Володька кивнул и с невольным смешком наблюдал, как осторожно Маруська пробирается к нему. И как потом жадно бросается к воде. Как набирает ее в сложенные ковшиком крошечные ладошки и торопливо глотает. Застывает на секунду, и ее выразительное личико перекашивается от отвращения:
- Какая гадость! Ф-фу! Неужели тебе нравится?
Волк подтверждающе рявкнул. Маруська еще раз глотнула воду. Сморщила нос и убежденно заявила:
- Значит, он точно волшебный. Ты волк и хочешь перекинуться. Водичка для этого, и поэтому она тебе нравится. А мне нет. Мне же не нужно перекидываться человеком!
Она недоверчиво покосилась на родничок и предложила:
- Хочешь, допей. Я больше не буду.
Она с любопытством наблюдала, как торопливо волк лакает воду. Потом задумчиво протянула:
- Теперь нам спать нужно лечь. Вот только бы из болота как-то выбраться. А то, может, и тут поспим, а? Если найдем сухое местечко…
Ночевать среди болота Володька не захотел. Воспаленная рана ныла неимоверно, слабость временами накатывала такая, что он только усилием воли заставлял себя двигаться. Страх, что утром он просто не сможет подняться на ноги, и маленькая, совершенно беззащитная Маруська без него запросто угодит в какую-нибудь трясину, упорно гнал волка к далекому берегу.
К собственному изумлению, Володька довольно быстро вышел к лесной опушке: как раз к тому самому месту, где он вчера устраивал для них лежку. Отыскав взглядом брошенную им куртку, волчонок обессиленно повалился на груду заботливо нарезанных еловых веток. Смертельно уставшая Маруська, падая рядом, невнятно пообещала:
- Ты спи, я, честное слово, не буду подглядывать!
И действительно не подглядывала. Так как заснула мгновенно. Что называется, не успев толком донести голову до кучки сухих листьев, заменяющих ей подушку.
А несчастный, раненый, совершенно больной Володька, проваливаясь в спасительный сон, в спокойной уверенности подумал: "Утром встану человеком…"
Он почему-то верил деду.
ГЛАВА 13
СНОВА - ЧЕЛОВЕК!
Проснулся Володька от холода. Рассеянно приоткрыв глаза, он увидел спящую в полуметре от него Маруську - она сжалась тугим, крохотным комочком - и автоматически подтащил ее поближе. Прижимая к себе теплое тельце девочки, Володька сонно подумал: "Середина июля, а пробирает-то… Почти до костей…"
И только тут до него дошло: он ВСПОМНИЛ.
Володька снова распахнул глаза и неверяще, потрясенно уставился на свою грязную худую руку, как на настоящее чудо природы. Потом он осторожно отодвинулся от девочки и бесшумно вскочил на ноги. На две, не на четыре. Володька сморгнул непонятно откуда набежавшие слезы и стал внимательно рассматривать себя.
Две ноги, две руки. Потрепанные, но любимые кроссовки. Невероятно грязные джинсы и давно потерявшая свой светло-серый цвет футболка…
Володька полез в карманы и счастливо улыбнулся: даже спички на месте! Неожиданно глаза его округлились, а рот приоткрылся. Мальчик осторожно пощупал правое плечо: совершенно целое. Даже футболка оказалась в этом месте не разодранной! Да что же это?!
Он кинул быстрый взгляд на спокойно посапывающую Маруську и ошеломленно подумал: "Может, сон все? Мы выбрались с болот, я, как последний идиот, нажрался тех волчьих ягод, а все остальное мне просто-напросто приснилось? Мое превращение, дед-оборотень и сумасшедший Петро с его ружьем…"
Володька снова коснулся абсолютно здорового плеча. Еще раз осмотрел стоянку и невольно вздрогнул: рядом с местом, где он только что спал, валялся путанный ком пестрых тряпок, перепачканных чем-то черным. А на Маруське… на ней не было платья! Лишь драное подобие жилетки и когда-то белые трусики.
