- А чего же ему хотеть? - удивился Чип. - Он и так живет в Африке, где пальмы, джунгли, львы и приключения.
- Ну какие там приключения у бегемота! Ему лишь бы брюхо набить. А пальмы для него все равно что для нас эти тополя на берегу.
- А ему… не хочется увидать эти тополя? - недоверчиво спросил Чип. - Ведь нам-то очень надо увидеть пальмы.
- Нет. Ему только хочется быть сытым. Вот и все.
- Такой большой и такой дурак, - сказал Чип с грустным недоумением.
- А ты думал, среди больших не бывает дураков?
Чип не ответил. Он опять неподвижно смотрел на Звезду, и она отражалась в его глазах золотыми точками.
Эта Звезда была громадным огнедышащим шаром, чужим неизученным солнцем, которое висело в далекой от нашего Солнца черной пустоте. Может быть, вокруг этого ослепительного шара летали голубые и зеленые свои шарики-планеты. И, может быть, на них жили и мечтали о дальних морях свои Мальчики и лягушата. И жили бегемоты. Но это ничего не значило. Здесь, на Земле, дальняя Звезда была нужна двум друзьям и потому принадлежала им.
- Когда я сделаюсь капитаном, - сказал Мальчик, - я попрошу, чтобы мой корабль назвали так же, как эту Звезду.
Чип снова сидел неподвижно. Только смотрел уже не на Звезду, а просто так.
- Что же ты молчишь? - с легкой тревогой спросил Мальчик. - Я с тобой говорю, а ты не отвечаешь. Будто и не говорящий.
- Потому что мне грустно, - сказал Чип. - Ты станешь капитаном, и тебе хорошо. А я превращусь в обыкновенную большую лягушку.
- И ничего подобного! - решительно возразил Мальчик и так бултыхнул в воде ногами, что старый полосатый сплетник Пантелей Осьминогович, который подслушивал разговор, тут же скончался от разрыва плавательного пузыря, и всплыл кверху брюхом. Его немедленно унесла чайка.
- Ничего подобного! - повторил Мальчик. - Говорящий лягушонок не может превратиться в обыкновенную лягушку. Так не бывает! И, кроме того, я тебя не брошу. Как только я стану капитаном (или сначала даже самым младшим моряком), я возьму тебя в плавание.
Чип подскочил, как зеленая пробка, и шлепнулся животом.
- Как? - спросил он, и от удивления у него получилось: "Квак?"
- А вот так… Слушай…
Мальчик придумал это лишь сейчас, но говорил, словно все решил давно:
- Ты будешь жить в моей каюте. В таком стеклянном ящике. Там будет разная трава и вода и маленькие кочки. Это называется террариум. А когда мы приплывем в Южные Страны, я тебя отнесу на берег. И ты увидишь там все, что хочешь. Там такие громадные цветы, что в каждом ты можешь устроить целый дом. И можешь путешествовать по джунглям и зарослям, и будут у тебя такие приключения, которые здесь никому и не снились. Только смотри, чтобы тебя не слопала какая-нибудь африканская цапля… А то я приплыву, а тебя нет…
- А ты приплывешь? - обрадовался Чип.
- Конечно. Ты ведь, наверно, соскучишься когда-нибудь.
- Наверно… - сказал говорящий лягушонок Чип.
…Мальчик понимал, что давно пора домой.
- Пойду, - сказал он наконец. - Наверно, будет нахлобучка.
- Выдер-рут? - с беспокойством спросил Чип.
- Ну, что ты! Просто будут говорить всякие скучные слова.
Лягушонок посмотрел на небо.
- Вон светлая тучка. Вон Звезда. Ты скажи волшебную считалку, и все будет пр-ре-красно.
- Какую считалку? - удивился Мальчик.
Тогда удивился и Чип:
- Ты не знаешь? Я думал, все мальчики знают эти волшебные слова. Я их подслушал на земле, когда ребята играли в пр-рятки. Вот какие:
Тучка - светлый парашют,
Очень я тебя п-р-рошу:
Разгони мою беду,
Позови мою Звезду,
Пусть она, как светлый лазер,
Луч пошлет на землю сразу.
Пусть дрожат мои враги.
Кто не верит мне - беги!
Чип, видимо, гордился, что выучил эти стихи.
