В разгар Второй мировой войны, когда союзники высадились в Неаполе сразу после падения правительства Муссолини, немцы полгода со всей решимостью защищали Монте Кассино. Налеты авиации союзников превратили эту гору в груду камней. Однако немецкие отряды - несмотря на то что уже вывезли в безопасное место все ценные сокровища и архивы монастыря - продолжали защищать его руины в отчаянных попытках удержать эту гору.
- Монте Кассино защищали фанатично по приказу самого Гитлера, - сказала Зоя. - Точно так же в ходе вторжения в Россию он стремился завладеть горным Памиром в Центральной Азии, поскольку лозоискатели и геоманты убедили Гитлера, что итальянский Монте Кассино - одна из ключевых точек обширной энергетической сетки, покрывающей землю.
- Да, да, как раз об этом я рассказывал Ариэль прошлым вечером, - заметил Вольфганг. - Видимо, эти места связаны с грядущей эрой. И действия Гитлера также.
- Верно, - согласилась Зоя. - Есть и еще одно подтверждение. Согласно составленному для него гороскопу Везунчик мог умереть только от своей собственной руки, поэтому приближенные к нему люди называли его "несокрушимым человеком". Последнее покушение на его жизнь в бункере "Волчье логово" совершил двадцатого июля тысяча девятьсот сорок четвертого года Клаус Шенк фон Штауффенберг, красавец, герой войны, аристократ и мистик. Его имя символично связано с грядущим веком: Schenk означает "виночерпий", a Stauf - "высокаяпивная кружка". Поэтому многие считали Штауффенберга будущим "разливщиком", который станет церемониймейстером нового времени, сокрушив Великого Противника. Еще более важным считалось то, что, подобно Вотану, Штауффенберг потерял - а возможно, отдал! - на этой войне один глаз. Но опять-таки Везунчик оправдал свое прозвище, - добавила Зоя. - Позже, сам решив свести счеты с жизнью, он совершил своеобразный ритуал: цианид, пуля и огонь - кельтская тройная смерть, как в "Гибели богов".
- Слишком шикарное описание для вашего персонажа, изначально одержимого манией убийства, - заметила я. - Достаточно просто вспомнить о том, какую смерть приняли Муссолини и Гитлер: первого вывесили на городской площади, как набитую колбасу, а второй сгорел, облившись бензином. Едва ли это можно назвать героическими или благородными способами смерти и уж конечно не "Гибелью богов". Не говоря уже о том, сколько миллионов погубил до этого сам Гитлер во время холокоста.
- А вы знаете, что означает слово holocaust? - спросила Зоя.
- В переводе с греческого holo-kaustos означает "полностью сожженный", верно? - ответил Вольфганг. - В Греции жертвенное животное называли благой жертвой, если оно "полностью пожиралось огнем". Это означало, что боги приняли все, что им послали. Греки обычно приносили жертвы за полученные ими дары, в то время как семиты совершали подобные обряды во искупление прошлых грехов племени.
О господи, о чем они говорят? Мне пришлось вспомнить, что я нахожусь в родстве с обоими этими индивидуумами, которые сидели здесь и так философски, даже беспечно болтали о самом ужасном и широкомасштабном убийстве в мире, словно это был некий древний религиозный обряд. Разве не достаточно сказать, что своими преступлениями Гитлер заслужил то, чтобы его подожгли как суфле из алтея, когда, подделываясь под древнего тевтонского героя, он совершил языческий ритуал, приобщив к нему шестерых детей, собачку и пеструю компанию приятелей в подземном бункере в преддверии Вальпургиевой ночи? Уже одно это было достаточно отвратительно. Но их дальнейшие рассуждения - если я правильно поняла - были еще хуже.
- Вы, наверное, шутите! - воскликнула я. - Не хотите же вы сказать, что смерть Гитлера была частью какого-то чудовищного ритуала, включавшего массовые убийства, - попыткой очистить землю и родословие всего человечества ради предсказанного божественного воплощения нового века?
- Все несколько сложнее, - сообщила мне Зоя. - Когда вы пришли, я говорила, что расскажу, какого мага не хватает в deux magots. Некоторые считают, что Балтазара, принесшего в дар горькую мирру для слез раскаяния. Но на самом деле не хватает Каспара, принесшего ладан, символ добровольной жертвенности.
