– А я вот думаю, – прошептал Шверк, – они, конечно, упали на камни и разбились… Только ведь о своей смерти так и не узнали. Навсегда остались в тумане. Так и бредут по нему в надежде вернуться в город или спуститься в низину.
– Бредни, – отмахнулся Громбакх.
– История про Иодиса тоже бредни? – нараспев, подначивая охотника, спросил Теор.
Ему давно принесли яблочный пирог и новую чашу хмеля с соком эльны, но Теор не торопился приступать к ужину. За все это время только расшнуровал рукава и закатал их повыше. На правой кисти у него была сигва с изображением взмывшего над ареной акробата.
Громбакх взглянул на Тенуина. Тот, как и прежде, молчал, не шевелился, но теперь я был уверен, что он внимательно за нами следит и все хорошо слышит.
– Кто такой Иодис? – неуверенно спросил я.
– Гонец Тирхствина, нашего наместника, – ответил Шверк.
– Лучший гонец! – поправил Швик, выскребывая остатки крапивного супа.
– Да, лучший.
– Никто не верил, что туман пройдет через стены Багульдина.
– Но он прошел. Когда стало понятно, что туман никуда не отступит, Тирхствин отправил своего гонца с тревожной вестью в Целиндел. Нужно было сообщить эльгинцам. Такие дела по их части.
– Иодис был хорош! – Швик доел кабачки. Промокнул губы салфеткой и теперь говорил, поковыривая в зубах заостренной щепкой. – Из маоров. У них там все настоящие бегуны. Такой и дикую кошку догонит в открытом поле.
– И места наши он хорошо знал. Мог вслепую до Целиндела добежать. Ему и лошади не надо было. Тракт идет петлями по косогору, а он, если что, бежал напрямик – по пастушьей тропке.
– Да, знал каждый отворот.
– Чтобы уж с ним наверняка ничего не случилось, придумали привязать к нему веревку.
– Веревку нам заказали, – с гордостью, приосанившись, добавил Швик.
– Ну, не только нам. Тут весь квартал Портных на уши поставили. У нас сроду столько картулины не было.
– А тут другая веревка не поможет. Ему бы под конец пришлось ее на всю длину тащить. А картулина тонкая, легкая, но прочная – руками не порвешь.
– На пару верст должно было хватить. Он ее там собирался, по возможности, крепить, чтобы получилась веревочная тропа.
– Это наместник хорошо придумал.
– Только не он, а его дочь.
– В общем, обвязали и выпустили Иодиса в северные ворота. Тогда еще не знали, что в густом тумане все чувства пропадают.
– И не знаешь, держишься за веревку или нет. А может, уперся в скалу и продолжаешь, как безумный, в нее тыкаться носом.
– Или вообще в пропасть обвалился, повис и болтаешься себе. Не понимаешь этого. Висишь в пустоте, а думаешь, что по-прежнему идешь. Только ногами дрыгаешь.
– Да… – одновременно вздохнули близнецы.
– А гонец? – спросил я.
– Пропал, – пожал плечами Шверк.
– Его долго вели, а потом веревка замерла. Подумали, что перетерлась. Стали ее обратно наматывать.
– А там – ни обрыва, ни разреза. Просто развязана.
– Это как? – удивился я.
– Так.
– И кто ее развязал?
– А нам откуда знать? – усмехнулся Швик.
– Иодис и развязал. Аккуратно так, внимательно. Узел сложный был. Вот и неизвестно, что с ним случилось. Дошел или погиб.
– Вот вам и бредни! – Теор посмотрел на Громбакха.
Тот не обратил внимания на его слова.
– Это не просто мгла, – неожиданно повернулся к нам старик – тот самый, чья борода была переплетена серебристой проволокой. – Это туман забвения. Наказание нам за то, что мы сделали с городом.
– А тебе неймется, да? – встрепенулся охотник.
Соседям старика вновь пришлось его успокаивать. Правда, в этот раз он и не рвался к нашему столу, только прикоснулся к рукоятке меча и на этом успокоился.
