Журнальный вариант повести Нины Артюховой "Светлана". Главы из повести были опубликованы в журнале "Пионер" № 9 за 1954 год.
Нина Михайловна Артюхова
Светлана (журнальный вариант)
I
- И почему это все Гали беленькие, а чуть Светлана, - чёрная, как галчонок?
Девочка подняла на капитана огромные, чёрные, без улыбки глаза.
Странная маленькая фигурка. На вид лет десять, не больше. А глаза старше, гораздо старше. Платье слишком короткое: давно из него выросла. Сверху надета женская вязаная кофта с какими-то необычными пуговицами. Она слишком широка и длинна - доходит почти до подола платья. К этой нелепой кофте аккуратно подшит белый отложной воротничок. Крупнокудрявые волосы, как широкая чёрная папаха, над худеньким лицом.
Капитан придвинул к столу табуретку и сел. В избе ни одного целого стекла. За окнами кое-где ещё дымятся кучи пепла и обгорелых брёвен. Фронт уже передвинулся далеко на запад, деревня стала глубоким тылом - деревня или то, что осталось от неё… Около уцелевшего здания школы санитарные машины и сёстры в белых халатах. Пожарище зарастёт, дома отстроятся… Но эти детские глаза без улыбки!
Хозяйка поставила на стол чугун с картошкой и тихо сказала:
- Кушайте, милые! Больше вас угостить нечем.
Морщинистое лицо, бледноголубые, будто вылинявшие от слёз глаза…
- Спасибо, мать, - ответил капитан. - Садись, мы тоже угощать будем. Ну-ка, Федя, чем сегодня богат? Подсаживайся, Ромашов.
Лейтенант с чёрными усиками сел на скамью у окна, молоденький белобрысый ординарец наклонился к вещевому мешку.
На столе появились консервы и сахар, толсто нарезанные хлеб и колбаса.
Капитан сделал приглашающий жест.
Хозяйка сказала:
- Спасибо вам… товарищи!
Она как-то особенно бережно выговорила это слово. Капитан опять повернулся к Феде:
- Сладкого, сладкого дай! Ведь у нас шоколад был… Светлана, где же ты?
Но девочка, покосившись на стол, уже выскользнула из комнаты и стояла за окном, на крыльце, обхватив тоненькой рукой деревянные перила. Федя с запасом провизии в руках вышел вслед за ней и уселся на верхней ступеньке крыльца.
- А ну, садись! - он показал на ступеньку рядом. - Мы, товарищ капитан, здесь поужинаем. На свежем воздухе.
- Стеснительная она, - сказала хозяйка.
Капитан спросил:
- Внучка?
- Нет, - понизив голос, ответила хозяйка, - её мать учительницей у нас… была… А отца ещё в сорок первом году… на фронте.
- У себя оставите?
- Не знаю, как и быть. Сами видите, какая у нас жизнь. Я всё хвораю. Да и учиться ей нужно.
- В детский дом надо устроить.
- Да, конечно.
- Странное дело, - сказал Ромашов, - как будто мы сегодня в тылу и на отдыхе, а Лебедев в медсанбате побывал.
- Какой Лебедев? - удивился капитан. - Наш Костя? Так ведь он в штаб пошёл за документами.
Молодой белокурый офицер со свежей повязкой на руке шёл, чуть заметно прихрамывая, через улицу от дверей школы. Федя вскочил со ступеньки крыльца.
- Товарищ младший лейтенант! Что это с вами?
Костя Лебедев вошёл в избу, смущённо улыбаясь.
- Что у тебя с рукой? - спросил капитан.
- Пустяки, товарищ капитан. Возвращался из штаба… Там два домика в лесу стоят, на отлёте. И вдруг бегут девушки: "Товарищ военный! У нас в погребе гитлеровцы!" Позвал ребят, взяли автоматы, кричим: "Хэнде хох!". Двое вышли, руки подняли, а третий, эсэсовец, гранату бросил.
- Сильно задело?
- Да нет, маленькие осколки…
- Некстати всё-таки перед поездкой. Документы получил?
- Всё в порядке, товарищ капитан.
Он вынул бумаги и положил на стол.
- Вот видишь, - сказал капитан, разглядывая документы, - с сегодняшнего дня ты уже и не в полку. Ты в Москву уехал, нет тебя уже здесь, ясно? Зачем тебя в этот погреб понесло, не могу понять! Без тебя никак не обошлись бы?
Костя опять виновато улыбнулся.
- А с машиной как?
- Утром, в пять часов, заедут за мной.
