– Н-нда! Детектив в данном случае ошибся. Стало быть, какой-то конфликт. Ну что ж, привыкай! У меня на работе что ни день, то конфликт.
И он вышел.
Домашних заданий было много, но Зоя в тот день не сделала ни одного. Она машинально листала да перекладывала с места на место учебники и тетради, а в голове её слышался одобрительный гул ребячьих голосов и выкрики Лёшки Павлова: "Да на фига нам эта Ладошина!.. И вообще, какая у нас пионерская работа!.. Мероприятия проводит! Для галочки! Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице!"
И Зоя снова и снова возвращалась к мысли, что весь этот учебный год она, в сущности, руководила не отрядом, а лишь кучкой робких и недалёких ребят, из которых молчаливый Жора Банкин был самым умным. Ей вспомнились сборы, с которых часть пионеров убегала, а те, что оставались, сидели зевая. И вспомнилась Зойке глупая "агитация", которую проводили её поклонники. "Идиоты! Кретины несчастные!" – шептала она.
Позднее, лёжа в постели, Зоя стала думать: как бы ей сделать что-нибудь такое, чтобы ребята поняли, какого человека они сегодня отвергли и унизили. Но ничего реального Зойка придумать не могла, и тогда она стала мечтать. Много волнующих сцен нарисовала она в своём воображении, но больше всех ей понравилась такая.
Родя и Венька построили какой-нибудь мотор, работающий на бензине, и принесли его в школу, чтобы перед началом урока продемонстрировать классу. Но почему-то (почему именно, Зоя не придумала) бензин разливается по полу перед самой дверью и вспыхивает. Пламя преграждает всем выход из кабинета. Класс забился в дальний угол, все кричат, все плачут от страха, и только одна Зоя Ладошина сохраняет самообладание. Бесстрашно она бросается в огонь, пробегает сквозь него, выскакивает в коридор, а оттуда на площадку лестницы, где висит огнетушитель. Проходит минута, и вот пламя погашено пенной струёй. У Зои обгорело платье, обожжены руки (лицо и волосы, конечно, не пострадали: она по-прежнему прекрасна). Исполненная величавого спокойствия, она подходит к Родьке Маршеву, которого так недавно прочили в председатели, и презрительно бросает ему: "Ну, что ты дрожишь как осиновый лист? Ведь всё уже кончилось!"
…Утром, идя по школьному коридору, Родя и Веня встретили Купрума Эса. Увидев ребят, он приостановился с испуганным видом, а потом быстро прошёл мимо них. Прошёл бочком, почти касаясь спиной стены. При этом он выставил в сторону мальчишек левую ладонь, а два пальца правой руки прижал к губам: мол, не подходите ко мне и никому ни слова!
А Зоя утром снова сделала крюк, чтобы избежать своих "активистов", которые имели обыкновение встречаться на одном из перекрёстков. Но в школе к ней сразу подошли Соня Барбарисова, сёстры Мухины и Шурик Лопухов. Нюся Касаткина не решилась подойти. Она остановилась поодаль, виновато и жалобно поглядывая на Зою.
– Зо-о-я! – заговорила Барбарисова. – Мы вчера тебе весь вечер звонили. Мы вчера так переживали, так переживали!..
– Да отстаньте вы! – сказала Зоя, и, чтобы все поняли, как ей безразлично то, что произошло вчера, она, увидев издали Родю и Веню, закричала: – Маршев, Родя! Подожди минуточку, мне хочется спросить тебя насчёт того дела.
Обиженные "активисты" с удивлением наблюдали, как Ладошина подошла к своему сопернику и его другу и удалилась с ними в дальний конец коридора, о чём-то мирно беседуя.
Родя втайне очень обрадовался, что Зоя первая окликнула его и даже назвала по имени, что она, как видно, нисколько не обижена. Он тоже решил назвать её по имени:
– Зоя! Ты знаешь, что мы вчера вечером видели?!
И приятели рассказали ей о человеке, метавшемся в освещённом окне. Рассказали и о том, как встретили Купрума Эса две минуты тому назад. Всё это заставило Зою на время забыть про вчерашнее.
– Мы почти уверены, что ты права, – сказал Родя. – Там именно он орудует.
А Веня спросил:
– Вот скажи: не мог он свихнуться и начать какую-нибудь взрывчатку в лаборатории готовить? В преступных целях. А?
– Н-не знаю, – с запинкой ответила Зоя. – А что вы сами думаете делать?
– Тут, значит, два варианта, – заговорил Родя. – Мы сначала хотели сказать директору Дворца пионеров или просто в милицию заявить, но потом решили, что интересней самостоятельно это дело расследовать.
– А как?
– Ну, засаду устроить.
