4
На следующий день после шестого урока Лена вместе с Борей пришла в актовый зал. В нем собралось, как всегда, человек двадцать. Посторонних практически не было. На первую репетицию сбежались все кому не лень, стали хихикать, подсказывать, как лучше играть, но Кахобер Иванович твердой рукой сразу навел порядок, и теперь на дальние ряды допускались только самые дисциплинированные.
Колька Ежов, правда, попытался и остальных завернуть, но Кахобер Иванович, который когда-то учился в театральном институте, объяснил ребятам, что в зале все же должен кто-то присутствовать, потому что актеру необходимо чувствовать реакцию зрителя на свою игру, иначе он не сможет установить с ним контакт.
На что Алиса Залетаева, поведя плечом, заметила с ленивой грацией:
– Вы так говорите, как будто наш самодеятельный спектакль претендует на театральную премию "Золотая маска" и для всех очень важно, как его примут критики и публика.
– Не знаю, не знаю, Алиса, – ответил тогда Кахобер Иванович. – Мне кажется, что любой человек, чтобы реализовать себя в жизни, должен стремиться к вершине. Ставить перед собой цель, достигать ее и снова ставить перед собой еще более сложную задачу. Только тогда можно надеяться на успех.
– Всего лишь надеяться? – уточнил Сергей Белов. – Значит, все-таки элемент везения не исключен?
– Естественно, – согласился Кахобер Иванович и философски заметил: – Только удача – дама капризная. На нее особенно рассчитывать не приходится. Сегодня она рядом с тобой, а завтра, кто знает, куда она упорхнет.
– Понятно. Проверенная временем философия: уменье и труд все перетрут, – подытожил Сергей, сверкнув белозубой улыбкой, адресованной Алисе, и та благосклонно ее приняла.
Сергей Белов, надо сказать, абсолютно не соответствовал своей фамилии. Чуть выше среднего роста, без особого размаха в плечах, но и хиляком не назовешь, чувствуется в нем внутренняя сила. Не зря же "вэшки" его вожаком считают. Лицо у него приятное, волосы черные как смоль, смуглая кожа и неотразимая белозубая улыбка. Многие девчонки от нее краской заливались, но на Алиску она не действовала. Обладательница длинных ног и точеной фигурки, светлых, с пепельным отливом волос и зеленых глаз отлично знала себе цену. Парни вились вокруг нее, то один, то другой, но ее это, по всей видимости, только забавляло.
Сейчас Сергей и Алиса стояли на сцене, в стороне от всех, и о чем-то говорили. Лица у обоих оживленные.
"Может, над ролью работают, а может, обсуждают, как вечер провести. Погода-то шепчет", – подумалось Лене.
Боря словно ее мысли прочитал:
– Черт, так обидно, что придется допоздна здесь торчать.
– А что? – рассеянно откликнулась она.
– Помог бы тебе с уборкой.
– Не нужно. – Лена позабыла о парочке на сцене. – Мне прошлого раза хватило, когда отец тебя застукал со шваброй в руках. Ну и видок у вас тогда был!
– Ерунда. – Борька отбросил челку с глаз, ухмыльнулся воспоминаниям: – Батя мне тогда шепнул, что гордится мной.
– Нет, правда? – обрадовалась Лена.
Она все никак не могла забыть тот случай, боялась, что вид любимого наследника с тряпкой в руках добавил в копилку ее прегрешений еще одну монетку, но оказалось, Илья Борисович все правильно понял и не ругал Борю, а хвалил. Выходит, что он вовсе не сноб и ничего против нее не имеет. Лена почувствовала, что губы сами собой растягиваются в улыбке. Борька уставился на нее зачарованным взглядом:
– Ален, ты так не улыбайся, не нужно.
– А что в моей улыбке такого особенного? – пококетничала она.
– Одна провокация, вот что!
Романтическую идиллию нарушил зычный голос Кахобера:
– Борис, ты что это у дверей застрял? Забыл, что первая мизансцена ваша!
Темно-карие глаза Шустова просветлели.
– Щас, Кахобер Иванович! – крикнул Борька и, обернувшись к ней в пол-оборота, сказал с сожалением: – Уходишь?
– Нет, посижу немного. Репетицию посмотрю.