- Ладно, садись, поешь, отдыхай. Советую выспаться.
Хозяйка негромко сказала:
- У нас в избе тоже эсэсовец жил. Офицер ихний.
- Какой же он был? - спросил Ромашов.
- Ничего. Он как-то даже лучше других. Никаких особенных зверств не делал. Спокойный такой…
Она замолчала, будто вспомнив о чём-то очень страшном. Все смотрели на неё.
- Вот, помню, стоит как-то у крыльца, а на ступеньках Светланка сидела и мальчик соседкин, ещё поменьше. А он на них посмотрел и так спокойно, спокойно… даже как будто с жалостью говорит: "А ведь они не будут жить. Они нам не нужны. Нам ваша земля нужна. А люди нам не нужны…" И пошёл к себе в комендатуру…
Лицо капитана побагровело. Он стукнул по столу сжатым кулаком:
- Врёт! Гадина! Фашист! Будут жить наши дети!
Он резко отодвинул табуретку и заходил по комнате.
- Светлана, пойди сюда!
Быстрым шёпотом он сказал Косте:
- Костя, будь другом, девчурка тут одна, сирота, отца и мать убили. Захвати её с собой в Москву, в детский дом устрой… Сделаешь?
Девочка уже вошла в комнату и остановилась около капитана. Он провёл рукой по её волосам.
- Хочешь в Москву поехать. Светлана, в детский дом? Будешь учиться. Вот этот дядя утром уезжает и тебя отвезёт. Нравится он тебе? Поедешь с ним?
Теперь Светлана повернулась к Косте. Она увидела загорелое, румяное, совсем ещё мальчишеское лицо и приветливые глаза, светлокарие, с тёплыми золотыми искорками.
- Поедешь?
- Поеду.
- Ну и прекрасно! Понравился, - значит, всё в порядке.
Капитан вынул трубку и чиркнул зажигалкой.
- Я пойду пройдусь немного. А потом - спать.
Он вышел на улицу. Федя, стоявший у окна снаружи, сочувственно поглядел ему вслед.
- Расстроился наш капитан, - сказал он хозяйке, - у него у самого жена и дочка неизвестно, живы ли, нет ли. Три года ничего о них не знает.
- Его дочку Галей зовут, и она блондинка? - полувопросительно оказала девочка.
- А ты откуда знаешь? - удивился Ромашов.
- Так. Мне показалось.
Федя шутливо сказал:
- Ишь ты! "Блондинка"! Слова-то какие употребляет!
Девочка полыхнула на него чёрными глазищами:
- А вы разве этого слова не употребляете?
Федя с добродушным удивлением повторил:
- Ишь ты! Зубастая, как я погляжу! - Потом сказал: - Что же это ты, Светлана? Я только здесь, на крыльце, заметил. Эсэсовца твоего мы прогнали, а пуговицы у тебя на кофточке самые что ни на есть гитлеровские, фашистские!
Светлана молча подошла к комоду, схватила ножницы и с видом сосредоточенной, недетской ненависти одну за другой отрезала все пуговицы.
II
Светлана проснулась ночью. Это было очень приятно - проснуться.
Прежде бывало так: увидишь во сне что-нибудь хорошее, а откроешь глаза - и сразу всё, всё вспомнится!.. И хотелось опять заснуть поскорее. Теперь засыпать не хотелось. На печке было тепло и сухо, не то что в землянке-погребе.
Приятно было слушать дыхание спящих людей, шаги часового за окнами и думать: "Наши!" Это слово привыкли произносить с горячей надеждой, любовью и ожиданием: "Когда наши вернутся", "Наши идут", "Наши близко".
И вот наши здесь, совсем, совсем близко… рядом! Светлана вдруг почувствовала, что в комнате ещё кто-то не спит.
На кровати дышали ровно - там лежал капитан. В углу было тоже спокойно, там - Ромашов, тот, с тёмными усиками, а дальше Федя.
А вот на лавке у окна кто-то вздохнул и перевернулся с боку на бок… чуть слышно скрипнула доска. Не спит Костя, румяный лейтенант, с которым она завтра поедет в Москву.
Опять скрипнуло что-то, потом шаркнули о пол сапоги, значит, он не лежит, а сидит на лавке.
Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, спавшую рядом, Светлана подползла к краю печки.
В избе было темно: все окна заткнули и завесили. Но всё-таки кое-где в щелки пробивался лунный свет.
