Мы лихорадочно собирались. Но, пока запаковывали покупки, сложили их в мешок, съездили к колодцу, напоили Чубарого, стало совсем темно.
Дорога шла по длинной темной аллее до лога. По логу бежала река, которую нужно было переезжать вброд. Потом подъем на гору. И дальше до озера ровное поле.
Мы выехали на аллею, и Чубарый пошел своей превосходной рысью.
Наташа крепко уцепилась за меня руками. Мы ехали без седла. Она сидела за мной. Я правила.
Не успели мы проехать двух километров, как я убедилась, что за нами кто-то скачет.
- Ну-ка, Наташа, - сказала я, останавливая Чубарого и вытягивая ступеничкою босую ногу, - перебирайся-ка ты вперед.
- Зачем?
- Мы сейчас поедем очень быстро, и ты можешь меня стянуть и сама упасть. А впереди ты будешь держаться за гриву.
Наташа быстро перелезла.
- Ну, поехали… Чубарый, айда!
Чубарый рванул и понесся. Никогда он не бежал так хорошо, как в эту ночь.
Поднялся ветер, и деревья, кланяясь, уходили назад.
Задача заключалась в том, чтобы успеть добраться до лога. Там у реки, на мельнице, знакомый мельник; если попросить, он наверное не откажется проводить нас до дому.
Ветер дул нам в спину, и с его порывами все ближе раздавался топот погони. Догонявшая нас лошадь шла полным карьером.
Я поняла, что нам не убежать, и решилась на опасную уловку - спрятаться, чтобы погоня проскочила вперед нас.
Я свернула с дороги, подъехала под ветвистое дерево и остановилась.
Карьер послышался совсем близко. Чубарка насторожился.
Вдруг я вся похолодела: кобыла!.. - у них была кобыла. Это значило, что Чубарый непременно заржет.
- От кого мы спрятались? - спросила меня шопотом Наташа.
- Молчи, Наташа. Ох, молчи! Чубарик, и ты молчи, - как-то невольно прошептала я, поглаживая его горячую шею.
В лунных просветах замелькала легкая тень. Кобыла бежала, как кошка, беззвучно касаясь земли.
Наташа что-то шептала Чубарому. Мы обе тряслись, как в ознобе.
Кобыла исчезла за поворотом.
- Проехали, кажется?
- Подожди, еще нельзя. Он еще близко.
В это время Чубарый поднял голову, прислушался и звонко заржал.
Вот было! Мы тихо ахнули…
Один, два, сразу три лошадиных голоса ответили на его ржание. На дорогу выехали телеги. Я думала, что они едут к озеру, и прямо подпрыгивала от радости: тогда не надо тревожить мельника - за телегами мы отлично доедем.
Мы проехали уже и мельницу и лог. Дальше дороги расходились. Телеги неожиданно свернули налево, и мы опять остались одни.
Светила полная луна, и дорога была гладкая и белая, как полотно.
- Ну, Чубарый, лети!
Не успели еще телеги скрыться из виду, как знакомый стук копыт снова послышался у нас за спиной.
Наташа вцепилась в Чубаркину гриву. Я сжала коленями бока коня и почти что не правила.
По белой от луны дороге, ныряя, мчалась черная тень.
- Ну, Чубарый, вся надёжа на тебя. И-ии-их!
Чубарый сорвался в карьер. Наше волнение и страх передались и ему. Это была бешеная скачка.
Вот и первые огоньки поселка. Мы влетели в улицу, завернули за угол и опомнились на траве перед нашей калиткой. Чубарый остановился так резко, что мы обе перелетели через голову.
На крыльце затопали чьи-то ноги. Кто-то с фонарем шел к воротам.
- Я прекрасно слышала: примчался, как сумасшедший, и остановился у наших ворот, - услышали мы Сонин голос.
Чубарый заржал.
- Ага, видишь? Чубарка. Они! Они!
- Неужели вернулись? - закричала мама с крыльца.
- Это мы. Откройте! - откликнулась я немножко вздрагивающим голосом. - Что же вы не открываете?
Мы с Наташей взяли Чубарого под уздцы и вместе с ним прошли в ворота.
- Миленький ты мой, умница моя, - шептала ему Наташа.
- Наташа, смотри, только никому не проболтайся об этом.
Но сохранить приключение в тайне не удалось. Соня и Юля пошли оправлять Чубарого и вернулись со скандалом.
- Что вы сделали с Чубаркой? Пойдите посмотрите, на кого он похож! Хоть выжми. До сих пор отдышаться не может.
- Свинство какое! Так гонять… Никогда не получите больше лошади.
- Мы не гоняли, - растерянно ответила Наташа и оглянулась на меня, - мы потихоньку ехали.
