2. Боги Олимпа не против
- Познакомьтесь! Это моя бывшая ученица Элечка, - Людмила Ильинична представила своему 9-му "Г" тоненькую стройную девушку в голубом джинсовом костюме, расшитом стразами. - Хотя для вас она, конечно, не Элечка, а Элеонора Сергеевна.
Девушка слегка порозовела и смущенно улыбнулась, а Людмила Ильинична, обняв ее за плечи, торжественно продолжила:
- Элеонора Сергеевна оканчивает Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств по специализации "Режиссура театрализованных представлений и праздников", то есть всяческих массовых зрелищ, и ей нужно пройти преддипломную практику. Я предложила ей сделать это на базе нашего класса.
- Неужели она специально для нас поставит массовое зрелище? - хохотнул классный весельчак и балагур Вася Курослепов, которого в обиходе все, конечно, звали Курой. - Хорошо бы с эротическим уклоном!
9-й "Г" грянул богатырским смехом, а бедная Элеонора Сергеевна из розовой стала густо-малиновой. Людмила Ильинична, выпустив худенькие плечики бывшей ученицы, строго сказала Курослепову:
- Еще одно слово в подобном духе, и ты, Василий, будешь лишен до конца года абсолютно всех массовых зрелищ, включая дискотеки.
- Молчу-молчу! - поднял руки вверх Кура. - Без дискотек, Людмила Ильинична, я - не человек, вы же знаете! О! Заметили? - обратился он к классу, радостно сверкая серыми, чуть раскосыми глазами. - Я стихи сочинил: "Без дискотек я - не человек!" Впервые в жизни! Это только благодаря вам, Элеонора Сергеевна! - И он, вскочив со своего места, церемонно раскланялся перед вконец растерявшейся будущей режиссершей массовых зрелищ.
Девятиклассники опять дружно и с удовольствием рассмеялись.
- Элечка, не обращай на него внимания, - махнула рукой на Куру классная руководительница. - Вася, в сущности, неплохой парень, хотя и страшный балаболка. Его болтовня иногда очень утомляет, но в общем-то она довольно безобидна. Не сердись на него. Лучше расскажи ребятам, что ты хочешь им предложить.
Тоненькая и малиновая лицом Элеонора Сергеевна в молитвенном жесте сложила на груди детские ручки и сказала высоким звенящим голосом:
- Я хотела предложить вам организовать праздник для младшеклассников… - И она опять замолчала, нервно теребя застежку на курточке.
- Ты ведь уже даже придумала какой, - изо всех сил старалась помочь своей бывшей ученице Людмила Ильинична.
- Да… - выдохнула Элечка.
Она еще не знала, но все девятиклассники, не сговариваясь, уже поняли, что между собой будут называть ее только так.
- Ну! - опять подбодрила ее классная руководительница 9-го "Г".
Элечка улыбнулась ей подрагивающими губами и выпалила одним духом:
- Поскольку шестиклассники по литературе проходят мифы народов мира, то я предлагаю поставить праздник как раз на материале мифов и легенд Древней Греции.
- Чур, я буду Стимфалийской птицей! - опять выкрикнул Курослепов, снова сорвался с места и забегал взад-вперед по проходу, размахивая руками, как крыльями.
- Какая ж ты птица? - лениво возразил ему Вадим Орловский. - Ты - Стимфалийская Кура!
- А кто сказал, что курица не птица? - выкрикнул Вася, и его слова потонули в громоподобном хохоте одноклассников.
Не могла скрыть улыбки и Людмила Ильинична. Неожиданно открыто и наконец без смущения рассмеялась и Элечка.
- Ой, не могу! Насмешил! И я, честно говоря, удивлена такому глубокому знанию предмета. Стимфалийские птицы… Можно, конечно, и их включить, тем более что одна у нас уже есть, - глядя на Куру с доброй улыбкой, проговорила она.
- А у нас и свой Геракл имеется! - опять подал голос Орловский.
- Да? - доверчиво улыбнулась и ему Элечка. - И кто же?
- А вон он сидит! - Вадим показал на еле возвышавшегося над столом Кривую Ручку.
