– А то я пойду в библиотеку и скажу, чтобы выписали обратно, раз книжки отвлекают тебя от учебы. Такой способный мальчик, а в примерах со скобками до сих пор путаешься…
Винька сказал, что исправится обязательно. И, конечно, обещания не сдержал. Но Марина Васильевна про свою угрозу позабыла, и в библиотеку четвероклассник Греев ходил без помех.
Нужные книжки здесь были. И "Двадцать лет спустя", и "Виконт де Бражелон". Но только в читальном зале, домой не унесешь. Винька иногда приходил в библиотеку сразу после уроков и сидел до "отбоя".
Отбой давался ударом колокола.
Колокол был небольшой, вроде тех, что висят на пожарных машинах. Многие считали, что он такой и есть – самый обыкновенный, пожарный. Однако некоторые мальчишки (и Винька среди них) верили, что это – "рында". Колокол с корабля. Был слух, что рынду принес сюда Петр Петрович – единственный мужчина среди работников библиотеки, заведующий читальным залом, а в прошлые годы – бывалый моряк.
Рассказывали, что на краю колокола даже выбито название корабля. Только повернуто оно к стене, поэтому никак не узнать – какое? Подсмотреть было невозможно: колокол висел там, куда заходить не разрешалось – на боковой стенке могучего книжного шкафа, позади похожей на прилавок стойки. За этой высокой (Виньке до груди) стойкой Петр Петрович заполнял читательские карточки и выдавал книги.
Он, кстати, совсем не был похож на моряка, хотя и ходил в поношенном флотском кителе. Сухой, сгорбленный на одно плечо старичок, с гладко расчесанными на пробор седыми волосами.
Несмотря на инвалидную и совсем не суровую внешность, порядков Петр Петрович придерживался строгих. Именно морских. Когда стрелка на старинных восьмиугольных часах – с римскими цифрами и надписью "П.Буре" – доходила до половины седьмого, заведующий бил "первую склянку". Готовьтесь, мол. Без четверти семь – второй сигнал: пора сдавать книги. А ровно в семь – для тех, кто зачитался или замешкался – частый требовательный трезвон: имейте совесть, друзья! А то как впишут вам в формуляр замечание – на неделю останетесь без книжек!
Впрочем, нарушителей почти не было, Петра Петровича уважали.
К Виньке Петр Петрович проникся симпатией. То ли за вежливое поведение этого темноглазого смирного четвероклассника, то ли за его преданность книжкам. Он позволял Виньке сдавать книги после всех, даже с задержкой. И придерживал для него специально томики Дюма – растрепанные, маленькие, напечатанные еще до войны в издательстве "АСADEMIA". (Иностранный язык в четвертом классе не учили, но латинские буквы Винька знал – папа показал).
Роман "Двадцать лет спустя" был в двух томах, а "Виконт де Бражелон или десять лет спустя" – аж в шести. Но Винька к Новому году одолел их все. И кроме того, он не только про мушкетеров читал. Еще и "Слепого музыканта", и "Чапаева", и "Человека-амфибию", и "Пещеру капитана Немо" – это как черноморские мальчишки вредили фашистам.
Библиотека располагалась недалеко от Винькиной школы, в бывшей церкви, Только не в красной и перестроенной, как цех пластмасс, а в белой, нарядной, с фигурными, похожими на шахматы, башнями. Внутри были гулкие чугунные лестницы, таинственные переходы, много всяких комнат и коридоров.
А читальный зал был просторный, одна его часть – закругленная, с высокими сводчатыми окнами. Между окнами стояли потертые плюшевые кресла и диван. Сбросишь валенки, заберешься с ногами в кресло – и головой в книгу…
Особенно хорошо было, когда мало народу. В тишине звонко тикали часы "П.Буре", покашливал за стойкой Петр Петрович. Желтовато светили лампы, в сводчатых окнах, сквозь голые ветки тополей синели сумерки…
Если читателей было немного, Петр Петрович звякал в колокол осторожно, в полсилы…
Один раз случилось, что Винька остался с заведующим один на один. И тогда решился на вопрос:
– Петр Петрович, а правда, что этот колокол с корабля?
