- Либо что? - мои глаза вспыхивают злостью, но губы улыбаются. Баба Даша глядит на меня столь гневно, что её взгляд вот-вот проткнёт меня. И я чувствую слабость. Мне надоело препираться и ссориться. Я хочу провести спокойный день в размышлениях, поэтому я вздыхаю и произношу: - Это моя семья, мой дом. Я здесь останусь навсегда. Идите вон из этого дома.
Несколько секунд баба Даша пытается заглотить воздух и, выпучив глаза, открывает и закрывает рот, не произнося ни звука. Она так похожа на удивлённую утку из старых мультфильмов. Потом всё-таки выдавливает:
- Я поняла. Тут все против меня.
- Какая умная, - говорю я. - А теперь уходите. Без вас спокойнее. Дайте нам похоронить маму.
Баба Даша вскакивает и кидается к сумочке у двери, где несколькими днями раньше лежала бензопила, выстрелившая в последнем акте.
- Я уйду, - задыхается она. - Уйду. Но вернусь сюда с опекой. Поверьте! - Она резко оборачивается, укладка волос теряет форму. - Закон будет на моей стороне!
С этими словами она выходит на крыльцо, спотыкается о порог, ругается совсем не светскими словами и хлопает дверью, что даже панно на пол падает.
Минуту в кухне висит тишина, затем дед неспешно встаёт, подходит к двери и возвращает панно на место.
- Если бы она верещала про нашу дочь ещё хоть минуту, клянусь, я бы сам вышвырнул её, да ещё и пинка бы под зад поддал.
Я хихикаю, закрываю глаза и опускаю козырёк кепки на лицо.
* * *
Весь день я не выхожу из комнаты. Не ем. Пища не попадает в мой желудок уже второй день, но я не испытываю дискомфорта или чувство голода. Мне не хочется попадаться на глаза дедушке и бабушке. Конечно, мой выпад с бабой Дашей их немного удивил, но главное - помог выгнать из дома назойливую модную муху, однако их души ещё не опомнились от пережитков смерти мамы. И в заполняющей пустоте дома я чувствую себя чужим.
К вечеру я желаю поговорить с Уткой, и чтобы не идти в ванную только ради этого разговора, дабы не показаться сумасшедшим даже самому себе, я желаю отмокнуть.
Я в одних трусах набираю горячую воду, добавляю пены и всё время смотрю на Резиновую Утку на углу ванны. Она молчит. И я молчу. Я толком ещё даже и не построил свой монолог. Но конфликт с бабой Дашей чётко определил моё место в разговоре с этой резиновой дрянью, которая велела мне убить Володьку.
И вот я в воде, сижу по шейку и смотрю на игрушку, которую дедушка купил ещё в моём раннем детстве. Вода в ванне мёртвая, теперь мне не нужны доказательства, я сам чувствую, но даже в ней моя сила разбухает и готова сражаться.
Чего молчишь? - хмурюсь я на Утку, решив разговаривать только мысленно, чтобы дедушка или бабушка ненароком не услышали, а то дурка мне тогда точно обеспечена.
Утка ничего не отвечает, и я скидываю её в воду. Обвалявшись в пене, она качается на маленьких волнах, создаваемых моими движениями.
Значит, ты хочешь, чтобы я убил Володьку, - говорю и опять не получаю ответа.
Выпрямляю под водой ноги, гипнотизирую игрушку, прислушиваюсь. Ничего. Тогда я беру Утку в руки и поворачиваю клювом к себе. Щёлкаю по носу, оставив на мордочке пенные пузырьки, которые тут же начинают лопаться. Она молчит. А я вновь держу резиновое тело двумя руками. Сдавливаю Утку, и она пищит. Вот и весь её разговор.
Знай, дура, я никогда! Слышишь, никогда! Не причиню вред зелёным детям. Они мои братья и сёстры! А я - их! Я - дитя Природы и тут нечего думать.
Секунду Утка не отвечает, а потом её тело вдруг разворачивается, и она впивается острыми зубами мне в палец.
