь, непонятно совершенно! Если дать делу ход, рассказать общественности правду – меня заклюют, уволят. Но и вниз тебя отправлять нельзя. У нас, конечно, есть технологии стирания памяти, наш мир ушел далеко вперед по сравнению с вашим, но – не в моем же министерстве… У меня попросту нет к ним доступа! Так-то было бы легче легкого – вж-жик!
Коле этот "вж-жик" не понравился, главным образом из-за жеста, который сделал Вэ-А: резко провел ладонью мимо виска, будто хотел рукой снести себе верхушку черепа. Мальчик попробовал встать, чтобы налить себе воды, но тело не слушалось, а от резкого движения снова заболела шея. Он и забыл про нее, заслушавшись министра.
– У тебя теперь, собственно, два варианта, – неожиданно спокойно закончил Вэ-А. – Был раньше еще один, но теперь он отпадает. В милиции мы тебя все равно уже оформили как запрещенного. Тебе сколько лет сейчас?
– Тринадцать.
– Это хорошо. Значит, всего год еще. Посидишь годик в нестрогой тюрьме, до наступления совершеннолетия… У нас это четырнадцать, – добавил министр, поймав удивленный взгляд мальчика. – Потом казнь, конечно. В соответствии с законом. Скажем, что у тебя невменяемость. Ну, и проникновение на технический этаж, конечно же, повесим.
– А второй вариант?
Вэ-А долго молчал, вероятно, взвешивая слова. Наконец, улыбнулся, растянув тонкие губы совсем уж в нитки:
– Второй – примкнуть к Запрещенным. Они… Хотя подожди. Ты ведь не знаешь, кто это такие. Как бы это получше объяснить?..
---
Никто не знает, откуда взялся Верхний Мир, как на нем зародилась жизнь, кто и когда решил спрятать его от Нижнего. Долгое время люди вообще не знали, что живут на поверхности дырявой сферы, внутри которой умещается целая планета. До края континентов доходили лишь немногие смельчаки и полководцы, но они считали обрыв, под которым плескалось море, краем мира вообще. Землю считали плоской, подобной пухлой оладье, плавающей в луже масла. Обширная сеть подвалов и воздухозаборных шахт тоже никого не смущала. Древние люди Верхнего Мира думали, что на этих безлюдных этажах живут души мертвых и не особенно часто заглядывали туда. А отдельных сумасшедших, которые пытались спускаться за край на веревках, долгое время было принято сжигать на костре или поднимать на смех – если они, конечно, вообще возвращались из своих экспедиций.
Когда ученые впервые доказали существование Щита и каким-то образом протолкнули вниз подзорную трубу (в Нижнем Мире в это время как раз бесчинствовал Чингисхан), их рассказам попросту никто не поверил. Потом чудаков стало больше, появились первые летательные аппараты, начались контакты между разными областями Верхнего Мира – и существование Нижнего пришлось признать. Была даже наспех создана новая религия: ее последователи верили, что Вселенная представляет собой систему вставленных друг в друга сфер…
– Что-то вроде матрешки. Ты знаешь, что такое матрешка? – спросил на всякий случай Вэ-А. Коля кивнул.
Так вот, полисферы – так называли себя фанатики – верили, что каждый следующий мир располагается на несколько сотен метров выше предыдущего. И попасть туда можно, только прожив достойную жизнь на поверхности своей сферы. Они всю жизнь они истязали себя очищающим голодом и молитвами, а иногда устраивали кровопролитные войны с врагами, чей единственный грех был в том, что они верили в другое. Но потом среди них стали появляться и здравомыслящие люди. Они не отрицали возможности существования Еще Более Верхнего Мира, но искать его стали не в голодных галлюцинациях, а с помощью разных приборов…
– Так началось Изучение. Один из двух главных процессов, лежащих в основе мирового порядка, – голос министра погоды вдруг задрожал, Коля был уверен, что он сейчас прослезится, но Вэ-А сдержался, а может, просто передумал.
– И что же вы изучаете?
– Небо. Мы пытаемся доказать, что там есть другой мир, с еще более совершенной маскировкой и другими высокими технологиями. Видишь ли, наше развитие здесь обгоняет ваше на пятьдесят, а то и сто лет. Почему бы не предположить, что еще выше есть мир, в котором люди тоже открыли что-то такое, чего у нас пока нет? Вдруг мы живем не в Верхнем Мире, а в каком-нибудь среднем?