– Тс-с, голубчик. Это вопрос тонкий, каждый для себя решает его сам.
Винька ничего не понял. Но читальный зал полюбил еще больше.
Домой Винька приходил в восьмом часу, съедал сразу обед и ужин и с грустью думал про домашние задания. Мама добавляла этой грусти:
– Ты вовсе голову потерял в твоей библиотеке! Худой как щепка и уроки не учишь совсем!
– Господи боже ты мой! – стонал не веривший в Бога Винька. – Только и слышишь: уроки, уроки! Ну, должно же быть у человека что-то еще, кроме школьной каторги!
Мама видом своим и поведением была решительней и строже отца. Но с ней Винька позволял себе разговаривать вот так, без особых церемоний. Иногда, прямо скажем, с излишним нахальством. А с папой попробуй-ка. Он и голос не повышал никогда, и ни разу в жизни Виньку не шлепнул, но если что – как взглянет …
– Вот скажу отцу, когда придет с занятий…
– Ну, ма-а-ма…
– Марш за учебники!
Но, конечно, в библиотеке Винька бывал не каждый день. Ведь надо было еще и навещать Кудрявую. Винька пересказывал ей прочитанное. Кудрявая в читальный зал не ходила, стеснялась, хотя книжки любила.
А еще больше любила она слушать Виньку…
Но такая дружба началась не сразу. Еще долго после героической драки с Пузырем Винька поглядывал на Зуеву издалека. И она на него – так же. А когда сталкивались в школьном коридоре, Винька говорил:
– Здор о во, Кудрявая.
– Здравствуй… – Это она шепотом и с полуулыбкой.
Впрочем, сталкивались они часто. Классы-то рядом, да и вся школа – маленькая, одноэтажная.
Пузырь не приставал, хотя и глядел волком. На следующий день после драки он ходил с губами, похожими на автомобильные шины. Особенно нижняя…
Так прошел месяц. А потом, перед Октябрьским праздником, случился Северный морской путь.
3
Это была водная переправа. Придумали ее братья-близнецы Мартьяновы, Винькины одноклассники. Шурка и Лёха. Их, малоразличимых, для краткости звали одним именем – Шурилёхи.
Братья были умелые, деловитые и добродушные. Они отыскали жестяное корыто и приволокли в Северный переулок, что в квартале от школы.
Через переулок ходили многие. Надо было его пересечь, чтобы выйти на улицу Кирова. Дело это не всегда оказывалось простым. Посреди переулка немощеная дорога слегка опускалась – там была длинная впадина. "Понижение земной коры", – значительно говорил Толик Сосновский, Винькин сосед по парте.
В "понижении" даже в сухие дни блестела лужа. А во время дождей здесь появлялось озеро. Его преодолевали по уложенным на кирпичные подпорки доскам. Доски прогибались, плюхали по воде, было много визга, веселого риска и мелких несчастных случаев.
Но это, пока глубина водоема оставалась небольшой. А во время весенних разливов и осенних затяжных ненастий доски смывало. В брод же не совались даже те, кто хвастался высокими резиновыми сапогами: глубь такая, что вода чуть не до пуп а . Хочешь не хочешь, а топай в обход. А это лишние два квартала.
В те первые дни ноября погода стояла гадкая – то дождь, то снежная крупа. Потом слегка потеплело, зато ночью грянул такой ливень, что деревянный Винькин дом гудел, как фанерный ящик, по которому лупят пятками. А утром в Северном переулке – целый океан. С издевательской синевой и отраженными желтыми облаками, потому что небо прояснило.
– Нелюдимо наше море, – сказал Толик Сосновский, когда они с Винькой встретились на берегу. Толик любил стихи. Винька согласно кивнул. Его сосед по парте был хороший человек, хотя и нельзя сказать, что близкий приятель.
Последним уроком в тот день было пение, и Марина Васильевна прогнала Шурилехов из класса, потому, что те не пели, а блеяли и мычали. Братья под носом у дремлющей тети Симы выудили из раздевалки свои фуфайки и пошли гулять. И обнаружили на чьих-то задворках большущее, как лодка, корыто. Когда уроки кончились, переправа была готова.