Класс опять покатился со смеху. Кривая Ручка еще более вжался в стол, а Элечка, подавившись готовой вырваться новой порцией смеха, осуждающе сказала:
- То, что вы сейчас сказали, молодой человек, вам не к лицу. Доброта вас украсила бы гораздо больше.
Орловский с кривой улыбкой отвернулся к окну, в классе установилась неприятная тишина, а Марина Митрофанова порадовалась, что достала для Кривой Ручки очень хорошие книги. Занимаясь по ним, он вполне сможет в ближайшем же будущем построить себе фигуру настоящего Геракла, и Орловский заткнется раз и навсегда и даже еще будет ему завидовать.
- Честно говоря, - нарушил всеобщее неловкое молчание Феликс Лифшиц, - эти греческие мифы уже надоели до тошноты. Все их без конца разыгрывают, будто бы больше и нечего. Мы сами в шестом классе их уже представляли. Между прочим, эта Стимфалийская птица, - он кивнул головой на Куру, - изображал кузнеца Гефеста, в материном фартуке с оборочкой и с надувным молотком. Помнишь, Васька?
- Еще бы! Я даже помню, как Леха Пороховщиков мне этот молоток гвоздем проткнул, и он у меня сдулся в самый ответственный момент.
- Вот-вот! У него молоток сдулся, а меня кто-то за поясок дернул, и мой, с позволения сказать, хитон из домашней простыни упал к ногам, когда я, будучи Купидоном, пытался пустить в кого-то стрелой из пластмассового лука ядовито-красного цвета.
- Ну… я даже не знаю… - огорчилась Элечка. - Вы можете предложить что-нибудь другое? Я, вообще-то, не против… Пожалуйста…
- А правда, ребята, что нам эти древние мифы? - подхватила мысль Феликса задушевная Маринина подруга Милка Константинова. - Давайте лучше поставим что-нибудь про любовь. Например, "Ромео и Джульетту".
- Ага! Шестиклашкам как раз только "Ромео с Джульеттой" и не хватает для полного счастья, - снисходительно заметил Константиновой Лившиц.
- Наверно, не обязательно для шестого класса, ведь так, Элеонора Сергеевна? - с надеждой спросила Милка.
- Мила! Ты немножко не поняла, что, собственно, нужно Элеоноре Сергеевне, - мягко возразила ей Людмила Ильинична. - Она постановщик не спектаклей, а театрализованных представлений, то есть массовых зрелищ.
- Ну… тогда… может быть, хотя бы без простыней? - скривив перламутровые губки, сказала Милка. - Я целиком и полностью поддерживаю Феликса: надоели уже всякие там Гефесты и Аполлоны с Афродитами.
- Может быть, вы и правы, - задумчиво проговорила Элечка. - Даже, скорее всего, правы! И я рада, что вы до этого додумались! Жаль, что не я, - и она опять улыбнулась девятиклассникам. - Я сейчас, конечно, не готова к обсуждению чего-то другого, помимо греческих мифов, но я подумаю… Спасибо вам, что не отнеслись равнодушно к моему предложению.
Как только Элечка закончила говорить, из окна на ее лицо упал яркий луч солнца, сумевший наконец пробиться сквозь сизые тучи, с утра плотным слоем обложившие небо.
- Глядите, а боги Олимпа не против того, чтобы мы их оставили в покое! - завопил дурным голосом Кура. - Весь день за окном был сплошной мрак, а тут вдруг солнышко выглянуло. Одобряет старик Зевс наше решение!
И все опять засмеялись.
Когда Элечка ушла из класса, Милка вслух спросила:
- Что-то я не очень понимаю, что же такое массовое зрелище… Если уж спектакль не массовое зрелище, то я и не знаю, что тогда массовое…
- Массовое зрелище, Константинова, это, чтоб ты знала, - открытие Олимпийских игр или, к примеру, лазерное шоу, - ответил ей Вася.
- Ну и дурак ты, Стимфалийская Кура, - снисходительно покачала головой Милка. - Какое лазерное шоу можно организовать из древнегреческих мифов? Тут что-то другое…
- Насколько я поняла Элеонору Сергеевну, - вмешалась Людмила Ильинична, - она собиралась поставить такой праздник, где вы, одетые богами, проводили бы с шестиклашками всякие викторины, игры, а заодно проиграли бы несколько отрывков из мифов.