* * *
Что за…
Тоненькие клыки впиваются в кожу, в воду капает кровь, и я отбрасываю Утку в дальний конец ванны. Едва не кричу от ужаса, разглядывая полукруглую россыпь ранок на указательном пальце.
Утка барахтается в пене, извиваясь, словно змея. За последние дни, побывав ребёнком Природы, я увидел много чудес, но подобного не ожидал. И вдруг Утка ныряет, и её нет. Я беспокойно вжимаюсь в стену ванны и оглядываю поверхность пены. Хочу обшарить руками, чтобы поймать её скользкое тело, но вспоминаю острые зубы. Я голый и беззащитный перед резиновым маленьким монстром.
Словно услышав мои мысли, Утка действует. Острая боль пронзает внутреннюю часть бедра - одно из самых больных мест на теле, и я вскрикиваю. Хватаю под водой резиновое тело, - а оно живое и бугрится, - и отрываю от ноги. Ещё бы чуть выше, и её зубы впились бы в действительно самое больное место на теле.
Вытаскиваю Утку на поверхность. Та извивается и пытается укусить меня клювом за руку, но я держу игрушку осторожно. Обезумевшими глазами я наблюдаю за существом, которое вроде как живое, но и жизни в нём ни капли нет.
А потом дно ванны исчезает.
* * *
Я ухожу в воду с головой, и чувствую внизу тьму. Ту самую, живую, что всегда шевелится при переходе на другой уровень. Она пытается меня засосать, протягивает щупальца. Утку я уже выпустил, и теперь не знаю, где она.
Я тону.
Неумение плавать я компенсирую способностью управлять водой и дышать в ней. Впрочем, мне теперь и не нужно обучаться плаванью. Молекулы воды сами несут меня к поверхности, стоит только подумать.
Я хватаюсь за бортик ванны и выныриваю. Хочется кричать, но я сдерживаю порывы, дабы не взбудоражить дедушку с бабушкой. И в то же время сюрреальность дразнит панику. Я в ванне, но вишу над водной пропастью, чего в принципе не может быть придумано никакой Природой.
Проговаривая про себя ругательства, я подтягиваюсь, висну на бортике и выкидываю тело наружу. Кафельный пол больно бьёт меня по боку, но я уже вскакиваю. Передо мной плескается вода, пена, на поверхности плавает Утка - обычная неживая игрушка, какой была всегда.
Хватаюсь за цепочку затычки и выдёргиваю её, спуская воду. Не отрываю взгляд от убывающей воды до тех пор, пока не показывается дно. Утка заваливается на дно и не шевелится в пене. Кажется, опасность позади, и я занимаюсь собой.
Если мне всё привиделось, то почему по бедру стекает кровь? Лезу в аптечку на стене, нахожу бинт, вату, лейкопластырь, антисептик. Опускаюсь на бортик ванны, с ужасом ощущая холодок на холке, когда раззявленная пенная пасть оказывается позади, и время от времени бросаю взгляд назад, чтобы убедиться, что дно никуда не делось.
Вытираю ватой кровь, швыряю испорченный тампон в раковину и обрабатываю рану антисептиком. Теперь мелкие зубы боли вгрызаются в кровавые отметины. Клянусь, прямо настоящие кругляшки от клыков. Что же за фигня такая???
Перетерпливаю маленькую боль, прикладываю к ране свёрнутый бинт и клею лейкопластырь. В это время кровь сочится из пальца, и я пачкаю всё вокруг. Его я бинтовать не стал, лишь промыл водой и побрызгал антисептиком. Потом убрал следы преступления и теперь снова сосредоточился на Утке.
Без изменений. Стоило бы убрать ванную, смыть пену, вернуть игрушку на место, но что-то я очкую. Наконец, берусь за дело, но с осторожностью. Утку возвращаю на место, обмотав руки полотенцем. Та даже не дёрнулась. Пену я смываю уже смелее. Когда ванна блистала, я натянул трусы, потом присмотрелся к ноге. В коридоре можно встретить бабушку или дедушку, а весь пластырь наружу. И что я скажу? Неудачно побрился?