- Таким же символом была смерть Каспара Хаузера, - сказала я, вспомнив историю, поведанную мне Вольфгангом по дороге в монастырь Мелька.
- Ты была когда-нибудь в Анспахе на могиле Каспара Хаузера? - спросила Зоя. - На том маленьком, обнесенном каменной стеной кладбище всегда полно цветов. Слева от его могилы - надгробный камень с надписью Morgenstern, что значит "утренняя звезда", пятиконечная звезда Венеры. А на камне справа - Gehrig - "копьеносец", небесный кентавр Стрельца, от древнего верхненемецкого слова Ger - "метательное копье". Случайность? Нет, скорее некое послание.
- Послание? - удивилась я.
- Этот кентавр пожертвовал жизнью, чтобы поменяться местами с Прометеем в подземном царстве Гадеса, - сказала она. - Его смерть по-прежнему связывают с суфизмом и с восточным мистическим учением. Пятиконечная звезда Венеры считается символом жертвы, требуемой для посвящения в пифагорейские таинства. Я полагаю, что послание, высеченное на могиле Каспара Хаузера, означает то, что перед началом каждой новой эры должны быть принесены жертвы, добровольные или принудительные.
Зоя загадочно улыбнулась. Холодный взгляд ее аквамариновых глаз, казалось, пронизывал меня насквозь.
- И в нашей истории есть такая жертва: смерть племянницы Везунчика, дочери его сестры Анжелы. Вероятно, она была единственной женщиной, которую Везунчик беззаветно любил, - пояснила Зоя. - Она училась вокалу в консерватории, как Пандора, и могла бы стать прекрасной певицей. Но она застрелилась из револьвера Везунчика, хотя причину этого так никогда толком и не объяснили. Ее звали Гели Раубаль, сокращенное от Ангели - "маленький ангел". А это имя происходит от греческого angelos - "вестник". В общем, вы понимаете, что, как и в случае с Каспаром Хаузером, это мог быть символический вестник, умерший ради стремлений других людей.
- И к чему же стремились эти другие? - спросила я.
- Познать таинство вечной жизни - магический круг Пандоры, - сказала Зоя. - То есть, проще говоря, обрести дар жизни после смерти.
ВЕСТНИК
Вера (фракийцев) в бессмертие требует следующего ритуала… Каждые пять лет они бросают жребий, выбирая одного человека на роль вестника к Салмоксису… чтобы попросить то, что они хотят… При этом часть людей держат копья, устремленные наконечниками вверх, а остальные, взяв избранного посланца за руки и за ноги, подбрасывают его на эти копья. Если он умирает, то считается, что бог благосклонно отнесся к их просьбам, но если он выживает, то его обвиняют в дурной репутации и посылают вместо него другого вестника.
Я слышал и другой рассказ от греков… Жил на Самосе некий человек по имени Салмоксис, он был рабом в доме Пифагора… После получения свободы, скопив состояние, он вернулся в свою родную Фракию… где пригласил к себе вождей и научил их, как избежать смерти, чтобы ни он сам, ни они, ни их потомки никогда не умирали.
Геродот. История
Исреди учеников, избежавших большого пожара, были Лидий, Архипп и Салмоксис, тот самый раб Пифагора, который, говорят, научил пифагорейской философии кельтских друидов.
Ипполит, епископ Римского Порто. Философумена
И спасся только я один, чтобы возвестить тебе.
Иов, 1, 15-17, 19
Камулодунум, Британия. Весна 60 года
FRACTIO
Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: это есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив… сказал: пейте из нее все; ибо это есть Кровь Моя…
Матфей, 26, 26-28
И сделает Господь Саваоф на горе сей для всех народов трапезу из тучных яств, трапезу из чистых вин, из тука костей и самых чистых вин. И уничтожит на горе сей покрывало, покрывающее все народы, покрывало, лежащее на всех племенах. Поглощена будет смерть…
Исаия, 25, 6-8
Густой ковер расстилавшихся перед ней сочных изумрудно-зеленых лугов смягчил ее душу, ожесточившуюся за очередную долгую зиму, проведенную под игом римлян. Высокая и гордая, стояла она на высоком травянистом холме в плетеной колеснице, легко держа поводья. Свежий утренний ветер взметнул над ее широкой спиной распущенные, ниспадавшие волнами до талии рыжие волосы.
