В сборник из серии "У пионерского костра" вошли рассказы С. Антонова, Н. Дубова, В. Бианки, Г. Гулиа и Н. Артюховой.
Содержание:
-
Сергей Федорович Антонов - Письмо 1
-
Николай Иванович Дубов - Держись, Константин! (из повести "Огни на реке") 3
-
Виталий Валентинович Бианки - Егоркины заботы 6
-
Георгий Дмитриевич Гулиа - Ванин папа 10
-
Нина Михайловна Артюхова - Новые соседи 11
Сергей Федорович Антонов, Николай Иванович Дубов, Виталий Валентинович Бианки, Георгий Дмитриевич Гулиа, Нина Михайловна Артюхова
Молодые граждане
Сергей Федорович Антонов
Письмо
Папа и дедушка-возница пошли к директору МТС просить свежую лошадь, а Леля, уставшая от долгого путешествия, осталась в телеге.
Она сидела между чемоданами, обвязанная большущим пуховым платком, и дремала. Когда она закрывала глаза, ей казалось, что телега снова едет по длинной, дырявой от множества луж дороге, снова медленно вращается однообразная снежная равнина и по обеим сторонам торчат в ослабевших сугробах покосившиеся, ставшие ненужными снегозащитные еловые веточки.
Солнце опускалось. Было оно сверху желтое, снизу - оранжевое, словно весь его жар оплыл книзу. Наступили те неустойчивые дни, когда зима еще не кончилась, а весна по-настоящему не началась. На дорогах кое-где сошел снег. Одни еще ездили в санях, другие - в телегах.
В просторном эмтеэсовском дворе становилось тише. Все реже и реже хлопала дверь конторы, по лестнице сбегали чужие озабоченные люди, а папа все не возвращался.
В аккуратном белом домике по соседству с конторой зажгли свет. Стали видны кружевные занавески на окнах и красные рябиновые гроздья, положенные для красоты между рамами.
Хорошо бы заночевать здесь, как предлагает дедушка, а завтра ехать дальше.
Но ночевать нельзя.
Во-первых, папу еще с прошлой недели ждут в колхозе "Лесные поляны", где он будет теперь работать агрономом, а, во-вторых, утром в областном центре папе вручили письмо, адресованное одному из колхозников "Лесных полян", - срочное письмо в плотном конверте с надписью: "Отправитель Т. Д. Лысенко", и просили как можно скорее передать его какому-то Харитонову.
Проснулась Леля оттого, что ее что-то толкнуло в бок.
Открыв глаза, она увидела морду коня. Морда была огромная, со свирепыми розовыми ноздрями. Между ушей свисали у нее черные космы, и от левого уха был отстрижен треугольный кусочек. Морда легко, словно спичечную коробку, отодвинула тяжелый чемодан и выдернула из-под брезента клок сена.
- Брысь! - сказала Леля.
Морда равнодушно посмотрела на нее выпуклым, как будто наполненным чернилами глазом, фыркнула, подняв столб пыли, и выдернула из-под ног Лели еще клок сена.
- Папа! - испуганно воскликнула Леля.
- Не бойся, он смирный, - раздался спокойный голос. Возле телеги стоял мальчик лет двенадцати в ушанке, надетой набекрень, как папаха у Чапаева.
Мальчик схватил коня за ремешок, раздвинул ему рот и вынул мокрый железный стержень. Гремя удилами, страшный конь помотал головой, потянулся к крыльцу и сразу отгрыз от ступеньки щепку.
- Привяжите его, пожалуйста! - попросила Леля, подбирая ноги.
Но мальчик не слышал ее. Он полез коню под брюхо и попытался поднять его заднюю ногу. Конь не давался.
- Ну, балуй! - сказал мальчик, легонько стукнув его по колену.
Конь укоризненно посмотрел назад и приподнял ногу. Мальчик сбил с копыта наледь, отер руки о лоснящийся круп и подошел к Леле.
- Чего это тебя в платок закутали? - насмешливо спросил он. - Жарко, небось… Хочешь, развяжу?
- Пожалуйста, развязывайте, - холодно разрешила Леля, задетая тем, что мальчик разговаривает с ней, как с маленькой.
Вскоре открылось ее смуглое лицо с двумя черненькими косичками и двумя помятыми бантиками за ушами, курносое лицо ученицы третьего, а может быть, и четвертого класса. Спрыгнув с телеги, она уже не казалась маленькой.
