— Лон!
Он подозвал ее к себе и осторожно обнял.
— Его там нет, Амелия.
— А…
— Нет-нет, все в порядке. С ним все хорошо. Том отнес его в комнату для гостей.
— Слава Богу! — воскликнула Кара, увидев, как сверху спускаются пожарные.
К ним подошел мрачный Том.
— С ним все в порядке, Амелия. Ожогов нет, только наглотался дыма. Повысилось давление. Но сейчас он получает лекарства, так что все будет хорошо.
— Что случилось? — спросила у детектива Амелия.
— Это Кудесник, — вздохнул Селлитто. — Он убил Ларри Бурке, надел его форму, вошел в дом и каким-то образом проник в комнату Райма. Там мерзавец разжег огонь возле кровати. Мы тут внизу даже ничего не почувствовали: кто-то увидел дым с улицы и позвонил в Службу спасения. А диспетчер позвонил мне. Мы с Томом и Мелом почти все погасили еще до того, как приехали пожарные.
— А Кудесник? — спросила она. — Как я понимаю, его опять упустили?
Селлитто горько засмеялся:
— Он исчез. Растворился в воздухе.
* * *После несчастного случая, превратившего Райма в паралитика, он долго не мог преодолеть отчаяния и проводил многие месяцы в тщетных мечтах о том, как снова встанет на ноги. Потом смирился с неизбежным и направил все свои помыслы на достижение более реальной цели.
Научиться самостоятельно дышать.
Став полным инвалидом, со сломанным четвертым позвонком, он нуждался в аппарате искусственной вентиляции легких, ибо нервы, соединяющие мозг с диафрагмой, не функционировали. Легкие Райма сначала работали не в полную силу, и его подключили к аппарату, а в грудь ему вставили шланг. Райм ненавидел это устройство с его механическими хрипами: оно вызывало странное ощущение, что самостоятельное дыхание не нужно (к тому же аппарат временами останавливался).
Но потом его легкие спонтанно заработали, и Райма отсоединили от дыхательного аппарата. Врачи сказали, что улучшение связано с естественным процессом посттравматической стабилизации, но Райм знал истинную причину. Он добился этого сам, усилием воли заново научился дышать, и это было одним из величайших достижений в его жизни. Сейчас он напряженно выполнял упражнения, надеясь, что они повысят чувствительность тела и даже позволят ему двигать конечностями. Однако какие бы успехи ни ожидали Райма в будущем, ничто не сравнится с той гордостью, которую он испытал в тот момент, когда впервые отключили дыхательный аппарат.
Теперь, лежа в маленькой комнате для гостей, Райм вновь вспоминал окружавшие его в спальне облака дыма, горящие ткань, бумагу и пластик. В тот момент он думал не столько о том, что сгорит заживо, а об ужасном дыме, занозой проникающем в легкие и отнимающем единственную победу, одержанную им в борьбе с собственной беспомощностью. Пожалуй, Кудесник нанес ему удар в самое уязвимое место.
Когда в комнату ворвались Том, Селлитто и Купер, внимание Райма сосредоточилось не на огнетушителях в руках двоих копов, а на зеленом баллончике с кислородом, который принес Том. «Боже, спаси мои легкие», — взмолился он.
Еще до того как пламя сбили, Том надел ему на лицо кислородную маску, и Райм с жадностью вдыхал живительный газ. Потом его отнесли вниз, и врач «скорой помощи» вместе с личным врачом Райма осмотрели его, обработали незначительные ожоги и занялись поисками бритвенных лезвий (в пижаме Райма никаких лезвий так и не нашли). Специалист по спинному мозгу заявил, что с легкими все в порядке, но Том должен поворачивать больного чаще, чем обычно, чтобы улучшить процесс вентиляции.
Мало-помалу Райм успокаивался, но напряжение все еще не спадало. Убийца поступил более жестоко, чем если бы причинил ему физическую боль: нападение напомнило Райму о том, как хрупка его жизнь и как неопределенно его будущее.
Сейчас он ненавидел это ужасное ощущение уязвимости и беспомощности.
— Линкольн! — Быстро войдя в комнату, Сакс села на старую кровать и прижалась к груди Райма. Он прильнул к ее волосам. Амелия плакала. За все время их знакомства Райм видел ее плачущей не более двух раз.
— Не называй меня по имени! — прошептал он. — Это плохая примета. А нам уже и так сегодня досталось.
— С тобой все в порядке?
— Да, я чувствую себя хорошо, — тихо ответил Райм, охваченный иррациональным страхом — а вдруг, если он заговорит громче, частички дыма повредят его легким? — Как там птицы? — спросил Райм, надеясь, что с соколами все благополучно. Он не имел ничего против того, чтобы они улетели в другое место, но страшно расстроился бы, если бы с ними что-то случилось.
