ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Увидев ошеломленное лицо Коннора, Тересса расхохоталась.
- Я тут без тебя училась обращаться с мечом, - сказала она, - И хотела показать тебе свое умение.
Он огляделся вокруг.
- Здесь так красиво. Неужели ты хочешь встревожить эту тишину звоном оружия?
- Тишина этого мира уже нарушена войной, - жестко ответила Тересса.
На мгновение по лицу его пробежала тень, грусть мелькнула в глазах. Но в следующий миг Коннор уже был вежливо дружелюбен.
- Ты права. Если желаешь, можем начать.
- Но ты же забыл свой меч! - с напором повторила Тересса. - А пока будешь возвращаться за ним, проснется весь лагерь. Сейчас я свободна, но после восхода солнца придется заниматься совсем другими делами.
- Но ты же сама только что говорила, что идет война. Значит, и это, - он показал рукой на заткнутый у нее за поясом кинжал, - тоже дело.
- Нет, - помотала головой Тересса, - это мое личное дело. Мне же не обязательно владеть мечом, как воину. Просто я хочу уметь защитить себя в случае опасности. О, Коннор, ты большой и сильный. Тебе неведомо чувство беззащитности. Я могу приказывать и командовать, но ведь на самом деле я всего-навсего слабая девушка. - Неожиданно она рассмеялась. - Помнишь, как хвастал Гариан своим геройством во время боя при Хло? Он перед тобой красовался. А весь план сражения придумала и провела я. - Тересса горделиво вскинула голову.
Он помолчал немного, потом посмотрел на нее исподлобья.
- Кого-нибудь ранили?
- Мы потеряли двоих, и нескольких ранило. Конечно, жаль их, но… - Наткнувшись на его жесткий взгляд, она растерялась, - Коннор, уж не собираешься ли ты распускать нюни?
- А тебе нравится такое начало? - медленно спросил он.
Мгновенный гнев вспыхнул в ней, но, сжав зубы, она сдержалась.
- Ты хочешь честного разговора? - настаивал Коннор.
- Да, - кивнула она и с нервным смешком продолжала: - Так давно уже никто не решался говорить со мной честно и прямо. Разве что Лэрис, но и она осторожничает. С удовольствием выслушаю тебя. Но скажи, неужто ты сам не испытываешь радости от выигранного сражения?
- Одно дело горячка и радость боя, и совсем другое горечь потерь.
- Выходит, ты считаешь, что я начинаю любить драку ради драки? Но это не правда! Я жажду схватки только потому, что надеюсь победить. И тогда мы сможем вернуться в наши дома. Станем наслаждаться не музыкой битвы, а мелодией арф и птичьим пением, сможем сменить походную одежду на праздничное платье. И главное будем знать, что сами, своими руками отстояли свободу и завоевали право беззаботно радоваться жизни.
Коннор стоял вполоборота к Терессе и следил за первыми лучами солнца, скользившими по сверкавшим снежным вершинам.
- Похоже на серебряную чашу с расплавленным золотом, - тихо произнес он. - Кажется, вот-вот чаша переполнится и зальет золотым потоком долину.
Тересса, все еще возбужденная разговором, проследила за взглядом Коннора. Она чувствовала, что выиграла этот очень важный для нее спор, хотя Коннор и словом не обмолвился в ответ на ее горячую тираду.
Тересса сбоку рассматривала лицо друга, стараясь угадать его мысли. Солнечные блики загорались в его глазах, зажигали пряди темно-рыжих волос. Странное чувство тепла, покоя и одновременной тревоги охватило Терессу.
"Неужели правда, что, борясь с Андреусом, я и сама постепенно становлюсь подобной ему?" Даже мысль об этом была оскорбительна.
Она закрыла глаза, ощущая коснувшееся век тепло солнца, и поклялась себе, что ни одного дня не пропустит, чтобы не ощутить, не увидеть хоть толику его красоты.
Ей хотелось сказать об этом Коннору, но из гордости не хотелось уступать так быстро. Она колебалась мгновение, и момент был упущен.
