НА ЧЕМ ДЕРЖИТСЯ ВИШЕНКА?
Двадцать девятого июля, не дождавшись двух дней до срока операции, за час до рассвета Иван Васильевич Углов умер.
Этот и последующие дни Зиночке кажутся покрытыми каким-то туманом. Было много людей. Они что-то говорили, делали. А он ни на шаг не отходил от мамы. Ни днем, ни ночью. Поставил в ее комнате раскладушку и спал там. Мама тоже спала. Или делала вид, что спит. Лежала ровно, не шевелясь, не плача.
Мама смотрела вокруг рассеянными, что-то ищущими и не находящими то, что ищут, глазами. Ее спрашивали. Она отвечала. Но казалось, что отвечает не она, а кто-то другой. Спокойно, бесстрастно. Не плакала. Будто не понимала того, что произошло. И очнулась только там, на Братском кладбище, когда товарищи стали прощаться с ним.
- Нет! Этого не может быть! Ва-а-а-ня-а-а!!!
Но это было.
С кладбища ее привезли домой еле живую. Хотели даже отправить в больницу, но мама не согласилась.
Она то часами плакала, то затихала, впадала в забытье. И не понять было, спит она или потеряла сознание. Если никого из взрослых рядом не было, Зиночка бросался к маме и слушал, бьется ли сердце. Оно билось. Неровно и глухо. Будто было не в маминой груди, а где-то далеко-далеко.
Каждый день появлялись то врач, то медсестра. Они делали маме уколы, давали лекарства. Приходили соседки. Готовили. Заставляли есть маму, кормили Зиночку насильно. А ему хотелось лечь и ничего не помнить. Но стоило только заснуть, как одолевали кошмары. Какие-то звери, чудовища окружали его, пытались разорвать, ужалить, сжечь. Он кричал от ужаса и просыпался в холодном поту.
Хотелось, чтобы день длился вечно, чтобы ночь не наступала никогда. Днем все-таки лучше. Все видно. Можно долго-долго идти среди сотен людей в аптеку или в магазин. Стоять в очереди. Люди не знают, что у Зиночки умер папа. Они торопятся, громко разговаривают, смеются. И Зиночке так хорошо, уютно среди них. Дома, на своей улице, - хуже. Все знают. Все хотят что-то сказать о папе. Или смотрят на Зиночку так, что хочется плакать.
Эх, если бы тут, рядом были Саша или Женя! С ними можно говорить обо всем. Но Женя еще в лагере. А Саша вернется из деревни только к первому сентября.
Хорошо бы побежать на пристань, отвязать "Тузика", поставить парус и уйти вверх по Дону далеко, может, к самой станице Старочеркасской. Но сделать этого нельзя. Кто же останется с мамой? Кто заставит ее принимать лекарства? Она ведь никого не слушается. Она слушается только Зиночку.
И он, дождавшись, когда мама уснет, все ходит и ходит по двору, считает шаги: "Шестьсот семьдесят пять… Восемьсот тридцать… тысяча…" Сбивается, перестает считать. И тотчас в уши в такт шагов кто-то шепчет: "Па-па у-мер… па-па у-мер…" От этого шепота не скрыться. Он идет по пятам, слышится в шелесте листьев тополя, таится в темных углах комнат, в сарае. Не отстает ни на шаг и долбит, долбит куда-то, наверно, в самое сердце: "Па-па у-мер… па-па у-мер…"
Наконец приехала мамина двоюродная сестра, тетя Тоня. Шумная и решительная, она сразу принялась наводить порядок. Все перемыла, перечистила, перегладила. Раскрыла двери и окна настежь. Сложила мамины пузырьки, коробочки с лекарствами в старое решето и вынесла в сарай.
- Срамота, - бурчала она. - Не хата, а лазарет! Захочешь попить какого зелья, так сходи туда и выпей. А лучше совсем не пей! В чем корень? В руки себя взять надо, Ольга! Поняла?.. Не одна, чай. Сын растет. Живой о живом думать должен…
Тетя Тоня и с Зиночкой распорядилась по-своему:
- А ты чего тут киснешь?.. Поел? Попил? Ну и до свиданьица! Иди гуляй. А есть захочешь - прибежишь…
Ноги сами привели его к пристани. Вон и "Тузик". Покачивается, дергает цепь, будто хочет сорваться, полететь по волнам. Забрался в лодку, огляделся. И снова тоскливо сжалось сердце. Все напоминало о папе. Все тут сделано его руками.