– На втором этаже? За теми штуками?
– Ну да.
Зоя помолчала, неподвижно глядя на Родю большими красивыми глазами. Веня объяснил:
– Понимаешь, там внизу у технички есть телефон… Мы, значит, посмотрим, кто в лаборатории орудует и что они вообще там делают, а в случае чего спускаемся к телефону – и в милицию! Чтобы их накрыли.
А Родя добавил:
– Ещё, может быть, там не Купрум Эс, а может, там целая банда орудует.
Зоя не стала задумываться над тем, как смогут мальчишки, не будучи сами замеченными, разглядеть, кто орудует в лаборатории и что он (или они) там делает. В голове её сверкнула такая мысль: это не Родька с Венькой, а она сама спускается по тёмной лестнице Дворца пионеров со второго этажа в вестибюль. И это не Маршев и Рудаков, а она, Зоя Ладошина, звонит по телефону в милицию и встречает милиционеров у входа во дворец.
– А… а когда вы собираетесь? – тихо спросила Зоя.
На это ответил Веня:
– Мы, значит, так: сегодня после школы сходим и запишемся в какой-нибудь кружок, который занимается по вечерам. Позанимаемся разок, изучим обстановку и…
Зазвенел звонок, и все трое двинулись к кабинету математики.
– Тут ещё такой вопрос надо решить, – проговорил на ходу Родя, – что сказать родителям, чтобы они не беспокоились.
– Ага, – сказал Веня. – Ведь их инфаркт может хватить, если мы пропадём до утра.
Глава десятая
Но получилось так, что друзьям пришлось на какое-то время забыть о таинственных окнах. Слух о проводившемся вчера "социологическом опросе" широко распространился в пятых, четвёртых и даже шестых классах. Он взбудоражил исследователей, рационализаторов и изобретателей, которых, как и предсказывал Гена, оказалось гораздо больше, чем это было заметно на глаз. На первой перемене Веню схватил за локоть незнакомый мальчишка. Он был маленького роста, тощий, но жилистый. Он походил на цыганёнка. У него был длинный грачиный нос, большие чёрные глаза и чёрные, жёсткие, торчащие волосы.
– Эй! – сказал он резким голосом. – Ты записываешь в общество?
– В какое общество?
– В пионерское. В научное.
Веня объяснил ему, что никакого пионерского общества ещё нет, что они просто спрашивают у ребят, кто чем занимается.
– Давай записывай меня! – приказал мальчишка. – Алька Портнов, Александр то есть. Пятый "А".
– А ты что исследуешь?
– Я ничего не исследую. Я двигатель изобрёл. На самом дешёвом топливе. Записывай!
– А что за топливо? – немного опешив, спросил Веня.
– Вода! Самая обыкновенная! Ты знаешь, что получается, если разлагать воду электрическим током?
– Знаю. Гремучий газ получается, – ответил Веня.
– Ну вот! Теперь смотри: нажимаем на стартер, заставляем крутиться генератор. Генератор вырабатывает ток, ток вырабатывает этот… гремучий газ… А тут – двигатель, самый простой, автомобильный… Гремучий газ попал в цилиндр, а тут искра, понимаешь… и пошло! Двигатель крутит генератор, генератор вырабатывает ток, ток разлагает воду, получается гремучий газ…
– Погоди! Постой! – сказал Веня и потёр ладонью макушку. – А гремучий газ-то, взорвавшись, превращается обратно в воду!
– Ну правильно, в воду!
– Так какое же это изобретение? Это перпетуум-мобиле!
Мальчишка засверкал глазами и полез на Веню грудью:
– Какая там тебе перпетуум-мобиля! Это двигатель! Самый экономичный!
– Ну погоди. Ты же сам сказал, что гремучий газ снова превращается в воду… А эту воду снова можно разложить… Значит, что же получается? Вечный двигатель!
Мальчишка перестал налезать на Веню и просиял:
– Вот это ты правильно! Именно вечный! Я даже сам не допёр до этого, а теперь понимаю: вечный! Заправил литром воды и газуй хоть вокруг света: вввжи!.. Записывай!
– А ты знаешь, что вечный двигатель невозможен? – спросил Веня.
Алька опять сжал маленькие, но, как видно, крепкие кулаки.
– Почему невозможно? Докажи!
– Н-ну… По науке невозможен, я где-то читал…
– "Где-то читал, где-то читал"! – всё больше кипятился изобретатель. – Ты докажи, почему невозможен! Докажи!
Веня пятился от изобретателя, ожидая, что вот-вот придётся драться, но тут он увидел Маршева, который разговаривал с Круглой Отличницей.
– Родь! Родь! – позвал Веня.