Один Шурилех стоял на "школьном" берегу, другой на противоположном. Каждый держал разлохмаченную веревку. Это были буксирные тросы, привязанные с двух концов к "судну".
Четвертый "А" высыпал на берег первым.
– Внимание, внимание! – зазывающе голосил ближний к ним Шурилех (кажется, Шурка). – Каждого, кто смелый, можем перевезти через море! Открывается Великий Северный морской путь!
Толик Сосновский заметил, что "Великий" – это слишком нахально. Даже в Арктике морской путь называется просто Северный. Покладистый Шурка согласился:
– Пускай и у нас просто Северный… Ну, кто хочет первый?
Хотели все мальчишки. Но вперед полез, конечно, Пузырь.
– Куда прешь! Я раньше подошел! – дерзко заявил Винька.
– Щас как вмажу, поплывешь без корыта!
Винька внутри напружинился , но без большого страха.
– Да пускай Пузырь плывет, – рассудил Толик. – Поглядим, потонет или нет.
– Пузыри не тонут, – находчиво сказал Винька. Но больше не спорил.
Пузырь переправился благополучно. Шурка подтянул корыто обратно. Следующим был Винька.
Оказалось, что плыть здорово. Тащат быстро, вокруг бурление и брызги, а в душе радость и замирание!
Потом поплыл Толик. А дальше началось! Переправиться желали все мальчишки из четвертого "А" и четвертого "Б". И некоторые девчонки. Возили и первоклассников – тех, кто очень просил. А обратно – ребят из вторых и третьих классов, они шли на вторую смену.
Появилась на берегу Марина Васильевна. С пачкой тетрадок в авоське.
– Марина Васильевна, давайте переправим! – радостно заголосили Шурилехи. Они не помнили зла.
Утомленная заботами Марина Васильевна грустно сказала:
– Вы хотите меня утопить, потому что завтра контрольный диктант за первую четверть. – И пошла вдоль "Северного моря", несмотря на громкие уверения в самом добром к ней отношении и полной безопасности.
Никакой платы за переправу Шурилехи не брали. Они были бескорыстные и любили приносить пользу человечеству.
А раз бесплатно, значит, можно несколько раз! Толик этого не понял и ушел, а Винька сумел прокатиться туда-сюда еще дважды. И все не уходил, надеялся, что исхитрится снова.
И вдруг он увидел Зуеву. Она стояла на другом берегу среди девчонок.
Винька замахал своей мятой ушанкой со "звездочным" следом (той, в которой отец пришел с войны).
– Эй, Кудрявая! Плыви сюда!.. Шурилехи, пустите без очереди!
Кое-кто завозмущался: с какой это стати Я гу пускать без очереди? Но Шурка на той стороне отодвинул двух одноклассников:
– Вы чего, совсем без понятия? Садись, Яга, чего тебе лишнее-то шагать… Не бойся.
– Я и не боюсь, – тихо сказала Зуева. Села в корыте на корточки. Одной рукой взялась за бортик, другой прижала к груди портфель.
– Тяни осторожно, – велел Винька Лехе. Тот и потянул потихоньку.
И надо же так, чтобы именно сейчас началось корабельное бедствие!
– Ай, – негромко сказала Кудрявая посреди разлива. И качнулась. Потому что корыто дало бурную течь.
Оно же было старое, это проржавевшее плавсредство. Шурилехи залепили дырки гудроном, и вот сейчас одна заплата отскочила. Из днища вырвался клокочущий ключ! Это увидели все, на обоих берегах.
– Тащи скорее! – заорали одни Лехе (и Винька заорал).
– Тяни обратно! – закричали другие Шурке.
Шурилехи дернули – каждый к себе. Изо всех сил. Обе веревки оборвались и прилетели к ногам хозяев.
Стало тихо, только одна первоклассница пискнула по-мышиному.
Винька увидел, что сию минуту Кудрявая вот так на корточках, с портфелем у груди, опустится в воду по горло. А то и по макушку…
До корыта было метров пять. Винька вспорол воду ногами. Она, ледяная, залила короткие резиновые сапожки, вмиг пропитала фланелевые шаровары (которые назывались тогда "лыжные"), захлестнула по карманы куцее пальтишко.