— Том сказал, что с ними все в порядке. Сидят на другом подоконнике.
Сакс обнимала Райма, когда в дверях появился Том.
— Я должен повернуть вас.
Обняв Райма еще раз, Сакс отошла.
— Осмотри место преступления, — сказал Райм. — Преступник, возможно, что-то оставил. Там был платок, который он обернул вокруг моей шеи, и бритвенные лезвия.
Пообещав все осмотреть, Амелия вышла из комнаты, а Том начал искусно вентилировать легкие Райма.
Сакс вернулась через двадцать минут. Сняв комбинезон, она аккуратно уложила его в чемоданчик.
— Удалось найти не слишком много, — сообщила она. — Забрала тот носовой платок и сняла несколько следов. Кудесник надел новую пару «экко». Но больше ничего нет. Да, там еще была бутылка шотландского виски, но, кажется, твоя.
— Моя, — прошептал Райм. В обычном состоянии он пошутил бы, что за использование при поджоге виски восемнадцатилетней выдержки положено серьезное наказание. Но сейчас Райм не был расположен к шуткам.
Он понимал, что улик скорее всего немного. В местах поджога обычно выясняют лишь, откуда и как начался пожар. Но это они уже и так знали. Тем не менее Райм все же надеялся на большее.
— А как насчет клейкой ленты? Том оторвал ее и бросил на пол.
— Ее там нет. Наверное, сгорела.
— Поищи у изголовья кровати. Кудесник стоял там и мог…
— Я смотрела.
— Посмотри еще раз. Ты явно что-то упустила.
— Нет. Забудь о месте преступления.
— Черт побери, но нам нужно продвигаться вперед!
— Мы и продвигаемся, Райм. Я хочу допросить свидетеля.
— Там был свидетель? — удивился он. — Никто не говорил мне об этом.
— Был. — Подойдя к двери, Сакс подозвала Лона Селлитто. Тот вошел, понюхал свой пиджак и нахмурился.
— М-да! Черт побери! Этот костюм обошелся мне в сто сорок долларов. Так что там, офицер?
— Да вот собираюсь допросить свидетеля, лейтенант. У вас есть магнитофон?
— Конечно. — Лон подал ей магнитофон. — И где же свидетель?
— Забудь о свидетелях, Сакс, — сказал Райм. — Ты же знаешь, какие они ненадежные. Напирай больше на вещдоки.
— Нет, на этот раз мы получим надежную информацию, уверена.
Райм посмотрел в сторону двери.
— И кто же это?
— Ты — Сакс придвинула кресло к кровати.
Глава 2?
— Я? Это же смешно!
— Ничуть.
— Даже и не думай! Снова пройдись по сетке. Ты наверняка что-то упустила. Слишком быстро все осмотрела. Если бы ты была новичком…
— Я не новичок. Я умею быстро осматривать место преступления и знаю, когда нужно прекратить осмотр и заняться более продуктивными делами. — Взглянув на маленький магнитофон Селлитто, Сакс проверила пленку и включила запись.
— Говорит патрульный Нью-Йоркского управления полиции Амелия Сакс, значок номер пятьдесят восемь восемьдесят пять. Допрашивается Линкольн Райм, свидетель нападения категории десять двадцать четыре и поджога категории десять двадцать девять в доме номер три четыре пять, Центральный парк. Сейчас суббота, семнадцатое апреля. — Она поставила магнитофон на столик возле Райма. — Теперь давай описание.
— Я уже говорил Лону…
— А теперь скажи мне.
Саркастический взгляд, устремленный в потолок.
— Мужчина среднего телосложения, лет пятидесяти или пятидесяти пяти, в полицейской форме. На сей раз без бороды. Шрам и обесцвеченная кожа на шее и груди.
— Его рубашка была расстегнута? Ты видел его грудь?
— Прошу прощения! — иронически отозвался Райм. — Шрам у основания шеи предположительно продолжается на груди. Мизинец и безымянный палец левой руки срослись. У него… с виду карие глаза.
— Это хорошо, Райм. До сих пор мы не знали цвет его глаз.
— Возможно, не знаем и сейчас, если он носит контактные линзы! Пожалуй, одна вещь освежила бы мою память. — Он выразительно посмотрел на Тома.
— Какая вещь?
— Думаю, где-нибудь на кухне осталась не сгоревшая бутылка «Макаллана».
— Потом, — сказала Сакс. — Сейчас тебе нужна ясная голова.
— Но…
— А пока, — почесывая затылок, продолжала она, — я хочу тщательно проанализировать все, что случилось. Так что он сказал?
— Но…
— А пока, — почесывая затылок, продолжала она, — я хочу тщательно проанализировать все, что случилось. Так что он сказал?
