ВОЗДУШНЫЙ ЗМЕЙ
Это Танюшка придумала полетать выше крыш. Мы смастерили здоровенного воздушного змея, больше нашего балкона, конец нитки привязали к скамейке, а катушку Таня держала в руках.
Змей легко взмыл выше крыш, мы с дочкой махали руками и кричали:
- Эй, люди, привет! Отчего вы такие маленькие и не летаете?!
Ещё мы набрали полную хозяйственную сумку пушистых облаков, пощекотали крошечную тучку и после опустились на землю.
Внизу нас поджидал Мишка, Танин друг.
- Это же надо выдумать, на бумажном змее они летали! - сразу же стал возмущаться Мишка. - Сказки для дурачков!
Мишка потрогал нашего змея, даже ткнул его в одном месте пальцем и продолжал возмущаться:
- Да не бывает таких воздушных змеев, чтобы человека мог поднять! Даже двух! А вы, дядя Серёжа, вообще вон какой здоровенный!
Я лишь смущённо разводил руками.
- И нитки такой не бывает, чтобы не оборвалась! - напирал Мишка. - Не бывает таких крепких ниток!
Танюшка открыла сумку и выпустила на волю наши облака.
- И облака мне эти глупые не нужны! - уже с обидой закончил Мишка.
Мне стало ужасно горько и стыдно отчего-то. А Танюшка вдруг сказала:
- Да ладно тебе, Миш! Хочешь с нами на змее полетать?
Мишка застенчиво пощекотал облако, которое висело перед самым его носом, и храбро ответил:
- Конечно! Втроём-то на змее веселей!
МИТРОША
Лишь однажды Митроша позвонил Анюте сам.
Произошло это месяца два назад. Анюта была дома, учила уроки. Вдруг зазвонил телефон, девочка подняла трубку… и сразу же раздался весёлый, заливистый лай!
Дурацкими телефонными шутками в наше время никого не удивишь. Анюта уже хотела было громко мяукнуть в ответ, но что-то остановило её. Голос "собаки" с каждой секундой казался всё более и более знакомым, неутомимость и старательность исполнителя просто поражали!
- Митрофанов, ты? - наконец спросила Анюта, впрочем, совершенно уверенная в своей правоте.
Откуда взялась такая уверенность, девочка и сама не сумела бы ответить: за пять лет в одном классе они вряд ли десятком слов перебросились. Нужды не было. Тем более звонить по телефону!
- Ты, Митроша?
Глупый лай испуганно оборвался, и в трубке раздались короткие гудки отбоя.
Анюта быстро отыскала в справочнике Митрошин номер и решительно начала крутить диск.
Митрофанов сразу снял трубку: понимал, что попался, и молчал. Анюта слышала, как мальчишка напряжённо дышит в мембрану.
И она скомандовала:
- Голос, Митроша!
Бедолага на другом конце провода тяжко вздохнул и вдруг негромко, виновато и жалобно заскулил. "Ну, чисто щенок, не отличишь", - подумала Анюта.
- Веселее, Митроша!
В голосе телефонной "собаки" появились уверенные, басовитые нотки, пару раз Митроша, словно бы между прочим, рыкнул.
Анюта не выдержала и рассмеялась.
И Митрофанов услышал в этом смехе и прощение себе, и даже какое-то одобрение.
Вот так было в первый раз.
А в школе ничего не изменилось. Митроша, как и прежде, сидел за одним столом с Катькой, лучшей Анютиной подругой. Тихий такой, незаметный. К Анюте за два месяца, прошедшие с того первого звонка, он, кажется, ни разу даже не повернулся.
Но появилась между ними тайна, невидимая для других ниточка, тоненькая и туго натянутая.
Нет-нет, да и набирала Анюта, когда была дома одна, Митрошин номер.
И верный Митроша всегда счастливо и охотно откликался.
Он не обижался на Аню и даже не пробовал что-то изменить в их отношениях.
Митрофанов никогда не был у девочки дома, они ни разу не ходили вместе в кино, не катались на лыжах…
Да ничего этого и не требовалось!
Была какая-то неповторимая прелесть в редких Анютиных звонках.