Хватаю полотенце, бешеными движениями вытираю голову, а потом обворачиваю его вокруг талии. Отрываю взгляд от Утки лишь однажды, когда ерошу волосы. Потом я выхожу из ванной, но вслед, честное слово, слышу еёзлющий голос:
Мы ещё поговорим.
* * *
Полотенце всё ещё на бёдрах, я давно высох, на голове шухер, но полуголый сижу на кровати. В руках - телефон, пальцы холодные и дрожат. Я уже давно забыл, что такое страх, и вот он вернулся. Последние десять минут хочу набрать номер Володьки, но боюсь. В голове крутится наша последняя встреча, разломанная поделка.
Наконец, заставляю себя и прикладываю трубку к уху. Каждый новый гудок приближает меня на шаг к отключению связи. На четвёртом срываюсь и всё же прерываю дозвон. Тупо смотрю на светящийсяэкранчик, который медленно тускнеет во мраке комнаты. Володька теперь до старости не захочет говорить со мной, но…
Телефон вибрирует и на экране высвечивается привычное имя: Володька.
В долю секунды отвечаю на звонок, но лишь нажимаю кнопку приёма вызова, сказать хоть какое-то слово не в силах, но Володька говорит за меня:
- Привет, братишка. Что-то случилось?
Я ещё секунду сижу с открытым ртом, а потом начинаю плакать.
* * *
- Мне так страшно, - всхлипываю я. - Тут такое творится. Я хочу тебе всё рассказать.
Но при личной встрече. Рассказ по телефону вряд ли выдержит баланс. Поэтому я слышу ровный голос Володьки:
- Братиш, не плачь. Успокойся. Помни, пока тебе ничего не угрожает.
- Пока? - удивляюсь я. - А потом что?
- А насчёт потом надо будет завтра поговорить. Мне к тебе приехать или ты ко мне?
- Лучше я к тебе, у нас тут сейчас с похоронами дела, - отвечаю, и едва сдерживаюсь, чтобы не рвануть к Володьке немедленно.
- Отлично, а пока успокойся. Ложись спать. А завтра утром ко мне.
- Я боюсь, что не засну, - всхлипываю. - Здесь каждый предмет пытается меня убить.
- Догадываюсь, - отвечает Володька. - Но не убьёт…
- Ты скажи это Резиновой Утке, которая всего меня покусала!
- Не убьёт! - повысил голос Володька. - Просто верь мне. Не обещаю, что этой ночью больше ничто тебя не побеспокоит, но не убьёт и не причинит больше вреда, поверь.
- Я бы хотел верить, - почти шёпотом произношу.
- Вот и верь. Слово зелёного братишки.
Я сквозь слёзы улыбаюсь. Какой же Володька всё-таки хороший. Без него я уже давно умер бы от страха. А он уже напевает по телефону песнь. Красивые складные ноты Природы.
- До завтра, - припеваю я в ответ.
* * *
Володька не обещал, что этой ночью меня ничто не побеспокоит. Он догадывался, и не зря, потому что я проснулся парализованный. Спал несколько часов от силы, потому что долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам дома. И вот луна светит в окно, меня сковывают тени, я лежу не в силах пошевелиться, а на моём кресле в углу комнаты сидит Он.
Я закрываю глаза, и опять слёзы ужаса катятся по вискам. Когда же это прекратится?
Я не уйду, и не думай, - говорит старик, и я открываю глаза. Он сидит в тени, такой огромный, под три метра росту. На плечах - смокинг, на голове - цилиндр, лицо иссохшее, вытянутое с острым носом и острым подбородком, губы притворно улыбаются, а глаза - чернее ночи.
Я знаю этого старика и уже видел как-то один раз в жизни, но когда - не признаюсь даже самому себе. На сгибе руки у него висят два зонтика: один пёстрый, другой - чёрный. Для хороших детей и для плохих.
Ты - моя фантазия, - стонаю я, косясь в сторону старика.
Отнюдь, мой мальчик, - улыбается Оле-Лукойе. - теперь я не исчезну из твоей жизни до тех пор, пока не заберу к себе. Пока не подарю тебе последний сон, именуемый смертью.
