* * *
Здесь жутко – признала Катя.
Она поднималась на четвертый этаж, но дверь на третий была открыта. Катя решила заглянуть и теперь шла по фудкорту, между разбросанными стульями и столами, сваленными в дикие, похожие на детские шалаши конструкции. Здесь определенно кто-то "навел порядок". Катя чувствовала себя путником, случайно забредшим в джунгли. Кем-то из фильма "Хищник".
Кем-то, кого любят убивать в начале. Она дернулась от звука, увидела или просто почувствовала: что-то промелькнуло слева.
Катя отшатнулась, врезалась в столешницу. Угол поломанного стола ударил под коленки, и она чуть не рухнула. На полу валялась металлическая салфетница, в ней отражался красно-оранжевый свет ламп, вокруг полукругом рассыпались салфетки. Как будто снег…
Катя зажмурилась. Ей нужно сосредоточиться.
Рык заставил ее обернуться.
И она увидела.
Перед ней стоял Кравцов. Только это был уже совсем не Кравцов. От него осталось мало человеческого: горбатая спина, хищный оскал и взгляд разъяренного зверя. По этому взгляду было сразу понятно: говорить "привет" не лучшая идея.
Катя отступила на шаг. Кравцов сделал шаг на нее. Медленно, будто перед прыжком. Она чувствовала его напряжение: так кошки едва-едва движутся, чтобы потом броситься на добычу.
Вот кем она была для него. Добычей.
Катя медленно стянула рюкзак – сражаться с грузом за плечами не лучший вариант, – медленно поставила его на землю и медленно отступила на шаг. Она поймала взгляд Кравцова и вздрогнула: в глазах не осталось ничего, кроме бешенства.
Миг – и он толкает ее в грудь. Она падает на пол, рукой ударяется об острый угол салфетницы. Боль такая, что искры сыплются из глаз.
Катя со стоном увернулась от удара. Боль в руке еще тянула, но через пару секунд уступила боли в груди. "По крайней мере это значит, что у тебя есть грудь", – пронеслась в голове ехидная мысль.
Катя закрыла глаза и привычно коснулась черной силы. Почувствовала, как ее оплетают корни, соединяются с ее руками и ногами, пульсируют, наполняя новыми силами.
Мир вокруг потемнел. Замедлился и сжался. Катя была в "Поплавке". В зоне фудкорда, среди разбросанных столов и
стульев. Перед ней стоял Кравцов – вернее, нечто, похожее на Карвцова. Он смотрел на нее и глупо щелкал зубами, будто жевал что-то невидимое. Он был быстрее обычного человека. Сильнее. Злее. Но даже так – он не мог сравниться с Катей, когда она оплетена черной силой.
Она сделала шаг вперед. Ей нельзя было использовать оружие, чтобы не ранить Кравцова, но оно и не понадобится. У нее есть сила.
Сила…
Катю словно толкнуло. Она зажмурилась и открыла глаза. Мир стал еще темнее. В ушах зазвенело так сильно, что она потянулась к ним руками. Почувствовала, что из носа пошла кровь.
Что происходит?
Звуки стали гулкими, словно доносились через трубу. Кравцов двинулся на нее очень плавно, будто при замедленной съемке.
Сквозь боль и звон мелькнула мысль: что-то похожее она чувствовала, когда набросилась на Мормару.
Сила. Слишком много черной силы.
Катю парализовало. Грудную клетку сдавило так, что она не могла сделать вдоха. В голове продолжали вертеться сбивчивые мысли.
Сила, как вода. И сейчас на Катю давило целое море. Она вспомнила, как стояла с Мариам на Зеленой горе и смотрела на город. Город оплетали корни черного дерева.
А его ствол был в "Поплавке".
Катя рухнула на колени, пытаясь сделать вдох. Слишком много. Она не могла с этим справиться. Попыталась оборвать связь, но не смогла. Корни уже не просто оплетали, они тянули ее куда-то вниз.
Куда-то, где она слышала собственный голос из детства:
Пирамида рушится.
Ты строишь ее целый день, а она рушится.
Кубик за кубиком.
Кубик за кубиком…
А потом насмешливый голос Мормары:
"Ты когда-нибудь попадала в ад? Тебя рвет на куски, разбирает на атомы…"
Кубик за кубиком…
Что-то ударило в грудь, и Катя отлетела. Затормозила в паре метров на полу, зажмурилась и подняла взгляд на Кравцова.
