– Ты, конечно, откажешься, – прошелестел, как ветерок листвой, её голос. – Просто ты единственная, кто захотел мне поверить без слов и объяснений. Мы долго искали… Мы останавливали встречных игривой фразой: "Я – инопланетянка". Кто-то торопился уйти, кто-то крутил у виска пальцем. Ты первая, кто поверил. Хотя и не до конца.
– Да во что я такое поверила? – не выдержала Эйприл.
– Ты поверила, что я есть, – ещё туманней отвечала Кейт.
– Так тебя – нет?! – вырвалось у Эйприл прежде, чем она смогла остановить мысль.
Но опоздала: в салоне машины никого не было Лишь там, где только что сидела негритянка Кейт медленно впитываясь в матерчатое покрытие, исчезала прозрачная лужица.
Эйприл решила устроить себе небольшую передышку. Она представила полочку, светло-ореховую, с бликами солнца – вот сюда-то она и поместит разрозненные факты сегодняшних приключений.
Сначала был Френки…
Потом, – но тут уж Эйприл засомневалась, – был ребёнок в остановившемся лифте. Потом они, Эйприл и Кейт, устроили грандиозный фейерверк из машин на магистрали. А потом, Эйприл перевела взгляд на подсохшую лужицу, её таинственная спутница, так ничего и, не объяснив, исчезла.
– Тоже мне – Снегурочка, – хмыкнула Эйприл. Но с фактами не поспоришь: негритянка растаяла, как ком мартовского снега.
Эйприл чувствовала себя одураченной. Всегда она твердила черепашкам-приятелям:
– Сто раз не доверяй и в сто первый жди подвоха!
А сама, вместо того, чтобы лететь к тёплому, синему морю, торчит в незнакомом районе Нью-Йорка. Вот бы рассердились черепашки-мутанты, узнай, как ловко провели Эйприл намёками да обещаниями: мол, скажем тебе то, чего больше никому не скажем.
– Как послушный барашек! – ругала себя Эйприл.
Но втайне надеялась, что незнакомка вернётся. Наконец, решила, что цыплят ей тут, сколько не сиди, не высидеть. Эйприл повернула ручку дверцы. Та не поддалась.
– Так, теперь ещё и замуровали!
Эйприл опробовала все четыре – бесполезно. Бить стёкла? Во-первых, было нечем, а во-вторых, ещё неизвестно, где настоящий хозяин машины и что он скажет, если Эйприл устроит погром. Неприятности, как дрожжевое тесто, и так лезли через край. Кричать: "Спасите! Помогите!" – ну, до такого унижения Эйприл созреет часов через восемь-девять, не раньше. Оставалось ждать: раз самозапирающиеся дверцы её тут держат, может, они её и выпустят.
Пошарив в передней панели, Эйприл отыскала нераспечатанную пачку сигарет. Прикурила. Марка сигарет была незнакомой. А привкус – не то, чтобы противный, но чужой. Странное ощущение во рту и чуть пощипывает язык.
Но ничего таинственного – мало ли какие сигареты выпускают в мире. Однако чувство неприязни к пачке и сигаретам не пропадало. Так бывает, когда к тебе в гости приходит кто-то незваный. Бесконечно ждёт у двери, курит на лестнице. И уходит за пять минут до твоего возвращения. Ты открываешь дверь, входишь в квартиру – и тебя преследует даже не запах, а ощущение присутствия стороннего соглядатая. А назавтра история повторяется. И ты боишься вызывать лифт, опасаясь, что и там тебя настигнет чужой запах.
Эйприл. ломая, загасила сигарету. "Кому-то нужно, чтобы я боялась. Но кому?" – Эйприл терялась в догадках, что за шутники устраивают развлечения за её счёт.
Эйприл порылась в сумке, вытащила блокнотик. Набросать по свежим следам. Чистых страниц было с десяток. А вот любимый карандашик остался в офисе.
Собравшись, Эйприл попробовала фломастером сделать портрет незнакомки: черты, ускользая, не оставляли ни малейшего сходства с оригиналом. Это было похоже, будто рисуешь шторм на море. В небрежных набросках проступило несколько лиц – и ни одно не напомнило Кейт.