Весной они приготовили лодку к дальнему плаванию. Собирались во время папиного отпуска подняться по Дону до самого Цимлянского моря… И вот все готово, а папы нет… Зиночка загнал лодку под мост и, лег на дно и, не сдерживаясь больше, заплакал… Потом слез не стало, но он все лежал. И вдруг услышал странный звук. Выглянул. Па мостках, уткнув голову в колени, сидел маленький мальчишка и горько плакал. Зиночка вытер лицо и поднялся на причал:
- Эй, пацан! Ты чего? Кто тебя?
Он поднял зареванное лицо и между всхлипами выговорил:
- Отняли… лодочку… большие мальчишки… С па-а-ару-сом!
- Ну так чего ж ты ревешь? Разве это горе! - сказал Зиночка. - Ты уже такой большой. Наверно, в школе учишься?
- А-га-а… учу-у-усь. Мне мама уже… букварь купила.
- Ну вот! А хочешь, я тебе книжку подарю? Про собак.
Мальчишка глянул черными глазами-смородинками, в которых больше блестели слезы, но уже разгорался огонек любопытства:
- Правда? Про собак?.. Мама обещала. А в магазине нету.
- Точно. А лодку мы еще лучше той сделаем. С мотором. Резиновым. И на мачту красный флажок… Тебя как зовут?
- Правда с мотором?.. Костик меня зовут. Симочкин. А тебя?
- Меня - Зиновий.
- Трудное имя, - подумав, сказал Костик. - Можно, я тебя буду звать Зин?.. А "овий" - не буду?
- Можно, - улыбнулся Зиновий. - Хочешь, на лодке покатаю?
- Ага, а нам сторож как надает по шее!
- Не надает. Это моя лодка.
Костик осторожно сел в лодку и затих, завороженный. Бывают же такие счастливые люди! У них есть свои лодки. Захочет - покатается. Захочет - на ту сторону переедет.
Зиночка смотрел на Костика, и в груди его разливалось тепло. Будто там, внутри, что-то оттаивало. Хотелось сделать что-нибудь хорошее для этого смешного, взъерошенного, как галчонок, мальчишки. Он пересадил Костика на корму.
- Назначаю тебя рулевым. Смотри, держи прямо!
Костик вцепился в румпель обеими руками. Глаза его сияли. Зиночка перевез его на левый берег. Они искупались и легли на горячий песок. Костик полежал-полежал и решил:
- Скучно так. Давай, Зин, поиграем. Ты загадки знаешь?
- Два кольца, два конца, посредине гвоздик.
- Ну-у, это не интересно. Про ножницы всякий знает.
Зиночка загадал более сложную. Потом пришла очередь Костика.
- Я тебе такую загадаю, что ни за что не отгадаешь! Ее и мама не отгадала, и ребята. И даже дедушка не отгадал.
- Ну-ну. Давай свою загадку, - засмеялся Зиночка.
- А вот тебе, - сказал Костик, - на чем держится вишенка?
- На дереве.
- Нет.
- На ветке.
- Опять нет.
- На… ой, как это называется? Нам на станции юннатов рассказывали, - вспоминал Зиночка. - Ага! На плодоножке!
- А вот и опять нет! И не угадаешь. Никогда! - пританцовывая босыми ногами на песке, радовался Костик.
- А-а, ерунда какая-нибудь, - начал сердиться Зиночка.
- И не ерунда! Только ты не догадаешься. Ну, сдаешься?
- Но признать победу маленького Костика не хотелось. Уже когда снова вернулись на причал, Зиночка, расставаясь с ним, спросил:
- Так на чем же растет вишенка?.. Ну сдаюсь, сдаюсь.
