Аниска торопливо поднялась сквозь кусты на горку – вот и деревня!
Мать встретила её немножко удивлённо.
– Ты что? Разве там покос кончился?
– Нет, – сказала Аниска, – только ведь дождик же… А завтра обратно пойду. Вот тётка Анна пирог дала.
– Только один? – спросила Лиза.
Аниска не ответила.
– Ох, глупая, – улыбнулась мать, – неужели без дому и недели прожить нельзя? Ну садись, поешь.
– А потом Никольку бери… – добавила Лиза.
У Лизы моментально создался план – сейчас она сдаст Никольку, а сама к Верке, а с Веркой за ягодами…
Но, оглянувшись через минуту, Лиза увидела, что Аниски уже нет в избе.
Аниска и Светлана сидели на крыльце у Тумановых. Светлана неожиданно для самой себя обрадовалась Аниске. Она не скучала об Аниске, но всё же ей чего-то не хватало в эти дни. Особенно на работе. Танюшка прямо засмеяла её – то она грабли не так держит, то подгребает не чисто… А Катя тоже: "Что, некому за тебя поработать?" Ехидная такая!
– Ты не уходи больше, – сказала Светлана.
Но Аниска покачала опущенной головой:
– Мать велит. А то тётка Анна рассердится…
– Как хорошо – кругом пасмурно! – улыбнулась Светлана, поглядев на небо. – Может, и завтра покосу не будет. Только за ягодами сыро…
– Скоро малина поспеет, – сказала Аниска, – вот я тебя поведу… Ведро набрать можно!
– Ведро?!
Светлана с радости даже обняла Аниску.
Аниска, улыбаясь, развернула свой фартук.
– А я тебе гостинца принесла!
И подала ей два толстых ржаных пирога.
– Ой, куда мне столько? – засмеялась Светлана. – Да они же чёрные!..
Аниска омрачилась:
– А они всё-таки ничего. Они с морковью. Ты попробуй!
Светлана попробовала и сморщила свой защипнутый носик.
– Так себе… Ну-ка, а другой такой же?
У калитки неожиданно появилась Лиза. Она своими острыми мышиными глазками увидела пироги – один на коленях у Аниски, другой у Светланы в руках.
– Ага, – крикнула она, – а сказала, что тётка Анна один прислала! Ага! Скажу мамке! Тётка Анна три прислала!
– А вот и нет, – покраснев, ответила Аниска, – тётка Анна один дала!
– А эти два откуда же? Не тётка Анна дала? Нет?
– Нет.
– А кто же?
– Никто.
– Значит, сама взяла, да?
Аниска замолчала и покраснела ещё больше.
– Утащила, значит?
Аниска испуганно взглянула на Светлану.
Светлана опустила руку с пирогом и перестала жевать.
– Эх, ты, и не стыдно! – сказала Лиза. – Вот Косуля! Сейчас пойду скажу мамке, что пироги таскаешь!
И убежала.
Светлана обиженно поджала губы.
– Что ж ты мне… какие пироги приносишь? На вот, возьми, пожалуйста.
Она положила пирог Аниске на колени и встала. Во двор вошла Катя.
– Аниска пришла? Больше не уйдёшь?
Аниска не ответила и не подняла глаз. Катя поглядела на одну, поглядела на другую.
– Поругались, да? Всё, как петухи.
– Ничего не поругались, – оттопырив маленькие губы, ответила Светлана, – а просто я с ней больше не вожусь…
– А почему же?
– А потому же. Сами потом скажете, что я с жульницей вожусь.
– Аниска, – сказала Катя, – а ты разве жульница?
– Да, – сказала Аниска и ещё ниже опустила голову.
Катя удивлённо посмотрела на неё:
– Как это?
– А так, – подхватила Светлана, – у тётки пироги утащила.
Катя немножко помедлила, подумала. И вдруг рассердилась и всё её ленивое спокойствие исчезло.
– Она же для тебя принесла! А если бы не ты, то и не взяла бы их никогда! А уж ты скорей "жульница"! Тоже слово какое нашла! Да я бы на Анискином месте и водиться-то с тобой ни одного дня не стала бы, даже ни одной минуточки!
Катя круто повернулась и пошла прочь. Светлана вскочила и побежала за ней – она вовсе не хотела ссориться с Катей. Аниска глядела им вслед, не трогаясь с места.
Возле пруда, в большой тёплой луже Танюшка, Верка и белобрысый Прошка делали мельницу. Катя и Светлана вошли в лужу. Танюшка и Верка поднялись им навстречу. И Прошка присунулся. Стоят всей кучкой, говорят что-то и поглядывают в Анискину сторону.