Мальчик потерянно покачал головой: он не знал, что и думать. Ему почему-то захотелось, чтобы все его невероятные приключения действительно оказались лишь кошмарным сном. А уж для семилетней Маруськи…
Володька торопливо собрал жесткие от засохшей крови тряпки. Обложил их сухими, ломкими веточками и запалил костер. А потом, почти не контролируя себя, чувствуя лишь дикий голод, бросился к малиннику, набивая рот редкими еще спелыми ягодами.
Неожиданно ухо мальчика дрогнуло, и он резко развернулся к болотам. Ему вдруг послышался сиплый крик.
Володька нервно потянул носом воздух и удивился: его обоняние, уступая, конечно, волчьему, все же стало много острее обычного. Во всяком случае, он и сейчас слышал множество запахов, недоступных человеку.
Острый, пряный запах торфяника; гнилостный запашок прорвавшихся где-то на болотах вод; горький, неприятный, все забивающий запах костра и удушливая вонь сгорающих в нем тряпок; запах прелых листьев, грибов и всегда влажной здесь земли; аромат уже отходившей земляники; нежные запахи спящего ребенка и ослабевший за ночь запах душной волчьей шести…
"Вот это номер!"
Володька вернулся к груде еловых веток и упал на них, бездумно глядя на дымный костер. Он пытался понять: хорошо или плохо, что сохранились некоторые последствия его превращения. И ни в кого-нибудь - в волка!
Мальчик так и не пришел ни к какому выводу. Все происходящее казалось ему нереальным, будто страшный сон все еще продолжался.
Еле слышный вопль давно отчаявшегося человека заставил Володьку снова вздрогнуть. Он настороженно замер, прислушиваясь. Потом махнул рукой: померещилось.
Володька бросил рассеянный взгляд на довольно высоко поднявшееся солнце и принялся будить Маруську. Пора было двигаться к дому. Все-таки до деревни еще пилить и пилить. Хорошо, если они часам к десяти подойдут. А к трем дня им с дедом еще нужно успеть в лесничество.
Измученная трудной ночью Маруська просыпаться никак не хотела. Сильнее сжималась в комочек и жалобно бормотала:
- Дай поспать, а? Отстань, а?
Только когда хитрый Володька вкрадчиво сообщил, что набрал для нее целую гость спелой малины, голодная Маруська наконец-то соизволила разлепить веки. Сладко зевнула и сонно, непонимающе уставилась на него. Володька хмыкнул:
- Домой пора. Видишь, солнце где? Нас с тобой и так вчера обыскались, не забыла, нет?
И зачем-то туманно пригрозил:
- А то смотри, твоя мать точно за ремень схватится!
Ярко-синие глаза немного прояснились, припухший со сна рот приоткрылся. Девчонка изумленно осмотрелась и села. Потом вытаращилась на Володьку. Зачем-то потрогала его грязным пальчиком и тонюсеньким голоском протянула:
- Уже человек, да?
Володька серьезно кивнул. Маруська озадаченно посмотрела на его совершенно здоровое плечо и потрясенно пробормотала:
- Целехонький. Все, как бабушка говорила. Перекинулся и обновился…
Окончательно просыпаясь, она взяла с широченного лопуха несколько ягодок малины. Закинула их в рот и широко улыбнулась:
- Здорово, правда?
- Что?
- Ну… Ты же снова человеком стал. И волком побегал. Хорошо оно, бегать волком?
Володька пожал плечами:
- Черт его знает. Я был слишком напуган.
- Ничего, - утешила Маруська, - в следующий раз…
Володька непроизвольно поежился и поспешно перебил девчонку:
- Эй-эй-эй! Никакого следующего раза, поняла?! Хватит с меня. И с тебя, кстати, тоже. Только домой! Усвоила?
Маруська хихикнула:
- Это ты сейчас так говоришь.
- Пусть - сейчас. Но на это лето с меня точно достаточно. А в городе у нас, слава богу, волком не поносишься. Негде.
Ребята немного помолчали, думая каждый о своем. Потом Володька внимательно посмотрел на девочку:
- Слушай, давай не будем об этом болтать, хорошо? Я не хочу, чтоб от меня в вашей деревне шарахались. Тот же Пашка. Скажем всем: я заплутал на болотах, а ты меня нашла…
Маруська удивилась:
- А кто болтать-то будет?
- Ты - нет?