Родя подошёл, выслушал своего друга и пожал плечами:
– Ну и запиши: "Изобретает перпетуум-мобиле". Нам ведь главное – записать, а прав он или нет, потом разберутся.
Вообще изобретателей вечного двигателя набралось порядочно: ровно двадцать пять человек. Это было установлено, когда Валерка Иванов, Круглая Отличница, Родя и Веня собрались вместе и перечитали свои записи. Шестеро таких изобретателей приходилось на пятые классы, и девятнадцать – на четвёртые.
Вскоре обследователи перестали расспрашивать каждого о подробностях его исследования или изобретения – некогда было. На всех переменах конструкторы и исследователи сами разыскивали "социологов", и возле каждого из них образовывалась небольшая очередь. Были тут изобретатели усовершенствованных удочек, вроде удочки с лампочкой возле крючка для подманивания рыбы светом, был изобретатель миниатюрной электрической зажигалки, ради которой нужно было таскать с собой батарею для карманного фонаря. Находились и такие, кто хотел попасть в списки обследователей просто так, из тщеславия, лишь бы на него обратили внимание. Тогда происходили разговоры вроде следующего:
– Запиши меня!
– А чем ты занимаешься?
– Я? Я этим… Ну, как его? Ну… археологией.
– А что ты делаешь?
– Ну, это… копаю.
– Что копаешь?
– Ну… яму, конечно.
– Где?
– Ну, у нас… во дворе.
– Зачем копаешь?
– Ну, чтобы эти найти.
– Что "эти"?
– Полезные ископаемые.
– Отойди, гад! – Валерка Иванов переложил шариковую ручку из правой руки в левую и плюнул в правую ладонь.
"Археолог" испарился.
В конце большой перемены Ляле принёс тетрадку с результатами опроса Петя Клюквин из пятого "А" (Круглая Отличница с ним вчера говорила). За ним явился Юра Николаев из шестого "А", тот самый, который строил "электронную черепаху". А на предпоследней перемене к толпе выбежавших из кабинета пятиклассников подошёл здоровенный угрюмый малый с широким лицом и с чёлкой над самыми глазами.
– Э!.. – сказал он низким голосом. – Позовите Данилову!
Лялю стали звать, но та уже куда-то убежала.
– А кто тут ещё опросом занимается? – спросил малый.
– Я занимаюсь, – ответил Родя.
– На! Передай Даниловой! Скажешь – от Столбова из шестого "Б". – Парень сунул в руки Маршеву тетрадь и пошёл было прочь, но вдруг приостановился и оглянулся на Родю: – Ну-ка пойдём.
Родя прошёлся с ним до окна в торцовой стене коридора. Тут Столбов остановился, положил локоть на подоконник:
– Что Генкина сестра вам говорила? Нас пустят в "Разведчик" до каникул? Хотя бы тех, которые в шестом?
– Она ничего такого не говорила, – ответил Родя и добавил, что, по его мнению, этот вопрос решится не скоро.
– Плохо дело, – проворчал Столбов.
– Тебе-то что! Ты осенью в седьмом уже будешь, а вот нам…
– А мне осенью не нужно. Мне сейчас…
– А что у тебя за работа?
Столбов расстегнул портфель:
– Ты про биологическую борьбу с вредителями растений слыхал?
– Слышал такое выражение, но что это – не знаю.
– Есть химическая борьба, когда их ядами травят, – заговорил Столбов, роясь в портфеле, – только это дело вредное: людей можно потравить, домашних животных… А есть, значит, биологический метод. Это когда на вредителей всяких паразитов напускают, а эти паразиты вредных гусениц губят… А есть ещё способ, когда этих гусениц всякими ихними болезнями заражают. – Столбов извлёк из портфеля закупоренную стеклянную баночку, на две трети заполненную каким-то жёлто-бурым порошком: – Видал?
– Что это?
– Гусеницы. Толчёные.
– ?
– У нас огородный участок за городом, и на капусту прошлым летом вредитель напал – капустная совка. Мы давай гусениц вручную собирать. Только поздно хватились: треть капусты пропала. А потом я заметил, что много гусениц больных или вовсе дохлых. Я их, значит, насобирал…
– Дохлых?
– И дохлых, и больных. Больным дал подохнуть от болезни, а потом высушил всех на солнце и истолок.
– Ну и что?
Столбов прищурил один глаз, разглядывая содержимое банки:
– А то! Может, тут у меня бактерии или микробы, от которых гусеницы погибли. В сушёном виде, значит. Если гусеницы летом снова появятся, я это дело в воде размешаю, капусту опрыскаю и здоровых гусениц, может, всех перезаражу. – Столбов спрятал банку обратно в портфель и ещё больше помрачнел. – Только я ведь наобум работаю… Мне бы хоть микроскоп… Хоть бы посмотреть, живые они или нет, эти микробы! Я бы на них водой капнул – и под микроскоп!