Аниска медленно завернула в фартук пироги с морковью, встала и, не оглядываясь, пошла домой. Ей хотелось спрятаться где-нибудь на задворках, лечь, закрыть глаза и забыть всё так, чтоб совсем отняло память.
Мать увидела её в окно.
– Что это Лиза про пироги говорит? – закричала было она. Но поглядела в туманные Анискины глаза и сразу сбавила голос. – Ты что? Ай, заболела? Ступай-ка на печку, прогрейся хорошенько!
Аниска молча положила на лавку надкусанные пироги и залезла на печку. Она долго смотрела в потолок. Мать расспрашивала про тётку Анну, про Гришутку, про харчи. Аниска отвечала односложно, думая о своём. Потом вдруг заплакала.
– Ты о чём? – встревожилась мать. – Тётка Анна обижает, что ли?
– Нет.
– А чего ж тогда?
– Я ведь не украла пироги-то… Я взяла просто – их ведь там было много…
– Ах, вон что! Ну, а зачем взяла-то, разве тебе их не дали?
– Нужно мне было.
– Попросить надо. Кто ж так-то берёт? Разве можно?
– Да она не дала бы.
– А может, и дала бы. А раз не дала – самой брать нельзя! Хоть бы и не для себя…
Аниска, наклонясь с печки, поглядела на мать:
– Мамка… А тебе кто сказал, что я не для себя?
– Ну, кто сказал – сама вижу. Подружке небось принесла. А ей-то наши пироги не больно нужны! Глупая ты у меня, Аниска! Трудно тебе будет на свете жить. Э-эх! Сердце у тебя всё наружу – кто захочет, тот и поранит. – И тут же прервала себя: – Ну, не в этом дело. Нужны или не нужны ей пироги, а без спросу брать ничего нельзя. Придёшь к тётке Анне – скажи, что взяла. А ругаться будет – ну что ж, терпи. За дело. Вперёд умнее будешь. Скажи непременно, слышишь?
Аниска ответила со вздохом:
– Скажу.
Теплота приятно размаривала и нежила. Но лишь только Аниска начинала дремать – воспоминание о том, что случилось, как булавкой кололо в сердце. И она снова открывала глаза.
"Жульница!"
12. Куда плывут облака
Дни в Корешках жаркие, медленные, как смола, текущая по стволу, как облака, идущие по небу…
Аниска сидела на бугорке над рекой. Гришутка играл на песке, у самой воды. Он отыскивал в песке крошечные раковины, гладкие камушки, чёртовы пальцы и складывал всё это на круглом глянцевитом листе кувшинки.
Аниска сушила мокрые от купания волосы. Они очень отросли за лето и крупными завитками лежали по плечам.
Отсюда, с бугорка, далеко видно. На том берегу кусты растут островками, а между кустов, на солнечных полянках, корешковские колхозники сушат сено. Аниска никого не знает, даже девчонок не знает. В первый же день, когда она только что появилась в Корешках и пришла на колодец, одна корешковская девочка сразу высмеяла её:
– Ты куда глядишь – на меня или на тётку Марью?
Стоявшая тут суровая тётка Марья осадила девчонку:
– Эко, язык-то у тебя вредный!
Девчонка застеснялась:
– Да ведь я так, я шуткой!
Но Аниска уже больше ни разу не пошла на колодец в то время, когда там был народ.
Она считала дни. Оставалось немного – последний лужок за рекой, вот этот самый. Аниске видно было, как вдали по ровному лугу ходили конные грабли, загребая длинные пушистые валы. Ближе к берегу, где росли кусты, колхозницы таскали сено охапками. Вон в синем платке тётка Анна. Высокая, худощавая, она широко взмахивает граблями. Вон набрала охапку, потащила. Ну и охапка – с полвоза будет! И откуда у неё сила такая?
Аниска мельком взглянула на Гришутку. Гришутка втыкал в песок зелёные ветки – может быть, устраивал сад. Солнце припекало, размаривало. Аниска подняла глаза к белым облакам, и сразу её мысли потекли куда-то далеко – от Корешков, от покоса, от Гришутки, – вслед за белыми холмистыми облаками… Куда они идут? Куда плывут они, словно большие гуси-лебеди по глубокой голубой воде?
Учительница рассказывала, что иногда облака идут низко, даже садятся на верхушки гор. А на горах домики. Вот сядет облако возле домика. Люди утром проснутся – что такое? Солнца не видно. Открыли окно – а в окно облако лезет…
Неожиданно резкий крик прозвенел над рекой. Аниска вскочила, взглянула вниз – Гришутки на песке не было. А на том берегу маленькая черноволосая женщина кричала, хватаясь за щёки:
– Ой, утонул! Ой, утонул!
