- Я до сих пор не хвалил тебя, Эльза, чтобы дать тебе спокойно докончить начатое дело. Но публика, да и деректор твой и твои маленькие друзья оказались менее сдержанными и наговорили тебе много такого, от чего может совсем закружиться твоя юная головка. Ты недурно играла, это верно. Но этого мало: ты должна работать и работать, чтобы усовершенствовать и развить данный тебе Богом талант…
Громкий звонок, призывающий к последнему действию, прервал речь режиссера.
Последний акт "Золушки" считался самым интересным. В нем прекрасный королевич, искавший со своей свитой по всему государству неизвестную, полюбившуюся ему принцессу, потерявшую башмачок на его балу, заходит случайно и в дом Золушкиной мачехи и примеряет башмачок на ноги её дочерей.
Но башмачок, разумеется, не впору злым и коварным мачехиным дочкам.
- Нет, это не она, - с грустью говорит королевич, пряча волшебный башмачок снова в карман. - Нет ли у вас в доме еще молодой особы, которой бы можно было примерить башмачок?
- О нет, - отвечает Кэт, игравшая злую мачеху, - нет никого, кроме моей падчерицы Золушки, которая нигде никогда не показывается, так она безобразна и неряшлива.
- В таком случае, я хотел бы видеть вашу падчерицу, - восклицает королевич-Костя.
- Ее нельзя видеть, - возражает мачеха-Кэт. - Как можно показывать вашей светлости такую чумичку? Она чистит картофель на кухни и наверное вся перепачкана им так, что один её вид может оскорбить светлые очи вашей королевской чести.
- Я непременно хочу видеть вашу падчерицу! - воскликнул королевич и бросился во внутренние комнаты - искать Золушку.
Когда он вывел ее, действительно запачканную и оборванную, на сцену, с прилипшей к ней шелухой картофеля и собственноручно примерил ей башмачок, - все - и мачеха, и сестры, и свита - изумились: башмачок оказался как раз впору Золушке. Когда же Золушка опустила руку в карман и вынула из него второй такой же башмачок, - восторгу королевича не было конца. Он взял ее за руку и назвал перед всеми своей женою.
В ту же минуту появилась добрая волшебница и превратила Золушку одним движением волшебной палочки в прежнюю красавицу-принцессу.
Пьеса кончилась - и занавес опустили под неумолкаемый шум аплодисментов в зрительной зале.
ГЛАВА XIX
Еще новое знакомство с важными лицами
Не успела еще Лиза, при помощи Мальвины Петровны, снять свой блестящий наряд принцессы, как в уборную вбежала Анна Петровна Сатина и, вся красная от волнения, прокричала:
- Скорее, скорее одевайте девочку, ее требует сам губернатор. - И стала помогать снимать с Лизы её театральный костюм и торопливо застегивать на ней её форменное серое платьице.
Через пять минут девочка вышла за руку с Анной Петровной на сцену, где уже собралась и выстроилась вся труппа, во главе с Павлом Ивановичем, перед тем седым генералом, лицо которого Лиза заметила в крайней ложе.
Два мальчика в белых матросских куртках вертелись тут же, заговаривая то с тем, то с другим из маленьких актеров.
- Сколько тебе лет, малютка? - обратился губернатор к Лизе, поднимая за подбородок её головку своей белой, мягкой рукой и глядя ей в глаза ласковыми, добрыми глазами.
- Десять лет, - отвечала девочка, ничуть не робея под этим взглядом.
- Надо сказать: "ваше превосходительство", - подсказала Лизе стоявшая подле неё Анна Петровна Сатина.
- Ваше превосходительство, - машинально повторила Лиза за своей директоршей.
- Десять лет и так играет! - удивился губернатор. - Да знаешь ли, девочка, что из тебя может выйти прекрасная актриса!
- Дай Бог, ваше превосходительство, - вмешался в разговор Павел Иванович, так и сиявший от радости за свою любимицу. - Дай Бог, потому что мы все полюбили Эльзу за её добрый характер.