Прошлый год прошел значительно тяжелее, чем предыдущие пятнадцать лет римского владычества. Молодой император Нерон оказался куда более алчным, чем его отчим Клавдий, которого, поговаривали, отравил сам Нерон.
Теперь коренных бриттов жестоко притесняли стихийные потоки римских колонистов и гарнизоны легионеров. Лишь несколько месяцев назад, когда умер ее муж, ее саму, благородную княгиню царских кровей из племени икенов, и двух ее юных дочерей изнасиловали римские легионеры, вытащили из дома и принародно избили железными прутьями. Ее обширные земельные владения захватили по приказу императора Нерона, а все фамильные богатства и сокровища наряду со всей остальной награбленной добычей увезли в Рим. Но, несмотря на эту трагедию, она понимала, что с ней обошлись лучше, чем с другими: множество простых бриттов заковывали в цепи и отправляли на строительство римских городов, римских крепостей, римских акведуков и римских дорог. Какой же реальный выбор теперь остался у бриттов? Только свобода или смерть.
Разгоряченные лошади били копытами землю и выдували пар из ноздрей, а она стояла вместе со своим дочерьми в коляске, молча обозревая окружающие ее толпы, множество бриттов, заполнивших огромное поле и смотревших на нее в ожидании речи.
Когда они наконец все утихли, она привязала поводья к дуге колесницы и распахнула полы разноцветного плаща. Вытащив зайца, она подняла его высоко над головой для общего обозрения. Этого снежно-белого священного зайца вырастили и выкормили друиды именно для нынешнего дня. Восемьдесят тысяч собравшихся на поле мужчин, женщин и детей затаили дыхание. Только лошадиное ржание нарушало каменное безмолвие. Затем она отпустила зайца.
Сначала животное уселось на зеленом холме, обалдев от вида собравшейся внизу многотысячной толпы, застывшей в ожидании, как лес молчаливых камней. Потом заяц стремительно припустил вниз по склону холма и помчался прямо к краю поля, белым пятном пролетая над зеленым покрывалом земли. Он бежал на юго-запад, где заходило солнце, и, увидев это, тысячи людей в едином порыве издали ликующий воинственный клич, а их тартаны, взлетевшие в воздух, казались метелью из клетчатых пледов в ясном небе.
Ибо они увидели, что пророческий заяц устремился прямо в сторону Камулодунума. Собравшиеся здесь войска Боудикки быстрым маршем достигнут его под прикрытием ночи. И на рассвете в священной оргии прольются потоки римской крови, смывая следы шестнадцатилетних жестоких издевательств над бриттами и их землями.
Остров Мона, Британия. Весна 60 года
CONSIGNATIO
Здесь в конце мира, на последнем пятачке свободы, жили мы доныне спокойно, охраняемые нашей удаленностью и неизведанностью. Теперь уже докатилась опасность до самых наших дальних пределов… обманчива защита моря и скал и посулы воинственных римлян с их высокомерной уступчивостью или скромной сдержанностью. Хищники мира… Ненасытно алчные, они завоевали уже и восток, и запад… и свои грабительские набеги, бессмысленную жестокость и кровопролитные убийства называют они в заблуждении своем империей. Превращая мир в выжженную пустыню, они кричат о мирном царстве.
Тацит. Агрикола. Слова британского вождя Калгана о римлянах
Первостепенное право людей - умирать и убивать захватчиков родной земли и с особой суровостью наказывать своих же соплеменников, погревших руки у вражеских очагов.
Уинстон Черчилль. История англоязычного народа
Светоний Павлин хорошо понимал, что проблему не решить кратковременным захватом или подчинением коренных жителей. Он начал службу в Атласских горах, подавив берберов, восставших против римского владычества. После многочисленных военных походов Светоний был отлично подготовлен к любым
трудностям войны и к подавлению ожесточенного сопротивления в рукопашных схватках.