- Да ну-у-у… - протянула Милка. - Скукота одна…
Большая часть одноклассников с ней тут же согласилась.
- Знаешь, Маришка, - огорченно заявила Милка Константинова, когда они с Митрофановой шли из школы домой, - зря все-таки эта Элечка не ставит спектакли. Так хочется Джульетту сыграть, просто ужас… У меня обязательно получилось бы! Вот слушай: "Ромео! О-о-о-о! - душераздирающе крикнула она на всю улицу. - Зачем же ты, Ромео?.." Как там дальше-то… Не помнишь?
- Не помню, - улыбнулась Марина. - А чего ты так развопилась? Она же Джульетта, а не диджей.
- Так она ж, кажется, с балкона ему кричала… Или нет?
- Она не кричала, а сама с собой разговаривала.
- Ну… это почти одно и то же! - не огорчилась Милка и взахлеб продолжила мечтать дальше: - А чтобы Ромео непременно играл бы Феликс или Вадик Орловский. Тебе кто больше нравится, Феликс или Вадик?
- Никто, - буркнула Марина.
- Ой! Ну ладно врать-то! Всем они нравятся, а ей, видите ли, не нравятся. Я тебе, Мариночка, почему-то все всегда говорю, а ты мне - ничего. Даже обидно!
- Ну и чего ты мне такого секретного сказала? Что-то я ничего не помню.
- Как это что? Я буквально минуту назад честно и откровенно призналась, что мне нравятся Орловский и Лившиц, только я никак не могу понять, кто больше. Вчера мне казалось, что Вадик, а сегодня, когда он так некрасиво выступил с Кривой Ручкой, то я подумала, что Лившиц как-то интеллигентней… Ты-то как думаешь?
- Если рассматривать с точки зрения интеллигентности, то Феликс, конечно, лучше, - согласилась Митрофанова.
- Слушай, Маринка! - Милка до невозможности округлила глаза. - Я, между прочим, давно хотела тебя спросить, зачем ты ко мне от Феликса отсела? Столько лет сидела, когда на него и смотреть-то было противно, а сейчас, когда девчонки за него драться готовы, ты, как последняя дура, без боя отдала свое место какой-то там Слесаренко! Может, вы с Лившицем поссорились или… наоборот? Меня и девчонки без конца об этом спрашивают…
- Что значит "наоборот"? - удивилась Марина.
- А то и значит, что, может быть, между вами сложились какие-то такие отношения, которые вы не хотите афишировать, а сами где-нибудь тайно встречаетесь…
- Совсем вы с девчонками с ума посходили! - Марина покрутила пальцем у виска, а сама при этом нервно думала о том, что если рассказать Милке про Рыбаря, то она, пожалуй, и не поверит.
- Значит, с Феликсом ты не встречаешься? - с большим подозрением еще раз спросила Константинова.
- Нет.
- А с кем встречаешься? - не сдавалась Милка.
- Ни с кем! - отрезала Марина. - Отстань от меня, Людмила, очень тебя прошу!
- Ах так, да? - всерьез разобиделась Константинова. - Ну и какая же ты мне подруга после этого? - Она остановилась посреди тротуара и уперла руки в бока, так что прохожим стало очень трудно ее обходить.
Марина вздохнула и решилась признаться во всем Милке, потому что в ее возрасте уже гораздо стыднее быть невлюбленной, чем влюбленной в несколько неперспективную личность.
- Ладно, пойдем, - потянула она за собой Константинову, - я тебе расскажу… Только дай слово, что воспримешь это адекватно.
- Адекватно - это как? - Милка не собиралась трогаться с места до тех пор, пока не будут расставлены все точки над "i".
- Ну… дай слово, что не будешь смеяться… - заглядывая Константиновой в глаза, попросила Марина.
- Смеяться?! - Милка тут же дала дорогу прохожим, потому что сообщение обещало быть интересным и с места стронуться стоило. - Кто ж над любовью смеется? Только бессердечные люди!