Эйприл вырвала последний листочек. Скомкала в хрустящий комок. Повертела ручку оконца, отшвырнула бумагу подальше, – хотя и мимо контейнера с мусором.
– Господи! – Эйприл опустила стекло до упора. – Почему самые простые решения приходят на ум в последнюю очередь?! Эйприл выглянула. Улица по обе стороны была пуста. Лишь в прозрачном колпаке аптеки сонно пялилась рожа. На здоровяка, не мигая, глядевшего на Эйприл, пришлось не обращать внимания. Эйприл сначала выбросила сумочку, потом вперёд головой вылезла сама. Воздух свободы сладким не показался: Эйприл за что-то зацепилась, и ремешок её босоножки оборвался.
Ремешок она кое-как стянула узлом: не очень красиво, зато надёжно. Между тем, Эйприл готова была биться об заклад, что в Нью-Йорке нет и быть не может таких странных серых кубов по обе стороны узенькой дорожки.
– Уж очень должен быть неприхотлив вкус у того, кто согласился бы тут провести хоть день! – Эйприл окинула взглядом окна: ни шторки, ни забытой на подоконнике книги. Впечатление было такое, словно дома построили для съёмок фильма из жизни карасей, уж очень походили жилища на аквариумы. Вернее, на ряд аквариумов, припаянных друг к другу: между домами не то что проходов, даже щели не было.
Серая змея извивалась до бесконечности. И горящие среди дня красные фонари через равные промежутки вдоль дороги… В довершение всех неприятностей с неба, разом посеревшего, полился нудный маленький дождь.
Эйприл начала понемногу замерзать. В Нью-Йорк посреди лета сунул нос ноябрь.
– И ни одного видеофона! – Эйприл ёжилась, идя вдоль зданий. Серые дома бесконечно сменяли друг друга. Эйприл снова вернулась к машине: в салоне хоть можно включить двигатель и согреться.
– Вы меня видите?
Эйприл вздрогнула от неожиданности, нервы её уже были ни к дьяволу. Рядом с Эйприл, заглядывая в лицо, семенил сморщенный старичок – недомерок в мятом коричневом берете.
– Так вы видите меня? – настаивал старичок.
– Вижу? Ну, конечно, вы ведь не стеклянный! – даже случайные прохожие в этом сером районе были странные.
– Ну, это хорошо, – старичок вздохнул с облегчением и снял берет. Обнажилась круглая лысинка, украшенная кустиками волос. – И вы меня понимаете? – снова забеспокоился. – Это ведь англоязычная страна?
– Нет, Китай это! – насмешливо отозвалась Эйприл.
– Да? – сверчок-старичок поверил и тут же перешёл на китайский.
С минуту Эйприл молча вслушивалась в непривычную слуху речь, а заодно изучила монстрика. Лицо прохожего было таким, какие порой увидишь в старинных альбомах, как на выцветшей, блеклой фотографии. Ни единой чёткой линии: мягкий подбородок, бесформенный нос, нависший над верхней губой, сеточка морщин. Лишь шустрые глазки-буравчики придавали лицу живость. "Да ведь это маска!" – ахнула про себя Эйприл.
Она разозлилась: на дома-кубы, на старикана, лопочущего по-китайски, на себя.
– Ну, вот что – давайте заново! – потребовала Эйприл.
Боровичок, словно с пластинки сняли иглу, умолк. Перешёл на английский:
– Я понял, – улетучился акцент, – вы просто пошутили.
– Как и вы, – парировала Эйприл.
– Я вынужден кое-что объяснить…
– И вот это точно не помешает! – бросила девушка. – Только, пожалуйста, без инопланетных историй!
– Но как же тогда? – старик растерялся, сеточка морщин поредела.
– Опять? – готова была обидеться Эйприл: она уже устала от всех метаморфоз.
– О, простите! – старик восстановил лицо. – Но мы и в самом деле – пришельцы. И не только из другой Галактики, но и из другого времени.
– Угу! – отозвалась Эйприл. – "Пленники времени" – неплохое название для дома престарелых, не так ли? И что же? Теперь вы расскажите, что это я вас сюда запихнула, да?
– О, нет! Это космический пират виновен. Но, пожалуй, и он не ожидал, что нас так отбросит от центрального сектора Вселенной. Ведь, если не ошибаюсь, это самая окраина?