- Вот она какая, деталь, - смущенно сказал Петя, доставая из саней треснувшую шестерню. - Варить привез…
- Это зачем?
- Для триера.
- Очень интересно, - вежливо проговорила Леля, стараясь сообразить, зачем это понадобилось варить железо.
- Тебя звать как?
- Леля. А вас?
- Меня - Петька. Ты чего Бурана забоялась?
- Ну, уж и забоялась! - Леля иронически усмехнулась. - Я даже могу его погладить. Пожалуйста.
Она подошла к Бурану сзади и, далеко протягивая руку, коснулась его мягкой, теплой шерсти.
- Видите, и погладила! - сказала она, но, к ее досаде, Петя сгребал в санях сено и ничего не видел.
Он бросил охапку сена перед конем и только после этого снова обратился к Леле:
- Хочешь - садись на него верхом.
- Ой, нет, что вы! Спасибо.
- Садись. Самой, наверно, охота…
- Мне не сесть. Высоко.
- Садись, подсажу.
- Я бы села, да у меня ноги грязные. Я его запачкаю.
- Ладно, чего там… Все равно чистить-то…
Больше отговариваться было нечем. С помощью Пети она поднялась на оглоблю саней, в которые был запряжен Буран, и осторожно полезла на его спину.
Спина была широкая и плоская, как стол. Держаться было не за что. Леля уцепилась за гриву и сидела зажмурившись.
- Хорошо? - послышалось откуда-то снизу.
- Очень хорошо, - отвечала Леля, до смерти боясь, что Буран вдруг тронется с места. - Снимите, пожалуйста! Ему, наверно, тяжело.
- Ну да! На него десять таких сядет, он и не почует. У нас он возы такие тянет, что и полуторка не свезет. Вот, во второй бригаде назем возили. Так другие лошади шесть куч везут, а он - десять. А когда со станции надо было калийные соля везти, так и вовсе он весь транспорт забил…
Леля слушала Петю и терпеливо дожидалась, когда удобно будет попросить снять ее с Бурана. А Петя между тем рассказывал про калийные соли, суперфосфаты, про какой-то сыпец и вдруг ни с того ни с сего спросил, каталась ли Леля верхом.
- Нет, почти никогда не каталась. Снимите, пожалуйста!
- Хочешь, прокачу?
- Ой, нет, что вы!
- Самой, наверно, охота… Держись крепче, - сказал Петя и тихонько свистнул.
Буран, словно на шарнирах, повернул уши и осторожно тронулся с места.
И тут, неожиданно для себя, Леля взвизгнула и заплакала. Но Буран все шагал и шагал; с каждым шагом Леля подпрыгивала на его спине, и ей приходилось чуть не ложиться, чтобы не съехать набок, и она кричала все громче и громче. А Петя стоял, удивленно открыв рот, и не понимал, в чем дело.
- Леля, что это такое! - откуда-то издали донесся голос папы. - Сейчас же останови лошадь!
- Я ката-а-юсь! - проплакала Леля.
Папа подбежал к Бурану и, раздраженно повторяя "стой" и "тпру", стащил с него Лелю, перенес на сухое место, опустил на землю и шлепнул.
Отдышавшись, папа набросился на Петю:
- Это твоя лошадь? Разве можно ездить верхом без седла? Как ты думаешь? Можно?
Петя, опустив голову, чертил кнутом на земле круги и спирали.
- Ну, и наездница! - проговорил басом усатый человек, только что вышедший на крыльцо конторы. - Это и есть ваша отличница, Александр Александрович?
- Это и есть, - сказал папа. - За каждым шагом приходится следить… Дома я ее отпускал гулять только с теткой.
- А ты откуда взялся, кавалер? - обратился усатый человек к Пете.
- Шестерню привез заварить, товарищ директор. Из "Лесных полян".
- Из "Лесных полян"? Вот это хорошо!.. Вот вам и транспорт, Александр Александрович. Этот рысак побыстрей наших лошадок вас до места доставит…
- Вы хотите, чтобы меня вез этот мальчик? - удивился папа.
- А что? У нас ребята - орлы. Мы своим ребятам и не такие дела доверяем.
- Не хочут, так не надо… - проговорил Петя.
- Да ты не обижайся, - протянул директор. - Давай-ка быстренько багаж переложим… И товарища агронома срочно надо доставить. Учти: он везет важный пакет.
Вскоре чемоданы были переложены в сани; папа неумело завязал на Леле пуховый платок и попрощался с директором.