Винька одним махом подхватил Кудрявую на руки. (Потом удивлялся: откуда силы взялись?) Валькины б о тики с пряжками все же макнулись в воду, но лишь на секунду. Не беда…
Винька вышел и поставил Кудрявую на сушу под одобрительные возгласы. В том числе и глупые:
– У, Шуруп! Второй раз невесту спас!
– Герой Северного морского пути!
– Челюскинец!
– Мамка челюскинцу надает по заднице за сырые штаны!
– Ты что! Он подвиг совершил!
– Пойдем, – презирая крикунов, сказал Винька Кудрявой. Она кивнула и пошла (из ботиков – пузыри). И хромала сильнее, чем обычно.
– Ты чего? – неловко сказал Винька. – Ушибла ногу, что ли?
Она вздохнула – кажется, сквозь боль:
– Нет, это бывает. Скоро пройдет. Называется "нервное"…
– Чё нервничать-то? – неловко буркнул Винька. – Придешь домой, ноги согреешь, и все пройдет. Держись за меня…
– Ага… – Кудрявая взялась за Винькино плечо. – А тебе очень холодно?
– Сейчас не холодно, привык уже, – соврал он.
– Пойдем скорее! – И Кудрявая заковыляла решительно.
Была Кудрявая в меховой потертой шапчонке с очень длинными ушами – их можно завязывать на груди. Сейчас уши не были завязаны, сильно мотались, один раз щекочуще попали Виньке по щеке.
– Скоро придем, – виновато сказала Кудрявая. На этот раз она не стала спорить, когда Винька решил помочь ей на лестнице. Спустились. Добрались до "хуторка".
– Ну, я пошел…
– Куда?! – очень удивилась Кудрявая.
– Домой, куда еще…
– Ты, что ли, помереть решил от простуды? Пойдешь к нам, сушиться будешь.
– Да вот еще… – опять застеснялся Винька.
Негромко, но почти как Марина Васильевна, Кудрявая сказала:
– Ну-ка, не рассуждай. Марш в дом.
В низкой кухне трещала печка-плита. И хозяйничала маленькая женщина с такими же, как у Кудрявой белыми волосами. С худым лицом и глубокими складками у рта.
– Мама, это Виня Греев. Помнишь, я про него говорила? А сегодня он меня из лужи спас, из глубокой. Смотри, какой мокрый… А я тоже ноги промочила.
– Горюшко мое! – Мама Кудрявой стряхнула с фартука картофельные очистки. – Два горюшка! Ну-ка…
Он ловкими движениями стащила с Виньки пальто, велела снять сапоги, сдернула с него промокшие штаны, двумя взмахами стянула сырые чулки. Винька ойкал, но не очень стеснялся. Под лыжными "шкерами" у него были надеты для тепла еще летние штаны. Стало даже приятно, будто опять лето – от печки тянуло по ногам сухим теплом. Мама Кудрявой придвинула к печке некрашенную лавку, открыла дверцу.
– Садитесь к огню… водоплавающие. Грейте мокрые лапы.
Винька сел. Кудрявая – рядом. Она тоже была босиком, с белыми тонкими ногами. Винька не выдержал, покосился: отличается ли у нее правая ступня от левой? Размером не отличалась, только сильно была повернута внутрь. Кудрявая заметила этот взгляд. Винька съежился, и то ли от смущения, то ли в ответ на печное тепло, его запоздало тряхнуло резким ознобом.
Мама Кудрявой накинула на Виньку и на дочь пахнущий овчиной полушубок. На спины и на головы.
– Грейтесь как следует.
Теперь Винька и Кудрявая поневоле оказались совсем рядышком. Винька ощутил острое плечо Кудрявой. Она прошептала:
– Это мамин полушубок. Сторожевой…
– Как это "сторожевой"? – отозвался Винька. Тоже шепотом.
– Она в нем на работу ходит. Ночью. Она сторожем работает на автобазе.
"Ох, а как же ты одна-то здесь по ночам? – испуганно подумал Винька. – В такой глуши". Сам он точно помер бы со страху.
Кудрявая, кажется, догадалась.