– Отлично! Когда ты в зале, у меня лучше получается, – признался Борька и, подмигнув Лене, побежал по проходу к остальным мушкетерам и гвардейцам.
Пока они там что-то оживленно обсуждали, разбирая деревянные шпаги, Лена огляделась, где бы присесть. На глаза попалось несколько группок, среди них Ваня Волков, Аня Малышева и Ира Дмитриева, можно было подсесть к одноклассникам, поболтать. Но, заметив в последнем ряду одинокую фигуру Даши Свиридовой из девятого "В", Лена, не раздумывая, направилась к ней. Так получилось, что подруг в классе у Лены не было. С кем бы она хотела дружить, уже дружили между собой, когда она пришла в эту школу, а с некоторыми и сходиться не хотелось. Вот с Дашей Лена, скорее всего, смогла бы найти общий язык. Хорошая девчонка, не задавака, живет с отцом. Значит, знает, почем фунт лиха. Только у нее уже есть подруга. И знаете кто? Алиса. Странная у них дружба, хотя вполне понятно, на чем она замешена: на фоне обычной девчонки привлекательность Алисы превращается прямо-таки в неземную красоту. А Дашка якобы этого и не замечает, вроде как собственная внешность ее ну ни капельки не интересует. Но ведь так не бывает. Нет девчонки, которую бы этот вопрос не волновал.
– Привет. – Лена опустила скрипучее сиденье свободного кресла и села.
– Привет, – неохотно ответила Даша, поправляя золотисто-каштановую косу.
У нее были длинные, прямые и довольно густые волосы. Она заплетала их в косу, разделив волосы на прямой пробор, или завязывала высокий конский хвост, гладко зачесывая волосы назад. Нельзя сказать, чтобы такие прически ей шли. Лицо у Даши было узкое, носик вздернутый, кожа хоть и гладкая, но бледная, да и сама она рядом с девчонками-ровесницами выглядела худышкой.
"Ей бы подошла короткая стрижка, но не такая, как у Василисы Остапченко, – под мальчика, а стильная, женственная, с филированной асимметричной челкой. Или спиральное каре, когда волосы, словно пружинки, при каждом повороте головы прыгают, короче, что-нибудь легкомысленное, воздушное", – критическим взглядом определила Лена и заметила вслух:
– Алиску дожидаешься?
– Ее. Мы после репетиции в кино собрались, – откликнулась Даша.
– И Белый с вами?
Темные густые ресницы вспорхнули вверх, словно перепуганные воробьи с веток:
– Не знаю. А с чего ты это взяла, что он с нами хочет пойти? – В голосе послышался явный интерес: – Борька сказал?
– Не-а. Просто в голову пришло, вот и брякнула, – ответила Лена.
Мысль о том, что в кино, скорее всего, пойдут Алиса и Белов, а Дашка будет их всего лишь сопровождать, возможно за компанию с Портосом, Лена оставила при себе. К чему лезть в чужие дела. Они с Дашей успели перекинуться еще двумя-тремя общими фразами насчет предстоящих экзаменов, а потом началась репетиция, и девчонки, как по команде, замолчали.
– Сударь, я послал за моими друзьями, которые и будут моими секундантами, – произнес Атос-Шустов, поморщившись от боли. (Борька явно был в ударе.) – Но они еще не пришли, и я удивлен их опозданием: это не входит в их привычки.
– А у меня секундантов нет, – ответил д’Артаньян-Ежов, кланяясь чуть ли не до пола.
– Коля! – прервал его Кахобер Иванович. – Ты зачем раскланиваешься?
– Но я же… это… – Колька шмыгнул носом, – …дворянин.
– Дворянин-то ты дворянин. Но это не значит, что ты должен всякий раз снимать шляпу и кланяться. Тебе когда нужно это сделать? – учил режиссер. – Когда Атос говорит: "Но если я вас убью, то прослыву пожирателем детей". Тихо в зале! – прикрикнул Кахобер, прекращая послышавшиеся смешки, и опять вернулся к Кольке: – Тут ты ему отвечаешь: "Не совсем так, сударь, раз вы делаете мне честь драться со мной, невзирая на рану, которая так тяготит вас". В этом месте ты с достоинством кланяешься. Понятно?