Костик запрыгал от радости. Потом лицо его стало серьезным:
- На косточке!.. Понял? Вишенка держится на косточке…
Поднимаясь по Державинскому, Зиночка улыбался. Вот так Костик. Оказывается, вишенка держится на косточке. Что-то радостное вошло в сердце Зиночки. Откуда эта радость, он не знал. Но, подходя к дому, он не чувствовал в себе той растерянности, которая угнетала его столько времени, не чувствовал себя одиноким, бессильным, покинутым. Шел легкой, пружинистой походкой.
Может, это он, маленький человек Костик Симочкин, каким-то чудесным образом помог Зиночке найти, почувствовать внутри себя необходимую твердость… ту самую косточку, на которой держится, наливается соком жизни, растет любая вишенка…
КЛАССНЫЙ ЖУРНАЛ
НОВЫЙ КЛАСС
Первого сентября школьный двор был запружен учениками и родителями. Завучи и учителя сбились с ног, пытаясь навести порядок.
Но разве можно после трехмесячной разлуки со школой, с товарищами вот так просто разыскать место своего класса, стать в строй и молчать, будто в рот воды набрал?..
Лучше всего был порядок у первоклассников. Мамы и бабушки держали их за руки. А малыши смотрели на все круглыми удивленными глазами и больше всего боялись потерять из виду свою первую учительницу. Стоило ей хоть чуть сдвинуться с места, как волны первоклашек, увлекая за собой мам и бабушек, догоняли ее, окружали, брали в "полон".
Школьники со второго по десятый класс, входя во двор, прежде всего искали глазами товарищей. Девчонки на радостях бросались и объятия, поднимали визг, целовались. Сдержанные мальчишки солидно обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечу, от избытка чувств затевали шутливую возню. Запоздавших встречали такими криками, будто те были, по крайней мере, за два квартала. Образовались группы со своими рассказчиками. В благодарность за внимание они выкладывали такие вести, что, наверно, и мудрец не определил бы, где кончается правда и начинается неуемная фантазия.
С удивлением смотрел Зиночка на свой, вновь сформированный пятый класс "б". От прежнего осталось всего десять человек. Хорошо еще, что с ним вместе оказались Женя и Саша.
На первом уроке, когда учительница географии Надежда Кирилловна, назначенная в пятый "б" классным руководителем, знакомилась с учениками, вдруг открылась дверь и вошел Сазон.
- Здравствуйте, Надежда Кирилловна! - восторженно, нараспев проговорил он. - А вы говорили, что мы больше не встретимся.
- Зачем пожаловал? - удивилась учительница.
- А как же? - улыбаясь, объяснил Сазон. - Меня к вам завуч послала. Все законно. Я уже во всех буквах учился: и в "а" и в "в", и в "г". Хочу, говорю, теперь в пятом "б" учиться. Вот меня и послали к вам.
- Хорошо, - вздохнула она. - Садись вон туда. Только смотри…
- Что вы, Надежда Кирилловна! Я так люблю географию!
Кто-то фыркнул. Учительница оглядела класс и приказала:
- Иди на место, Васильченко.
Сазон, состроив испуганную физиономию, стал на цыпочках подкрадываться к парте. Но в это время зазвенел звонок, и он, резко переменив направление, бросился к двери.
В классе засмеялись. Учительница печально усмехнулась - Эх, Васильченко-Васильченко… опять ты за старое…
Зиночка был удивлен появлением Сазона. Но все было так. Сазон остался на второй год в четвертом классе. Теперь - в пятом и оказался за одной партой с Зиночкой.
- Не горюй, - подтолкнул он Зиночку локтем. - Нам скучно не будет… Задачки списывать дашь?.. А с диктантами как?.. Пятерка?! Так ты же мировой парень! Никуда я с этой парты не уйду… А если тронет кто, ты только скажи! Понял?.. - А на перемене спросил: - Ты чего такой кислый? Отлупили дома?
- Нет… У меня папа умер.
Сазон удивленно глянул, обнял за плечи и повел в коридор:
- Это ничего, кореш. Мать же есть?.. Родная?.. Порядок! - и добавил с горечью - А я своего отца и в глаза не видел…
- А мама? - участливо спросил Зиночка.
- Мама, мама… С теткой я живу. Только она совсем старая. А мать пьяная день и ночь… А теперь вот в тюрьме сидит… на пять лет законопатили… Только ты смотри! - спохватился он. - Пикнешь кому - голову отвинчу!