- Никогда не слыхал, - сказал Мальчик. - Ну, все равно. Это же обыкновенная считалка. Что в ней волшебного?
- Нет, не все р-равно, - возразил Чип. - Один р-раз был случай. Маленький мальчик хотел спрятаться и не успел. Его уже почти нашли, а он взял и сказал эту считалку. И стал просто совсем невидимка.
- Показалось тебе, - сказал Мальчик. - Не может этого быть.
- А говорящие лягушонки можут быть? - обидчиво спросил Чип. От досады он даже стал ошибаться в словах. - Ты думал, что не можут, а я есть.
- Ладно, - сказал Мальчик. - Я попробую. Только… там говорится: "Пусть дрожат мои враги…" Мне ведь от мамы попадает, а разве она враг? Она ведь за меня же беспокоится.
- Мама, конечно, хор-рошая, - объяснил Чип. - А враги - это непр-риятности, которые тебя ждут. Пр-ротив них и нужны волшебные слова.
- Я попробую, - повторил Мальчик.
И попробовал. Пока бежал к дому, прошептал считалку. И знаете, что потом было?
- Ну, наконец-то, - сказала мама. - Я уже начала волноваться. Беги умойся, а я разогрею ужин.
Вот и все. Согласитесь, что это чудо. Не меньше, чем говорящий лягушонок.
Баркентина
- Слушай, какая новость! - возбужденно встретил Мальчика Чип. - Корабль с таким именем, как у нашей Звезды, уже есть! Скоро его приведут сюда. Я узнал от чаек. Они кр-ричали об этом.
Было яркое утро, и солнце сверкало на мокрой спинке Чипа. Он весь светился, как зеленая лампочка. Только лампочки не прыгают, как сумасшедшие, и уж, конечно, не разговаривают. А Чип никак не мог успокоиться.
- Ну что ты скачешь, - сказал Мальчик. - Уймись.
- Это потому, что я пер-реживаю, - сообщил Чип. - А что, если чайки ошиблись? Вдруг он не пр-ридет, этот корабль?
- Ну не придет, и не надо, - сказал Мальчик, чтобы успокоить Чипа. А на самом деле тоже слегка заволновался. Хотелось посмотреть на судно с таким хорошим названием.
А Чип возмутился:
- Как это "не надо"?! Ведь он же не пр-ростой! Он пар-русный!
И у Мальчика застучало сердце.
Ведь никогда-никогда он не видел настоящих белокрылых парусников. Многое успел он здесь увидеть и многое полюбил, но, как и раньше, при слове "корабль" представлялся ему стремительный клипер с белыми грудами четырехугольных парусов или шхуна, косо летящая над волнами. Строго говоря, кораблем принято называть лишь фрегат. У него не меньше трех мачт, и на всех - прямые паруса. А остальные парусники: бриги, шхуны, бригантины, барки и баркентины - называют просто судами. Но не будем слишком придирчивы к Мальчику. И в тетрадке своей рисовал он не лайнеры, а бриги и фрегаты. А перед сном шептал в постели названия парусов.
Лишь бы не ошиблись чайки!
Но чайки кричали правду.
Еще до полудня вдали над береговыми крышами показались верхушки мачт, а потом из-за поворота вышел парусник.
Правда, он был без парусов. Его тянул незаметный буксирчик. Но в корпусе и мачтах, в гибкой линии форштевня и бушприта была такая стройность, такая легкость, что сразу все видели: судно это рождено для ветра.
Первая мачта была перечеркнута тонкими реями - перекладинами для прямых парусов. От второй и третьей протянулись над палубой длинные гики. Здесь ставились косые, как у шхуны, паруса.
- Шхуна-барк, - шепотом сказал Мальчик. - Трехмачтовая баркентина. Я такие только в кино видел.
- Какая кр-расавица, - сказал Чип.
Буксирчик суетился и старательно натягивал длинный трос. Слишком неуклюжим и маленьким было это суденышко по сравнению с парусником. И поэтому казалось, что баркентина движется сама по себе. А под ней, чуть вздрагивая, плыло отражение: белый корпус с черными буквами названия, зыбкие желтые мачты и стеньги, опрокинутые в глубину. После неспокойного моря, где лишь пена да отблески на волнах, баркентина не спеша любовалась своим отражением в гладкой воде. Так, по крайней мере, думал Мальчик.