Она увидела его полные ненависти глаза. Мир пошатнулся, чернота на мгновение отступила. Катя сделала жадный вдох, собрала волю в кулак и оттолкнула черную силу куда подальше.
Что происходило мгновение назад? Огромный поток будто раздирал ее на кусочки. Раскладывал сознание на отдельные дискретные единицы мыслей. Кубик за кубиком – звонкий голос из ее детства все еще отдавался эхом в голове.
Кубик за кубиком. Мысль за мыслью. Если бы не удар Кравцова, Катя не справилась бы.
Она почувствовала себя такой слабой. Одна-единственная слеза – правый глаз всегда был слабее – скатилась по щеке, и Катя подумала: какая холодная слеза и какие горячие щеки.
Здесь нельзя было использовать силу. Не в "Поплавке", где она бьет непрерывным потоком. Здесь придется справляться самой.
Пошатываясь, Катя поднялась на ноги.
Она не могла использовать силу, чтобы не навредить себе. Не могла взять нож, чтобы не навредить Кравцову. А что она вообще могла?
* * *
И что мог он, Вятский? Он не ведьма – как там ее звали? – чтобы предсказывать будущее и знать, что все дело в этой дурацкой травке. Это ведьма может сказать слово и развязать узлы. Или найти его, забравшись, как паук, в голову. Он был благодарен, конечно, что они с Гошей тогда пришли на помощь, но, все равно, это было жутко. Где бы он ни был, она всегда сможет узнать. И пусть сколько угодно говорит, что не пользуется силой без крайней необходимости.
Нужно быть полной идиоткой, чтобы иметь такие возможности и игнорировать их.
Наполовину оторвавшийся навес над служебным входом хлопал от ветра. К шуму улицы примешался тягучий стон вытяжки. Вятский сощурился и огляделся – никого нет. Черт! И почему он не уточнил у Кравцова? Просто сунул ему травку и номер девчонки – Маши, кажется, – и сказал, чтобы они сами разобрались.
С другой стороны, откуда он мог знать?
Он ни в чем не виноват.
* * *
Кравцов бросился на Катю, но зацепился за стул, и она успела отскочить. "Нет, – подумала она, оглядываясь и лихорадочно соображая, – так не пойдет". Дрались они от силы минуты четыре, а выдохлась Катя так, словно бежала кросс.
Драться без силы совсем не так просто, как она думала.
Давай же, Макарова, соображай. Смогла же ты как-то одолеть Вятского.
Решение пришло мгновенно.
Проблема заключалась в том, что ее натаскивали на определенный тип боя. Катя знала, как таблицу умножения: не используй оружие против людей и не бойся использовать его против монстров. Она оказалась слишком способной ученицей, хотя Хору вряд ли согласился бы с этим.
Где он сейчас – Хору?
Она перевалилась на бок, подождала, пока Кравцов приблизится, и быстро, насколько позволяла усталость, рванула к рюкзаку. Однажды Катя уже сражалась с кем-то очень похожим – она сражалась с Вятским. Тогда у нее было еще мало опыта, она была растеряна, испугана и действовала, поддавшись инстинктам. Но это сработало.
Катя достала из рюкзака нож и со всей дури кинулась на Кравцова.
Он вел себя, как безумный зверь, но даже такие способны очнуться, если видят смертельную опасность. По крайней мере так произошло с Вятским. Когда Катя приставила нож к его животу, он пришел в себя.
Чем Кравцов хуже?
Она толкнула его с разбега, повалила всем весом и ткнула нож между глаз. Было нужно, чтобы он видел и чувствовал лезвие.
– Еще одно движение, и я воткну его, – пригрозила Катя, надеясь, что голос не дрогнул.
Маленькие глазки из-под светлой прилипшей челки скосились на лезвие. Ноздри раздувались, краснющие мокрые губы открывались и закрывались, как у рыбы. Катя подождала еще немного, убедилась, что взгляд стал сознательным, и убрала нож. Скатилась с Кравцова, опустилась на пол и несколько раз глубоко вдохнула.
Он перевалился на бок и тяжело встал. Посмотрел на нее, ничего не понимая, и, хромая на правую ногу, пошел к выходу.
– Ненормальная, – услышала она его бормотание.
– Вот так всегда, – прошептала Катя, распластавшись на полу. – Не за что! – крикнула она вдогонку.
В кармане заиграл телефон. Она нажала на кнопку вызова и, не теряя времени, спросила:
– Как вы?
