Снаружи доносился голос Пола:
- Да-да! Прекрасно. Мы будем здесь. Спасибо.
- Лили спрашивает, не отвезем ли мы ее в бассейн к одиннадцати, - сказала я, когда он вернулся.
Пол, звучно щелкнув, повесил трубку.
- Нет, постреленок. Эстелле и мне предстоит работа. Но, думаю, потом мы сможем заскочить в "Макдоналдс".
Девочка покачала головой.
- У меня эти их куриные котлеты уже из ушей лезут! - Я подняла бровь. - Тебе повезло, Эстелла. Там, где ты живешь, коровы еще не взбесились!
Они прибыли через десять минут после того, как дети отправились в бассейн. Было так тепло, что мы расположились в саду вокруг щелястого, собственной сборки столика из "Икеи", водруженного здесь в 1995 году. Я прекрасно запомнила, как мы это делали, так как покорябала себе в кровь большой палец, случайно прищемив его в щели. Лили даже облачилась в свой докторский халатик, чтобы лечить меня.
Приход в дом полицейских сделал отсутствие Анны еще более зловещим, и мне опять стало не по себе - слегка подташнивало, как бывает на важных встречах, когда предстоит выступать и говорить слишком долго. Пол вел себя более уравновешенно, но он больше, нежели я, склонен к лицедейству. Что они подумают о нас, за кого примут - за отца семейства и его подругу?
Должна сказать, что держались они прекрасно, такие внимательные, чуткие, привыкшие беседовать с теми, у кого нервы на взводе. Фамилия, возраст, рост, вес, цвет волос, одежда. Длинные ряды вопросов, графы, которые следовало заполнить. Подобно словесной голограмме, Анна постепенно вырисовывалась перед нашими глазами.
Пропавшая - Анна Франклин, пол женский, тридцать девять лет, рост пять футов семь дюймов. Внешне очень привлекательная - "хорошенькая" - это про Анну слишком слабо сказано - хорошо сложена (после рождения Лили слегка располнела, но это не очень заметно), волосы черные, густые, на затылке пострижены клинышком, лицо открыто, лоб широкий, губы полные, как бы слегка припухшие.
Особые приметы: уши проткнуты, браслетов на теле не носит, но на щиколотке имеется татуировка - маленький синий слоник (никаких новомодных райских птиц или пантер, на этом она настояла; но почему бы не сделать слоника побольше, предложила я, сидя с ней в приморском салоне в Брайтоне, пока специалист орудовал иглой).
Одета хорошо, со вкусом, возможно, даже несколько не по средствам, во что конкретно - понятия не имею, впрочем, Пол уверен, что на ней льняной желтый жакет, который она вот уже два месяца как надевает, выходя из дома, а сейчас этого жакета на вешалке нет, а разве я имею право с ним не согласиться?
Характер - умная, взбалмошная, энергичная, верная.
После всех этих ответов наступила пауза. Так вот она какая, Анна! И это все? Было и еще что-то, но я не знала, как это облечь в слова. Во всяком случае, в разговоре с посторонними.
- Были приступы депрессии, помешательства, чего-нибудь подобного?
- Нет, никогда. - В два голоса, очень решительно.
- Часто она ночует вне дома?
- Изредка, когда уезжает в служебные командировки.
- С кем же тогда остается девочка?
- По будням с Патрицией, нянькой. А по субботам и воскресеньям обычно со мной.
- Но вы ведь не являетесь отцом ребенка?
- Нет. Фактическим - нет. Но я провожу здесь много времени.
- Не могли бы вы разъяснить характер ваших отношений с мисс Франклин?
Пол улыбнулся.
- Мы, офицер, являемся просто добрыми друзьями. - Сказано это было очень мило и изящно.
- Понятно. - Но было ясно, что ему ничего не понятно. - Значит, если бы это был кто-то другой - я имею в виду другого мужчину, с которым она бы встречалась, - вы не обязательно знали бы об этом? То есть она не рассказала бы этого вам?