- Тересса, - проговорил Коннор, беря ее за руку, - не я нужен тебе, а крепкий военачальник. И ты найдешь его среди своих воинов. Но я очень нужен Тайрону и Рене. Сейчас, - добавил он, глядя ей прямо в глаза.
"Но и мне ты нужен!" И снова гордость не позволила ей произнести эти слова вслух. Еще несколько минут назад она наверняка сказала бы, но теперь что-то изменилось…
- Хорошо, - ответила она, довольная тем, что говорит абсолютно спокойно, - В добрый путь.
Коннор чуть наклонился и поцеловал ее в лоб.
- Удачи тебе. - Он быстро повернулся и исчез среди деревьев.
Тересса тихонько всхлипнула. И в этот момент в лагере заиграла труба герольда. Этот торжествующий, победный голос медного горна звоном пронзил лес. Дядя Фортиан!
Она оглянулась назад, туда, где исчез Коннор. Он покинул ее как раз в тот момент, когда был нужнее всего!
"И все же он прав, - подумала она. - Это моя битва, и если я не смогу выиграть ее, то не заслуживаю и того, чтобы править страной".
Вот почему Тересса вошла в лагерь уверенным шагом с высоко поднятой головой. Ладонь ее сжимала рукоять кинжала, И хотя на ней все еще были заляпанные грязью сапоги и поношенная туника, двигалась Тересса так, будто облачена в самый прекрасный наряд и увенчана королевской короной.
- Вот она! - закричал Омрик, носившийся вдоль палаток.
Тересса сразу заметила, как изменилось все в лагере. Ее люди терялись среди многочисленного построенного в колонны и шеренги войска. Фыркали лошади. Колыхался над сверкающими шлемами лес пик. Тут и там суетились молчаливые и расторопные слуги в шитых серебром ливреях, ставя ровные ряды палаток. Тересса увидела Ретта и двух его друзей, стоявших на посту и растерянно наблюдавших, как войска герцога Фортиана обтекали их, словно и не замечая. Да, они ясно давали понять, что юные бойцы не стоят ни малейшего внимания.
Тересса хотела было окликнуть Ретта, подбодрить его. Но как? Она поняла, что в ее отсутствие все быстро и неуловимо переменилось. Высокие и просторные палатки образовали широкий круг, в центре которого раскинулся голубой шатер герцога. Над ним вились два вымпела. Один цвета Рисмордитов, другой с гербом Мелдрита.
Возле голубого шатра толпились могучие мужи в прекрасных военных туниках и с мечами в позолоченных ножнах, полускрытых просторными плащами. При появлении Терессы между ними прошелестел, словно легкий ветерок, едва слышный шепот. Воины расступились и, кланяясь, уступили ей дорогу.
Теперь она увидела дядю, сидящего в красивом кресле перед голубым шатром. Прямо на влажной земле был расстелен большой ковер, который попирали начищенные до блеска, без единого пятнышка лаковые сапоги герцога.
Тересса, не задумываясь, ступила на ковер своими грязными сапожками.
Дядя Фортиан поднялся. Улыбка сияла на его лице. Высокий красивый мужчина, он был очень внушителен в расшитой боевой тунике.
- Мое дорогое дитя, - густым басом прогудел он, шагнув к ней. Слабый звон кольчуги под длинной туникой делал его еще более великолепным и воинственным. - Я рад найти тебя живой и невредимой. - Он взял ее руки в свои широкие лапищи и поцеловал запястье выше потертых перчаток.
- Добро пожаловать, дядя, - сказала Тересса. Голос ее прозвучал слабо, неуверенно. А дядя уже рокотал во всю силу голосовых связок, чтобы его слышали все.
- Мой сын рассказал о твоих подвигах, дорогая, - продолжал герцог, кивая в сторону Гариана, который застыл за спинкой стула отца. При последних словах герцога худое лицо Гариана пошло алыми пятнами. Он явно трусил.
"Что бы он ни сказал отцу, это не имеет сейчас никакого значения", - подумала Тересса. Гариан прищурился и впился в нее взглядом. Она чуть заметным кивком дала знать, что поняла его знак. Гариан боялся ослушаться отца и в то же время не желал ему повиноваться.