– И вы что-то уже нашли?
– Если бы мы знали, что искать, то нашли бы. А так мы просто, как говорится, тычем пальцем в небо, – Вэ-А улыбнулся собственной шутке.
– И что, целое министерство занимается этим? Тычет пальцем?
– Нет, что ты. Целая страна. Несколько стран…
До начала двадцатого века Изучением занимались разрозненные группы энтузиастов. Были школы, факультеты при вузах, но все они двигались в разных направлениях. Про некоторых, как их называли, изученцев ходили жуткие слухи. Рассказывали, что в одной лаборатории над Европой попытались вырастить летающего человека, способного проникать через Щит, подобно голубям. Сколько человек там замучили, неизвестно до сих пор.
В какой-то момент правители главных государств Верхнего Мира решили взять Изучение под свой контроль. Для этого была создана система министерств, в которых работали уже не ученые (потому что ученого не так-то легко заставить делать то, что нужно), а солдаты и просто хорошие, дисциплинированные люди. Поскольку некоторые эксперименты, проводимые под знаменем Изучения, были опасными, была создана центральная система оповещения. Заслышав ее сигналы, люди должны были покинуть свой квартал или спуститься в убежище.
– Впрочем, я отвлекся, – покачал головой министр. – Конец дня. Мне трудно сосредоточиться.
Одновременно с Министерствами Изучения во всех странах стали открываться и Министерства Погоды. Самоотверженные люди, работавшие в них день и ночь (при этих словах глаза Вэ-А опять как будто бы увлажнились), должны были проникнуть в тайны Щита и овладеть технологией маскировки.
– А зачем это было нужно? – спросил Коля, морща лоб. – То есть, Щит же и сам работал. Зачем создавать Министерство, которое будет следить за тем, что и так работает?..
– Мы боялись, конечно же. У вас, по словам наблюдателей, начиналась эра воздухоплавания. Кто-то мог проникнуть в тайну нашего мира. Вдруг началась бы война?
– Так у вас же тут наука далеко ушла, вы же сами сказали. Вы бы ее что, не выиграли?
– Не будем об этом. Это не имеет отношения к тому, о чем я хочу тебя попросить.
– А что имеет?
– Обрушение…
Неизвестно, с чего оно началось. В учебниках истории написано, что одно государство запустило слух о том, что их Изучение дало какие-то плоды. Испугавшись, что тайны Еще Более Верхнего Мира окажутся в руках одного правителя, государства-соседи развязали войну. И взорвали многие тысячи бомб, заранее спрятанные в подвалах. В ответ на это пострадавшая страна применила свои бомбы, и так далее.
Может быть, все было и не так. Может быть, конструкции, на которых держался мир (никто так и не смог внятно ответить, как это ему удается), просто не выдержали. В общем, в какой-то момент Верхний Мир начал рушиться. Целые области, целые континенты стали падать в океан, сплющиваться или просто сгорать. У соседей внизу шла Первая Мировая Война, и обломкам, падающим с неба, никто не удивлялся. А может, маскировка работала до последнего. В общем, Тайну удалось сохранить, а проколотый в нескольких местах Щит – заштопать.
– Мы к тому времени уже смогли синтезировать вещество, из которого состоит Щит. Пусть не так хорошо, как исходное, но оно работало. Увы, вскоре мы столкнулись с проблемой, которую не смогли разрешить никакие министерства…
– Голод? – спросил Коля, припомнив что-то из школьного курса истории.
– Нет. Перенаселение.
Летательные аппараты – не иларты, конечно, но тоже неплохие – были тогда у всех. Обрушение шло довольно медленно, и многие жители пострадавших областей сумели спастись. Прокормить их было несложно: благодаря развитию технологий и гидропонным (Коля не стал спрашивать, что значит это слово) теплицам еды хватало на всех. Но вот места – его стало в обрез. Территория Верхнего Мира уменьшилась почти втрое. Люди жили буквально на головах друг у друга.
Какое-то время помогало строительство высотных домов, но потом целый город провалился на технический этаж и едва не рухнул в море – подвалы не выдержали веса тяжелых зданий.
– И тут я подхожу к самой важной части…
"Слава богу!" – едва не сказал Коля. То есть, слушать все это было интересно, но министр говорил уж слишком театрально, слишком кривлялся, когда рассказывал. Казалось, этот рассказ он отрепетировал заранее и теперь хочет похвалиться, как много всего он запомнил.