- "Потихоньку"! Что ты врешь? По лошади, небось, сразу видно.
- Правда, Наташа, зачем ты врешь? Мы же ведь ехали быстро.
- А зачем ты сказала, чтобы никому не рассказывать?
- Чего не рассказывать? - заинтересовалась мать.
- Да что мы с ней удирали.
Я увидела, что Наташа проговорилась, и рассказала тогда уже все.
Мы так привыкли всем делиться с Чубаркой, что совали ему, не разбирая, все что ни попало. Как-то Юля ела котлетку. Чубарка потянулся к ней. Юля отломила половинку и дала. Он съел с большим удовольствием и стал искать еще.
А другой раз на прогулке. Мы уже собирались домой и приканчивали оставшийся провиант, чтобы не тащить его обратно. Все были сыты доотвала, а еще оставался хлеб и бутылка молока. Хлеб отдали собаке, а молоко вылили в клеенчатую Юлину шляпу и шутя предложили Чубарому.
Он выпил все до капли и аппетитно закусил краюшкой хлеба.
Понятно, что после этого мы часто удивляли старших своими разговорами о том, что лошади питаются молоком и котлетами.
- Откуда вы это берете?
- От Чубарки от нашего. Он все это с удовольствием ест.
Мы забирались на кручи, в самую отчаянную глушь, и всегда у нас была твердая уверенность, что Чубарый вывезет. Случалось нам заблудиться. Тогда мы бросали поводья, и он сам находил дорогу.
Мне запомнилось, как мы ездили в Михайловку за картошкой.
Село стояло на горе, и подъем к нему был очень крутой.
Как раз за день перед тем прошел снег с дождем, потом ударил мороз, и была страшная гололедица.
Перед нами ехало еще трое саней, но все они замялись перед подъемом. Лошади наотрез отказывались итти. Делали несколько шагов в гору и потом пятили сани назад.
Мы выскочили вперед:
- А ну-ка, Чубарик!
С торжеством мы увидели, что Чубарый послушно и сильно влег в хомут.
Начали подниматься.
С первых шагов стало ясно, что мы сделали безобразную глупость.
По горе еще вчера сбегала вода, а сегодня она застыла ледяной корой. Подъем был невозможно трудный.
Чубарый беспрестанно скользил.
Дорога шла узкой лентой. Справа стена, слева обрыв. Назад теперь уже не повернуть. Хочешь не хочешь, а приходилось взбираться. Снизу нам что-то кричали, но мы ничего не слышали, не понимали и только со страхом глядели на Чубарку.
Он карабкался, падал… И опять карабкался из последних сил.
Скоро конец.
На хребте показались люди.
В это время Чубарый упал на колени.
- Ну, ну, ну, Чубаренький! - взмолилась Соня, сжимая руками передок саней.
Чубарый, тяжело дыша, пополз на коленях.
А сверху уже бежали крестьяне. Один подхватил его под уздцы. Другой подпрягся к оглобле, третий толкал сани сзади.
- Эээй-эй! - кричали они разом. - Натужься, родной.
Мы выбрались наверх и стояли, не веря глазам.
- Ну, лошадь! - раздалось вокруг. - Вот это конь! Этот не выдаст. На коленях доползет.
Мы опомнились и с благодарностью обернулись. Чубарый стоял в кольце мужиков. Дрожащую переднюю ногу он выставил вперед и на нее склонил усталую, взмыленную голову. Бока у него мучительно вздымались. Меня точно кольнуло.
- Дышит как… И все из-за нас, подлецов…
Вскоре после этого Чубарый начал прихварывать.
Однажды, придя в конюшню, мы увидели, что он лежит. А в яслях - нетронутое сено.
- Чубарёнький! Что с тобой? Уж не заболел ли ты вправду? Мы сильно встревожились. Но решили подождать до обеда. Дома в это время были какие-то неприятности, и, когда Соня стала говорить про Чубарого, отец с матерью ответили:
- Не до вас сейчас, не приставайте.
Чубарый пролежал до самого вечера.
На ночь мы укрыли его попоной, напоили теплой водой и придвинули к нему сено.
Пил он охотно, а к сену совсем не притронулся.
Вечером у нас был совет.
А на рассвете я и Соня пешком отправились в город к ветеринарному врачу.
До города было далеко.
Мороз стоял крепкий. Лица у нас налились краской, на ресницах повисли снежные звездочки, а кончики пальцев немилосердно щипало. Но мы как-то не замечали ни мороза, ни усталости. Мы шли, молчали и под монотонный визг и хруст снега думали о больном Чубарке.
Врач был дома. Он расположился около самовара с горячими лепешками и сметаной и был в прекрасном настроении.