* * *
Гоша со всей дури надавил на дверь. Боль была такая, что он не сомневался: он выбил плечо, растянул или даже сломал. Неважно. Ему было больно и тяжело – футболка пропиталась потом, и огромная надпись на груди "Let’s panic!" обрела буквальный смысл. И если уж совсем начистоту, да, ему было страшно.
Когда они убегали, рыжая хватанула его руку – у нее были твердые крепкие ногти, почти когти. На локте остались красные полосы. Выступило несколько капель крови, но это было только начало. Гоша сам не понял, как смог во всей этой суматохе одной рукой тянуть Мариам, а другой достать телефон и набрать Катю.
Теперь Мариам шарила у него за спиной – выискивала что-то. Он понимал, что в одиночку не сможет удерживать дверь. Вся надежда на Катю.
– Как вы? – раздалось в трубке.
Дверь толкнули. Он едва не отлетел, но смог удержаться.
– Более-менее… Ну, для тех, кто заперся в туалете и прячется от обезумевших… – Гоша замолчал, обдумывая, как лучше назвать их, – зомби.
– Сколько их?
– Трое.
Катя в трубке выдала что-то отдаленно напоминающее "черт".
– Они что-то вам сделали? Как Мариам? Как…
– Все хорошо! – перебил Гоша, отбивая очередной удар. Плечо уже не просто болело, оно выло, умоляя сдаться. – К счастью, мы позорно сбежали, прежде чем они что-то нам сделали.
Катя выдохнула.
– Хвала трусам. Где вы?
– Туалет… Мужской… Четвертый этаж, – после каждого слова дверь толкали, и плечо обжигало болью. С болью приходила слабость, Гоша понимал, что выдержит еще удара три, не больше. Он скосил взгляд, желая попросить помощи у Мариам, но она пропала где-то между кабинок.
– Скоро буду! – крикнула Катя. – Держитесь.
– Ага. Я тут понял одну вещь. Мне не очень-то хочется умирать в торговом центре. Поторопись, ладно?
В ответ раздались гудки.
* * *
Вятский проверил парковку – пусто. Попытался еще раз набрать Кравцова – не отвечает. Он в очередной раз чертыхнулся и тут заметил тощую фигуру друга. Кравцов, хромая и шатаясь, вывалился из дверей, длинная светлая челка липла на лицо. Вятский рванул к нему, схватил за воротник куртки и прижал к стене.
– Где она?
Кравцов проморгался. Но взгляд сфокусировал не сразу. Только теперь Вятский заметил, что у него на подбородке запеклась кровь.
– Вы психи, – пробормотал Кравцов. Он выглядел жалким, казалось, вот-вот готов расплакаться. Глаза странно блестели в свете фонарей. – И ты, и Макарова. Вы все психи.
– Макарова?
– Она напала на меня! – взвизгнул Кравцов. Он дернулся, но Вятский не собирался отпускать.
– Уверен, что не ты напал, а она просто защищалась? – спросил он хмуро. Растерянный вид друга был ему хорошо знаком. Кравцов только что пришел в себя, обнаружил, что девчонка направила на него нож. Он смутно припоминал, что сам виноват, но не мог сказать наверняка. Происходящее казалось сном, от которого сохранились только кусочки.
Кравцов зажмурился. Вятский отпустил его и протянул сигарету. Он ничего не мог с собой поделать: рассмеялся. Он всегда подозревал, что Кравцов приберегает часть товара для себя. Наконец ему это аукнулось.
– Ты уже продал Маше? – спросил Вятский. – Они собирались курить сегодня?
– Продал, – Кравцов сделал затяг, – не знаю. Казалось, что сегодня. Ей хотелось выпендриться перед своими мужиками.
Вятский затянулся, стараясь заглушить навалившиеся мысли. Катя сражается с ними прямо сейчас. Но, по крайней мере, с ее силой ей нечего бояться.
– Ладно, – выдохнул он, – где остальное?
– Остальное? – удивился Кравцов.
– Не корчи из себя идиота. Я дал тебе целый пакет.
Мелкие глазки Кравцова забегали по сторонам.
– Да я не помню…
Вятский прижал его к стене.
– Мне сейчас не до игр! Где?
– Отдал! – взвизгнул Кравцов и торопливо затараторил: – Слушай, там просто такой тип был… он как бы… ну, ему как бы стремно отказывать.
Вятский всем видом призывал друга продолжить.