- Не. Зачем? Это наша тайна. Твоя и моя. Я, как подрасту чуток, тоже те волчьи ягоды отыщу. Честно-честно. Наемся и волчицей стану. Краси-ивой… Буду бегать, где захочу.
Володька смотрел грустно. Зато Маруська мечтательно жмурилась.
- Лес, он, знаешь, какой большой? Мамка говорила: во многих местах… как это? Ага, вспомнила! Нога человека еще и не ступала. Человеков, понимаешь, тут у нас маловато. Сам видел…
- Даже дома не скажешь?
- Не. А то мамка меня в лес пускать не будет. Она такая. Зверей боится. И лихих людей тоже. Не, не скажу. Не бойся.
Володька кивнул, соглашаясь не бояться. Маруська неожиданно рассмеялась:
- Я - такая. Сказала, значит, все. Мы, Никитины, все такие, знаешь…
Она вскочила на ноги и потянулась. Потом хитро покосилась на Володьку:
- А я еще одну тайну знаю! Твоего деда. Ее никто в Волчьей сыти не знает, одна я!
- Какая это?
- Ишь ты, шустренький какой! Так тебе все и скажи!
Маруська потрогала пальчиком свои слипшиеся волосы и брезгливо поморщилась. Поправила грязный воротничок. Озабоченно отряхнула остатки платья и заявила:
- А вот если ты пообещаешь меня с собой взять, то скажу!
- Куда взять?
- Пообещай вначале!
- Да куда же?! Я вслепую не обещаю. Никогда.
- Ну… Ладно. Я скажу. Только совсем чуть-чуть!
Девчонка подошла к сидевшему Володьке. Положила руки на его плечи и в упор уставилась ему в глаза.
Володька невольно хохотнул: крохотная, вся перемазанная давно подсохшей кровью Маруська больше всего сейчас походила на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов.
- Ты не смейся!
Володька с трудом согнал с лица улыбку. Маруська неохотно села рядом и торопливой скороговоркой выкрикнула:
- Я знаю, куда твой дед обычно уходит! Я видела!
- Подсматривала? - с неожиданным ехидством поинтересовался Володька.
Личико Маруськи жарко вспыхнуло. Она изо всех силенок отрицательно замотала головой. Володька даже испугался на секунду, что несчастная голова вот-вот отвалится, до того отчаянно девчонка ею мотала. И наконец выдохнула:
- Не! Нечаянно. Я там на ягодники прошлым летом наткнулась, знаешь, какие там ягодники знатные? Ну вот. Я голубики наелась и заснула. А проснулась вечером, смотрю: твой дед…
- Волком?
- Нет, человеком. Не перебивай меня! Я… это… сама собьюсь, вот!
Маруська сердито толкнула Володьку в плечо и таинственным шепотом закончила:
- Подошел он к тому страшному камню, шагнул… Раз - и нет его!
- Как это?!
- Так. Растаял! Исчез, то есть.
Володька смотрел недоверчиво. Маруська тяжело вздохнула:
- Я ждала-ждала, не дождалась. Камень обошла: нет его. И домой ушла, чтоб мамка не ругалась. Она всегда ругается, когда я в лесу засну. Даже ежели летом.
- А дальше чего? - с деланным равнодушием буркнул Володька.
- Дальше? А ничего. Твой дед только через две недели в деревне появился. Тощий-претощий, кожа да кости. Бабушка сказала: выбегался. И мамка с ней согласилась. Одна я знала: он просто ушел. И вовсе не волком.
Маруська немного помолчала. Лукаво покосилась на мальчика и небрежно бросила:
- Я потом бабушку о том камне спрашивала…
- И что?
- Скажешь - что! Она испугалась. Правда-правда! И не велела к тому камню больше ходить. Никогда. Сказала: ее бабушка эту скалу большим каменным зеркалом называла. Смешно, да? Разве каменные зеркала бывают? Нет ведь? Я видела: он совсем на зеркало не похож. Ну, разве самую чуточку.
Девочка, волнуясь, дернула Володьку за руку:
- Знаешь, бабушкина бабушка говорила: там путь для беспокойных душ прячется. Кому в этом мире скучно - там исчезает. Иногда навсегда. Туда никто из деревенских не ходит. Совсем-совсем не ходит. Трусят, вот!