Что тебе нужно? - спрашиваю.
Да ничего. Просто напомню тебе, что ты решил играть по своим правилам, а эта игра опасна. Природа слаба, а я силён. Ты принял не ту сторону, сынок.
Я не буду убивать Володьку, даже и не проси, - всхлипываю я. - Хочешь, убей меня, но его я не трону. Он - мой брат. Он ни в чём не виноват.
Конечно, виноват! - восклицает Оле. - Как и ты, неблагодарная скотина. Как ты просил меня спасти. Как умолял, и я помогал тебе. А ты в последний момент бьёшь прямо в спину! - Всякий раз, когда Оле открывает рот, оттуда вырывается облачко тьмы.
Ты не помогал мне никогда! - восклицаю в сердцах. - От тебя пахнет болью, смертью и разрушением.
Да что ты. А это помнишь? - Оле кивает на стену и там, вспыхнув тёмными клубами тьмы, снова появляется надувной круг с рисунком зонтика. - Кто держал тебя на волнах три дня? Кто не разрешал Кругу прохудиться, а?
Я холодею.
Ну если хочешь, убей меня сейчас, - тихо произношу и смотрю в потолок. - И закончим с этим.
Но старик не шевелится.
Давай, я жду, - требую, но Оле молчит. - Вот видишь, - я перевожу взгляд на старика и вспоминаю вечерний разговор с Володькой. - Ты не можешь. Ты не в силах.
В тёмных глубинах глаз Оле вспыхивает ненависть, и он шипит кривой улыбкой:
Всему своё время, щенок. А пока…
Из-за спины Оле достаёт третий зонтик, и мне страшно. Белый, в чёрный горошек, о котором не упоминал Ганс Христиан Андерсен. Под мой переполненный ужасом взгляд, старик раскрывает зонт, погружая комнату в негативное звёздное небо.
И я засыпаю.
* * *
Всю ночь мне снятся кошмары, потому что третий зонтик Оле предназначен именно для них.
Глава четвёртая Повелитель
Утром я завтракаю. Дедушка опять куда-то уехал, бабуля перекинулась со мной парой слов. Старалась быть милой, но грустные глаза её выдавали. Осторожно задала пару вопросов о маме. Я отвечал коротко, потому что не выспался. Голову словно залили свинцом, мышление притормаживалось.
Ясность вернулась только после того, как я проехал пару минут на велосипеде. Влажный воздух мрачного утра, сила деревьев и травы вернули бодрость, наполнили меня энергией.
На стук в дверь открыл сонный Володька в одних шортах. Увидев меня, он немедля пробудился.
- Ого, - произнёс он. - Да ты вырос!
- В каком смысле? - не понимаю.
- Твоя сущность стала такой огромной. Ты слился с Природой, как я и говорил. Где? В Лесу?
- В Реке, - отвечаю. - Но в ту ночь Лес говорил со мной.
Глаза Володьки стали ещё шире.
- Лес говорил? Сам Лес? Ты ничего не перепутал? Не Деревья, а прямо вот Лес?
- Прямо вот Лес, - киваю. - Единым голосом, в который вливались все Деревья.
Володька нахмурился, потом схватил меня за плечо и втянул в дом со словом:
- Заходи.
* * *
Мы сидим в кухне. Володька надел футболку, разлил сок (мне - вишнёвый, себе - банановый). Я закончил рассказывать события прошлых дней. Володька хмурится и катает наполовину пустой стакан в ладошах.
- Ну и дела у тебя, братишка, - вздыхает он.
- Вообще-то я думал, что ты меня больше видеть не захочешь, - отвечаю. - После всего того, что я натворил.
- Ты сделал это по велению сердца, и Каштан скорее наполнил болью тебя, нежели испугался смерти сам. Твой отец сейчас пророс где-нибудь в другом месте и, уверен, нисколько не злится на тебя.
- Да я про поделку, - пожимаю плечами.