А вот Катя, Митрошина соседка по парте и Анютина лучшая подруга, бывала у Анюты едва ли не каждый день. И не имела бы Катя к телефонной тайне вообще никакого отношения, только однажды ни к селу, ни к городу ляпнула:
- Ну, ты, Анюта, вообще!… Прямо как мой Митроша!
- Твой?! - сразу же поджала губы Анюта. - Ты что, ему родственница? Тётка двоюродная?
- Митроша - мой хвостик! - махнула рукой Катя. - Он вообще только благодаря мне из класса в класс переползает. Точнее, за мной!
Это была совершеннейшая чепуха, и Катя прекрасно понимала, что говорит чепуху, но остановиться не могла.
- Он, если хочешь знать, для меня всё сделает! Одно моё слово! - уверенно закончила она.
- Вот как?! - прищурилась Анюта.
Неведомый злой бес толкнул её под руку.
Анюта схватила телефонную трубку и, думая лишь о том, как бы покрепче досадить зазнавшейся подружке, набрала знакомый номер.
- Ты чего? - успела удивиться Катя.
- Митроша, голос! - торжествующе скомандовала Анюта и сунула трубку Кате.
Катины глаза сначала округлились, а затем полезли на лоб.
Она прижала трубку к уху так, словно её неожиданно вызвали на переговоры с Марсом. Из трубки несся захлёбывающийся, счастливый визг щенка, которого приласкал нежно и беззаветно любимый хозяин. Голос Митроши Катя не могла не узнать.
- Ну, ты даёшь, Митрофан! - придя в себя, произнесла Катя.
Щенячий визг в телефонной трубке захлебнулся.
- Ты даёшь!… - повторила Катя.
И сразу же засобиралась домой. Анюта её не удерживала.
Едва за подругой закрылась дверь, Аня бросилась к телефону.
Митрофанов трубку снял сразу.
- Митроша! Митрошенька! Это я, Аня! Митроша, ты слышишь! - закричала девочка.
Трубка молчала.
Там, в Митрошиной квартире, стояла чужая, непривычная тишина. Анюта нажала пальцем на рычаг и заплакала…
МУЗИК
В лётном экипаже Музик появился неожиданно, произошло это в самом конце 1943 года.
Полк штурмовиков Ил-2 отправлялся на фронт; эшелон шёл через маленький уральский городок, где жила девочка Маша со своей мамой; и лейтенанту Бочарникову, Машиному отцу, чудом удалось заскочить домой на полтора часа.
Вместе с отцом пришел другой лётчик, высокий и очень веселый молодой парень, старший сержант.
- Леонид, - представил его Машин отец. - Дядя Лёня. Стрелок-радист мой.
- Напросился вот… - немного смущённо объяснил стрелок-радист. - Отвык совсем от дома, так хоть взглянуть на секундочку, как другие живут… Так что, побегу я уже на вокзал.
- Что вы, что вы! - заволновалась Машина мама. - Мы с Машей, мы с Машей…
Отец помог дяде Лене снять шинель и подтолкнул к столу. Они все вместе пили чай, почти молча, и кажется, это были лучшие полтора часа за всю войну.
А когда отец с дядей Лёней стали собираться, и мама куталась в платок потеплее, чтобы не расплакаться, Маша убежала на кухню, где под столом была устроена "комната" для её игрушек. Вернулась Маша вместе с Музиком.
- Папа, - сказала девочка. - Возьми с собой на фронт моего друга! Пожалуйста!
У Музика, старенького плюшевого медведя, были белые глаза-пуговицы и слишком длинные уши, но во всем остальном был он хоть куда.
- Да, Лёня, еще ни одна авиация мира не знала, кажется, летающих медведей, - хотел пошутить отец, но шутка вышла невеселой, и отец посмотрел Маше прямо в глаза:
- А ты-то сама… как без него будешь?
- Разве до кукол теперь, папа? - серьёзно ответила Маша. - Война идёт. Я бы и сама с тобой полетела, но девочек почему-то не берут. А Музик - мальчишка, ему можно! Да и нам с мамой спокойнее будет!
- Не волнуйся, Маша, - дядя Лёня подхватил Музика левой рукой, правой взял под козырек. - Зачисляем отважного медведя в наш экипаж. Только летать он будет со мной, "коленками назад", ты не возражаешь? У меня в кабине просторнее, чем у твоего папы!