Аниска скатилась с бугорка. Гришутка барахтался в осоке. Он не кричал, а только кряхтел с испуга. Аниска вытащила его на берег. Руки у неё дрожали, когда она снимала с него мокрую, с налипшей тиной, рубашку.
На крик со всех покосных полянок бежали женщины. Впереди – тётка Анна.
– Где? Где? – хрипло кричала она.
И едва поверила своим глазам, когда увидела на том берегу своего толстого Гришутку, который голышом сидел в траве и даже не плакал.
– В воде был! Сама видела – разрази меня гроза! – тараторила чёрненькая женщина. – Уже нырял, уж совсем воду хлебал, вот разбей меня гром!
– Иди домой! – крикнула тётка Анна Аниске. – Чтоб ноги твоей не было у речки!
Женщины вернулись на покос. Тётка Анна тоже ушла, но, уходя, погрозилась граблями.
– Пойдём! Скорей! – торопила Аниска.
Но Гришутка упирался:
– А что я, голый пойду, да?
– Ну и что же? Не замёрзнешь.
– А вороны утащат!
Но Аниска уговорила его. Они шли рядышком. Гришутка скоро и позабыл совсем, что он голый, – бегал за бабочками, ловил кузнечиков, разглядывал мышиные норки…
Аниска сушила на ветру его рубашку, неся её над головой. А когда подошли к усадьбам, рубашка уже высохла и Гришутка оделся.
Аниска с трепетом ждала, когда придёт тётка Анна.
"Может, она до вечера-то забудет, – думалось ей, – а хоть и не забудет – всё-таки не так уж будет злиться!"
Но тётка Анна, хоть и вернулась домой очень поздно, всё-таки ничего не забыла.
– Завтра же домой отправляйся! – сурово сказала она. – Завтра же! – И пробормотала вполголоса: – С дураками свяжешься – только горя наживёшь.
Утром Аниска ушла домой. Как она ждала этого дня! А день-то этот получился грустный. Даже спасибо ей не сказали за все эти долгие томительные часы, за то, что потешала Гришутку, за то, что убиралась в избе, за то, что так молчаливо тосковала по дому… Ни одного хорошего словечка ей не сказали!
Только одно порадовало: Гришутка догнал её и сунул ей в руку обсосанную конфетку. И пробурчал на прощание:
– Как вырасту большой, так и я к тебе в царство-государство приду!
Аниска улыбнулась ему:
– Ладно. Обязательно приходи. Я ждать буду!
И пошла. Хотела ещё что-нибудь сказать милому светлоглазому парнишке, но только махнула рукой и торопливо зашагала по тропинке.
Сухая жёлтая рожь кланялась ей налитым колосом.
"Скоро жниво… – подумала Аниска. – Малина поспела… Теперь на Ясной вырубке что делается! Если б не пироги эти!.."
Воспоминание о пирогах вызвало снова чувство тоски и недоумения – хотела порадовать Светлану, а только рассердила и сама оказалась жульницей… Но за эти пироги она уж расплатилась ещё раз – тётка Анна тогда целых полдня ругала и стыдила её. Неужели и этого ещё мало?
13. Трудная дружба
Аниска не знала, какой разговор произошёл возле большой тёплой лужи, в которой торчали крупные стебли золотого, уже отцветшего чистяка. А разговор был такой. Первой начала Светлана, потому что Катя молчала и глядела в сторону.
– Вы подумайте, девочки! Украла пироги и принесла мне. Ну, я и откусила – я же ведь не знала, что они утащенные!
Танюшка всплеснула руками:
– Украла! Воровка! Надо смотреть за ней, а то придёт да чего-нибудь украдёт!
– Она не воровка, – сказала Катя, – и ничего не украдёт. Не придумывай.
Это неожиданное возражение сбило Танюшку, и она умолкла.
Светлана обиделась:
– А ты что думаешь – я неправду говорю, да? Она же при тебе созналась, что жульница!
Но Катя, не отвечая, повернулась и пошла – пошлёпала по тёплой луже.
– Теперь Косуле попадёт!.. – сунулся было Прошка.
Но Верка оборвала его:
– Смотри, как бы тебе самому от Косули не попало.
Друг за другом побрели по воде. Снимали с чистяка коричневые коробочки с семенами. Потом собрались в кружок и стали считать, у кого этих коробочек больше. Светлана тоже ходила с ними и тоже собирала коробочки… Почему это никто не возмутился вместе с нею, как будто она зря наговорила на Аниску? А может, и правда зря?