А дядя Фортиан, не дав Терессе опомниться, заговорил снова:
- Я рад убедиться, что ты стойко перенесла все лишения и невзгоды. - Слова герцога были вежливы, но тон его речи недвусмысленно показывал, как жалка она в своем походном одеянии по сравнению с почти королевской пышностью его туалетов.
Сдержанные смешки за спиной дали ей понять, что и офицеры Фортиана это заметили.
Она прокашлялась.
- Дядя Фортиан, у меня есть план…
- Как гордился бы тобой отец, наш незабвенный король, - перебил ее герцог, вкрадчиво улыбаясь. И Тересса поняла, что совершила непоправимую ошибку.
"Чем меньше ты открываешься, тем труднее на тебя напасть", - вспомнила она наставления отца. Надо было просто ответить на комплимент ничего не значащим комплиментом и попытаться заставить выслушать ее, когда они оказались бы наедине.
- …Кстати о короле, - продолжал Фортиан, скорбно склонившись, что тут же повторили все его вассалы, стоявшие рядом. - Мы сумели вынести его и королеву из дворца, несмотря на неприступную цепь охраны лирванцев. Ты будешь, конечно, рада узнать, что мы почтили их погребальными кострами.
"Напоминает мне, что меня там не было, что я постыдно сбежала", - отметила Тересса. Но теперь она была настороже, и ни единый мускул на ее лице не дрогнул. Она лишь поклонилась в знак благодарности.
- С тех пор мы только тем и занимались, что искали тебя, дитя мое, чтобы убедиться, что ты в безопасности. - Дядя говорил все тем же мягким, но решительным тоном. - По этой причине, вынужден признать с сожалением, мне нечем отчитаться перед тобой, порадовать победной реляцией.
"Перелагает на меня вину в собственной бездеятельности", - отметила Тересса.
- Но что касается планов, то ты будешь осведомлена о событиях особой важности для спасения королевства. Возможно, тебе захочется выслушать наших лучших военачальников. А мы, в свою очередь, желали бы услышать, что наблюдали вы здесь, вдали от главных сражений.
- Но я… - Она осеклась.
- Тебе что-то не понятно, дорогое дитя?
"Я проиграла этот бой. Лучше отступить, - поняла она, почувствовав вдруг, что ничуть не растерянна. - К следующему сражению я подготовлюсь лучше",
- Надеюсь, вы присоединитесь к нашей трапезе, - сказала она, выжимая из себя самую любезную улыбку, - Руен печет отличные овсяные лепешки.
Дядя улыбнулся ей в ответ.
- Ничто не доставит мне большего удовольствия, - церемонно поклонился он. - Но я готов подождать немного, если ты соизволишь принять наши скромные дары, - добавил он с добродушным смехом. - Хельмбури захватил кое-что из твоей одежды. Думаю, тебе удобнее всего будет переодеться в своей палатке.
Он поднял руку, усеянную кольцами, указывая в сторону палатки Терессы, которая стояла чуть поодаль от его шатра. Длиннолицый Хельмбури явился перед нею, и его знакомый, домашний облик сразу вернул все горькие воспоминания.
У Терессы сжало горло. Сухие глаза жгло, будто запорошило пылью. Тересса из последних сил сдержалась, гордо, по-королевски кивнула дяде и двинулась сквозь молчаливый строй воинов и придворных к своей палатке. Все отвешивали ей поклоны, но никто не произнес ни слова.
Она подошла к палатке и увидела наваленную рядом гору сундуков. Служанка, в которой она узнала прислужницу тети Карлас, низко поклонилась, но лицо ее было каменным и недобрым.
По обеим сторонам от входа стояли две высокие женщины в ливреях Рисмордитов. Каждая из них опиралась на длинную пику, положив ладонь на рукоять меча. Почетный караул.