-Au contraire. Я убежден, что рассказала бы. - До этого времени он вел себя безукоризненно - ни тени гомосексуальности в жестах и манерах, и было видно, как безотказно действует его обаяние. Но и сейчас это проявилось настолько мимолетно и слабо, что, может, они ничего и не заметили. Славные парни. - Но она не рассказывала. Я имею в виду, мне не рассказывала.
Ну а мне? Тут же подумала я. Своей лучшей подруге? Кто же мог знать это, если не я? Вероятно, они каким-то образом почувствовали мою невысказанную мысль, потому что обратились взглядом ко мне.
Я покачала головой.
- Нет, любовника у нее не было. Если б был, я бы знала.
Наступила легкая пауза, во время которой, как мне показалось, они проверяли свой вопросник, чтобы убедиться, не пропустили ли какую-нибудь из граф.
Было ясно, что их представление об этой типичной современной неполной семье как-то не складывалось. И я гадала, будет ли это иметь последствия. Впрочем, большинству полицейских, уж конечно, приходится сталкиваться на работе с такой грязью, что они должны понимать, насколько далека от ортодоксальных норм современная жизнь с ее стремительными темпами.
- Значит, раньше ей не случалось так вот "пропадать"?
Последовала если не пауза, то нечто похожее на явное замешательство. Странно, как мы, зная наперед, что такой вопрос неизбежен, не договорились заранее, как на него отвечать. По крайней мере, надо было решить, кто из нас станет отвечать на него.
Я набрала побольше воздуха.
- Несколько лет назад она на некоторое время исчезла, никому не сказав куда. Но отсутствовала она недолго, и было все это до рождения Лили. Сейчас она так бы не поступила.
Тем не менее полицейских это заинтересовало. Еще бы. Необычно.
- Вы обращались тогда в полицию?
- Нет. Это было не столь серьезно.
- Не можете ли вы рассказать поподробнее? А и вправду - могу или не могу?
- В ее жизни это был трудный период, вот в чем дело. У нее были неприятности личного характера, мать была больна, и, по-моему, она очень переживала. В конце концов чаша терпения переполнилась. И... она собрала чемодан, села в поезд и поехала куда глаза глядят. Лишь бы уехать от всего этого...
- И куда нее она направилась?
- В какое-то место в Озерном крае, в отель.
- И сколько времени она не давала о себе знать?
- Недолго. Пять-шесть дней.
И она никому не сказала, что уезжает?
Да.
- Как же вы ее нашли?
- Она мне позвонила. И я поехала, чтобы встретиться с ней.
Я увидела, как Пол отвел взгляд и внимательно рассматривает что-то на стене. Взяв графин с водой, он наполнил пустые стаканы.
- А в этот раз вы не связались с тем отелем?
- Нет, - усмехнувшись, проговорила я. - Мне это не пришло в голову.
- Не помните название отеля?
Помню. "Уиндермир". По названию озера. - Полицейский записал название.
Но тогда ситуация была совершенно другой.
- Вы хотите сказать, что сейчас она не находится в угнетенном состоянии?
- Я имела в виду, что сейчас у нее есть Лили.
- И в угнетенном состоянии она не находится, - повторил он, старательно изгоняя из этих слов оттенок вопроса.
- Нет, - подтвердила я, ожидая, что Пол меня поддержит. Когда он не сделал этого, я подняла на него глаза. Но взгляд его по-прежнему был устремлен вниз, на стол.
Вы того же мнения, сэр?
Да.
Офицер улыбнулся.
Кажется, вы не слишком уверены в ответе.
Верно. Так оно и было. Пол пожал плечами.
- Она - как все мы. Страшно занята - работа, маленький ребенок. Устает очень. Порою испытывает стрессы. И все же... не думаю... ну, не кажется мне, что причина в этом!
- Но, уезжая, она знала, что Лили не останется без присмотра?
- Да, но... - Пол не закончил фразы.