– А Багульдин и в самом деле изменился, – с грустью согласился Шверк.
Швик впервые промолчал, не стал дополнять брата и только с сожалением кивнул.
Служанки принесли нам вторую смену блюд. Разговор за столом стал путаным, разбился на отрывочные диалоги и рассказы.
Портные говорили, что Багульдин, прежде известный город каменщиков, в последние годы превратился в перевалочный пункт, через который на горные термальные здравницы проезжали богатеи из низин.
– Сколько их там застряло из-за мглы!
– Смешно подумать!
Теор, то и дело поправляя волосы, говорил, что у него нет возможности так долго ждать, что ему нужно вместе с охотником и следопытом срочно попасть в Целиндел.
– У меня ведь младший брат пропал. Два месяца. И так надежды мало, а тут еще – туман.
Громбакх, окончательно захмелев, порывался рассказать мне о своих приключениях в Кумаранских предгорьях, в Саильских пещерах, в огненных песках Саам-Гулана. Бормотал что-то про гиблые лишайники, орды летучих хвойников и ядовитой саранчи. Я едва разбирал его слова.
И только Тенуин по-прежнему молчал. В том, что он не спит, я вновь убедился, когда встал с табурета, – следопыт сразу приподнял голову, явно проводив мое движение взглядом.
Коротко распрощавшись со всеми, я направился к стойке кравчего. Пришлось плутать, протискиваться и даже проталкиваться, прежде чем я смог расплатиться за ужин и выйти наружу.
Ярмарочная площадь в этот поздний час была пустой, безлюдной. Здесь не зажигали ни факелов, ни светильников, но этого и не требовалось. Все хорошо освещал огонь ратуши, в котором я сейчас разглядел витые прожилки синевы.
Чистый воздух и ночная тишина сразу приободрили. Я еще несколько минут стоял на веранде, наслаждаясь свежестью просторного дыхания.
Решил прогуляться перед сном.
Неторопливо прошелся в сторону карнальской статуи Эрхегорда Великого. Присмотрелся к голове дикого зверя, которую он держал за густой загривок, и тут услышал позади шум. Дверь таверны распахнулась, ударилась о стену до того громко, что я, развернувшись, невольно схватился за рукоятку меча.
На пороге стоял Теор.
Черный костюм. Тонкие ноги и руки. Свернутый кнут на поясе. Узкие щелки глаз. Теор. Никаких сомнений. Только вот его длинные черные волосы… Сейчас они были ярко-золотыми. Я растерялся, не зная, как объяснить эту перемену и то, почему он столь поспешно выбежал наружу. В его глазах да и во всех движениях угадывался страх.
– Не делайте этого, – гордо, но с ощутимой дрожью в голосе сказал Теор.
Посмотрел на мой меч.
Чуть сгорбился и по-паучьи медленно, неуклюже попятился вдоль стены. Боялся, что я на него нападу. Это было безумием. Однако, настороженный его страхом, я лишь крепче сжал рукоятку меча.
– Ведь вы даже не знаете, зачем я здесь! – В движениях Теора была заметна слабость. Должно быть, сказывался хмель. – Не торопитесь. Не мешайте мне, и нам всем будет лучше.
Я не мог отвести взгляда от его волос, чистым золотом спускавшихся на плечи и сиявших при свете ратуши.
– Неловко получилось. Но то, что задумали эти господа, – самоубийство. Я знаю, что делать. Комендант прав. Нужно довериться ему. Это наш единственный шанс пройти через туман. А мне очень-очень нужно вернуться! Мой брат… Уже два месяца…
Заинтересованный словами Теора, я сделал несколько шагов в его сторону, надеясь, что в хмельной расслабленности тот сболтнет что-то важное, нечто такое, что поможет мне выбраться из Багульдина.
Теор неуверенным движением отстегнул от пояса боевой кнут. Вскинул его, и на конце развернувшегося кнута раскрылся пучок упругих отростков; на каждом из них поблескивала тонкая полоска лезвия, они с едва различимым щелчком опустились на брусчатку.