Когда они выехали со двора МТС, было совсем темно. Леля удобно устроилась между чемоданами и снова стала дремать, прислушиваясь к ровному стуку копыт и далеким звукам идущего где-то в темноте поезда. Сани то легко скользили по снегу, то тяжело тащились по мокрой земле.
- Ты, мальчуган, не боишься вот так, один, по ночам ездить? - услышала Леля голос папы и поняла, что к нему вернулось хорошее настроение.
- А чего бояться! - спросил, в свою очередь, Петя.
- Мало ли чего! Волки, там… баба-яга, - полушутливо, полусерьезно сказал папа.
- Волков у нас всех перебили… А бабой-ягой маленьких пугают… Вот у нас…
Но дальше Леля не слышала. Она заснула, и ей приснилась улица города, где она все время жила с папой, комнатка с розовыми обоями, школа, наполненная девочками, которые называли контрольную работу "девичьим переполохом"…
Она проснулась оттого, что отсидела ногу. В темноте ничего не было видно. Только на горизонте мерцали крошечные электрические огоньки да в черном небе светлели длинные, похожие на перья облака.
Петя разговаривал с папой.
- Вот, бывает, Тынковскую ляду проезжать боязно… - говорил Петя.
- А что там? - спросил папа.
- Там воды много. Сверху снег, а под ним такая вода течет… Прошлый год Володька в эту пору ехал - провалился вместе с санями.
- Мы эту ляду тоже проезжать будем?
- А как же!
- И ноги можно промочить?
- По шейку искупаться можно - не только ноги промочить.
Наступило молчание, и Леля снова услышала, как где-то далеко-далеко идет поезд.
- А почему это, молодой человек, мы едем не по дороге? - вдруг спросил папа, и по его голосу Леля поняла, что он снова начал сердиться.
- Вы же сами велели срочно. Вот и едем напрямки…
- И в санях, а не в телеге… Всё не как у людей!
- В санях лучше. Вот она - Тынковская ляда… Буран, тормозни! - сказал Петя коню.
Леля приподнялась и посмотрела вперед. Осторожно приседая на круп, конь спускался по крутому заиндевевшему откосу оврага. Сани заносило то в одну сторону, то в другую, но Петя стоял у передка, широко расставив ноги, как припаянный.
Наконец уклон стал положе, и Леля увидела ровную снежную полосу метров двадцати шириной, расстилавшуюся по дну оврага. Конь дошел до края этой полосы, остановился и обнюхал снег. Петя хлестнул его. Конь отмахнулся хвостом, но не тронулся с места.
Слышно было, как под снегом журчала вода.
- Ну? - спросил папа.
Петя выпрыгнул из саней, потыкал снег кнутовищем. Потом потянул Бурана под уздцы. Конь упирался.
- Нет, здесь нельзя переезжать, - подумав, проговорил Петя. - Здесь глубоко. Он знает.
Петя снова встал в санях и тронул вожжи, направляя коня вдоль кромки снежной полосы. Так ехали довольно долго.
- Если бы днем, тогда сразу бы переезд нашли, - сказал Петя. - Днем видать, где снег белый, а где - серый.
- А на дорогу где выехать можно?
- Чтобы на дорогу выехать, надо обратно в МТС ворочаться… Да вы не бойтесь! Вот здесь переедем.
Петя направил Бурана поперек полосы и замахал кнутом. Но умный конь, нервно переступая ногами, пятился и фыркал.
- Давай, мальчик, лучше перейдем пешком, а лошадь поманим с той стороны, - предложил папа.
- Нет уж! Пешком скорее провалимся.
Петя хлестнул Бурана и свистнул. Конь испуганно рванул сани и ступил на снег.
Поначалу все шло хорошо. Буран спокойно прошел по дну оврага четверть пути, половину, три четверти… Снег был плотный, и по его поверхности мягко поскрипывали полозья.
Дальше все произошло так быстро, что Леля не успела даже испугаться. Раздался такой шум, как будто что-то закипело, и Буран провалился по брюхо. "Становитесь на ноги!" - закричал Петя. Потом Леля оказалась подмышкой у папы, а сани, кренясь в снежной жиже, как лодка, подплывали к берегу. А через несколько секунд мокрый, курчавый конь, сгорбившись, тащил сани вверх по откосу.
- Кажется, выплыли? - спросил папа.
- Выплыли. Вот видите, почему сани лучше телеги! И не замочились вовсе, - заметил Петя.