- Каким образом вы станете разыскивать ее? - спросила я, чтобы не отвечать на их вопросы.
- Отрапортуем, как только вернемся, начальник свяжется с Флоренцией, проверит рейсы из Флоренции и Пизы в эти дни, время вылетов, узнает, улетела ли она и куда. Если выяснится, что она ёеще в городе, мы отправим ее описание в Интерпол. - Он помолчал. - Знаете, девяносто процентов всех, чьи розыски начинает полиция, звонят сами или находятся в течение первой же недели.
Ни больше, ни меньше. Мы вновь очутились в стародавнем мире официальной статистики, на которую ориентируется полиция, в мире, где закон нарушают негодяи, за что их преследуют добропорядочные граждане. Такую сказку я вполне могла бы прочесть Лили перед сном, если не бояться того, что и ребенок в нежном возрасте Лили припрет тебя к стенке, усомнившись, правда ли это.
Напоследок у них был к нам ряд просьба требовались фотография и дальнейшая помощь в описании одежды, которая могла быть у Анны с собой.
Наверху я первым делом занялась одеждой, более тщательно проверив гардероб. Я перерыла все полки и вешалки, после чего, кажется, припомнила черные креповые брюки, купленные ею в Амстердаме ранней весной, которых сейчас в шкафу я не обнаружила. Желтого жакета не было и в комоде. В ванной я проверила ее украшения. Анна была страстной любительницей серег, однако как я могла знать, скольких из них не хватает? Взглянув в зеркало, я увидела в нем Анну; в черных брюках и желтом жакете, зажав в руке посадочный талон, она глядела на меня.
Господи, где же ты, Анна, почему не снимешь телефонную трубку? Ведь требуется только позвонить. Вспомнилось, что прошлой ночью я находилась под парами. А что, если бы меня не оказалось дома? Мы с Рене могли решить встретиться и отпраздновать конец недели. Сидели бы где-нибудь на площади в средневековом Брюгге или Амьене, попивали кофе, закусывая пирожными, и я воображала бы Анну в целости и добром здравии, стоящей возле лягушатника бассейна в Лондоне и простирающей руки к Лили, которая с фырканьем и плеском плывет в ее сторону. Когда умерла моя мама, мне понадобились месяцы, чтобы осознать тот факт, что она не просто куда-то уехала, не удосужившись написать, куда. Однако размышлять об этом сейчас не время.
Я направилась в кабинет - поискать подходящую фотографию. Та, где они все трое были сняты на каникулах в Монтане, показалась мне нечеткой, а кроме того, не хотелось снимать ее со стены. Я порылась в ящиках письменного стола в поисках чего-нибудь более приемлемого. В нижнем правом ящике под стопкой старых "Гардиан" я нашла фотографии в конвертах. Уже совсем собираясь взять что-то из снимков, запечатлевших прошлое Рождество, я вдруг наткнулась на другую пачку с фотографиями, которых я прежде не видела - они были побольше, формата, должно быть, шесть на четыре дюйма. Анна с легкой улыбкой глядела прямо в объектив. Свет на фотографиях был поставлен профессионально - не снимки, а прямо-таки фотографические портреты. Такие представляют в полицию матери пропавших фотомоделей, чтобы потом дочки их были найдены с перерезанным горлом где-нибудь в безлюдном месте среди хакнейских болот... Зачем такие снимки понадобились Анне, я понятия не имела.
- Как там у тебя дела, Эстелла? - Это Пол окликал меня с площадки. Видно, я замечталась. Офицеры были уже у двери, торопясь уйти.
Быстро выбрав две фотографии, я сунула остальные в ящик.
- Ну? - спросила я, едва закрылась дверь за полицейскими. - Что думаешь? Он пожал плечами.
- Брюнет - традиционалист, второй же может делать это как с женщинами, так и с мужчинами, но еще не знает об этом.
Я не улыбнулась. Он вздохнул.
- Не знаю. Остается надеяться, что они знают, что делают.