- Так вот что, - весело проговорил губернатор, - мало того, что ты прекрасная маленькая актриса, а ты еще и хорошая девочка! Не ожидал, чтобы ты совмещала в себе столько достоинств. Хорошие дела и доброе сердце награждать нельзя, но все таки мне хочется сделать тебе маленькое удовольствие. Возьми эту безделку от старого генерала, которому доставила столько удовольствия своей игрой. - И, говоря это, губернатор вложил в руку девочки блестящий новенький червонец.
Лиза вспыхнула от удовольствия и низко присела перед ним.
"Это для мамы", - тут же подумала она, крепко зажимая монету в ладони.
- Ну, до свиданья, до следующего представления. Посмотрим, так ли ты отличишься в следующий раз, как сегодня, - произнес губернатор, погладив Лизину головку.
Потом, попрощавшись с маленькой труппой и её начальством, генерал ушел со сцены.
- Ну, будущая знаменитость, - тихонько шепнул Костя Корелин Лизе, когда они садились в карету для обратного пути, - пожалуйста не забудь нас, бедненьких, в твои лучшие дни. Чего доброго, встретишь и кланяться не пожелаешь.
- Ах, что ты! - искренно вырвалось из груди Лизы, - я вас всех так полюбила за это время!
- И даже Мэри? - лукаво сощурившись, спросил сидевший против них Ника.
- Ну, нет… Мэри не очень, - искренно созналась Лиза, вызывая этим дружный смех её друзей.
Мэри ехала в другой карете и не могла слышать того, что о ней говорили, а то бы это окончательно вывело из себя и без того рассерженную девочку.
Лиза была бесконечно довольна своей судьбой в этот вечер. Одного только, казалось, не хватало ей для полного счастья: присутствия её дорогой, милой, далекой мамы.
ГЛАВА XX
История одного торта
Приближалось 15-ое декабря-день рожденья Анны Петровны Сатиной, который она справляла ежегодно с большой торжественностью. В этот день дети были свободны. Детские спектакли давались только два раза в неделю, а остальные дни посвящались репетициям новых пьес, учению ролей, школьным занятиям с Анной Петровной и урокам пения и танцев, для которых ходил особый учитель.
15-го уроков не было. Даже урок танцев перенесли на 16-ое, чтобы дети могли как следует отпраздновать семейный праздник их начальства.
С утра в кружке Сатина поднялось оживление и суматоха. Все члены маленькой труппы пожертвовали кто сколько мог из своего жалованья и поднесли на сложившуюся немалую сумму чудесный торт начальнице.
Даже Лиза, у которой не накопилось еще пока заработанных денег, отделила немного от суммы, данной ей губернатором, и внесла в общую складчину свою долю. Остальные деньги она отослала по почте в больницу, на имя своей матери, при помощи хромого Володи, готового всегда на всякие услуги.
Торт оказался великолепным. Даже всегда строгая и хмурая директорша, увидя внимание к себе своей труппы, просияла.
Детей угостили чудесным обедом, ради торжественного дня, и напоили шоколадом. Потом Анна Петровна Сатина разделила торт по числу детей и дала по большому ломтю каждому из них.
- Если б нас каждый день так кормили! - мечтательно произнес Мишук, ужасный сластена, в одну минуту уничтожая свою порцию.
- Вот чего захотел, - пошутил Ника, - тогда бы поминутно приходилось бегать в аптеку, потому что Павлик, конечно, наелся бы до отвалу и у него был бы вечно расстроенный желудок.
Но на этот раз Павлик, однако, удивил всех своим воздержанием. Он громко заявил, что не будет есть торта, так как наугощался в достаточной мере всякими другими лакомствами, и что оставит свою порцию на следующий день. С этими словами он взял тарелку со своим куском торта и отнес ее в спальню, где и поставил на ночной столик у своей постели.
Весь вечер дети играли в разные игры. Даже Мэри, ходившая последнее время надутая и сердитая, как будто немного развеселилась. Правда, она тщательно избегала смотреть на Лизу и как бы не замечала её. Когда, во время игры в фанты, Лиза нечаянно коснулась Мэри, девочка отдернула от неё пальцы, словно ужаленная этим прикосновением, и потом долго терла руку носовым платком, точно на ней остались какие-нибудь следы от руки Лизы.