Володька изумленно открыл рот, рассматривая перемазанное, совершенно серьезное личико Маруськи. Потом растерянно пробормотал:
- Еще одна местная легенда! Мало мне той, первой… - Он сердито посмотрел на девочку. - И чего только тебя по тем лесам носит! Высмотрела же! Шпик-контора!
- Я не контора! - оскорбилась Маруська.
Ее губы задрожали, набухли, тонкие брови сдвинулись. Новое слово было непонятным и поэтому казалось вдвойне обидным.
Маруська сморгнула невольную слезинку и сбивчиво забормотала:
- И ладно. Подумаешь. Я тебе просто так сказала. Думала: ты мой друг и сказала. А не хочешь, как хочешь. Пожалуйста. Я вырасту, сама туда убегу. Вот увидишь…
Володька выслушал несвязную тираду и невольно подумал: "Вот ведь дуреха! Мало волчьих ягод, так она еще и каменное зеркало сюда же приплела. Для комплекта, так сказать. И деда моего туда же до кучи…"
Он вскочил на ноги и раздраженно воскликнул:
- Да с чего ты взяла, что он там исчез, а? Может, заметил тебя, да и спрятался! Я так просто уверен - спрятался. Тоже мне, соколиный глаз выискалась! Как тебя только из дома выпускают…
Маруська перенесла нежданную бурю довольно спокойно. Тоже встала и, исподлобья поглядывая на мальчика, неохотно призналась:
- Меня и не пускали. А я убегала да убегала. Долго. Мамка и плюнула. Не в клетке же, говорит, тебя держать…
- По мне так лучше в клетке, - буркнул покрасневший от досады Володька. - Целее будешь. Надо же, мотается, где только вздумается! И это в семь лет…
Надувшаяся Маруська снова уселась на пружинящие еловые ветки и демонстративно отвернулась. Володька начал затаптывать костер. Оба мрачно молчали.
Как раз в этот момент в очередной раз сменившийся ветер донес до них все тот же хриплый человеческий вопль. На этот раз его услышала и девочка. Она испуганно вскочила:
- Кричат, нет? Может, мне показалось?
Отчаянный крик о помощи раздался снова. Дети растерянно переглянулись. Маруська страшно побледнела и пробормотала:
- Петро…
- Я тоже о нем подумал, - неохотно кивнул Володька.
Они развернулись к болотам и настороженно замерли. И на этот раз услышали абсолютно четко:
- Помогите!
Какое-то время они стояли и напряженно прислушивались к лишенным всякой надежды стонам. Те, смолкая на секунду-другую, потом возобновлялись со все большим отчаянием и буквально бросали ребят в дрожь.
Володька с нескрываемой досадой сплюнул на землю и потянул с веток свою куртку. Потом встревоженно посмотрел на солнце. По его прикидкам, было уже около шести часов утра.
Внимательно наблюдавшая за ним Маруська протестующе пискнула:
- Он в нас стрелял! Он злой! Ты умереть мог…
- И что? - хмуро посмотрел на нее Володька.
Девочка беспомощно пожала плечами:
- Домой пойдем, давай, а? А о нем в деревне расскажем. Пусть другие его вытаскивают.
- А если он за это время утонет? - угрюмо буркнул Володька. - Тогда как?
- Не знаю, - Маруська неожиданно всхлипнула. - Только я его боюсь. Он… он, правда, злюка…
Ребята опять настороженно прислушались: давно сорванный голос по-прежнему умолял о помощи. Володька мрачно сказал:
- Придется туда тащиться. Он подонок, конечно, но мы-то нет. Как думаешь?
Девочка обреченно кивнула. Володька ласково предложил:
- А то оставайся тут. Подождешь нас. Я теперь и сам справлюсь.
Он понизил голос и неожиданно для себя признался:
- Я, знаешь, хоть и обернулся человеком, волком все же остался.
- Как это? - Маруськины глаза мгновенно округлились от любопытства.
- Сам не пойму. Запахи, звуки… Зверем, правда, я их лучше слышал, но и сейчас…
- Здорово!