У штурвала стоял моряк в полосатой фуфайке. Широкоплечий и сутулый. Больше никого на палубе не было.
Буксир завел баркентину в гавань, к береговому причалу, напротив дамбы. И сразу все изменилось вокруг. Парусник стал главным. Мачты в тонкой паутине такелажа вознеслись над острыми крышами, над тополями, над старой церковью, поднимавшейся в глубине квартала.
Берег притих от удивления. Чайки перестали шуметь и совершали над баркентиной неторопливый торжественный облет.
Вы, конечно, догадались, что больше всего сейчас хотелось Мальчику: оказаться там, на палубе. Так хотелось, что он даже забыл про Чипа.
Но что он мог сделать? Пойти к трапу и попроситься в гости? Никогда он не решился бы на это: не тот характер. Ждать случая? Или чуда?
Стоял яркий день, и не было, конечно, в высоте ни тучки, ни Звезды. Но, сам того не заметив, Мальчик начал шептать:
Тучка - светлый парашют,
Очень я тебя прошу…
На палубе показался человек. Тот, который стоял недавно у штурвала. Он перебросил через фальшборт ведро на веревке и нагнулся, стараясь зачерпнуть воду.
- …Позови мою Звезду… - шепотом сказал Мальчик.
Веревка выскользнула из рук моряка. Мальчик пружинисто встал. Моряк, перегнувшись через планшир, видимо, поминал морских чертей и ведьм. Потом он исчез и тут же вернулся с багром. Но ведро успело отплыть от борта, а багор был короткий, и моряк не мог дотянуться.
- Подождите! Я сейчас достану! - крикнул Мальчик. И раскинул руки, чтобы ласточкой прыгнуть в воду.
- А я?! - завопил забытый Чип. - Это пр-ре-д-да-тельство!
- Что ты, я же только примеряюсь, как прыгнуть, - торопливо сказал Мальчик. Ему было очень неловко. - Лезь ко мне в карман, поплывем вместе.
Он оттянул нагрудный кармашек на рубашке и посадил Чипа.
- Не задохнешься?
- Как-нибудь пр-родержусь, - ответил Чип все еще слегка сердито.
Мальчик скользнул в воду. До баркентины было метров восемьдесят. Он плыл среди кувшинок и все боялся, что моряк не станет ждать, а найдет багор подлиннее. Но тот ждал.
Белый борт парусника вырос, навис над мальчиком. Белый почти весь, только внизу, ниже ватерлинии, - зеленый. "Может быть, здесь, у днища, торчат ракушки, приросшие в Южных морях", - мельком подумал Мальчик. Но ракушек не было. Были только рыжие проплешины да колечки ржавчины вокруг заклепок.
Мальчик подплыл к ведру, ухватился за него, как за поплавок, и глянул вверх. На фоне яркого неба он увидел голову и широкие плечи моряка. Серебристо просвечивали волосы, а лица было не разглядеть. Голосом глуховатым, но сильным моряк спросил:
- Что сначала вытаскивать? Ведро или тебя?
- Ведро! - крикнул Мальчик. - Я плаваю! Давайте багор!
Он подгреб поближе и зацепил дужку за крюк. Ведро взмыло вверх. А через две секунды рядом с Мальчиком упал конец веревочного трапа: два каната и просмоленные рейки-перекладинки.
- Ну, подымайся, пловец.
И Мальчик стал подниматься.
Много раз он читал, как лихие матросы взлетают на борт по таким трапам. А оказалось, что это очень даже непросто. Трап гулял по воздуху, изгибался, и два раза Мальчик так стукнулся коленками о борт, что глаза застлала влажная пелена. Но все-таки он не остановился ни на секунду. Вскарабкался до верха, перевалился через планшир и встал мокрыми босыми ногами на палубу. Доски были очень сухими и теплыми от солнца.
Так впервые в жизни Мальчик поднялся на баркентину - прямо из воды, по штормовому трапу.
От смущения, вместо того чтобы поздороваться, он неловко сказал:
- Ну, вот… все в порядке.