"Хлястник", – с удивлением подумал я. Редкое оружие, требующее в обращении исключительной ловкости, а при должных навыках – смертоносное.
Я неторопливо обнажил меч. Теор был в пятнадцати шагах от меня. Слишком большое расстояние для неожиданной атаки. Впрочем, хмельная вялость его движений могла быть притворной.
"Но ведь он думает, что это я нападу. Чего он боится? Что здесь вообще происходит?"
Теор по-прежнему шел боком. Неотрывно смотрел на меня. Лезвия хлястника, глухо позвякивая, волочились за ним по брусчатке.
Ему оставалось сделать не больше десяти шагов до проулка.
– Постойте, – сказал я. – Что вы знаете о тумане? В чем прав комендант?
– Я не самоубийца, – невпопад проговорил Теор. – Но должен это сделать.
Краем глаза я заметил, как в дверях таверны мелькнула тень.
Резко поднял меч. Обхватил его двумя руками и занял исходную позицию для отражения атаки. Но тень скользила не в мою сторону.
– Нет! – вскрикнул Теор.
Я с ужасом заметил, что в окна таверны смотрят люди. Они приникли к мутному хрусталину, наблюдали за мной, за Теором и за Тенуином. Чего-то ждали.
В том, что именно следопыт выскочил из таверны, я уже не сомневался. Его бурнус был в боевой готовности: ремни на груди и талии – затянуты, рукава – задраны до локтей и подвязаны, капюшон – накинут на лицо и закреплен так, что превратился в маску, а бикуляры, прежде скрытые в складках плотной ткани, ровно прижаты к глазам.
– Не делайте этого. Вы нас всех погубите…
Теор не успел договорить.
Следопыт остановился. Вытянул правую руку, обхватил ее предплечье левой рукой.
Тонкий свист рассек воздух.
Наручный арбалет.
Хлястник выпал на брусчатку. Теор схватился за шею. Сквозь пальцы потекла кровь.
Он силился что-то сказать, но только хрипел, а между губ растягивались кровавые пленки. Все лица в хрусталиновых окнах повернулись в его сторону.
Я дернулся вперед, но тут же замер. Понял, что Теору уже не помочь. Встал боком – так, чтобы следопыту было сложнее в меня попасть. Я отчего-то был уверен, что сражения не избежать. Еще один выстрел – и можно нападать. Не ждать, пока он затянет в арбалет новый болт.
Пятнадцать шагов. С такого расстояния Тенуин не промахнется. Я сделал несколько шагов назад.
Все разбилось на множество отдельных, быстро сменяющих друг друга, но при этом застывших мгновений. Их торопливо отсчитывало сердце, в его биении передо мной мерцали однообразные картинки.
Нужно было надеть нагрудник.
"Если нападет не сразу, успею спрятаться за статуей".
Следопыт ослабил крепления на капюшоне и поднял его на макушку – в привычное положение. Он и не думал на меня нападать.
Лица в окнах таверны исчезли. Никого уже не интересовало то, что будет дальше.
– Он мог все испортить, – спокойно промолвил Тенуин. – Он бы и сам себя убил, но слишком много выпил.
Я промолчал в ответ и сделал еще несколько шагов назад.
– А свой меч прибереги для себя. Если не сможешь отпустить, убивай сразу. Поначалу они всегда слабые.
Следопыт подошел к двери в таверну. Помедлив, обернулся и добавил:
– Но лучше отпусти. Не думаю, что они виноваты в тумане. Скорее, наоборот.
Тенуин ушел, а я все никак не опускал меч. Стоял на месте и только смотрел в мутные окна таверны.
"Что все это значит? Все эти люди… Они сошли с ума. Другого объяснения не может быть. Мгла…" – это был единственный вывод, который я смог сделать. Испугался, что и сам могу лишиться рассудка. Нужно было бежать из города, пока и меня не накрыло. Лучше рискнуть и отправиться в туман, чем сидеть тут и покорно ждать безумия.