Когда подруги уселись на скамейку в скверике возле Марининого дома, Милка в предвкушении сногсшибательной новости смогла произнести всего лишь одно междометие, но в нем явственно слышалось все сразу: и вопрос, и дружеское участие, и подбадривание, и обещание никому не проболтаться, и главное - разрывающее ее на части любопытство:
- Ну!!!
- Ну… - Это повторенное Мариной "ну" было в тысячу раз беднее Милкиного, потому что в нем, кроме неуверенности, ничего другого, к сожалению, не сквозило. - Понимаешь… мне нравится один парень из нашего класса… который никому больше не нравится…
- И кто же это? - Константинова на всякий случай придвинулась к Марине поплотнее, чтобы ненароком в шуме улицы не пропустить какой-нибудь мелкой, но очень важной детали.
- Это… ты, конечно, не поверишь… но это Богдан Рыбарев… - слабым голосом выдохнула Марина.
- Да ладно… - скривилась Милка, так как сначала подумала, что подруга ее разыгрывает, но, увидев, как Маринино лицо сделалось багровым, в состоянии полного изумления прошептала: - Не может быть…
- Ну вот, я же говорила, что не поверишь… - Марина отвернула голову в сторону, так как боялась встретиться с Константиновой глазами.
- Вот, значит, к чему привели все эти "домашки" с "контрошками"… - проронила растерянная Милка. - Или ты из любви их ему и решаешь, как проклятая, а?
- Не знаю я, Милка, что было сначала, а что потом, - сказала Марина и опять представила, как Рыбарь склоняется к ней с высоты своего очень хорошего роста, чтобы поцеловать в губы. Как и во время предыдущего представления, ее пробрала дрожь, и она зябко поежилась.
- Знаешь, Маринка! - собрала свою волю в кулак Милка Константинова. - Тебе срочно надо его разлюбить, потому что это уже не "Ромео и Джульетта", а натуральный "Собор Парижской Богоматери" получается! Тоже нашла себе Квазимодо!
- Никакой он не Квазимодо! - обиделась за Рыбаря Марина. - Ты вот завтра присмотрись к нему получше!
- А то я на него за столько лет не насмотрелась!
- Да вы все, кроме как на Орловского с Лившицем, ни на кого больше и не смотрите! Прямо как стадо…
- Несмотря на то, что ты по этому поводу думаешь, - возмутилась Милка, - я очень хорошо представляю Рыбины брючатки по колено и не пойми какого цвета куртенку от спортивного костюма. Мне кажется, что он их не снимает с самого детского сада.
- Ну и что! А рост! А лицо! Ты представляешь себе его лицо? - горячилась Марина.
- Лицо… - задумалась Милка. - Лицо у него какое-то белое, по-моему…
- Естественно белое, не негр же он!
- Рост у него, конечно, ничего… неплохой рост… - начала сдавать позиции Константинова. - А вот лицо… Если честно, так я и не очень помню, какое у Рыбаря лицо… Завтра придется присмотреться.
- Вот-вот, - подхватила Марина, - ты сначала присмотрись, а потом уж и говори, кто Квазимодо, а кто - нет.
На следующий день после первого же урока Милка отвела Митрофанову к окну и с ошеломленным лицом прошипела ей в ухо: - Ты, Маринка, того… права… Рыбарь-то, пожалуй, не хуже Орловского будет, в своем роде, конечно. Такой интересный блондин… Скандинавского типа… Как это ты разглядела? Только неплохо бы его слегка отстирать… Ну да ладно, это и потом не поздно будет сделать. Пожалуй, люби его. Разрешаю! - Она улыбнулась и добавила слова Васьки-Куры, которые сделались в 9-м "Г" любимой крылатой фразой, подходящей к любой ситуации: - Боги Олимпа не против!
3. Треугольные скалярии и нерешенные задачи по физике
Илья Криворучко перелистывал выданные ему Митрофановой книги и не знал, как ему лучше поступить: гордо бросить их ей в лицо со словами: "Забери и больше не смей ко мне приближаться!" - или все-таки сделать конспект и начать заниматься, поскольку фигурой он, надо честно признаться хотя бы самому себе, совершенно не блещет. Он закрыл книги, сложил их перед собой стопочкой и решительно признался себе еще и в том, что ту блестящую фразу о неприближении к нему Митрофановой он никогда не сможет ей сказать, потому что собьется сразу же на первом слове "забери". Эта ненормальная Марина парализует его своим взглядом, как удав. И чего она к нему привязалась?