– Он весь чистенький типа был. Такой весь из себя в пиджачке. Сказал, что это его травка, и я как бы… я тебе заплачу! Завтра все принесу.
Вятский только вздохнул. Он даже не разозлился. Просто что-то тяжелое легло на плечи и вцепилось острыми когтями. Студенты из Домика ужасов на всю компанию выкурили двадцать грамм. Шесть грамм Кравцов продал подруге Лизы. А был заполненный до краев пакет.
День становился все интереснее. Вятский сорвался с места и побежал в "Поплавок".
Глава 5
Когда падает занавес
С каждым ударом дверь приоткрывалась все больше. В последний раз в щель просунулась рука рыжей. Гоша с силой бросился на дверь, только в последний момент осознав, что удар, скорее всего, сломает ей руку. К счастью, рыжая успела ее убрать. Гоша прижался к двери спиной: сдерживать ее плечом было уже невыносимо.
Он собрался звать Мариам на помощь – сколько можно приходить в себя? – но она уже бежала к нему, с довольным видом сжимая в руках швабру.
– Нашла!
Мариам сунула швабру под ручку и повернула, заблокировав дверь. "Зомби" продолжали толкать, швабра гнулась. Казалось, долго она не выдержит.
– Ох, – Мариам зажмурилась, – дай-ка мне вспомнить.
Вот только вспоминать под удары, крики и ругань было трудно. Она достала из спортивной сумки блокнот, вырвала листок.
Гоша продолжал придерживать дверь спиной.
Мариам взяла карандаш трясущейся рукой, наслюнявила. Положила лист бумаги на пол, вдохнула и разом начертила символ, похожий на крест, обведенный кругом.
– Секунду, секунду, – шептала она одними губами, – что там было? Что-то… Ох, мама! Почему ты вечно забиваешь мне голову?!
– Не хочу торопить, но… – Гоша указал на треснувшую швабру. – Может, пора переквалифицироваться в черного мага? Наложила бы на них небольшое заклятие…
– Для этого нужно приносить человеческую жертву, – Мариам закрыла глаза, – Арма… Арма… Мика? Арма Мика!
Символ на бумаге вспыхнул красным, и Мариам тут же прицепила его к двери.
– Отлично! – выкрикнула она. – Я сделала щит! Я сделала щит!
Теперь дверь ударялась о невидимый барьер, который вспыхивал красным.
Гоша выдохнул и сполз по стене. Плечо ныло невыносимо. Она склонилась над ним.
– Ты в порядке? Болит?
– Спрашиваешь? – Гоша сморщился. – Ты говоришь с парнем, у которого самая страшная травма – палец, порезанный бумагой. Я и сейчас вспоминаю этот день с ужасом. Слушай, а он так и должен? – Гоша кивнул на барьер, который при каждом ударе покрывался трещинами.
Мариам закрыла глаза.
– Так и знала, что у меня не получится, – она закусила губу. – Защита скоро перестанет работать. И что будем тогда делать?
Гоша посмотрел на склонившееся к нему взволнованное лицо Мариам. Ничего, – подумал он. Если Катя не успеет вовремя, – а она не успеет, – эти сумасшедшие сломают дверь. Может быть, им с Мариам удастся вырваться и убежать. Но это будет так же трудно, как спасаться от бешеных собак. Может, даже труднее.
Так что да, вполне возможно, они умрут.
И… почему бы и не попробовать? – подумал Гоша.
Он приподнялся и поцеловал Мариам.
Она не реагировала несколько секунд. Потом отстранилась, лицо покрылось ярким румянцем.
– Ш… что ты делаешь? – Мариам широко открыла рот, хватая воздух.
Гоша пожал здоровым плечом.
– Я подумал, что это не худшая идея. Неизвестно, что случится через пару мгновений. – Он кивнул на швабру, которая почти сломалась.
– Но это же неправильно! – едва справляясь с одышкой, воскликнула Мариам. Она испуганно посмотрела на Гошу. – Ты правда думаешь, что мы можем умереть?
– Не то чтобы я этого хотел, но я трезво оцениваю свои шансы против трех невменяемых психов.
– И ты правда думаешь, что это нормально – целоваться, если ты вот-вот умрешь?
– Честно говоря, мне вообще происходящее не кажется нормальным.
Мариам покачала головой, задумавшись.
– Наверное, ты прав, – она поджала губы, – да какого черта? Давай! – И она снова подалась вперед.