Тересса вошла внутрь и опустилась на подстилку, уткнувшись лицом в шелковую подушечку. Несмотря на все ее усилия, Фортиан выиграл. Она была пленницей.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Высоко над лагерем на скале стоял Коннор. Он видел Терессу, одну в окружении воинов Фортиана, такую маленькую и беспомощную. Он видел и то, как она, опустив голову, медленно двинулась к своей палатке. И хотя Коннор ничего не мог слышать, по тому, как опущены ее плечи, он понял, что первый разговор окончился для нее неудачно.
Он сжал кулак и в отчаянии ударил по камню. Если бы он мог сейчас чем-то ей помочь! Коннор разрывался между желанием нестись вниз, в лагерь, и необоримой тягой устремиться в горы, где, как он чувствовал, ему удастся обрести вновь волшебную силу Коннор повернулся лицом на восток. И сразу же ощутил ясность и уверенность, что возникали у него в те далекие дни, когда они с Реной поднимались в северные горы. Там проснулись его спящие способности, унаследованные от предков Ийон Дайин. Сама собой возникла скрытая до поры до времени возможность творить тайное волшебство, о котором никто, да и он сам, не подозревал. И волшебство это было могущественным, но опасным.
"Может быть, поднявшись высоко в горы, я на этот раз смогу не только обрести волшебную силу, но и пойму, научусь управлять ею. Вот тогда сумею помочь и Терессе, - размышлял он, шагая вверх по крутому склону. Но если вернусь сейчас, то стану, как и она, беспомощным пленником Фортиана".
Эта мысль поддерживала его на протяжении всего тяжелого похода. Целый день шел Коннор не останавливаясь. Лишь иногда нагибался, чтобы зачерпнуть горсть снега и наполнить этой обжигающей свежестью пересохший рот. Жажду это на время утоляло, но голод мучил его до головокружения.
"Только бы мне удалось вновь обрести волшебную силу, тогда и еду достану", - подбадривал он себя, разглядывая далекие вершины гор.
Коннор попытался прислушаться к своим ощущениям, желая обнаружить хоть малейшие признаки пробуждения волшебства. Но ничего не чувствовал.
И он упрямо шел и шел, не обращая внимания на то, что небо заволокло сизыми тучами и начался густой снегопад.
В конце концов Коннор набрел на узкую горную тропу и стал карабкаться вверх по ней, надеясь лишь на то, что ее протоптали не кровожадные звери варри. Иногда он останавливался, затаивался и прислушивался к крикам невидимых за облаками птиц и шорохам прячущихся зверей. Коннор знал, что они непременно предупредят его об опасности.
Когда солнце опустилось за дальнюю линию гор, воздух стал холоднее, почти сразу тьма упала, Коннор принялся подыскивать подходящее место для ночлега. Он нашел узкую щель в скале над самой пропастью, из которой угрожающе ползли вверх широкие лапы теней. Внутри здорово пахло козлом.
Он свернулся на каменном полу и попытался заснуть.
И опять нахлынули сны. Несказанная музыка звучала где-то в поднебесных сферах, звала его, поднимала над землей и давала свободный полет над неприступными снежными пиками. И полет этот длился, длился… пока сон не исчез.
Грохот осыпающихся камней разбудил его. В первый момент Коннор попытался не обращать внимания, вернуть чудесный сон, но шум и шорох не прекращались. Он пробудился окончательно. Опасность? Он выглянул из щели и увидел парочку длинноногих горных газелей, несущихся мимо.
Сна уже ждать было нечего. Коннор поднялся, и тут же почувствовал невыносимый голод. Стараясь не обращать на него внимания, Коннор зачерпнул немного снега и опять начал карабкаться вверх.
Туман окутал его, съедая не только окрестности, но и малейшие звуки. Вязкая тишина казалась мрачной и грозной. Время от времени он останавливался, борясь с головокружением и прислушиваясь к себе в надежде вновь обрести силу волшебства. Но все было бесполезно.
"А вдруг Андреус какими-то страшными заклинаниями напрочь изгнал волшебство, отравил меня так же, как он сумел отравить воду и землю вокруг?" с тоской думал Коннор.