"Ты точно не видел меня?.. Может, мы с тобой по пути пересеклись? Странно. Куда же я подевался?.."
"Ты не человек. И я слишком тебя люблю, чтобы позволить такой мерзости разгуливать по городу и называть себя моей женой".
"Ты ведь знаешь, что я буду приходить вновь и вновь. Вновь и вновь… Потому что презираю тебя".
"Он бы и сам себя убил, но слишком много выпил".
В памяти разом заговорили привратник восточных ворот, Зельгард, его жена, следопыт. Я чувствовал, что их слова как-то связаны, но не понимал, как именно. Всеобщее наваждение. Но в этом помешательстве была какая-то логичная связь, последовательность.
"Это мерзость. Это болезнь. Это обман".
"Свой меч прибереги для себя… убивай сразу. Поначалу они слабые".
Растерянный, я медленно подошел к убитому Теору.
Если туман в самом деле только впускает в город, а наружу уже никого не выпускает, то Багульдин стал для меня ловушкой. Тупик. И все это, когда цель так близка.
Я не убирал меч, будто Теор, лежавший в тени подворья, еще мог ударить меня хлястником. Склонился над ним. Пригляделся – и отскочил на несколько шагов.
Гулкие, тяжелые удары сердца.
Крепче сдавил рукоятку меча. До боли расширил глаза, боялся, что иначе они меня обманут. "Что…" Стало зябко. Будто кто-то надавил мне на грудь морозными ладонями. Должно быть, так чувствовал себя Громбакх, когда тени Мертвых лесов пытались заарканить, разорвать его собственную тень. Теор… Его тело пропало. На том месте, где он упал, зажимая пробитое горло, была только одежда. Черный дорожный костюм с высоким воротом. Кожаные баерки. Плетеный пояс. Ни крови, ни плоти. Ничего. Лишь влажная, словно покрытая росой одежда.
"Может, ты видел мои доспехи?" – прошептал во мне привратник.
Оэдна. Жена коменданта. Ее парчовая куртка с меховой оборкой, синяя юбка. Я вспомнил, как они лежали на лавке. Тéла, пронзенного мечом, поблизости не было. И крови, кажется, не было – тогда я не обратил на это внимания.
Оэдна. Ее ярко-золотые волосы. Как и волосы Теора, которые в таверне были черными.
Тенуин с безразличием убил человека, с которым только что сидел за одним столом. Зельгард хотел убить собственную жену и разозлился на стражника, потому что тот его опередил…
– Нужно уезжать. Чем раньше, тем лучше, – прошептал я и быстрым шагом направился к двери "Нагорного плеса". О том, чтобы пройти сквозь цокольную таверну, я, конечно, не мог и подумать.
Глава 3
Квартал теней
На левое плечо жителям Земель Эрхегорда, прежде всего, наносят сигвы об образовании, гражданской службе и семейном положении. На правое ставят отметки строевой службы.
На шее слева отмечают дату и город рождения, а также первое имя. На шее сзади указывают каторжные заключения (подробнее о них можно узнать по сигвам на спине). Сигвы на лбу и щеках означают принадлежность к древнему роду. На кистях разрешается наносить любые изображения; как правило, это символы приверженности, личных идеалов или знаки веры; они не ограничены обычными точками, кружками и полосками, как на официальных сигвах.
Сигвы, которые перестали соответствовать действительности, очерчиваются рамкой и называются закрытыми.
"Собрание путевых заметок". Дафнар-младший из рода Ниноэла
Прошла неделя с того дня, как моя гартолла остановилась на заднем дворе "Нагорного плеса". За это время чувство, что я угодил в западню, усилилось. У меня было достаточно времени изучить центральные кварталы города, наведаться в самые большие таверны, постоялые дворы, на рынки и в другие места, где можно было надеяться на встречу с проводником. Я говорил с охотниками, следопытами, травниками, скотниками, бродячими музыкантами, видел двух проповедников – все они, как и Громбакх с Тенуином, приехали сюда в сенозар, надеясь заработать на охоте, сборе трав или выступлении перед отдыхающими, а в итоге оказались заперты туманом. Предложение вместе выехать в низину вызывало лишь смех или раздраженную отповедь.