С одежды струйками бежала вода и темными ручейками растекалась по чистой, почти белой палубе. Мальчик переступил и с опаской посмотрел на свои мокрые следы. Потом виновато поднял глаза на моряка. Капли на ресницах играли солнечными брызгами и мешали смотреть. Мальчик поморгал, чтобы стряхнуть их, и взглянул снова.
Он стоял перед стариком. Старик был большой, с седыми кудрями и густой серебристой щетиной на лице. Лицо было широкое и морщинистое, а глаза светлые, как голубая вода.
Старик улыбнулся, и Мальчик понял, что бояться не надо.
- По-моему, ты немного мокрый, - сказал старик. - Что же ты не разделся - и в воду?
- Боялся, что без меня ведро поймаете, - признался Мальчик.
- Да, ведро… За ведро спасибо. Ну, разденься и обсушись.
Мальчик хотел сказать, что пустяки, что он обсохнет и так. Но тут же сообразил: пока одежда будет сушиться на солнышке, он может с полным правом быть здесь, на судне.
Он расстелил мокрую рубашку и шорты на широком планшире фальшборта, а Чипа посадил на голое плечо.
- Не свались смотри, - сказал он, а старику объяснил: - Это у меня товарищ. Он маленький, но зато говорящий.
Чип застеснялся, но все-таки подтвердил:
- Пр-равда.
- Чудеса, - сказал старик. Но сказал таким спокойным голосом, что сразу стало ясно: за свою длинную жизнь он видел чудеса похлеще.
Мальчик встал у борта и наконец огляделся.
В первый миг палуба показалась ему широкой, как стадион, а мачты - бесконечными. Над палубой, в путанице трапов, поручней, канатов и блоков поднимались белые надстройки. Синим стеклом и медью сверкали иллюминаторы. Но в этом блеске, в этом захватывающем душу переплетении такелажа и рангоута Мальчик сразу увидел главное: коричневый отполированный штурвал и узкую колонку нактоуза.
- Можно, я пойду… посмотрю? - шепотом спросил он.
- Иди. Смотри, - сказал старик. - Смотри и трогай. Можно.
Мальчик медленно подошел к штурвалу.
Солнце грело плечи и голову. С берега шел ровный теплый ветер. Чип затих на плече.
Мальчик взял в ладони рукоятки штурвала.
"Бом-кливер и кливер поднять! Поставить оба марселя! Шпиль пошел! Руль - два шлага под ветер!"
Он крутнул штурвал, и тот повернулся с неожиданной легкостью. Над палубой с криком пронеслись чайки. Словно приветствовали нового капитана.
Мальчик тихо отпустил штурвал. И подошел к мачте. Дерево ее было желтым и блестящим, как у скрипки. Оно было теплым.
Мальчик прижался к мачте плечом и щекой. Он услышал тихий и ровный гул. То ли ветер гудел в стеньгах и вантах, то ли в трюмах баркентины проснулось эхо прежних штормов…
Старик теплыми глазами смотрел на Мальчика. И наконец сказал:
- Когда я был такой же, я тоже первый раз пришел на парусник. И тоже слушал…
Мальчик оторвался от мачты и взглянул на моряка: неужели седой могучий старик был когда-то мальчишкой? Старик, видимо, понял.
- О-о, это было давно, - сказал он с коротким смехом. - Тебе надо прожить шесть раз столько, сколько ты жил, чтобы пришло такое время. - Он подумал и тихо добавил: - Но это было…
Мальчику показалось, что старик слегка загрустил. Из-за него. И, чтобы изменить разговор, он деловито спросил:
- А что, весь экипаж сошел на берег? Никого, кроме вас, не видно.
Старик усмехнулся:
- Капитан сошел на берег. А экипаж - вот он. - И хлопнул себя по груди. - Мы сейчас к ремонту готовимся, поэтому большой экипаж ни к чему.
Старика звали Альфред Мартинович. Он был родом из латышской рыбачьей деревни и всю жизнь провел в море. Полным именем его редко называли: во все времена и на всех кораблях к нему обращались коротко и уважительно - "Мартыныч".
- Зови и ты меня так. Я привык, - сказал он Мальчику на прощанье. - И не забывай, в гости приходи.
Конечно, Мальчик пришел. На следующий же день.