К исходу дня Коннор наконец выбрался из тумана, который остался лежать пухлыми клочьями в седловинах и горных перевалах где-то внизу, под ногами. Но теперь на невероятной высоте стало одолевать сильное головокружение.
"Слишком долго я ничего не ел…"
Но вокруг были снег, камни, небо. Никакой еды.
Коннор слишком обессилел, чтобы продолжать свой путь. Значит, пришло время отыскать укромное местечко и отдохнуть. Если же это окажется его последним приютом, то надо, чтобы место было и красивым.
Он еще раз огляделся вокруг. Чуть выше по тропинке поднималась из-за скалы небольшая редкая рощица. Коннор, едва волоча ноги, двинулся вверх.
Тут, на дикой скале, поросшей клочьями мха и низкими папоротниками, росло единственное дерево. Скрюченное от постоянных ветров, древнее и морщинистое, со стволом, будто завязанным узлами, оно распростерло над Коннором свои усеянные крупными зелеными иглами ветви. Они обнимали его, словно добрые, надежные руки.
Коннор опустился на узловатые корни дерева и вгляделся в даль. Воздух был чист и прозрачен, и Коннор мог видеть далеко внизу долину, лес, реку. Чуть севернее блестело отражающее золотой закат озеро.
Он был слишком высоко надо всем этим, чтобы различить дома или хоть какие-нибудь дела рук человеческих. Войны, схватки, заговоры все исчезло перед этой спокойной в своем могуществе землей, распростертой перед ним. Зрение Коннора обострилось настолько, что он мог отчетливо различать в предвечернем тумане дальние отроги гор на западе.
Коннор старался дышать глубже и равномернее. Вдох и выдох. Вдох и выдох…
Теперь и слух его обострился. Но каким-то особенным образом. Он различал не только обычные звуки, но и тот гул, ту музыку, что пронизывала его, исходя из глубины скал, возникая в корнях дерева и возносясь к узловатым ветвям и проникая оттуда в каждую зеленую иголочку, до самого ее острия.
Закрыв глаза, Коннор прислушивался к жизни дерева, к неслышному току восходящих соков внутри его. Он чувствовал и обратный ток света, который стремился к корням от самых кончиков игл.
Он слышал и ропот дерева, и музыку камней, и шепот ледяного ветра.
Его существо было пронизано жизнью дерева, земли. Сознание стало медленно погружаться в глубь самого окружающего мира, и Коннор уже не мог отделить себя от гула мироздания. Он с радостью сдался, утрачивая постепенно ощущение своей отдельной, человеческой жизни.
Мимо него, над ним, вне его протекал день, а затем и ночь, и еще один день, и еще один…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Тайрон прислонился к стене пещеры и наблюдал за Реной, которая бесстрашно взобралась на самую верхушку кучи обломков скалы. В одной руке у нее был Хрустальный Кристалл, в другой раскрытая тетрадь. Переводя взгляд с голубого Кристалла на чистую страницу, Рена быстро что-то писала. Время от времени она переворачивала на ладони Кристалл и снова принималась писать.
- Вот! - Голос ее эхом разнесся по пещере. - Тут еще один знак Ийон Дайин! - Она подняла повыше Кристалл и приложила его к колонне сталактита. - Опять сработало! - радостно воскликнула она. - Стоит лишь поймать гранью Кристалла один знак, и проявляются все древние письмена. Они видны так ясно, будто начертаны только вчера. Жаль, что я не могу их прочесть.
- Оставь это на будущее, когда станешь настоящим магом, - посоветовал Тайрон.
Рена улыбнулась в ответ. Потом вдруг, словно спохватившись, показала ему язык и состроила уморительную рожицу.
- Ага! Выходит, сейчас ты считаешь меня круглой дурочкой? Думаешь, нечего задерживаться? - Она просительно поглядела на него. - Позволь хотя бы срисовать этот хвостик надписи, и пойдем.
Она быстро закончила и скатилась вниз, чихая и отряхиваясь от пыли.
- Списала почти все, - бодро сказала она. - Эх, Тайрон, знал бы ты, как мне хочется срисовать все-все, что здесь написано!