Когда глаза немного привыкли к темноте, Светлана увидела, что Костя сидит, согнувшись, обхватив правой, здоровой рукой левую, завязанную, и раскачивается из стороны в сторону, будто баюкает её. Потом что-то чиркнуло, жёлтый огонёк зажигалки осветил на мгновение лицо, нахмуренное, с плотно сжатыми губами. Огонёк погас, осталась только красная точка папиросы, она беспокойно двигалась зигзагами туда и сюда.
В углу шевельнулся Ромашов, прислушался, тихо сказал:
- Ты что не спишь, Костя?
Костя ответил сердитым шёпотом:
- Рука что-то разболелась, будь она неладна!
- Сходил бы в медсанбат.
- Спасибо! Чтобы из-за этой чепухи опять в госпиталь положили! Належался!
- Ещё бы не обидно! - посочувствовал Ромашов. - Ни тебе повоевать, ни тебе маму повидать. Осколки-то все вынули?
- А кто их знает! Кажется, все.
Ромашов скоро заснул, а Косте, видимо, невмоготу стало сидеть на одном месте, он вышел в сени, осторожно прикрыв за собой дверь.
Светлана услышала, как на улице его негромко окликнул часовой.
То удаляясь, то приближаясь к дому, поскрипывали шаги.
Кажется, Светлана всё-таки задремала. Когда она проснулась опять, Костя уже снова сидел на лавке и курил, поджав под себя ноги, прикрывшись шинелью.
Он отодвинул немного одеяло, висевшее на окне, и смотрел в щель, как будто желая определить, скоро ли наконец начнётся рассвет. И всё перекладывал больную руку и так и этак и никак не мог найти удобное положение.
III
Шофёр открыл дверцу кабины.
- Садитесь, товарищ младший лейтенант!
- Нет, нет, - сказал Костя, - я не один еду, с вами девочка сядет, а я в кузов.
На крыльце Светлана прощалась с хозяйкой, обнимая её "в последний раз", и "ещё раз", и "в самый последний". Несмотря на ранний час, были провожающие. Клетчатый узелок с вещами девочки, совсем лёгкий вначале, увеличился почти вдвое: каждый из маленьких Светланиных приятелей считал своим долгом сунуть ей что-нибудь "на дорогу" или "на память". Капитан нагнулся и поцеловал девочку в лоб:
- Ну, Светлана, счастливо тебе!
Она серьёзно ответила:
- И вам тоже.
Капитан протянул Косте руку:
- Так имей в виду, Костя, эту неделю мы ещё здесь, а дальше - догоняй!
- Догоню, товарищ капитан! Светлана, садись к шофёру.
Но клетчатый узелок уже полетел в кузов. Светлана подпрыгнула, стала на широкое твёрдое колесо и с ловкостью мальчишки перемахнула через борт.
- В кабину садись, тебе говорят! - уже строго сказал Костя.
- По-вашему, я буду в кабине сидеть, а раненый трястись в кузове?
Девочка преспокойно стала усаживаться поудобнее на сложенном брезенте.
- Ты слезешь или нет?!
- Нет.
Голова Светланы исчезла за бортом. Капитан усмехнулся.
- Я вижу, скучать в дороге ты не будешь, Костя! Федя, дай ей шинель какую-нибудь, ведь её продует, она совсем раздетая.
Костя, стоя на колесе, перешагивал через борт грузовика.
- Раненому всё равно придётся трястись в кузове.
- Зачем же вы-то сюда?
- Буду следить, чтобы тебя ветром на поворотах не выдуло.
Машина затряслась, загрохотала и поехала. У крыльца все махали ей вслед.
Светлана встала, держась руками за борт, и тоже замахала платком.
- А ну сядь! - сказал Костя. - Завернись в шинель хорошенько, благо, что она тяжёлая, придержит тебя хоть чуточку!
Светлана опустилась на коленки, ей хотелось ещё разок посмотреть на деревню отсюда, издали. Но дорога сделала крутой поворот, и теперь за холмом уже ничего не было видно, только изломанные верхушки жёлтых, осенних клёнов. На ветру было холодно, и оба уселись впереди на брезенте, под защитой кабины.
- Так, - сказал Костя, - значит, всякая кнопка рассчитывает, что ей удастся мной командовать?
- Где кнопка? - вызывающе спросила девочка.
- Вот она, кнопка! - Костя легонько щёлкнул Светлану по носу.
Девочка с негодованием отодвинулась от него:
- Не деритесь!
Машину качнуло на ухабе, Костя схватился за больную руку.
- Вот видите, - сказала Светлана, - не послушались меня, растрясёте руку, будет опять, как ночью!
- То есть что это будет, как ночью? - удивился Костя.