- Да, не замочились. Ну, теперь всё?
- Теперь всё. Если Даниловскую ляду переедем, считай - дома.
- Если бы не письмо, ни за что не поехал бы с этим мальчишкой! - пробормотал папа.
Даниловскую ляду проехали благополучно, и вскоре Леля увидела по обе стороны дороги темные очертания строений. Это и была одна из деревень колхоза "Лесные поляны".
Как приятно после долгого, утомительного пути увидеть наконец освещенные окна дома, в котором ты будешь жить, спать, учить уроки! Дом этот еще неизвестен тебе, в темноте не видно даже, каково он цвета, но окна его приветливо освещены, в палисаднике чернеют деревья, и за воротами заливается собачонка, которая завтра полюбит тебя, будет вилять хвостом и ласкаться…
Леля выбралась из саней, потянулась и, нащупывая ногами ступени, поднялась на крыльцо.
- Пожалуйста, гости дорогие! - певучим голосом сказал кто-то, стоящий в сенях.
Леля с любопытством пошла в темноту, наткнулась на бочку, но чья-то добрая рука обняла ее, легонько направила на верный путь и открыла квадратную дверь. Леля ступила в чистую горницу, в которой пахло только что вымытыми полами и теплым хлебом, сощурилась от яркого света; а добрые руки проворно развязывали на ее спине узел пухового платка.
Леля обернулась.
Перед ней стояла девушка с широким лицом, заспанная и улыбающаяся.
- Левее держитесь, Александр Александрович! - говорила она певучим голосом, прислушиваясь к шуму в сенях. - С утра вас ждем - не дождемся. В такое время к нам на машине не проехать…
- Заведующая агролабораторией? - спросил папа, появляясь на пороге. - Мне рассказывали про вас.
- Чего уж про меня рассказывать! - просто сказала девушка. - Замерзли, небось… Сейчас чайком погреетесь.
- Прежде чем греться чайком, дорогая Евдокия… забыл, как по батюшке.
- Да просто Дуся, чего там!..
- Прежде чем греться чайком, дорогая Дуся, я прошу вас помочь мне найти Харитонова.
- Харитонова? - переспросила Дуся. - У нас много Харитоновых. Вам какого?
Александр Александрович достал письмо и посмотрел адрес.
- Я не знаю, какого. Здесь написано: "П. В. Харитонову". Это письмо академика Лысенко! - добавил он торжественно.
- А ну-ка, дайте поглядеть. Верно, от Лысенко! Петька, тебе письмо от Лысенко.
Александр Александрович как вынул одну руку из рукава пальто, так и замер на месте. А Петя, только что принесший чемодан, взял пакет, осмотрел его со всех сторон и зубами оторвал от конверта краешек. Любопытная Леля подошла к нему. В конверте оказались маленький блокнотный листок, портрет Мичурина и что-то, завернутое в компрессную бумагу.
- Прислал все-таки! - сказал Петя и стал разворачивать пакетик.
- Да ты сперва хоть письмо прочитай! - укоризненно проговорила Дуся. - Давай-ка, я тебе прочитаю.
Она взяла блокнотный листок и, подойдя к лампе, стала читать своим певучим голосом:
- "Уважаемый Петр Владимирович, извините за опоздание. Вчера вернулся из командировки (ездил смотреть дубки) и увидел вашу открытку. Вы правильно считаете, что надо смелее браться за внедрение новых сортов и ничего не бояться. Но, простите меня, Петр Владимирович, килограмма нового сорта пшеницы прислать никак не могу. Пока что эти зерна мы считаем не на вес, а штуками. Шлю двадцать зернышек с тем условием, чтобы вы точно сообщили мне, какой получите урожай. Вторую вашу просьбу выполнить совсем не смог. Сняться некогда. Посылаю другой портрет - думаю, что будете довольны".
- Он, наверно, думает, что ты агроном или еще какой-нибудь начальник, - сказала Леля.
- "Между прочим, дорогой Петр Владимирович, - продолжала читать Дуся, - слово "портрет" нужно писать через "о". И я даже удивился, увидев эту ошибку в вашем толковом письме. Всего же в нем четыре ошибки, считая запятые, и если бы я показал его вашей учительнице русского языка, - она поставила бы вам двойку…"
Петя поспешно взял из рук Дуси письмо, спрятал его в карман вместе с портретом и пакетиком и спросил Александра Александровича:
- Распрягать можно?