На причале, недалеко от трапа, смуглый парень в разноцветных плавках обтесывал длинное бревно. Желтая щепка чиркнула Мальчика по ногам, и он ускорил шаг, чтобы еще не зацепило.
- Стой, пацан! - потребовал парень (а сам все махал топором). - Ты куда?
- Сюда, - Мальчик показал на трап. - На борт.
- Это зачем?
- Надо, - сдержанно сказал Мальчик. Он слегка рассердился. За щепку, ударившую по ногам, и вообще: "Размахивает топором, даже не смотрит. Да еще допрашивает. Кто он такой?"
- Неизвестно еще, надо тебе сюда или нет, - сказал парень и воткнул топор в бревно. - Ты к кому?
- К Мартынычу.
- А по какому делу?
У него был круглый мясистый нос и подозрительные глаза.
- У каждого свое дело, - с досадой сказал Мальчик. - Я ведь тебя не спрашиваю, каким делом здесь ты занимаешься…
- А я могу сказать. Столб ставлю, чтоб электричество на ящик протянуть, а то аккумуляторов не хватает. А вот что тебе нужно?
"Это он баркентину ящиком обзывает", - подумал Мальчик. И не решил еще, что сказать, как парня окликнули:
- Рудик!
Окликнула девушка. Обыкновенная девушка с белой сумочкой. Она этой сумочкой нетерпеливо размахивала.
- Я уже давно готова, а ты…
Рудик повернулся к баркентине и завопил:
- Дед! Кинь из каюты мои манатки, я отчаливаю!
На борту появился Мартыныч. Улыбнулся Мальчику, а Рудику бросил сверток с одеждой. Рудик запрыгал, натягивая брюки.
- Тут к тебе какой-то салажонок просится, - ворчливо обратился он к Мартынычу. - Гляди, чтобы он не свинтил чего на судне.
- Вы, Рудольф Петрович, идите… - медленно сказал Мартыныч.
- Чего?
- Идите. Гуляйте. Я тут побуду, мне все равно спешить некуда.
- Ах, да… - Рудик чуть смутился. - Я и забыл, что сейчас моя вахта… Ну, ладно, дед, я ненадолго. Потом сочтемся. Гуд бай.
- Кто он? - спросил Мальчик у Мартыныча, когда поднялся на палубу.
- Рудольф? Ну как же. Капитан.
- Мартыныч! - жалобно сказал Мальчик. - Вы шутите, да?
- Почему? Я правду говорю. Начальство назначило. Мальчик вздохнул:
- А я с ним поспорил…
Мартыныч ладонью накрыл его голову, повернул к себе, взъерошил волосы.
- Мальчик… Никогда ничего не бойся… Ну, поспорил. Разве это обязательно плохо?
- Я не боюсь. Просто обидно. Он не похож на капитана. Неужели он командовал баркентиной в морях и океанах?
Старик засмеялся.
- Он не командовал баркентиной. Тот, кто командовал, сейчас на четырехмачтовом барке "Лисянский". О, это настоящий моряк. Если даже ветер голосил в вантах, как тысяча ведьм, он все равно не спускал бом-брамсель. Вот так.
- А этот… Рудик?
- У него дело простое: сдать судно в ремонт, когда в доке место освободится. Видишь, как вышло: он недавно закончил мореходку, назначили его на большой танкер младшим помощником. А танкер этот сейчас в плаванье. Ну вот, ему и велели здесь командовать. Пока нас в док не заберут.
- Ух, ну ясно, - облегченно сказал Мальчик. - Значит, он капитан просто так, пока. Не по правде.
- Ну, значит… По правде здесь надо паруса знать. А он фор-марсель от крюйс-топселя не отличит.
- Ну уж! Как это так? - сказал Мальчик, слегка гордясь своим знанием. - Можно кливер с фока-стакселем спутать или верхний марсель с брамселем. Но как можно спутать с чем-нибудь крюйс-топсель?
- О-о, - удивился Мартыныч. - Я вижу, что ты не просто так. Ты знаешь. Нам будет про что говорить. Не надо стоять на палубе, мы пойдем в каюту. И будем беседовать за кружкой крепкого… ну, не рома, конечно, а чая. Я думаю, это будет хорошо.
- Конечно! - радостно согласился Мальчик. - Только я сбегаю за Чипом, а то он обидится.