- Ну, как? Не укачивает? - спрашивал дядя Леня Музика перед каждым вылетом и легонько шлепал ладонью по туго набитому опилками животу. - А то смотри, приятель…
Музика никогда не укачивало, но дядя Лёня все равно каждый раз интересовался его самочувствием.
Место плюшевому медведю оборудовали удобное и надёжное, сидел он за левым плечом стрелка-радиста, под прозрачным фонарем из бронестекла.
А однажды случилось вот что…
Фашистские истребители свалились из негустых облаков совершенно неожиданно, и хотя "Яки" из боевого охранения сразу же приняли бой, удар был силён и страшен. Один из наших штурмовиков задымил и начал терять высоту, остальные бросились врассыпную, и было это вовсе не проявлением трусости: когда бой ведут истребители, в небе не нужны лишние мишени.
Немцев было больше, и несколько самолетов кинулись вдогонку за "Илами".
Штурмовик, попавший под огонь во время внезапной атаки, не стал почему-то набирать высоту и даже не увеличил скорость. Он шёл, словно ничего не произошло, и фашистский пилот-ас сразу обратил на эту машину внимание.
Если самолет после атаки на него летит, как ни в чем не бывало - это верный признак: что-то у того не в порядке. Добивать такую машину просто и почти безопасно.
"Мессершмидт" легко догнал странную машину.
"Ил" шёл ровно, никаких особенных повреждений заметно не было, и фашист решил, что скорей всего пули ранили пилота.
Обогнать штурмовик и зайти в лоб фашист не решился: русский лётчик держал всё-таки машину на курсе, а испытывать на себе пушки и пулеметы "черной смерти", как прозвали немцы самолёт Ил-2, асу не хотелось.
Лейтенант Бочарников, Машин отец, заметил увязавшийся за ним "мессершмидт". Но он был ранен в шею, левая рука почти не слушалась. И ещё пилот не знал самого страшного: та же пулемётная очередь поразила и стрелка-радиста.
Вражеский истребитель пока крутился вокруг штурмовика на достаточно безопасном расстоянии, но лейтенант Бочарников точно знал, что будет потом, - фашист пристроится в хвост, чуточку выше и сзади: штурмовик надежно защищен броней снизу, сверху же заполненные горючим плоскости может прошить даже пистолетная пуля. Правда, подкрасться с хвоста к штурмовику тоже непросто: стрелок-радист, человек, летающий "коленками назад", со своим мощным крупнокалиберным пулемётом внимательно следит за всеми желающими зайти в хвост.
В общем, вся надежда была теперь только на Леонида, старшего сержанта дядю Лёню, высокого и очень весёлого молодого парня.
Задний пулемёт "Ила" торчал в сторону и вверх негрозно и совсем неподвижно, даже когда истребитель подобрался близко.
Так близко, что фашист мог бы рассмотреть лицо радиста. Но лица не было под фонарем, ас видел только неподвижный черный затылок ткнувшегося головой вперед человека.
Он не спешил стрелять, немецкий ас, понимая, что добыча от него не уйдет, просто не может никуда уйти. Хотел растянуть удовольствие, или ему было приятно сознавать, как в минуты, секунды эти смертельный страх стискивает со всех сторон русского летчика, как сердце того заполняется свинцом бессилия…
- Лёня… Леня, ну же!… - мычал в ларингофон Машин отец.
Он должен был понять, что Леонид стрелял бы уже давным-давно, как только истребитель начал свои маневры. Но раненый пилот потерял чувство времени.
Ас вышел на удобную позицию, промахнуться с такого расстояния было просто невозможно.
О чем он думал в тот момент, когда собирался стрелять в беззащитную машину, и думал ли о чем-нибудь, теперь уже никто не узнает.
Потому что безжизненный, неподвижный до того ствол пулемета шевельнулся, и фашист вдруг увидел, как над прицельной планкой вдруг возникла какая-то мохнатая длинноухая морда с огромными белыми глазами-пуговицами…
Мощный крупнокалиберный пулемёт выплюнул прямо в лицо фашисту короткую очередь.