Итак, были опробованы разные методы борьбы с перенаселением. Но самым лучшим в итоге был признан лишь один: во всех уцелевших странах, на всех островах Верхнего Мира ввели жесткий контроль за рождаемостью.
– Ты знаешь, что это такое, мальчик?
– Типа, как у нас в Китае? В каждой семье чтоб было не больше одного ребенка?
– Да, правильно. Только у нас детей вообще запрещено иметь. Почти всем. То есть, сейчас-то уже попроще, конечно. Раньше их разрешали заводить только разным важным людям. Сейчас проще.
Все население Верхнего Мира было поголовно посчитано. Каждому человеку выдали "Разрешение на пребывание в мире" – особую бумагу, точнее, пластиковую карточку, терять которую нельзя было ни при каких обстоятельствах. Под страхом смерти. А впрочем, нет, не каждому. Разрешений на всех не хватало, и некоторыми людьми пришлось пожертвовать. Все было честно: все тянули жребий, и кому-то не повезло. А самые честные, самые смелые жители мира добровольно расстались с жизнью, чтобы не мешать своим товарищам. Это была огромная жертва, но она позволила снова наладить жизнь, обеспечить каждому человеку в Верхнем Мире нормальное жилье, лечение от болезней. Детям, которых теперь рождалось по десять-двадцать в год, тоже полагались разрешения. Конечно, если ребенок терял свою карточку, его не казнили – просто штрафовали родителей. Ясно же, что ребенку не втолкуешь, как важна эта карточка. Опять же, все эти подвижные игры. Впрочем, если маленький недотепа терял свое разрешение трижды, новое ему уже не выдавали. Он становился запрещенным ребенком.
– Так вот откуда взялись запрещенные дети!
– Не совсем. Чтобы потерять три карточки, нужно быть все-таки совсем глупым и недисциплинированным. В нашем мире таких детей мало, – гордо сказал Вэ-А. – Но многие семьи просто заводили детей в обход закона. Мы не изверги, чтобы лишать жизни беззащитных созданий, но разрешения им не выдавались, конечно же. До четырнадцати лет такие запрещенные дети жили, как могли – не имея возможности ходить в школу, не имея даже права свободно гулять по улице. Потом, конечно же, следовала казнь.
Видя, как побелел Коля, министр тут же добавил:
– Ничего не поделаешь, суровые времена требуют суровых мер! И не смотри на меня так, не я же подписывал все эти указы! Я всего лишь слежу за тем, чтобы техника работала, я вообще не отвечаю за людей. И потом, на многих взрослых эти казни подействовали, теперь у нас в год появляется от силы один запрещенный ребенок! И, пойми ты, жалеть их нечего. Это же зверята! Представь, родители совершают ошибку, приводят маленького человечка в мир – и тут он узнает, что он не такой как все! Что он хуже! Играть с соседскими детьми ему нельзя, гулять можно только в специально отведенной для этого зоне. А если родители попадаются еще на каком-нибудь нарушении, он отправляется не в роскошный приют, как нормальные дети, а в тюрьму! После этого многие запрещенные затаивают обиду на мир и начинают мстить. Они избивают своих сверстников, бегут из дома, крадут, скрываются от милиции бог знает до какого возраста. Они террористы, наконец! Недавно взорвали одну из лабораторий Министерства Изучения…
– Посмотрел бы я на вас, если бы вас должны были казнить, – сказал вдруг Коля со злобой. Министр всплеснул руками:
– Ты прав! Я их не осуждаю! Они затравленные, беспомощные создания, которым некуда пойти. И я бы против них вообще ничего не имел, если бы они не мешали моей работе!
За дверью в глубине кабинета раздался какой-то шум. Ручка начала неуверенно поворачиваться. Услышав это, Вэ-А вскочил и, подбежав к двери, налег на нее всем телом. Коле показалось даже, что он что-то пробормотал в щель между створками.
– О чем это я? – спросил вспотевший министр, вернувшись. – Ах да! Запрещенные. Есть одна опасная группа, дети разных возрастов. Несколько подростков, насколько я знаю. Здесь, в Верхней Москве. Они сами себя называют Задети. Глупое название, если спросишь меня, ну да не о том речь. Они представляют очень большую опасность для нашего мира, для нашей Тайны…
– Какую?