– Ну ясно как божий день.
– Тогда еще раз сначала и повнимательнее.
Вскоре дело дошло до сражения с гвардейцами. На сцене появилась Василиса Остапченко, игравшая роль мстительного де Жюссака. Лихо размахивая шпагой, она делала точные выпады и наносила болезненные уколы, оттесняя Кольку-д’Артаньяна к краю сцены. Тот беспорядочно отмахивался от ее клинка до тех пор, пока его терпение не лопнуло:
– Кахобер Иванович! – вскричал он. – Васёк че, сценарий не читала? Это я должен ее заколоть!
– Да, несомненно. Так что же ты медлишь? Нападай!
Ребята в зале рассмеялись, а Кахобер Иванович заметил:
– Позже отдельно потренируйтесь, а ты, Василиса Прекрасная, помни, что здесь ты не свое виртуозное мастерство показываешь, а играешь заданную тебе роль. Если мне не изменяет память, твой противник в романе оказывается искуснее тебя, не так ли? – задал режиссер риторический вопрос.
– Ладно, так уж и быть, дам ему пырнуть себя в бок после третьего выпада! – милостиво согласилась Василиса под хихиканье зрителей.
А потом мушкетеры уступили место герцогу Бэкингемскому и королеве. Репетировалась сцена, когда Анна Австрийская в Лувре дарила герцогу алмазные подвески – в знак своей неугасимой любви к нему.
– Герцог, – взволнованно произнесла королева, – не вспоминайте об этом вечере!
– О нет, напротив, вспомним о нем, сударыня! – возразил Белов, в смысле Бэкингем, весьма убедительным тоном. – Это самый счастливый, самый радостный вечер в моей жизни. Помните ли вы, какая была ночь? В синем небе поблескивали звезды…
Лене пора было уходить.
– Даш, я пошла, – решила она попрощаться с соседкой.
– Что? – переспросила Даша рассеянно, не отрывая взгляда от сцены.
– Мне пора.
– А-а… – Светлые, чуть раскосые глаза едва взглянули на нее. – Ну пока.
– Пока, – шепнула в ответ Лена, взяла рюкзак и пошла к выходу, стараясь не шуметь.
В дверях она обернулась и помахала рукой Боре, выглянувшему из-за кулис. Жестикулируя, он давал ей понять, что вечером позвонит. Лена кивнула и, уже уходя, увидела, как Белый грохнулся на колени перед Крыловой и страстно, с пафосом произнес:
– О королева, королева моя! Вы не знаете, какое небесное счастье, какое райское блаженство заключается в этом мгновении! Все владения мои, богатство, славу, все дни, что мне осталось прожить, готов я отдать за такое мгновенье, за ту ночь! Ибо в ту ночь, сударыня… – Бэкингем повысил голос. – В ту ночь вы любили меня, клянусь в этом!…
В дороге Лене пришла в голову забавная и в общем-то верная мысль, что если бы королевой была Алиса, а не Туся Крылова, то заводила Белый был был намного убедительнее в роли влюбленного повесы.
5
– Лен, пойди воды чистой принеси, подоконники протрем, да и стены возле двери грязноваты. Все ногами в них упираются.
– Ба, ну чего тебе неймется? – попробовала урезонить Лена бабушку. – Эти подоконники все равно шторами завешены. А на стены никто даже внимания не обратит на этом фуршете. Все сразу на ананасы с шампанским накинутся!
– А разве в этом дело, обратят не обратят? – Бабушка подняла раскрасневшееся лицо, поправила косынку. – Мне за эту работу платят, и я должна сделать ее так, чтобы ко мне потом никаких претензий не было.
"Ну, блин, второй Кахобер Иванович выискался! Стремитесь к вершине в любом деле! Полы я все вымыла, столы мы протерли, так нет, стены и подоконники нужно в порядок привести! Может, еще плинтуса покрасить за сто долларов?" – негодовала Лена, отправляясь за водой в женский туалет.