Эйприл припомнила из школьного курса астрономии размытую "медузу", и крестиком в самом углу – Солнечную систему. Пожалуй, Земля кое для кого и впрямь была окраиной.
– Да, – Эйприл, сколько могла, сохраняла серьёзность. – За вами гонятся космические пираты. А вы, если рядом укрытие, спасёте Землю от вируса, который занесёт в будущем тысячелетии космическая буря! – выпалила Эйприл на одном дыхании. Сверчок заморгал редкими ресницами:
– А что – будет буря?
– Ураган! Тайфун! И цунами в придачу, если вы не прекратите морочить меня небылицами!
– А До… ну та, что в облике негритянки, говорила, вы – понятливая… – разочарованно протянул старичок.
– Значит, негритянка была? – уточнила Эйприл: слава Богу, хоть одной галлюцинацией меньше. – И куда же она подевалась?
– О, это очень просто! Мы все умеем принимать облик того существа, который соответствует данной местности. Вы ведь сейчас видите не меня, а тот образ, который скорее вызовет у вас сочувствие…
– А, понимаю, – продолжила девушка логическую цепочку. – Вначале вы подсунули ребёнка – теперь немощного старика. Но ни прежде, ни теперь никто не хочет сказать: что же вам надо!
– Правильно! – радостно откликнулся старичок. – Мы просчитали, что лишь дети и старики на вашей планете могут рассчитывать на поддержку. Остальные стараются справляться сами. Но нам самим не выпутаться, – погрустнел он.
– Короче: что я должна делать?
Если коротко, то отнять у Хищника украденное!
– Какого ещё Хищника? – оторопела Эйприл, вновь начиная подозревать розыгрыш.
– Вот видите, – вздохнул старичок, в двух словах не получится!
– Ладно, – голодная, злая и замёрзшая Эйприл сдалась. – Найти бы место потеплее. И я послушаю ваши космические сказки.
– Вот сюда, пожалуйста, показал старичок на аптеку.
Эйприл пошла первой. Остановилась: семенящие шаги за спиной пропали.
* * *
Кенди расстегнула верхнюю пуговку блузки. Влезла на подоконник и дёрнула шнур фрамуги. Прохладнее не стало. Над городом уже которую неделю висело душное марево.
Кенди скинула блузку. Стянула липнущие к телу джинсы. Хотелось в душ. Но прежде Кенди бросилась в глубокое кожаное кресло, расслабилась. Всё-таки гидрокресла – замечательная вещь. Кенди на градус другой уменьшила температуру – прохладное кресло прогибалось под тяжестью тела. Кенди вытянула ноги, бездумно глядя в отсвечивающий солнцем экран телевизора. В голове ещё шумело. В последнее время с ней творилось неладное: то она не могла вспомнить, во что была одета вчера, то путала дискеты – и компьютер по вине Кенди умудрялся свести на нет работу целого отдела. А ещё недавно Кенди стало казаться, что кто-то следит за ней из сада.
Это было только ощущение, но оно пугало. И Кенди. не из смелости, а из чувства противоречия, нарочно усаживалась перед окном. Она казалась самой себе картиной в дешёвенькой раме.
С одним, но постоянным, ценителем рядом.
Долго сидеть без движений было трудно – чьи-то глаза так и норовили прожечь в Кенди дыру. Но стоило обернуться и оглядеть сад, как ощущение чьего-то присутствия пропадало.
– Так, пора лечиться! – Кенди сунула руку в пакет с арахисом: кошмар продолжался. Девушка помнила, что ещё утром пакет был полон более чем наполовину. Вечерние страхи решили поселиться с Кенди. – Квартплату с них брать, что ли! – в сердцах Кенди скомкала пустой пакет. Яркая пластиковая упаковка противно заскрипела, принимая прежнюю форму.
Кенди зачарованно следила за расправляющимися складками. Помятости исчезли. Пакет закряхтел. Не торопясь, Кенди сыпанула в чашку растворимого кофе. Плеснула холодной воды. Просто взболтала содержимое.