- И тропу, думаю, в болотах найду. Сам. Так что ты оставайся.
- Ни за что! Я с тобой пойду.
- Может, не надо? Устала ведь…
- Пойду!
- Ну ладно…
Володька хмуро посмотрел на солнце: "Вот уж повезло! Не поторопимся, запросто к телефонному разговору опоздаем. Мама черт-те что подумает…"
ГЛАВА 14
СПАСЕНИЕ ПЕТРО
В болота ребята полезли неохотно. Володька обеспокоенно прислушивался к хриплым, отчаянным воплям. Он старался пробраться к источнику криков не особо петляя, что было почти невозможно.
Маруська, легко прыгавшая рядом, сердито бормотала, перечисляя понесенные по вине Петра убытки:
- Орал на меня, как ненормальный… В капкан из-за него чуть не попали… Напугал, жуть как! Стрелял опять же. Володьке как больно было… Что еще? А! Платье я порвала на повязки… Ой, а мамка-то?!
Последняя мысль оказалась для Маруськи самой болезненной. Она нагнала пробиравшегося немного впереди Володьку. Дернула его за подол футболки и плачущим голосом выкрикнула:
- Платье-то пропало мое! Что мамка теперь скажет?
Володьке вдруг стало смешно. Он легонько шлепнул Маруську пониже спины и пообещал:
- Твое платье я на себя возьму! Клянусь. Из-за него тебе не влетит.
- Ты мою мамку не знаешь, - недоверчиво возразила девочка.
- А ты - меня! Сказал: не попадет, значит, все. Я такой.
И передразнил Маруську:
- Мы, Татарниковы, все такие!
Девочка смешливо фыркнула. Побежала было рядом, но через пару минут неожиданно остановилась и крепко схватилась за Володькину штанину. Он удивился:
- Ты чего?
Маруська икнула и дрожащей рукой указала куда-то в сторону. Володька нехотя перевел взгляд и увидел метрах в двадцати, среди развороченного торфа, немо глазеющую на них голову. Руки, бессильно цеплявшиеся за перекинутую через топь довольно тонкую осинку, уже почти скрылись в зловонной грязи.
- Черт, - потрясенно пробормотал Володька. - Если б не осинка…
Володька строго-настрого велел Маруське оставаться на месте и осторожно стал пробираться к тонувшему. Потом он опустился на живот и пополз, с невольной дрожью ощущая, как дышит под ним огромное болото.
Петро молчал, будто ему язык отрезали, только таращился на Володьку квадратными глазами. А минут через пять рот он захлопнул уже вынужденно: подбородок почти полностью скрылся среди булькающей, неприятной, темно-коричневой жидкости. Осинка прогнулась под чрезмерной для нее тяжестью, но все еще держала.
Совершенно промокший Володька наконец дотянулся до стволика и вцепился в него обеими руками. Сплюнул попавшую в рот дурно пахнущую, горьковатую воду и недружелюбно буркнул:
- Хватайся покрепче. Я попробую тебя вытянуть.
Петро промолчал, лишь его глаза еще сильнее округлились. Чего в них было больше, изумления или ненависти, не сказал бы никто.
"Зря стараюсь, - тоскливо подумал Володька, медленно отползая от зловонной полыньи. - Будь я на его месте, он бы меня еще и камнями забросал…"
Трясина отпускать свою добычу никак не хотела. Отдавала рывками, очень неохотно. Уставшему Володьке временами казалось, что его плечевые суставы вот-вот не выдержат страшного напряжения.
Но он тянул. Тянул, сцепив зубы и чувствуя, как под животом ходуном ходит довольно тонкий здесь слой торфа.
Вот уже на поверхности кипящего болота показались плечи Петро, вот он вынырнул почти по пояс…
В конце концов задыхающийся Володька добрался до более надежного места. Уперся локтями в землю и рванул осинку изо всех сил.
В глазах потемнело. За спиной испуганно вскрикнула Маруська. И тут несговорчивое болото наконец уступило: с громким, протяжным стоном отпустило мальчишку. Петро вылетел из трясины, как морковка из хорошо вскопанной грядки, и поспешно пополз в сторону от быстро стягивающейся дыры.
- Все!