– У нас еще бабушка есть. С бабушкой никогда не страшно, она знаешь какая… Она военной была, во фронтовом госпитале.
– А где бабушка сейчас?
– В магазине или на рынке, по хозяйству… Винь…
– Чего?
– Помнишь, ты тогда про Робин Гуда говорил?
– Ну…
– Расскажи еще, а?
Винька уже не вздрагивал. Тепло ему было под мохнатой овчиной, рядом с Кудрявой, которую он героически спас. И которая сидела рядышком, как… ну, как девочка Герда рядом с мальчишкой Кеем, когда его еще не похитила Снежная королева. И вовсе не какие они не жених и невеста! Да и не было рядом никого, кто мог бы задразнить так…
– Ладно, слушай… В общем, это было в давние-давние времена. Английский король Ричард по прозвищу Львиное Сердце ушел в дальний поход и долго не возвращался. А без него бедняков угнетал Ноттингемский шериф… ну, это вроде областного начальника полиции… И многие люди стали скрываться в лесу…
4
За один раз поведать все известные ему истории о Робин Гуде Винька не смог. Пришел снова и снова. Потому что Кудрявая каждый раз спрашивала: "Придешь еще?" И он говорил: "Ладно уж…"
А в середине ноября такое совпадение!
– Кудрявая! В "Победе" новое кино идет, трофейное! "Приключения Робин Гуда"! Говорят, цветное! Хочешь?
Она опустила голову – тихая такая среди гвалта школьной перемены.
– Я не знаю… У нас, наверно, денег нет…
У Виньки была лишняя трешка: он копил деньги на трехцветный фонарик – их иногда продавали в "Электротоварах". Он подумал пять секунд и героически решил:
– Ладно! Все равно пошли!
– Нет, я сперва у мамы спрошу.
– Ну, пойдем спросим…
Мама разрешила. И дала Кудрявой три рубля на билет. И Кудрявая тихо цвела от счастья: и по дороге в кино, и обратно.
– Мировая картина, да?! – поддерживал радость Винька. Разноцветный Робин Гуд все еще лихо махал мечом перед его взором.
– Ага… – с улыбкой выдохнула Кудрявая. – Все как ты рассказывал. Только у тебя еще лучше…
– Ненормальная, – искренне обиделся Винька за расчудесный фильм.
– Нет, правда… – Она вдруг быстро заковыляла вперед, хитровато оглянулась на Виньку.
– Ты куда? – Дело было рядом с лестницей, а Кудрявая вдруг – мимо.
– Там подальше другой спуск есть!
Вот это был спуск!.. Погода стояла уже зимняя, и на крутом склоне оврага ребята накатали ледяную полосу – фанерками, сумками, штанами. Сверху донизу. Кудрявая еще раз оглянулась на Виньку и бесстрашно ухнула вниз (только длинные меховые уши взметнулись).
Виньке что делать-то? Зажмурился – и следом… Мамочка! Завертело, понесло на животе, на спине…
Внизу Винька встал, отряхнулся, подобрал приехавшую следом шапку.
– Ну, К-кудрявая…
Она тихонько смеялась рядом.
И Винька подумал: как хорошо, что они сейчас придут к ней домой и сядут у печки и будут снова разговаривать про Робин Гуда, и бабушка или мама дадут им по кружке горячего сладкого чая, и…
Суровая жизнь едва не разбила Винькины мечты. Она эта жизнь, придвинулась вплотную в лице пяти незнакомых мальчишек. Мальчишки были, как потом Винька узнал, с Зеленой Площадки, что находилась неподалеку. Самый высокий, в кожаном шлеме летчика, сказал без малейшего дружелюбия:
– Чё тут посторонние делают, которые не с нашей улицы?
– Эдька, не лезь, – испуганно попросила Кудрявая. – Он ко мне идет, а не к тебе…
– А ты, Я га, не пикай. Пускай идет, если охота, по лестнице. А мы эту катушку своими ж… не для чужих намыливали.
Мысли у Виньки прыгали. О том, что и здесь, оказывается, Кудрявую зовут Ягой; что бежать нельзя – позор хуже смерти; что без драки дело не кончится и надежды никакой…