— Я мало что помню. В основном Кудесник нес какую-то безумную несуразицу. И я был не в том настроении, чтобы обращать на нее внимание.
— Может, для тебя это и звучало как полное безумие. Но я убеждена, для нас там отыщется что-нибудь полезное.
— Сакс, неужели ты полагаешь, что я был смущен и напуган? То есть сбит с толку?
Она прикоснулась к его руке:
— Я знаю, ты не доверяешь свидетелям. Но иногда они кое-что видят… Это моя специальность, Райм. Я проведу тебя через это. Как ты проводишь меня по сетке. И мы обязательно найдем что-нибудь важное. — Встав, Сакс подошла к двери и крикнула: — Кара!
Да, он действительно не доверяет свидетелям, даже тем, кто наблюдал с выгодной позиции и сам не участвовал в событиях. Все, кто так или иначе вовлечен в преступление, особенно жертвы насилия, абсолютно ненадежны. Даже сейчас, размышляя о визите убийцы, Райм вспоминал лишь случайные эпизоды: вот Кудесник стоит позади него, вот наклоняется над ним, вот зажигает огонь. Запах скотча, клубы дыма. Райм не мог восстановить хронологию событий.
Как говорила Кара, память — это всего лишь иллюзия.
— С вами все в порядке, Линкольн? — войдя, спросила девушка.
— Прекрасно, — пробормотал он.
Как пояснила Сакс, она хочет, чтобы Кара выслушала его рассказ. В словах убийцы она может уловить нечто полезное. Амелия снова села и придвинула поближе к кровати свое кресло.
— Давай вернемся назад, Райм. Расскажи нам, что случилось, — хотя бы в самом общем плане.
Он секунду помолчал, глядя на магнитофон, затем начал рассказывать то, что запомнил. Кудесник вошел, признался, что украл форму, убив полицейского.
Погода нынче теплая…
— Он делал вид, что разыгрывает представление, в котором я участвую вместе с ним. Я сейчас вспомнил кое-что, — добавил Райм. — У Кудесника астма. Или по крайней мере одышка. Он чуть присвистывал, когда шептал.
— Хорошо, — кивнула Сакс. — Я совсем забыла, как он разговаривал после нападения на Мерстон. Что еще он сказал?
Взглянув на темный потолок гостевой комнаты, Райм покачал головой.
— Только одно. Что он или сожжет меня, или разрежет на куски… Кстати, ты нашла в комнате бритвенные лезвия?
— Нет.
— Ну вот! Об этом я и твержу — о вещественных доказательствах. Я знаю, что он засунул лезвие в мои тренировочные штаны. Доктора его не нашли — наверное, оно выпало. Вот что тебе следует искать!
— Возможно, его там и не было, — вставила Кара. — Я знаю этот трюк. Он пальмировал лезвие.
Может быть, вы медленно кастрируете себя…
— Я имею в виду то, что трудно внимательно прислушиваться к чьим-то словам, когда тебя пытают.
— Подожди, Райм, давай опять начнем сначала. Сегодня вечером мы с Карой отправились за едой, а ты изучал вещественные доказательства. Потом Том отправил тебя наверх. Ты ведь чувствовал себя усталым, верно?
— Нет. Усталым я себя не чувствовал, но Том все равно меня отвез.
— Думаю, ты был не слишком этим доволен.
— Не слишком.
— Итак, ты оказался наверху.
Силуэты птиц, затем Том закрыл дверь.
— Было тихо… — продолжала Сакс.
— Нет, вовсе не было тихо. Там же через улицу этот проклятый цирк. Так или иначе, я установил будильник…
— На какое время?
— Не знаю. Да какая разница?
— Одна деталь может породить две другие.
Мрачный взгляд.
— И откуда же взялся сей афоризм?
Сакс улыбнулась:
— Сама придумала. А ведь звучит неплохо, правда? Используй его в новом издании своей книги.
— Я не пишу книги о свидетелях, — огрызнулся Райм, — пишу о вещественных доказательствах.
— А откуда ты узнал, что он в комнате? Ты что-то услышал?
— Нет, я почувствовал сквозняк. Сначала решил, что это кондиционер. Но это был он. Он дул мне на щеку и на шею.
— Зачем?
— Думаю, для того чтобы испугать. Между прочим, это ему удалось. — Райм закрыл глаза, затем кивнул, словно что-то вспомнив. — Я попытался позвонить Лону, но он… — Райм посмотрел на Кару. — Он понял, что я хочу сделать. До этого он угрожал убить меня — нет, угрожал ослепить, если я попытаюсь позвать на помощь. Я решил, что он так и сделает, но, как ни странно, мои действия на него произвели впечатление. Он даже похвалил меня за попытку отвлечения… — Райм умолк — воспоминания истощились.