- Что ты, Сазон. Я никогда… А за что ее?
- Много будешь знать - состаришься - невесело усмехнулся он. - У тебя деньги есть?
- Есть. Двадцать копеек.
- Пошли в буфет. Кишки марш играют. С утра ничего не ел…
Не нравился Зиночке новый класс. При Александре Михайловне все были как братья и сестры. И радости общие, и, если у кого неудача, так над ним не смеялись, а старались помочь. А сейчас что? Класс собран из трех четвертых да еще из соседней маленькой школы, которую закрыли, так как весь квартал снесли и на этом месте начали строить большие дома. Все так и держатся группами: "ашники" отдельно от "вэшников", а из школы имени Луначарского - тоже особняком. Многие девчонки сплетничают, наговаривают на мальчишек. Ребята им в отместку то ножку подставят, то тетрадь зальют чернилами, а то еще что придумают.
И учиться стало как-то неинтересно. Не потому, что учителя объясняют плохо, а потому, что каждый старается как угодно вывернуться, только бы оценку получить получше. Раньше, в четвертом "б", никто не списывал. Не получилась задачка или упражнение по русскому - так прямо и говорили. Александра Михайловна или сама объяснит, или вызовет к доске. Но двойку, за то, что не понял, никогда не поставит. А в пятом списывают почти все, и до звонка, и на уроках… А тут еще Сазон: то ходит с Зиночкой в обнимку и называет корешем, то вдруг начнет обзывать по-всякому, а то ткнет кулаком так, что слезы на глаза наворачиваются. А он стоит и смеется:
- Ну-ну, заплачь еще. Заплачь! Эх ты, размазня!..
Не прошло и месяца, как о пятом "б" заговорили по всей школе. Дошло до обсуждения на педсовете.
На второй день учебы, пока пожилая учительница биологии Мария Павловна брала у завхоза лопаты, чтобы отправиться на работу в парк, больше половины класса сбежало.
- Найдите их! - приказала учительница. - Немедленно!
Полчаса спустя посыльные вернулись ни с чем. Все собрались только к концу второго урока. Мария Павловна пригрозила:
- Ишь разбаловались! Нет на вас мужской руки…
Ребята глядели на ее круглое, какое-то домашнее доброе лицо и не боялись: понимали, что она, как мама, покричит и все простит, забудет. Стоит только попросить. И они просили. И она простила. Даже в дневниках ничего не отметила.
Но через неделю повторилось то же самое…
А еще через три дня, когда учительница пения Вероника Ивановна писала на доске ноты, за спиной послышалось мычание. Кто придумал этот трюк, позаимствованный у дореволюционных гимназистов, так и не выяснили. Но когда учительница одного за другим стала поднимать мальчишек, мычание усилилось. Будто сто самолетов одновременно гудели своими моторами.
- Это же дико, ребята! Дико! - перекрывая гудение, крикнула молоденькая учительница и поспешно вышла из класса.
Мычание тотчас оборвалось. Ребята сидели пристыженные.
- Сейчас директор придет, - испуганно зашептали девочки.
- Не! Она не пойдет жаловаться, - успокоил всех Сазон. - А двойка по пению не считается… А может, у меня слуха нет!
Потрясенный Зиночка вскочил и крикнул:
- Дураки! Она же хорошая! Она сейчас, наверно, плачет…
- А ну не возникай! - дернул его за руку Сазон. - Ишь, умный выискался! А то как врежу, так еще лучше заплачешь.
Однажды, уже в середине октября, на урок географии вместо классного руководителя пришла старшая вожатая Алла и объявила:
- Ваша Надежда Кирилловна заболела. Я надеюсь, что вы будете вести себя хорошо. Сейчас мы с вами займемся…
- Алла! К телефону! - позвали ее из-за двери.
Так и не узнал пятый "б", чем же хотела заниматься с ним старшая вожатая. Когда через полчаса она вернулась, в классе сидели только Зиночка да еще человек шесть-семь.
Спустя две недели Надежду Кирилловну положили в больницу. У нее оказалось что-то очень серьезное.
В пятом "б" каждый день строили предположения: кто же будет их новым классным руководителем…