- Как тебе не стыдно, Мэри, - покачала головой серьезная не по летам Роза - ты этим обижаешь Эльзу.
- А разве ваша хваленая Эльза не оскорбила меня и не обидела в тысячу раз сильнее? - рассердилась Мэри.
- Чем, чем, скажи? - вмешалась в разговор Марианна, всегда готовая вступиться за свою названную сестру.
- Чем, чем! - передразнивала ее Мэри. - Отстань хоть ты-то, пожалуйста, от меня! Все вы ужасно глупы, потому что носитесь с вашей Эльзой, как с писаной торбой. А вот увидите, она еще покажет себя…
Лизе было и горько, и неприятно слышать Мэри. Она уже готовилась было подойти к говорившим и по своему доброму сердечку, не терпевшему раздора, уверить Мэри, что она совсем напрасно сердится на нее.
Но в ту минуту, когда Лиза двинулась было но направлению трех говоривших девочек, в класс вошел Павел Иванович, держа высоко над головою беленький конвертик и весело размахивая им.
- Кому-то радость! Кому-то счастье! - лукаво подмигивая Лизе, произнес он.
- Письмо мне? - боясь поверить, воскликнула девочка. - О, дайте мне его скорее, Павел Иванович!
И всегда робкая и застенчивая даже с таким добродушным человеком, каким был её начальник, Лиза на этот раз обрадовалась и взволновалась настолько, что чуть ли не вырвала из его рук письма.
- Ой, ой, руку чуть не оторвала, вот вам и тихоня! - воскликнул со смехом директор. - Ай да Эльза! Ай да овечка!
Но Лиза уже ничего не слышала. Прижимая к груди драгоценное письмо, она бросилась с ним в спальню и тут только, взобравшись на свою постельку, где столько раз молилась Богу о том, чтобы получить хоть весточку от мамы, распечатала конверт и принялась читать.
"Милая моя, родная Лизочка! - писала мама. - Вот уже третий день, как я выписалась из больницы и, благодаря доброте старшего доктора, который оказал тебе однажды услугу, я сразу попала на место. Николай Николаевич Ворский (так зовут моего благодетеля) предложил мне место у себя. Я должна шить на его маленькую дочь Зою и ухаживать за нею. Она, бедняжка, калека: у неё паралич ног и никогда, никогда она не будет в состоянии ходить и бегать, как другие дети. Я вожу ее по комнатам в маленькой колясочке. Бедная малютка сразу привязалась ко мне и мы стали с нею большими друзьями. Часто я говорю с нею о тебе, моя деточка, и она уже заочно тебя полюбила. Твое письмо, дорогая моя крошка, со вложением денег, подаренных тебе добрым губернатором, я получила. Спасибо тебе, моя Лиза. Этот подарок еще раз доказывает мне, как ты любишь меня, моя дочурка. Я спрятала эти деньги… Они послужат началом наших сбережений для будущей совместной жизни. Если б ты знала, деточка, как я мечтаю об этом.
Радуюсь за тебя, что тебя окружают добрые, хорошие люди, которые так заботятся о тебе. Я молюсь за них ежедневно Богу. Порадовалась я и твоему успеху. Только, ради Бога, моя дорогая детка, не придавай ему значения и не гордись дарованием, данным тебе Богом. Лучше не иметь никаких талантов да быть доброй, чуткой, сердечной девочкой.
Я ужасно боюсь, чтобы постоянные похвалы окружающих не избаловали тебя. Оставайся такой, какою ты была до сих пор у меня. Молись почаще Богу, Лиза моя, помни, что в Нем вся твоя защита и надежда.
Ну, Христос с тобою. Целую тебя несчетное число раз, моя крошка. Зоя зовет меня. Пора кончать.
Твоя мама".
"Р. S. Зоя, узнав, что я пишу тебе, посылает тебе поклон и поцелуй. Она очень милая девочка".