- Если только примутся за дело всерьез.
- Почему бы и нет?
- Потому что ты сказал им, что она находилась в расстроенных чувствах, вот почему!
- Нет, Стелла, я сказал не так.
- Нет, так.
- Я сказал, что она может испытывать стресс, а это не то же самое, что находиться в расстроенных чувствах, - не думаю, чтобы они могли отнести ее к группе риска только из-за того, что я сказал что-то о нервных стрессах.
- А я считаю, что не стоило давать им зацепку, которая позволила бы им расслабиться.
- И потому, вероятно, ты им и наврала насчет Озерного края?
- Я не врала!
- О, послушай, Эстелла, кончай, не выводи меня из себя. Она позвонила тебе? Я, если помнишь, тоже не вчера родился! Ты отыскала на клочке бумаги у нее в квартире телефон отеля и позвонила. Скажешь, я сочиняю?
Во время беременности Анны был период, когда мы с Полом не ладили. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, почему. Я тогда еще подозревала, что не за горами пора, когда мы опять с ним подружимся. Так оно и произошло. Однако дружба наша всегда оставалась косвенной, через третьи лица - вначале через Анну, потом через Лили. Что же до наших личных отношений, их всегда угрожала омрачить некая тень.
- Ладно. Я соврала. Но если бы я сказала правду, они попросту решили бы, что это повторение прошлого случая, и не стали бы утруждать себя поисками.
- Верно. Знаю. - Он кивнул, потер себе лоб. - Господи боже, я всю ночь напролет думал об этом. Почему она опаздывает? Где она? Все эти заботы - Лили, Майкл, служебная нервотрепка - в последнее время не оставляли даже возможности поговорить по-человечески, как бывало. - Он помолчал. - Но, по-моему, она как-то переменилась, что ли... Стала какой-то отчужденной, рассеянной. Не знаю даже, как сказать... Мне приходило в голову, что тут может оказаться замешан мужчина. Но в случае серьезного романа она ведь сказала бы тебе, правда?
Что мне оставалось думать? Я не виделась с ней с Пасхи. Прошло больше двух месяцев. Они с Лили гостили у меня тогда. Анна занималась репортажами о слабых наркотиках, разрешенных в Амстердаме к употреблению. Три дня мы с Лили играли, в то время как Анна пропадала в моих любимых малайских кафе и приемных местных политиков. Каждый из нас получал максимум удовольствия. С тех пор для нас оставались только вечера по пятницам, когда мы с трудом отрывались от дел: я - немного под градусом, она - немного - что? Как бы это выразить? Замотанная делами? Усталая? Небрежная? Может быть, было что-то, что я упустила, не заметила? Что-то заслоненное водочными парами, наркотической пеленой? Чего же Анна не захотела мне рассказать?
- Но не с Крисом же Мензисом это связано, правда? - сказала я, потому что имя это так или иначе вскоре бы всплыло.
- Этот продавец телевизионной спермы? - Как человек, сам зарабатывающий на жизнь трудами для малого экрана, Пол питал предубеждение против телевидения. Он не доверял ему, считая, что телевидение опошляет культуру нации. Многие из моих знакомых, также принадлежащие к этой нации, посчитали бы, что в подобном преступлении по крайней мере повинен и Пол. Но в оценке Мензиса мы были с ним единодушны. - Нет, не думаю. Она о нем никогда и не упоминает.
- Куда он подался после Вашингтона? Пол пожал плечами.
- Вот уж не знаю. Куда-то в Европу, кажется. Возможно, в Париж.
Не так уж далеко от Флоренции. Я покачала головой. Он прав. Не может быть, что это Мензис, особенно теперь.
Пол поглядел на часы.
- Я обещал маме Кайли забрать детей из бассейна и позавтракать с Лили. Составишь нам компанию?
- Я думаю, кто-нибудь из нас должен остаться здесь, - сказала я. - На случай звонка от нее.