В коридорах было пусто, только в кабинете Ильи Борисовича горел свет. Дверь в приемную была приоткрыта. Лена, и сама не зная почему, вдруг замедлила шаг у кабинета и, помедлив, все же заглянула в щелку. Рая сидела за компьютером и что-то печатала, изредка сверяясь с текстом. Лена присмотрелась к ней. Фигуристая девушка, на вид лет двадцать с небольшим, юбка короткая, едва ноги прикрывает. Поговаривают, что она очередная пассия Ильи Борисовича. Может, и так. Только непонятно, зачем ей это нужно. Что ей, парней мало? Вон сколько молодых менеджеров-холостяков в офисе! И многие на нее поглядывают, а она вот сидит и Илью Борисовича дожидается.
За этими размышлениями Лена не услышала, как хлопнула входная дверь, как по лестнице раздались шаги. Но едва до ее сознания долетели мужские голоса, хрипловатый смех, она подумала: "Пора сматываться, и сейчас же!" – отскочила от двери и моментально угодила в чьи-то расставленные руки.
– Нехорошо начальство с пустым ведром встречать! – пророкотал Борин отец.
Судя по шутливому тону, он был в хорошем расположении духа.
– Ой! Извините! – Лена подняла голову. Думала, что это Илья Борисович удерживает ее в плену, а оказалось, совсем незнакомый мужчина.
Ее поразил его изумленный вид и этот словно из сердца вырвавшийся вскрик:
– Таня? Танюша!
Наверное, потому, что это прозвучало слишком неожиданно и как-то не к месту, Лена не раздумывая ответила:
– Нет, я Лена. Таней звали мою маму.
И тут с некоторым опозданием ее осенила догадка: они ведь с мамой очень похожи, очень. Обе голубоглазые блондинки, волнистые волосы чуть ниже плеч. Недавно, два дня назад, именно такой Лена увидела маму во сне. И сейчас Лене показалось, будто она вернулась в свой сон, будто это его продолжение, которое ей не удалось досмотреть. Она скользнула рассеянным взглядом с Ильи Борисовича на незнакомого широкоплечего мужчину в элегантном сером костюме, от которого приятно пахло дорогим одеколоном, и неуверенно произнесла:
– Вы знали мою маму?
– Знал, и очень хорошо, – хриплым голосом ответил незнакомец, продолжая рассматривать Лену своим пронзительным взглядом. – Значит, ты Лена Тихомирова, дочка Татьяны.
– Я Лена Серова, – поправила Лена, опять же механически.
– А что это вы в кабинет не заходите, Илья… – игриво начала Рая, выглянув в коридор на голоса, но, заметив посторонних, быстро сориентировалась и обратилась уже деловым тоном: – Я могу быть чем-нибудь полезна, Илья Борисович?
– Да, можешь. Приготовь нам кофе, черный, и покрепче, – сказал глава фирмы, едва взглянув на девушку.
Получив лаконичное распоряжение, Рая бесшумно скрылась за дверью, а Илья Борисович снова превратился в молчаливого наблюдателя. Молчала и Лена, хотя смутно осознавала, что ей нужно сказать что-нибудь, например, что ее бабушка ждет, извиниться и уйти. Но по какой-то непонятной причине она не могла этого сделать. Ноги словно к полу приросли. Пустое ведро внезапно стало оттягивать руку. Почему этот мужчина так пристально смотрит на нее, будто сравнивает с мамой?
– Ты сказала, что твою маму звали Таней. – Кадык у мужчины нервно дернулся вверх-вниз: – Она что?… Ее что, больше нет?
– Она… – Теперь уже Ленино горло сдавила жестокая судорога, но она нашла в себе силы закончить: – Мама умерла пять лет назад. – И ощутив, что на глаза набегают слезы, торопливо произнесла: – Мне нужно идти, меня бабушка ждет.
Позабыв о воде, Лена развернулась и пошла назад, в банкетный зал. Словно сквозь туман, до нее донесся голос Ильи Борисовича:
– Куда ты, Вадим?
Лене показалось, что этот Вадим хотел ее догнать, и она испугалась, сама не понимая чего…
– Ну и где же вода? – спросила бабушка.
Лена заглянула в пустое ведро.
– Где вода-то, оглашенная? – повторила бабушка строже.
Лена пропустила ее вопрос мимо ушей.
– Ба, я сейчас мужчину встретила в коридоре. Он с Ильей Борисовичем приехал.