Несколько раз подряд прочитала Лиза дорогое письмецо. Она не замечала, как слезы тихо текли по её щекам и капали на мелко исписанные странички письма. Не замечала она и того, что происходило вокруг неё. А между тем она была не одна.
Занятая чтением своего письма, Лиза и не слышала, как в спальню вошла Мэри и, убедившись, что Лиза погружена в свое занятие, стала бесшумно красться к постели Павлика, подле которой на ночном столике находилась тарелка с тортом. Преспокойно взяв торт с тарелки, Мэри так же бесшумно удалилась из спальни, как и вошла.
Съесть торт до последней крошки в самом дальнем углу коридора, тщательно обтереть рот и руки и как ни в чем не бывало присоединиться к играющим детям-было для Мэри делом нескольких минут. Никакое раскаяние не мучило ее, казалось. Напротив того, в этот вечер она была гораздо веселее и добрее обыкновенного. Ни разу не раздразнила Вали, не повздорила с Витей, с которым они постоянно ссорились из-за всякого пустяка, и даже выучила Павлика делать петушков из бумаги, чем сразу подкупила не помнящего зла мальчика.
- Что это с Мэри? - удивлялись дети, - точно кто подменил ее нам.
- Она стала премилая. И знаешь, даже не щиплется больше, - радостно проговорила малютка Валя на ушко своему другу Павлику.
И, глядя на Мэри, они даже раскаивались в том, что считали ее такой злой, а иной раз и обижали ее несправедливо, подозревая одно только дурное во всех её поступках.
ГЛАВА XXI
Обвинение
- Кто взял мой торт? У меня был торт на ночном столике! - завопил не своим голосом Павлик, входя вместе с девочками в спальню после ужина и вечерней молитвы.
- Что ты кричишь, Павлик? - благоразумно остановила его Роза, - ты верно съел торт и позабыл об этом.
- Съел торт! - вскричал еще громче возмущенный Павлик, - съел торт! Да если бы я съел его хоть кусочек, то мог бы рассказать тебе, какой он на вкус. Но я не ел торта, уверяю тебя!
- Ну, значит его съели крысы, - рассудила спокойная Мими и как ни в чем не бывало стала укладываться в свою постельку.
- Съели крысы! Ты говоришь, что съели крысы? - не унимался Павлик, заливаясь потоком слез. - О, бессовестные!
- Не вини понапрасну бедных крыс, Павлик, - самым сладеньким голоском произнесла, внезапно откуда-то вынырнувшая, Мэри, - настоящие крысы, то есть те, у которых четыре ноги и серый хвост, не при чем. Твой торт скушала совсем особенная крыса, очень хорошенькая, но которая живет не под полом, а здесь между нами.
- Между нами? - и Павлик раскрыл рот от недоумения и разом перестал плакать.
- Ну да, или ты находишь, что Лиза Окольцева не похожа на такую крысу?
- Лиза Окольцева? - переспросил изумленный Павлик.
- Кто зовет меня? Я здесь, - послышался нежный голосок Лизы, откликнувшейся на свою фамилию.
- А! ты здесь, тем лучше! - вскричала Мэри, вся красная от волнения. - Слушайте же, господа, - крикнула она громко, обращаясь к детям, обступившим ее в ожидании разъяснения этих странных слов, - слушайте: я видела своими собственными глазами, как Эльза ела торт Павлика.
Если бы стены расступились в эту минуту, Лиза была бы не более поражена, нежели услышав обвинение Мэри. Она даже не испугалась нисколько - до того неожиданно и нелепо было оно.
Но если сама Лиза сознавала свою правоту, то другие дети не знали истины и ждали объяснения со стороны Лизы.
- Ну, что ж ты молчишь? - вскричала Кэт, приятельница Мэри, также не любившая Лизу. - Говори: ты съела торт Павлика?
- Да, да, говори же! Говори скорее! - послышалось со всех сторон.
Но Лиза молчала, изумленная еще более этим странным и неожиданным вопросом со стороны её друзей.