Ас от неожиданности нажал на гашетку, но было поздно: истребитель, заваливаясь на правое крыло, задымил и камнем пошел вниз. Лишь несколько пуль прошило фонарь "Ила"…
Одна пуля попала Музику в живот, разметала во все стороны серые старые опилки.
А потом в уральский городок пришло письмо из госпиталя: "… был очень жестокий бой. В том бою были тяжело ранены дядя Лёня и Музик…"
ОШЕЙНИК
Мой брат принес домой новенький собачий ошейник, пахнущий кожей и с магазинной биркой.
- Так, - сразу все поняла мама. - Этого не будет никогда! - строго сказала она. - Собаки еще только в нашем доме не хватало!
Брат молча прошел в комнату и повесил ошейник над своей кроватью. Получилось здорово.
- Где ты взял деньги? - спросил папа.
- Накопил, - уклончиво объяснил брат. - Три месяца откладывал помаленьку…
- Понятно, - развел руками папа. - Значит, наш младший сын уже три месяца мечтает о собаке.
- Я тоже мечтаю! Я тоже мечтаю о собаке! - встрял в разговор и я. - Уже целую неделю мечтаю! Даже нет, восемь дней!
Это была неправда. О собаке я мечтал всю свою жизнь, с самого рождения. Но ведь не я же, втайне собирая деньги, которые родители дают на завтраки в школе и всякие другие пустяки, купил в конце концов великолепный новенький ошейник из желтой кожи и с заклепками. Я не мог обидеть моего брата и потому сказал всего про восемь дней!
- Мечтать не вредно, - согласилась мама.
Потом мы, как всегда, делали с братом уроки. Он свои, чепуховые, за третий класс, а я - серьезные, на сложение простых дробей. И время от времени поднимали головы от тетрадок и поглядывали на собачий ошейник, который висел над кроватью брата.
- В прошлом месяце было тридцать дней? - вдруг начал вспоминать я. - Нет, тридцать один! Значит, завтра будет девяносто три дня, как ты мечтаешь о собаке!
Брат мой в ответ угрюмо засопел.
- А если к твоим дням прибавить девять моих, то получится сто два дня несбыточной мечты! - подсчитал я.
- Да уж, - печально вздохнул наш папа. Он сидел в кресле с газетой и все слышал.
- Несбыточные мечты… - повторил папа мои слова. - Такого не бывает. Если мечта правильная, она обязательно сбудется.
А в субботу наш папа куда-то надолго ушел с утра. Вернулся и сразу же позвал всех нас в прихожую.
- Вот… - сказал папа смущенно, когда мы собрались. - Я сложил три числа, и получилось, что мы мечтали об одном и том же тридцать четыре года, три месяца и одиннадцать дней… Это по состоянию на сегодняшнее утро!
Сказав так, папа осторожно распахнул пальто и вытащил из-за пазухи серого лохматого щенка с черными сверкающими глазенками.
Мы с братом онемели и остолбенели до такой степени, что даже не закричали "ура".
Наша мама как-то странно посмотрела на папу. Он так и продолжал стоять в распахнутом пальто, прижимая щенка к груди.
- Прибавь еще двадцать семь лет… к мечте, - вдруг изменившимся голосом попросила мама.
- Нет, пожалуй, двадцать восемь!…
Мама открыла шкаф и достала из самой его глубины запрятанную когда-то синюю собачью миску.
СОБАКИ НЕ ОШИБАЮТСЯ
У Юры Хлопотова была самая большая и интересная коллекция марок в классе. Ещё бы! Юркин отец исколесил полсвета и отовсюду слал письма.
Хлопотов хвастался, читал вслух:
- "… Пишу из Бомбея, жарко…", "… Пишу из Лондона, туман…", "… Пишу из Сиднея, ветер…"…
Из-за необыкновенной коллекции только и отправился Валерка Снегирёв, человек, в общем-то, обыкновенный, родители которого и за пределы области выезжал редко, к своему знаменитому однокласснику в гости.
Юриных папы с мамой дома не было. Сам Хлопотов был занят делом: бросал в цель пластмассовый дротик с присоской на конце. Валеркиному приходу он обрадовался, сразу начал вытаскивать из массивного письменного стола огромные, в толстых кожаных обложках и почему-то пыльные альбомы.