– Ищи дурака, хангол! – брюзжал старый охотник в "Хмельном подклете". – Ты бы сперва научился нормально выговаривать "Целиндел", а потом бы приставал к людям.
– Спросите у коменданта, – советовал травник на Подвозном рынке. – Говорят, умнейший человек. А я нет, я обратно в туман не хочу. Я ведь был на Саэльских лугах. Там зацвели вальтинки. То есть нет, сейчас они уже распушились, а тогда… Кстати, если хотите, могу вам продать. Два медяка за большой туесок. Я ведь корзины не бросил. Из-за них чуть и не погиб.
Я терпеливо выслушивал упреки в невежестве, обвинения в безумстве и снисходительные утешения, надеялся найти хоть малейшую зацепку, которая помогла бы мне покинуть Багульдин. Подумывал даже рискнуть и самостоятельно отправиться назад, в Харгой – все говорили, что с востока туман не такой гибельный, – но понимал, что никогда на это не соглашусь. Спуск к Целинделу был единственной дорогой вглубь Земель Эрхегорда. Возвращаться в Западные княжества я не хотел; объезд к южному проходу отнял бы у меня не меньше года.
По какой бы улице Багульдина я ни шел, она неизменно приводила к стене тумана. И чем ближе была мгла, тем реже встречались прохожие. Город затихал. Ни карет, ни повозок, ни всадников. Даже стражники тут встречались редко.
Отчаявшись найти проводника в оживленной части Багульдина, я решил со временем заглянуть в ту часть, где власть была отдана туману, – ведь и там до сих пор жили люди. В первый день, пробираясь от восточных ворот, я видел наглухо запертые до последнего окошка дома, но сквозь щели проглядывал свет. В конце концов, в туманных кварталах могли прятаться контрабандисты, такие дельцы порой находят лазейки даже из осажденных городов и могут оказаться лучшими проводниками, знающими скрытый тоннель или просто выверенную тропу.
Но с возвращением во мглу я не торопился. Для начала нужно было воспользоваться приглашением, которое я получил от местного распорядителя. Меня, как вольного путешественника, ждали на званом обеде в резиденции наместника. Гостей в Багульдине в последнее время было немного, и распорядитель наверняка рассчитывал, что я буду развлекать всех рассказами о пройденном пути, о приключениях, которые мне довелось пережить за последние годы. В другой ситуации я бы отказался от подобной роли, но сейчас это был шанс познакомиться со знатными людьми города, расспросить их о том, где искать проводника.
До званого обеда оставалось несколько дней, так что у меня было время заглянуть в Заложный дом – обменять часть своаналирских золотых на местные вольмарские монеты и купить дорожные билеты золотых и серебряных залогов, которые я мог предъявить в любом Заложном доме по всем Землям Эрхегорда. Мне объяснили, что для подтверждения права на залоги достаточно будет показать въездную сигву на левом плече, однако предупредили, что из-за тумана еще не скоро передадут мою запись в головное отделение.
Вернувшись в "Нагорный плес", я решил сделать первые записи для своего путеводника. Стражники Зельгарда по-прежнему следили за мной, хоть и не так настойчиво, как в первую пору, и я понимал, что подобные записи могут однажды меня выручить, подтвердить цель моей поездки в Земли Эрхегорда, которую я указал еще в Харгое.
Разместившись на балконе, я приготовился писать. Отсюда открывался чудесный вид на Ярмарочную площадь и на окружившую город стену непроницаемой мглы. Кроме того, сейчас можно было насладиться ярким, вычищенным от облаков солнцем – оно заглядывало в Багульдин лишь в полуденные часы и задолго до вечера уходило за кромку тумана.