Всё это время глаз от пакета не отводила: тот, покряхтев, сдался. Начал таять и рассыпаться мелкой бесцветной пыльцой. Сначала исчезли буквы. Потускнели краски. Потом пакет словно начали грызть невидимые зубы. Они впились в край пакета и отрывали кусок за куском, не прожёвывая. Оставшаяся неприметная пыльца облачком веялась по пыльным углам коттеджа.
Кенди открыла дверцу бара. Музыкальный автомат отозвался коротким треньканьем. С задней стенки бара глядела на Кенди усталая и не очень-то уже молодая женщина.
Тёмные круги под глазами к вечеру расплывались синяками.
– Это всего-навсего самораспадающийся пакет, милая! – проговорила Кенди своему отражению. Но успокоение не пришло.
Плеснула, не жалея, ликёр в кофейную чашку – вкус, хуже всё равно быть не мог бы.
Постепенно усталость отступила. Вначале Кенди захотелось есть.
Готовить что-нибудь, как это часто бывает у одиноко живущих людей, было лень.
Скоро Кенди почудился какой-то звук. Кенди прислушалась. В ванной комнате, без сомнения, кто-то сопел и ворочался. Кенди речитативом проговорила все на ум проклятия: только разбирательств с вором ей сейчас не доставало.
Тревожить полицию – эта мысль Кенди не посетила. И потом, у бедного малого и так сегодня пропал вечер – что было брать в мало обжитом коттедже, который Кенди сняла на пару месяце", пока подменяла подругу в компьютерном центре?
И ещё: живой вор казался Кенди лучше, чем галлюцинация.
Кенди поскребла дверь ванной ногтем. Там заволновались, отчего сопение стало отчётливей. Ручку держали с той стороны.
– Эй, выходите! – Кенди старалась говорить миролюбиво, чтобы преступник не нырнул от ужаса в сливное отверстие. – Давайте так: я ведь знаю, что вы там, а вы уже знаете, что попались. Вот мы и квиты – выходите!
Ворюга попался упрямый – отмалчивался.
– Освободите ванну, – повторила Кенди, – пока я приму душ, у вас в распоряжении будет весь коттедж, и, если найдёте алмазы, забирайте – в претензии не буду!
Кенди подозревала, что злодею удастся найти завалившийся вчера за спинку дивана доллар – хоть на пиво заработает.
За тонкой фанерной дверью кто-то пыхтел. Кенди представила, как у воришки со скрипом ворочаются в голове шарики. Причём шарики были разноцветные и разных размеров.
– Надумали наконец? – подстегнула Кенди. В ванной стихли. Кенди пожала плечами:
– Ну, как хотите! Придётся вызвать полицию! Но в такую жару не хочется!
Кенди протопала прочь. Вернулась на цыпочках. Приникла ухом к двери. Ворюга пытался развернуть стиральную машину. Потом раздался грохот и треск. Кенди отпрянула: вдруг судьба вместо мирного вора столкнула её с террористом-маньяком? Но шум больше не повторялся. Кенди просунула между косяком и дверью садовые ножницы. Защёлка заскрипела, прогибаясь…
Мик запаниковал. Он метался по кафельному полу. Узкий прямоугольник между ванной и стеной был завален всяким хламом: сушилкой для белья, вёдрами, корытами, центрифугой.
Ножницы буравили дерево. Посыпались щепки.
Мик хрюкнул. Врезался броском в пол. Ввинтился в кафель, поблагодарив природу за непробиваемый панцирь.
Кенди навалилась на ножницы – воришка громил её ванную комнату! Защёлка слетела. Кенди рванулась, как спринтер к финишу, и – завизжала.
В ванной, пыхтя и безумно вращая глазами, ввинчивалось в пол чудовище в панцире. Секунду в воздухе висели задние лапы, и монстр исчез в развороченном полу.
Кенди не помнила, как очутилась в кресле. Палец отстучал номер на панели видеофона.
– Это "Городские сплетни"?… У меня есть кое-что для вас!
Видимо, голос Кенди был убедительный – репортёра обещали прислать минут через десять.
Мик. подслушивавший под полом, застонал: любимая женщина так постыдно его предавала.
Черепашка протискивался в тоннель. Земля комками летела из-под сильных лап. Мик, взволнованный, ошибся направлением и все больше отклонялся от заветного люка в саду Кенди.
Копать стало легче. Земля сползала слой за слоем. Приходилось лишь отбрасывать её назад да отплёвываться.