Но даже сказав это, я уже понимала, что гарантий у нас нет.
Отсутствие - Пятница, утром
Солнце всей мощью своею ломилось в окно, а от двери неслось постукивание - кто-то постучал в дверь, прежде чем отпереть ее. Анна дернулась, выскочила из постели и встретила его уже на ногах, натянутая, как струна, готовая заорать или ринуться вон из комнаты.
- Проснулись? - с улыбкой произнес он. - Хорошо. - Дверь за ним с шумом захлопнулась сама собой. - Как самочувствие? - Он стоял, неловко держа в руках поднос: кофейник, молоко, чашка, блюдце. Ей стоило труда удержаться и не сбросить все это на пол, кинувшись к двери.
- Вы страшно ошиблись, - резко сказала, как выпалила, она. - Не знаю, что вы себе вообразили на мой счет, но денег у меня нет - совсем. И никто за меня вам не заплатит, ясно?
Улыбка на его лице была где-то рядом, но так и не забрезжила. Казалось, он не может понять, о чем это она толкует. Тихо, спусти на тормозах, подумала она, попробуем еще раз.
- Где я? Что случилось? Что вы сделали со мной?
- Пожалуйста! Не волнуйтесь! Все совершенно и очень в порядке. В машине вы заболели. Не помните? Я вызвал доктора для вас. Доктор сказала, что вы выздоровеете.
- Где я?
- В моем доме. Я привез вас сюда вчера вечером после того, как вам стало плохо. Вы не помните, как выбирались из машины? Вы разговаривали со мной. Я объяснил вам, что происходит. Доктор осмотрела вас и сказала, что, может быть, это - не помню слова - кажется, эпилепсия? Или реакция на что-то, но я не мог сказать ей, что вы до этого ели.
Во рту и в горле у нее пересохло, и она не могла решить, от страха ли это или она еще не проснулась окончательно.
- Это не от еды. От питья. От кофе.
- Кофе? Но как же... Я тоже выпил чашку. Если только сироп... У вас нет аллергии на миндаль? Не думаю...
Она резко мотнула головой. Он слегка пожал плечами, словно столкнувшись с очередной загадкой природы, объяснить которую невозможно. Припомнилась закрытая дверь, тьма. Врет он. Даже его английский не выдерживает, ломается под напором этой лжи. Он поставил поднос на столик, и она мгновенно проскользнула мимо него к двери.
Он не сделал попытки ее удержать. Дверь была не заперта. Она машинально выглянула в коридор, упиравшийся в лестничную площадку. Она побежала к площадке. Лестница вела вниз, в холл. Перегнувшись через перила, она различила входную дверь. А теперь куда? Постояв секунду в нерешительности, она направилась назад, но в комнату обратно не вошла, остановившись в дверях. Он не шелохнулся, не сдвинулся с места. Поднос с кофе все еще стоял на столике. Незнакомец выглядел озабоченным - хорошо одетый приличный господин, чья гостья попала в беду - ни намека на бандитизм, и на гангстера не похож. Она внезапно ощутила какую-то неловкость.
- Вы не слышали, как я кричала ночью? Я вопила, чтобы кто-нибудь зашел ко мне. Дверь была заперта.
- Вы ночью проснулись? - Казалось, он искренне огорчился. - Ради бога, простите меня. Спальня моя внизу, в другом крыле дома. А дверь я запер, чтобы служанка, которая приходит убирать рано утром, вас не потревожила. Вы не прочли записку?
- Записку? - Она окинула взглядом комнату. - Какую записку?
- Я оставил ее возле кровати.
Быстро подойдя к прикроватному столику, он наклонился, затем выпрямился, держа что-то в руке.
- Вот. Она упала.
Но и тут Анна даже не пошевелилась. Он сам двинулся к ней и протянул записку издали, держа ее в вытянутой руке, чтобы не пугать Анну. На клочке бумаги, вырванном из тетрадки, было пять строк, написанных аккуратным мелким почерком.