- А вот то самое!
- Уж очень ты глазастая!
Они выехали на шоссе. Светлана привстала опять.
- Ты что? - спросил Костя.
- Так. Посмотреть. Отсюда нашу школу видно…
Она села и больше уже не оборачивалась.
Костя спросил:
- Ты здесь давно живёшь?
- Нет. Маму как раз перед войной сюда перевели.
- А в Москве бывала когда-нибудь?
- Была один раз… папа поехал и меня взял.
Костя замолчал. Это было, как с его рукой: с какой стороны ни дотронься, больно. Светлана сказала:
- Товарищ лейтенант, а вы в Москву в командировку едете?
- В командировку.
- А потом опять на фронт вернётесь?
- Потом опять вернусь.
Девочка кивнула головой, как бы успокаивая лейтенанта, что больше она его об этом расспрашивать не будет. Мало ли что! Может быть, военная тайна…
- Товарищ лейтенант, вот, наверное, мама ваша обрадуется, когда вас в Москве увидит!
- Откуда ты знаешь, что у меня мама в Москве?
- А я ночью слышала, как тот, другой лейтенант сказал, что вы маму в Москве повидаете.
- Не совсем точные сведения, - возразил Костя, - мама моя не в Москве, а под Москвой живёт - тридцать километров.
- Ну так что ж, увидитесь всё-таки с ней?
- Увижусь, конечно.
- Вот я и говорю, обрадуется. Товарищ лейтенант, вы мне скажите, как вашего капитана зовут, и адрес дайте.
- Зачем тебе?
- А как же? Он сказал, чтобы я ему писала из Москвы.
- Дело важное, - согласился Костя. - Вот тебе блокнот, вырви страницу и запиши номер полевой почты.
Солдатские карманы всегда набиты плотно. Вместе с блокнотом Костя вынул и положил себе на колени фотографию и два письма.
- Это вашей мамы карточка? - спросила Светлана и вдруг покраснела и смутилась, как смутился бы взрослый человек, совершивший бестактность: девушка, снятая на фотографии, не могла ещё быть ничьей мамой.
Костя засмеялся, тоже слегка покраснев.
- Нет, это просто одна знакомая. Нравится тебе?
- Нравится, - вежливо ответила девочка. - Красивая очень.
- А мама моя вот.
Светлана долго и внимательно разглядывала фотографию. Наконец, вздохнув, сказала с глубоким убеждением:
- Она очень хорошая, ваша мама! А вашу знакомую Надей зовут?
- Ты что: цыганка или Шерлок Холмс?
- Нет, я просто глазастая. Вот здесь на конверте написано: "Надежде Сергеевне Зиминой". Написали письмо, а отправить не успели - сами поехали.
- Почему всё-таки ты так уверена? Может, это маму мою Надеждой Сергеевной зовут.
- Не-ет! Вашу маму Зинаидой Львовной зовут, и фамилия - Лебедева, как у вас. Ей вот это, другое письмо, без конверта, треугольничком сложено!
"Ну и бес эта девчонка!" - подумал Костя, расхохотавшись и краснея всё больше и больше.
- Ладно, проницательная женщина, записывай адрес, вот тебе карандаш.
Когда адрес был записан, Светлана сказала:
- Странно всё-таки: вам руку только перевязали - и всё. Когда рука ранена, её полагается ещё чем-нибудь широким к плечу подвязать. А то вы её туда и сюда…
Костя усмехнулся:
- У нас в медсанбате врачи и сёстры тоже очень опытные, они так и сделали. Только я эту повязку снял и в сенях оставил.
- Ага, - понимающе сказала Светлана, - чтобы не так страшно было вашему капитану?
- Чтобы не так страшно.
- Вы бы хоть в карман её положили, повязку, теперь и подвязать нечем.
Светлана подумала с минуту, нагнулась к своему узелку, порылась в нём и решительным движением вытянула шёлковый вязаный шарф.
- Согните руку. Держите так… Ну, вот…
Она перекинула шарф ему на шею и завязала узлом.
- Ведь лучше, правда?
- Красота! И шарф у тебя какой нарядный… шёлковый, полосатенький!.. Откуда такой взялся?
Она ответила:
- Это мамин шарф.
IV
- Как здесь уютно, правда, товарищ лейтенант? Я так давно не ездила в поезде!
Светлана жадно смотрела в окно, сначала молча - уж очень грустно было видеть сожжённые деревни, вырубленные леса, разрушенные пристанционные здания. Но поезд бежал всё дальше и дальше на восток - и пейзаж менялся.