- Вот они, мои марочки… ма-арочки…
Юрка почти пропел это самое "ма-арочки". И в тот же момент, как будто откликаясь, прямо над головами мальчишек раздался вдруг протяжный и жалобный вой…
- Что это? - тихо спросил Валерка, когда вой оборвался на немыслимо высокой и тоскливой ноте.
- Не обращай внимания! - махнул рукой Юрка, сосредоточенно ворочая альбомы. - Собака у соседа! Воет и воет, понимаешь!… Дядя Володя из квартиры напротив сказал, что прибьёт её когда-нибудь.
- Как это - прибьет?
- А так, говорит, выпустят её погулять, а он… Но мы, например, с папой считаем, что к чужим недостаткам терпеливо относиться надо. Конечно, папа с соседом поговорит…
- Почему же она воет?
- Откуда я знаю? Я и в глаза не видел ни собаку, ни соседа. Они всего неделю, как переехали.
- Может, голодная?
- Может, и голодная. Снегирь, идея!… Мы её покормим! Чтобы перестала выть! Значит, так! Проводим разведку: цель - установление, открыта ли форточка у соседа. Затем - операция "Бумеранг"!
- "Бумеранг"?
- Нет, лучше "Томагавк"! Проводим операцию "Томагавк". Мы с тобой набираем кусков хлеба и колбасы, выходим на улицу и забрасываем провиант в открытую форточку!
У Юрки Хлопотова от возбуждения засверкали глаза.
- Юр, форточка-то на девятом этаже, - напомнил ему Валерий. - Не добросить…
- Скучный ты человек, Снегирь! Такой план погубил… Да ладно, что-нибудь придумаем! Давай смотреть марки, потом придумаем…
- Марки?
- Вот чудак! А зачем же ты пришёл?
- Слушай, может, там что-то случилось? В квартире, где собака…
- Да нет, она каждый день воет. До пяти часов. В пять перестает. Мой папа говорит, не умеешь ухаживать, не заводи собак…
- А сейчас сколько?
- Чего - сколько?
- Времени сколько?
- Времени… пятнадцать пятого.
Валерка начал одеваться, торопливо намотал шарф, застегнул пальто.
Затем мальчишка быстро выскочил на улицу, перевел дух и стал искать на фасаде дома Юркины окна.
Три окошка на девятом этаже, сразу над квартирой Хлопотовых, неуютно темнели.
Валерка, прислонившись плечом к холодному бетону фонарного столба, решил ждать, сколько понадобится.
Ждать пришлось недолго.
Крайнее из окон тускло засветилось: видимо, включили свет в прихожей…
Дверь открылась сразу, словно Валерку ждали. На пороге стоял… Но Валерка не успел увидеть, кто стоял на пороге.
Откуда-то вдруг выскочил маленький коричневый клубок и, радостно визжа, бросился Валерке под ноги.
Валерка почувствовал на своем лице влажные прикосновения теплого собачьего языка: совсем крошечная собака, а прыгала так высоко! Он протянул руки, подхватил собаку, и она уткнулась ему в шею, часто и преданно дыша.
- Чу-деса! - раздался густой, сразу заполнивший всё пространство лестничной клетки голос. - Чудеса! Ну и Янка!
Валерка поднял голову. Голос принадлежал щуплому, невысокому человеку с бутербродом в руке.
- Ты ко мне? - спросил человек, опуская руку, чтобы бутерброд не очень бросался в глаза. - Странное, понимаешь, дело… Янка с чужими… не особенно. А к тебе - вон как! Заходи.
Валерка, не отпуская с рук собаки, вошел в квартиру. Всё вокруг было заставлено как попало шкафами, столами, чемоданами.
- Понимаешь, только перебираемся… Жена ещё не приехала, так что извини.
- Я на минутку, - Валерка знал, что так принято говорить у взрослых. - По делу.
- По делу? Слушаю. - Человек стал серьезным.
- Собака ваша… Яна… Воет целыми днями.
- Так… - человек из серьезного стал грустным. - Мешает, значит. Тебя родители прислали? Из какой квартиры?