Скорее всего, поэтому и случилось так, что когда Аниска вошла в свою деревню – ей пришлось и удивиться и обрадоваться: Светлана встретила её с улыбкой.
– Совсем пришла, да? Вот и хорошо! Теперь пойдём за малиной – помнишь, ты меня в какое-то местечко отвести собиралась?
Есть в лесу потаённый уголок. Туда ведёт только узенькая, полузаросшая тропочка, да и ту мало кто знает.
Идти туда надо сумрачным ельником, пробираться сквозь заросли можжевеловых кустов, прокладывать путь среди густых спесивых папоротников. Светлана шла следом за Аниской, поторапливаясь, чтобы не отстать, и в то же время робко поглядывала кругом. Ей казалось, что лес становится всё угрюмей, какие-то сухие ёлки – снизу совсем нет ни веток, ни зелени, только лохматая макушка темнеет где-то наверху. И так они густо растут, что и неба не видно.
Иногда путь преграждала валежина – рыжая, суковатая, с торчащими корнями… А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала её.
– Ой, этому лесу конца нет! – крикнула Светлана, уморившись. – Ты заблудилась, наверно!
– Лесу конца нет, – ответила Аниска, – а нашей дороге конец есть. Видишь – светлеет?
Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белёсые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:
– Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!
Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А тёмные, перезрелые – не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти…
Всё шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула – чуть не из-под руки порскнула эта птичка.
– Тут, значит, гнёздышко есть, – сказала Аниска, – отойди.
– Почему же – отойди? – возразила Светлана. – Я хочу посмотреть!
– Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые…
– А я хочу!
– Ну ведь она может совсем гнёздышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнёздышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.
– А я посмотрю!
Аниска встала между кустом и Светланой.
– А! Не даёшь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!
– И я пойду…
– Нет! Я одна пойду!
У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным – для чего здесь родилось столько малины, если её и собирать некому?..
Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздёрнув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж – значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза её блестели от удержанных слёз. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Всё равно Аниска больше не знает, что ещё для неё сделать.
Обратный путь показался ещё длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пёнышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.
Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:
– Давай, я твою малину понесу?
Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.
Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник… Сквозь деревья замелькало светло-жёлтое поле.
– А хочешь, я тебе свою малину отдам? – сказала Аниска. – Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!
Светлана потрясла косичками:
– Нет, спасибо.
Хоть и скупо она разговаривала, но всё же Аниска заметила, что голос её стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.
У околицы Светлана повернулась к ней:
– Ну, теперь давай. Сама донесу.
Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдёт её капризная подружка, как тогда с ней помириться?
– А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?
Светлана с усмешкой покосилась на неё:
– Утащишь?
– Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмёшь?
– Не возьму. Это нищие выпрашивают.
Несколько шагов прошли молча.
– А если я ронжу поймаю, – вдруг сказала Аниска, – возьмёшь?
Светлана фыркнула:
– Так и поймала!
– А если поймаю?
– Ну поймай.
– А возьмёшь?
– Возьму.
– Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!
14. Ронжа
В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце – волчье лыко – украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду – на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше – то замучаешься и умрёшь. Среди вершин ещё порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит…
Но где же эта краснокрылая ронжа вьёт своё гнездо? Там, где глухо и сыро и подальше от людей, – вот где она вьёт гнездо и выводит деток.
Аниска ходила по лесу каждый день. С утра работала с девочками в поле – подтаскивала снопы, подгребала солому… А когда кончали работу и девочки бежали на речку – Аниска молча замедляла шаг и поворачивалась к лесу.
Как-то раз Танюшка пристала к ней:
– Чего ты всё ходишь туда, ну скажи? Ну чего ты всё одна ходишь?
Аниска упёрлась взглядом в землю:
– Хожу – значит, надо.
– Да чего тебе там надо? Клад, что ли, ищешь?
Аниска повторила упрямо:
– Надо мне. Надо. И не лезь.
– Ну ищи, ищи, – засмеялась Танюшка. – Может, найдёшь сундук с золотом!
– Она мне ронжу ловит! – объяснила Светлана девочкам.
Те посмеялись, и больше никто не приставал к Аниске.
Только Светлана иногда спрашивала с усмешкой:
– Ну, что же? Всё ещё не поймала ронжу? А я жду!
И при этом незаметно подмаргивала девочкам.
Так проходили дни. Начало осени уже возвещало о себе тонкими радужными паутинками, которые медленно проплывали над полями.