Илья подумал еще немного и решил сделать себе заодно и третье признание. Заниматься этими полезными упражнениями ему здорово лень и неохота. Почему лень, понятно каждому дураку, а неохота, потому что занятия будут отвлекать его от другого. Он, Илья Криворучко, разводил аквариумных рыб и очень серьезно подходил к этому делу. У него было целых три аквариума: два прямоугольных и один круглый. В прямоугольных аквариумах жили довольно-таки обычные, хотя и очень красивые рыбки: меченосцы, скалярии, моллинезии, а в круглом - тепловодные золотые. Золотых рыбок было три штуки. Одна, которую Илья назвал Изабеллой, была скорее даже не золотая, а блестяще-рыжая, будто бы медная и хорошо начищенная, с огромными выпученными глазами и прозрачным апельсиновым хвостом. Две другие, Дашка и Машка, имели тоже шикарные вуалевые хвосты и телескопические глаза. Дашка была бледно-золотистая, как любимая мамина перламутровая помада, а Машка - лимонно-желтая с двумя черными пятнами по бокам. Из-за этих пятен отец дразнил ее Буренкой, но Машка, похоже, и не думала обижаться, поскольку никогда никаких Буренок в глаза не видела.
Илья любил ездить на Кондратьевский рынок, где собирались аквариумисты, и если бы у него была возможность, то скупил бы, наверно, все разновидности рыбок, которые только ему попадались. Но такой возможности у него не было. Мама увлечение сына не одобряла, потому что рыб не любила. Ей казалось, что аквариумы портят ее до мелочей продуманный интерьер. Илья с трудом отвоевал свои три аквариума, но если бы не отец, то и это вряд ли бы удалось. Директор фабрики детских игрушек в тот день, когда дома разгорелась целая битва по поводу нахождения в нем аквариумов, твердо сказал маме, которой, в общем-то, перечил довольно редко, что сын имеет право в своей комнате делать то, что просит его душа. Душа Кривой Ручки просила гораздо большего, чем три жалких аквариума, но пока вынуждена была удовлетворяться тем, что есть.
Илья вздохнул, опять придвинул к себе Маринины книги и уставился на обложку той, что в стопке лежала сверху. На ней был изображен накачанный молодой человек с огромными бицепсами и мускульными шашечками на животе. Красиво, конечно, ничего не скажешь…
Странная все-таки эта Митрофанова. Чего она к нему пристала? Неужели ей в самом деле хочется, чтобы у него была такая фигура? Зачем ей это надо? Какая ей разница, есть ли у него шашечки на животе или нет? А может, она в него влюбилась? Илья подумал об этом нечаянно и тут же испугался, будто сказал глупость вслух при всем классе. Разве ж можно в него влюбиться? Да никому и никогда! Он посмотрелся в стекло круглого аквариума и решил, что даже отражающееся в нем лицо, сплюснутое и вытянутое по горизонтали, все же симпатичнее того, которое он ежедневно видит в зеркале. Но, с другой стороны, если взять, к примеру, Пушкина… Тоже не Голливуд и низенький к тому же… Конечно, он, Илья, стихов не пишет, но зато учится лучше всех в классе. На прошлой неделе победил в очень крутом конкурсе по физике для школьников, который устраивал питерский университет. Директриса в честь его победы даже линейку параллели девятых классов собрала, а декан физмата, который уже вручал ему диплом в университете, специально приехал в школу и подарил еще и авторучку - настоящий "Паркер". Может быть, Митрофановой это и понравилось? Нет, она еще раньше эти книги притащила… И вообще, давно зачем-то вяжется… А здорово было бы, если бы она и вправду в него влюбилась! В конце концов, имеет он право помечтать? Вот если бы она действительно в него влюбилась, то он мог бы ей подарить… Изабеллу…