– Ой, стыдно! Ну, как же стыдно! – переживал Мик. Ему даже было плевать, что о нём узнают в газете. Он впервые лицом к лицу встретился с любимой и… показал ей зад! Этого Мик пережить не мог. Он в отчаянии рванул очередной пласт земли. И высунулся на поверхность. Сада Кенди не было в помине.
– Далеко зарылся! – констатировал Мик, оглядывая серые здания вокруг.
И тут наткнулся взглядом на знакомую фигуру.
– Эйприл! – сорвалось у черепашки. Но тут он вспомнил, как сюда попал.
Пришлось опять позорно ретироваться. Мик взял немного в сторону. И затаился.
* * *
– Эйприл! – вдруг почудился голос Мика.
– Эйприл! Эйприл! отразилось от зданий эхо.
– И померещится же такое! – Эйприл вздохнула с облегчением: ей в последнее время казалось, что, пока она на работе, Мик только и делает, что шастает по городу. Улик – никаких, но предчувствия были. И старикан как в воду канул. Эйприл ничего другого не оставалось, как самой переступить порог аптеки. Правда, это теряло смысл. Но хотя бы видеофон у них быть должен: Кейси, вероятно, уже по городу рыщет. А миляга Сплинтер снова мрачно почитывает сводки городских происшествий.
– Что вам угодно? – аптекарь за стойкой оскалился улыбкой последнего прохвоста.
– Если можно, я позвоню?
Молчание Эйприл расценила как согласие. Видеофон, стилизованный под старину, висел слева от стойки. Набрав номер, Эйприл покосился на рекламную витрину с новейшими снадобьями. Смотрелось привлекательно, но ни названия, ни упаковки Эйприл не были знакомы. Видеофон безмолвствовал. Эйприл потрясла трубку, подула в микрофон.
– У вас есть ещё связь? – повернулась к аптекарю.
– Что вам угодно? – глядел здоровяк мимо. Эйприл поморщилась: лишь сослепу можно было спутать человека с биороботом. Но последние встречались все реже. Человек, заказывающий в ресторане цыплёнка, простит недосол хорошенькой официантке. А роботу не поздоровится. Даже вошла в моду игра: кто больше покалечит роботов, подвязавшихся в сфере обслуживания. Теперь биороботы стали редкостью, а вот тут, поди ж, один сохранился.
Спрос на роботов-почтальонов, разносчиков, продавцов миновал.
Неприязнь к электронным людям засела крепко.
Подошла поближе: аптекарь и аптекарь. Выдавала приклеенная к уголкам губ приветливость.
Вдруг перед носом проплыла паутинка.
Эйприл мимоходом отмахнулась.
– Моя шлюпка! – раздался писк.
– Бред – сглотнув, Эйприл приоткрыла рот. По гладкой поверхности аптечной стойки, зало жив лапки за спину, прохаживался зелёный паучок, время от времени меряя Эйприл негодующим взглядом.
Эйприл ещё в раннем детстве подозревала, что из любопытства появилась на свет. И единственной причиной, почему ей посчастливилось не прищемить нос дверью, это та, что любую дверь Эйприл норовила распахнуть настежь.
Зелёный подобрал обрывки паутинки. Попискивал зло.
– Эй, приятель! – позвала Эйприл, в который раз не доверяя собственным чувствам; паук поднял морду.
– Я тебе не приятель! – сварливо отозвался он. – Ты смотри, что натворила!
Коротенькими лапками паучок пытался связать ячейки загубленной сеточки-паутины.
– Другую сплетёшь! – легкомысленно отмахнулась Эйприл. Её волновало другое: – Слушай, ты – моя белая горячка?
Укоризненный взгляд был ей ответом:
– Просил тебя лапами размахивать? Ну, и что я теперь буду делать? Как выйду на орбиту?! – бесновался Тим.
– Ещё один пришелец…
Эйприл обвела взглядом аптеку: хотелось чего-то нормального. Устойчивого. Успокаивающего. Ровные стеллажи с пакетами, баночками, мазями и натираниями. Блеск надраенной стойки. Робот-аптекарь. Мир ещё не перевернулся вверх ногами.
Но по панели разгуливал-таки, ругаясь, зелёный паук!