— Как же он вошел?
— Вместе с офицером, который принес вещдоки по делу Грейди.
— Черт! — воскликнул Селлитто. — Теперь мы будем проверять удостоверения личности у всех, кто сюда входит.
— Он говорил об отвлечении, — напомнила Сакс. — Похвалил тебя. Что еще он сказал?
— Не знаю. Ничего не сказал.
— Совсем ничего?
— Не знаю! — Райма охватило бешенство. Он злился на Сакс за то, что она наседает на него и не позволяет выпить: это помогло бы ему забыть о пережитом ужасе.
Злился на себя за то, что не оправдывает ее ожиданий. Должна же она понимать, как трудно ему снова возвращаться туда — к языкам пламени, к клубам дыма, проникающим в нос и угрожающим его драгоценным легким…
Минуточку! Дым…
— Огонь, — сказал Линкольн Райм.
— Что?
— Кажется, больше всего он говорил именно об огне. Похоже, это у него навязчивая идея. Он упоминал о какой-то иллюзии. О… о «Пылающем зеркале». Да, точно. Огонь по всей сцене, а иллюзионист выбирается из него. А потом вроде бы превращается в дьявола. Или кто-то другой превращается в дьявола.
Райм и Сакс одновременно посмотрели на Кару. Она кивнула.
— Я слышала об этом. Редкая вещь. Требует много декораций и довольно опасная. В наши дни большинство владельцев театров не позволяют ее ставить.
— Потом он продолжал говорить об огне. Что это та вещь, которую нельзя подделать на сцене. О том, как публика видит огонь и втайне надеется, что иллюзионист на самом деле сгорит. Потом он говорил о чем-то еще. Он…
— Давай, Райм, дело у тебя идет.
— Не прерывай меня! — огрызнулся он. — Я уже упоминал о том, что Кудесник вел себя так, будто дает представление? Он словно бредил. Все время смотрел на пустую стену и с кем-то разговаривал. Какая-то там публика — не помню точно, как он называл ее. Он вел себя как маньяк.
— Воображаемая аудитория.
— Ну да. Подождите-ка… Кажется, он говорил «уважаемая публика». Ну да, именно так: «уважаемая публика».
Нахмурившись, Сакс взглянула на Кару, но та лишь пожала плечами.
— Мы всегда разговариваем с публикой. Это называется паттером. Прежде исполнители говорили «почтеннейшая публика» или «уважаемые леди и джентльмены». Но теперь все считают это вычурным и надуманным. В наши дни паттер стал более неформальным.
— Давай дальше.
— Не знаю, Сакс. Кажется, это все. Остальное представляется мне сплошным неясным пятном.
— Уверена, это не все. Это как вещдок на месте преступления. Он здесь, возможно, это ключ ко всему делу. Нужно просто взглянуть как-то по-другому, чтобы найти его. — Она наклонилась к Райму: — Допустим, это твоя спальня. Ты лежишь в своей кровати. Где он стоял?
Криминалист кивнул.
— Там. В ногах кровати, лицом ко мне. С левой стороны от меня, ближе к двери.
— В какой он стоял позе?
— В какой позе? Не знаю.
— Подумай.
— Наверное, лицом ко мне. Он постоянно двигал руками, словно говорил на публике.
Встав, Сакс приняла ту позу, о которой говорил Райм.
— Так?
— Подойди ближе. — Она подошла. — Встань сюда.
Это снова пробудило в нем воспоминания.
— Еще один момент… Он говорил насчет жертв. Сказал, что тут нет ничего личного.
— Ничего личного?
— Он убивал их… да, теперь помню точно — убивал за то, что они собой представляли.
Сакс кивнула, дополняя магнитофонную запись письменными заметками.
— Представляли! — задумчиво повторила она. — Что бы это могло значить?
— Понятия не имею. Музыкант, адвокат, гример. Разный возраст, пол, разные профессии, разные места жительства, никакого отношения друг к другу они не имеют. Что именно они могут представлять собой? Верхушку среднего класса, жителей мегаполиса, лиц с высшим образованием… Может, ключ к разгадке в одном из этих параметров — рационалистическое обоснование принципа, по которому он отбирал их. Кто знает?
— Тут что-то не так, — нахмурилась Сакс.
— Что именно?
— Что-то в твоих воспоминаниях, — поколебавшись, ответила она.
— Ну я же не могу дословно передать все, что он сказал. У меня ведь не было под рукой стенографистки!
— Нет, я не это имею в виду. — Помолчав, Сакс кивнула. — Ты восстанавливаешь то, что он сказал. Ты пересказываешь это своим языком. Жители мегаполиса, рационалистическое обоснование… Мне нужны его слова.