Но за эти два года, с тех пор как император Нерон назначил его наместником Британии, Светонию пришлось понять, что местные друиды отличались от всех прочих. Вождями и пророками здесь могли быть как мужчины, так и женщины, и, исполняя священные жреческие обряды, они почитались своим народом почти как боги. Пожив на этой земле, Светоний окончательно убедился в том, что покорить здешние племена можно только одним путем: путем полного уничтожения.
Их главное святилище располагалось на берегу Камбрии на острове Мона, что означало "священная корова" - прозвище Бригды, подобной Деметре богини плодородия. Веруя в защитные силы этой богини, они полагали, что их павшие в бою воины восстанут из ее возрождающего котла. Подземный ход к этому котлу проходил под озером около священной рощи на Моне.
Светонию Павлину понадобилось два года тайной слежки и обманных маневров для выявления момента их наибольшей беззащитности и неспособности к бегству, чтобы выбрать самый подходящий день для нападения на эту береговую твердыню. В конце концов он выяснил, что ежегодно все главные друидические жрецы собирались в первый день римского месяца мая. Этот день у кельтов назывался "Белтен" - праздник яркого огня или костров, которые они жгли накануне ночью для очищения священных рощ в преддверии ежегодного прихода Великой Матери в месяц плодородия. В этот самый священный день года отдыхали даже друиды, и, следовательно, как надеялся Светоний, в этот день они будут менее всего готовы отразить нападение.
В его распоряжении имелась флотилия плоскодонных судов, построенных для перевозки его воинов через узкий, но обычно бурный пролив. В сумерках в канун майского праздника они под прикрытием тумана собрались на южном берегу Британии, чтобы отплыть к острову, где находилось главное кельтское святилище.
Когда римские корабли тихо скользили к его берегу, очистительные ритуалы уже начались, хотя еще не совсем стемнело. В безмолвных, подступавших к самой воде лесах мелькали темные фигуры с зажженными факелами. Солнце медленно погружалось в кроваво-красное море, когда римские отряды, протащив свои посудины по широкой полосе прибоя, быстро высадились на берег. Но вдруг все они замерли при виде неожиданно возникших перед ними кельтов.
На берегу появилось несметное множество одетых в черное людей, неотвратимо наступающих на римлян, точно черная стена человеческой плоти. Впереди, воздев к небесам руки, шли жрецы и во всю мощь своих легких выкрикивали угрозы и проклятия. За ними, подобно стаям насекомых, носились, размахивая горящими факелами, женщины с разлетавшимися, спутанными волосами. Потом, повинуясь какому-то тайному призыву, женщины с криками выбежали вперед на каменистый берег и, точно фурии, бросились прямо на римских солдат.
Командиры отрядов Светония беспомощно смотрели, как их солдаты застыли на берегу в благоговейном страхе перед стаей этих разъяренных гарпий, вылетевших, казалось, прямо из Гадеса. Светоний бросился навстречу этим обезумевшим атакующим женщинам; он выкрикивал приказания, перемежая их проклятиями в адрес солдат, пораженных шумовой атакой друидов, и наконец командиры отрядов собрались с духом и последовали его примеру.
По рядам римлян пронеслись команды: "Убейте их!" Орущие женщины с горящими факелами по-прежнему неслись на солдат, оглохших от безумных криков друидических жрецов. Вероятно, в самый последний момент солдаты опомнились и начали наступление.
Иосиф Аримафейский стоял рядом с Ловернием на краю скалы. Ему невольно вспомнился другой вечер, когда они с другом вот так же стояли рядом на скалистом берегу и смотрели, как пламенеет море, - тот закат, что встречали они четверть века тому назад на другом берегу другой страны, когда начиналась вся эта история. Тогда, наверное, все еще можно было остановить. И сейчас, слыша доносившиеся с берега вопли, он в ужасе повернулся к Ловернию.
- Мы должны вмешаться! - воскликнул Иосиф, хватая своего друга за руку. - Мы должны помочь им! Нужно как-то остановить атаку! Они же не смогут защитить себя! Римляне тоже запалили факелы, они подожгут их волосы и одежды! Они же уничтожат их!
Друид стоял недвижимо. Он лишь слегка поморщился, когда сквозь ужасный гвалт услышал звуки топоров, лязгающих по камням, и впервые понял, чего именно добивались римляне: они задумали уничтожить священную рощу.