Тогда Марианна выдвинулась вперед и, обводя сердитыми глазами своих подруг, проговорила:
- Как вам не стыдно слушать Мэри! Или вы не знаете эту злую девочку? И как вы могли поверить ей на секунду, что Лиза могла съесть чужой торт?
- А тогда зачем же она целый вечер провела в спальне, пока мы играли? Что она делала там? И ведь в спальню за целый день никто не входил, кроме Павлика, который принес торт, и Окольцевой, - продолжала Мэри злорадно. - Ну-ка, Эльза, - обратилась она к Лизе, - Скажи: что ты делала целый вечер в спальне?
- Я читала письмо, - тихо отвечала Лиза.
- Как! Целый вечер? - насмешливо произнесла Кэт, явно державшая сторону Мэри.
- Да, я его перечла несколько раз, - смущенно произнесла Лиза.
- И выучила наизусть, конечно, - продолжала тем же тоном Мэри. - Но прекрасно, если даже и так, то на это понадобилось бы самое большое час времени, а остальные часы что вы изволили там делать? Мы ждем ответа.
Лиза молчала. Ей не хотелось рассказывать злой девочке о том, что она замечталась о маме и их будущем, когда они сами будут жить вместе, не разлучаясь никогда в жизни. Да вряд ли кто бы и поверил в эту минуту такому объяснению.
- Ну, хорошо, пусть Окольцева уверяет, что она "продумала" целый вечер, - упорствовала Мэри, - но пусть она скажет также, что никто не входил в комнату, пока она была там, и что торт был на ночном столике, когда она туда вошла. Ведь был? - обратилась Мэри к Лизе, пытливо уставляясь на нее глазами.
- Да, был, - тихо отвечала Лиза, припомнив, что действительно видела торт на тарелке, когда вбежала в спальню прочесть письмо.
- И при тебе туда никто не входил? - продолжала допрашивать ее Мэри.
- Не входил, - еще тише прошептала Лиза.
- Ну, значит, торт съела она, - громко заявила девочка, обводя все юное собрание торжествующим взглядом.
- Да, она! Она! Кому же больше? - подтвердила за нею и Кэт.
Дети молчали. Лиза, смущенная и бледная, стояла между ними, делая усилия над собою, чтобы не разрыдаться от незаслуженной обиды.
Но когда Павлик подошел к ней со словами:
- Ах, Лиза, зачем ты его съела! Если он так нравился тебе, ты бы сказала мне, и я отдал бы тебе половину.
Лиза не выдержала и разрыдалась навзрыд.
- Что такое? Что случилось? - спросила прибежавшая на шум Анна Петровна.
- Ничего особенного, - спокойно отвечала Мэри, - если не считать особенным то, что в нашем кружке появилась воровка.
- Что? Что такое? Воровка? Что ты говоришь? - взволновалась директорша. - Я хочу все узнать толком, говори же, в чем дело.
Но Мэри и без просьбы начальницы рассказала бы ей все. Она подробно пояснила в чем дело, снабжая свой рассказ новыми прикрасами и подробностями.
Когда она кончила, Анна Петровна Сатина взглянула на Лизу пристальным, недобрым взглядом и проговорила сурово:
- Такъто ты отблагодарила твоего благодетеля Павла Ивановича за все его добро, сделанное тебе? Так вот ты какая! Притворялась тихоней, а на самом деле оказываешься хуже и вреднее самой последней шалуньи… Тебе не место быть в обществе детей. С сегодняшнего же вечера ты будешь спать, есть и учиться в отдельной комнате. А вам, - строго закончила начальница, обращаясь к детям, - я раз навсегда запрещаю разговаривать и играть с нею.
И с этими словами она схватила Лизу за руку и вывела ее из спальни.
- Вот твое новое помещение, - тем же суровым голосом произнесла Анна Петровна, вводя Лизу в маленькую комнатку подле кухни, где спала Матрена, приехавшая вместе с пансионом г-на Сатина в В. - И с этого вечера ты будешь жить здесь.
И, оставив ее одну в обществе сладко храпевшей на своей постели кухарки, Анна Петровна величественно вышла из комнаты.