- А, амазонки! - закричал он при виде нас. - Давайте-ка вместе разделаемся с этими лепешками.
- Спасибо. Мы не за этим.
Мы поздоровались и в волнении остановились у стенки.
От теплой комнаты меня стало знобить. А у Сони глаза и нос блестели сильней медного самовара.
- Ну, я вижу, у вас что-то случилось. Рассказывайте.
- Чубарый заболел.
- Да ну! Что же с ним такое?
Мы рассказали все, что успели заметить: он не встает, совсем не ест. А ведь он не очень здоровый. Ведь он был в леднике, и теперь у него только одно легкое…
- Та-ак. Ну, вы хорошо сделали, что прибежали сейчас же ко мне. Мы, может, его еще поправим. Я приеду, девочки. Непременно приеду, только попозже, к вечеру.
- К вечеру? А если он… а сейчас вы не могли бы? Дома у нас там… ссорятся. Денег им все нехватает. А что лошадь заболела, до этого никому дела нет. Хоть умри - не обратят внимания.
Соня незаметно протянула ко мне свою руку: нет ли у меня с собою носового платка?
Я пошарила в кармане: нету. Забыла тоже. Тогда она просто смахнула около носа рукой и небрежно сказала:
- Тут мухи у вас…
Доктор взглянул на нее исподлобья и опять улыбнулся:
- Ну-ну, не надо плакать…
Мы сразу повеселели: теперь он наверное поедет. И правда, он стал распоряжаться:
- Жена, погрей-ка моих гостей чаем, а я пойду разыщу валенки и соберу лекарства.
Нас усадили за стол. Доктор все время шутил и болтал.
- Ну, вот я и готов. Вы как припутешествовали, амазонки? Верхом или в санках?
- Нет, мы просто пришли. Мы ведь ушли рано, в пять часов. Дома все спали.
- Как пришли? Пешком, с озера?
- Ну да. Из дома.
- Амазонки, вы мне положительно нравитесь! - захохотал славный доктор. Он переглянулся с женой и пошел запрягать свою лошадь.
Мы досыта напились чаю. Поблагодарили хозяйку и стали выходить.
Дорогой мы расспрашивали его, много ли он лечил лошадей. Оказалось, что очень много. Мы совсем успокоились.
Завиднелся поселок. Показались наши ворота.
Не успели мы въехать на мостик, как ворота сами растворились. Это Юля с Наташей: они все выбегали смотреть. И как только разглядели, что мы едем, заранее вытащили закладку от ворот и распахнули их перед нами.
Мы сейчас же пошли в конюшню.
Чубарый лежал все там же. Врач начал внимательно его осматривать. Пробовал поднять. Но Чубарый не мог держаться на ногах. Он повалился на землю и застонал.
Наташа заплакала. Мы со страхом посмотрели на доктора.
- Плохо. Совсем плохо, ребятки. Вашего Чубарого разбил паралич. Тут уже ничего не поделаешь. Больше двух-трех дней ему не протянуть. А лучше бы пожалеть его и прикончить сразу. Мучиться будет, бедняга. Да что это вы? Что вы на меня так смотрите? Где отец?
Он пошел в дом, а мы стояли над Чубарым, не смея взглянуть друг на друга. Наконец я подняла голову. Никогда больше не видела я таких жалких лиц…
К вечеру Чубарому стало хуже. Он начал стонать и колотиться о землю. Мы, как потерянные, бродили около него.
Наутро Соня и я, не сговариваясь, вошли к отцу.
- Чубарый мучится, - сказала я так трудно, как будто в горле у меня перевернулось яблоко.
- Хорошо, - ответил отец. - Я знаю. Доктор говорил мне об этом.
И он вытянул ящик, где лежал револьвер.
Мы забились по углам и не видели больше друг друга.
Но я знаю наверное, что все приходили проститься.
- Где же девочки? - удивлялась мать. - Отчего никто не обедает?
- Оставь их, - ответил отец.
Мы скрывались до поздней ночи. Так прячут только большое горе. И никто из домашних не видел, как грустные, заплаканные дети молча уходили из опустевшей Чубаркиной конюшни.
Примечания
1
Арык - оросительный канал.
2
Кошма - войлок.
3
Трофей - добыча, захваченная при победе.
4
А-а, девочки! Здравствуйте!
5
Хорошая лошадь?
6
Умер, издох.
7
Белки - вершины гор, покрытые вечным снегом.
8
Расската - каменная россыпь по склону горы.
9
Фирн - оледенелый, слежавшийся снег.
10
Джолдаш - товарищ.
11
Финиш - конечный пункт, на бегах черта или шнурок через дорогу.