– Эка невидаль. Мало он с кем переговоры ведет! Серьезный человек. – Бабушка внимательно присмотрелась к ней. И даже тряпку бросила. – Да что с тобой, Лен? Ты чего такая, будто с привидением повстречалась?
– Ба, это не я, это он будто с привидением повстречался. Ты бы видела его лицо. Он маму знает, – взволнованно сказала Лена, прислонясь к закрытой двери. – Он меня с ней перепутал. – Бабушка опустилась на стул. – Он сказал, что хорошо ее… знал.
– Ну и что же? Может, он вместе с твоей мамой учился? Может, они в одном проектном институте работали? Фирма-то здесь строительная.
– Не похоже, чтобы они учились вместе, – отбросила эту мысль Лена. – Он старше мамы, ему на вид лет сорок пять. А то и весь полтинник. Ба, Борин отец его Вадимом назвал.
– Вадимом? – Сняв с головы платок, бабушка медленно вытерла им вспотевшее лицо. Взгляд ее был устремлен вдаль, будто она разговаривала сама с собой. – Вадимом, значит… Вот оно как.
И только Лена собралась спросить у нее, что это за Вадим такой выискался, как внезапно почувствовала толчок в спину. Лена посторонилась. Она уже знала, кого сейчас увидит, и не ошиблась. Незнакомец вошел и сразу заметил бабушку, сидевшую на стуле:
– Здравствуйте, Ксения Матвеевна.
На Лену тут просто столбняк напал. Ничего себе приколы! Он и бабушку знает!
– Здравствуйте, Вадим Петрович, – ответила та с кривой полуулыбкой. – Вот уж не думала, что мы еще когда-нибудь с вами свидимся. Да, видно, и правда, судьба все сама за нас решает. – А потом бабушка грузно поднялась со стула, обняла сзади за плечи подошедшую к ней Лену и сказала, как ей показалось, с каким-то тайным вызовом: – Это вот старшая дочка Танина, вы с ней уже познакомились, а еще младшая есть, Катюшка.
– Я знаю. – Мужчина поспешно провел рукой по коротко стриженным волосам. – Мне Илья… Илья Борисович мне в двух словах обрисовал. – Вадим Петрович замялся, подыскивая нужные слова. – В общем, я в курсе…
– Это хорошо, что в курсе. Нам стесняться нечего. В жизни всякое случается, – перебила его бабушка.
– Да, конечно, – с грустной усмешкой отозвался мужчина. – В моей жизни тоже всякое было.
Возникла пауза. Вязкая тишина ничем не прерывалась, текла себе и текла, отмеряя секунды, и Лена воспользовалась ею, чтобы получше рассмотреть этого Вадима Петровича. Вероятно, он был искренен, когда признался, что его тоже жизнь била. На гладко выбритом лице – у волевого рта, возле серых глаз – мелкими морщинками пролегли следы переживаний. Когда-то темная шевелюра теперь была щедро посеребрена. Но выглядел этот Вадим Петрович на удивление крепким, и еще Лену снова привлек его взгляд. В нем чувствовалась сила и власть.
– Надеюсь, вы разрешите вас навестить, Ксения Матвеевна? – прервал затянувшуюся паузу Вадим Петрович. – Завтра, часов в восемь.
Бабушка задумалась, прежде чем ответить.
– Что ж, приходи, – сказала она, принимая какое-то, видимо важное для себя, решение. – Адрес…
– Я знаю, – снова опередил Вадим Петрович и как-то неуверенно и очень по-доброму улыбнулся Лене.
Лена улыбнулась в ответ, потому что в принципе этот Вадим Петрович ей понравился. Было в нем что-то располагающее.
Целый вечер Лена пытала бабушку вопросами, но так толком ничего и не узнала.
– Нечего рассказывать, Ален, – только и сказала она. – Старое знакомство, волгоградское. Одно время соседями были, потом Петр, отец Вадима, на повышение пошел в горком партии, они в город перебрались, мы в поселке остались. В общем, они свою жизнь устраивали, а мы свою. Мама твоя замуж в Москве вышла, вас с Катькой родила. Потом мою старшую сестру Симу парализовало. Мне пришлось обратно в Волгоград вернуться, за ней ходить. Шесть годков бедная мучилась, прежде чем на тот свет отправилась.