- Забудь, - говорит Володька. - Ни одно произведение искусства не стоит человеческой жизни.
- Клёво придумал, - восхищённо говорю.
- Это я в каком-то фильме услышал, - улыбнулся Володька, и я засмеялся. - Поделку мы с тобой восстановим за несколько месяцев, думаю. У нас проблемы посерьёзнее. Куда тебя укусила Утка?
- В интимное место, - усмехаюсь я. - Тебе не покажу. Но можешь глянуть в качестве доказательства мой палец.
Протягиваю ему руку. Он хмуро оглядывает пятнышки засохшей крови на указательном пальце, и говорит:
- Теперь тебе нужно всё узнать. Тебе необходимо всё узнать! Думаю, ты будешь одним из ключевых звеньев.
- Нужно, - согласно киваю. - И начни, пожалуйста, с говорящих Уток, стариков с зонтиками и теней.
- Я знал, что он с тобой свяжется рано или поздно, - вздохнул Володька, откидываясь на спинку стула. - А когда ты играючи махнул к нему на первый уровень, понял, что час близок.
- Кто он? - спрашиваю со страхом. Не знаю, чего боюсь.
- Имени у него нет, впрочем, как и у Природы. Это уже мы назвали её Природой. Мы называем его Первородной Силой, Первобытной Силой, Тёмной Силой. Можешь называть его Дьяволом, Шайтаном, как угодно, ибо имя любого злого духа к нему подойдёт, хотя, в религиях, конечно, все эти демоны имеют совсем другую цель и наше имя как нельзя правильнее описывает его. Карие называют его Повелителем.
- Что ему нужно? Хотя, спорю, он хочет уничтожить Природу, - заявляю.
- Всё верно, - кивает Володька.
- Но зачем? Откуда он вообще взялся?
- Он не взялся. Он был всегда. Именно поэтому и называется Первобытной Силой. Если задаться вопросом, откуда он черпает энергию, то отвечу: из космоса. Да он и есть Космос. Он старше Природы, намного древнее её. Потому что был на этой планете с самого сотворения Вселенной. Думаю, подобная Сила есть на каждой планете, а может быть, они едины, как Природа, а может быть это и есть голос Космоса.
- Всегда предполагал, что Космос - добрый, - хмурюсь я.
- Может быть, - кивает Володька, отпивая сока. - Я тоже высказываю предположения. Я же не слышал весь Космос. Жалкие единицы могут услышать голос всей Природы, а ты что-то о Космосе говоришь. Я знаю только одно. Тёмная Сила царила на нашей планете ещё тогда, когда Земля была куском холодного камня, после большого взрыва. Он царил в пустоте, и ему совсем не хотелось делить планету с кем-либо ещё. Ты в курсе, что наш окружающий мир состоит из четырёх стихий?
- Ну конечно, - киваю. - Только везде эти четыре стихии: земля, вода, воздух и огонь.
- Чушь, - покачал головой Володька.
- Я знаю. Ты говорил.
- Огонь - это не стихия. Он даже не из чего не состоит. В нём молекул нет. Огонь - это процесс разрушения, но никак не стихия. Впрочем, я уже говорил тебе это. Вместо огня - растения. Вот четыре стихии: земля, воздух, вода и растения. Последнюю можно назвать ещё жизнью. Потому что в неё входят и люди тоже. Животные - создания Природы без разума, они вне стихии. Под каждую стихию есть уровень, под людей даже отдельный - пятый. Но ты заметил, что есть зелёные дети трёх стихий. Ты - водный, я - лесной, ещё воздушные есть, но нет зелёных детей земных.
- Я вот не задумывался, - честно признаюсь. - Но как-то думал, что земля должна быть тоже стихией.
- Всё верно. Есть зелёные земные дети, но мы их к нам не пускаем. У людей всего четыре цвета глаз: голубой, серый, зелёный и карий. Кареглазики вот земные. У некоторых кареглазых в определённом возрасте открываются способности зелёных детей. Они могут говорить с Деревьями, Реками. Всё как у нас.
- Но почему же тогда мы не берём их к себе? - хмурюсь я.