– А ты у биологички попроси!
– Просил. В три шеи выгнала. Грозилась директору сказать, что я заразу в школу таскаю.
Родя живо представил себе сцену между Столбовым и преподавательницей биологии. Это была женщина довольно молодая, но очень неприятная, которая и ребят не любила, и свой предмет.
– Пока! – сказал Столбов. – Гене привет передай.
И уже на самой последней перемене Ляля подвела к Маршеву и Рудакову маленького русоволосого мальчонку. Друзья подумали, что он второклашка, но это оказалось не так.
– Вот, знакомьтесь! – сказала Круглая Отличница. – Сам опрос в четвёртом "Б" провёл, по своей инициативе. Толя Козырьков зовут.
Веня взял у мальчишки тетрадку. Отдав её, тот опустил голову и начал краснеть. На первой странице ребята прочли:
"Козырьков Толя. Четвёртый кл. "Б". Ленейка для разризання пластмассы".
День выдался утомительный, и Веня был не в духе.
– Козырьков Толя. Это ты, значит? – спросил он.
– Я, – ответил Толя, глядя в пол.
– У тебя что – двойки по русскому?
– Тройки, – ответил Толя и ещё сильней покраснел.
– Ведь "линейка" от слова "линия" происходит, а ты пишешь "ленейка"!
– Хватит тебе придираться! – сказал Родя и обратился к мальчишке: – Что это за линейка?
Толя ещё ниже опустил голову и заговорил тихим прерывающимся голосом, словно отвечая трудный урок:
– Мой папа любит мастерить, и он режет пластмассу… Он пластмассу режет… Он положит на пластмассу линейку и по этой линейке режет… такой железкой с зазубринкой… Он проведёт по линейке железкой, и получается царапина на пластмассе… Потом он ещё раз проведёт, и… глубже станет… царапина. А потом… потом совсем разрежет. Только пластмасса скользкая, и линейка скользит… Соскользнет, и царапина – не туда… Папа очень много пластмассы испортил… – Толя умолк и стоял не подымая головы, словно ожидая получить двойку.
– А что ты придумал? – спросил Родя.
– А я придумал, чтобы к линейке наждачную бумагу приклеивать… Нарезать полосочками и приклеивать… Клеем "БФ"… И тогда она не скользит…
– Гм! Это дело! – сказал Веня.
– А почему обязательно "БФ"? – спросил Родя.
Тут впервые Толя осмелел и поднял голову:
– Потому что у папы линейка стальная. Другим клеем она не приклеится…
И каждую перемену друзей разыскивал Портнов, которого Веня теперь иначе не звал, как Перпетуум-мобиле. И каждый раз он докладывал о новом кандидате в пионерское научно-конструкторское общество. Чистой тетрадкой Алька не запасся, поэтому он вёл свои записи на промокашках, на выдранных из старых тетрадей листочках.
– Во! – говорил он возбуждённо. – Димка Грибов! У него аквариум, и он хочет золотую рыбку с пескарём скрещивать.
– А это зачем? – спрашивали его.
– Ну как зачем! – кипятился Перпетуум-мобиле. – Для науки!
И ни Родя, ни Веня, ни Круглая Отличница не замечали, что к разговорам о "социологическом опросе" внимательно прислушивается Надежда Сергеевна. Не замечали, пока она сама к Ляле не подошла.
– Слушай, голуба моя, объясни, пожалуйста, кто придумал этот "социологический опрос" и с какой целью он проводится?
– Мой брат придумал, – ответила Ляля и рассказала всё, что хотела узнать замдиректора.
– Вот оно как! Ну спасибо, – сказала Надежда Сергеевна и ушла.
К концу учебного дня у наших обследователей скопилось пять тетрадок и куча записок на отдельных листочках, принесённых Алькой Портновым.
Ляля собрала всё это и побежала разыскивать Гену. Вернувшись, она доложила:
– Он сказал, чтобы вы к нам пришли часа в четыре.
Как всегда, по дороге домой друзья проходили мимо Дворца пионеров, и здесь только им вспомнилось освещённое окно и чёрная фигура, метавшаяся в нём. Оба остановились перед воротами дворца.
– Запишемся? – предложил Родя.
– А в какой кружок?
Родя задумался, и тут его осенило.
– Слушай! Запишемся в такой кружок, который занимается в пятницу вечером.
Веня сразу понял своего друга. Вы уже знаете, что к Рудаковым приехали родственники – дядя Миша с женой. Дяде Мише исполнилось пятьдесят лет, и он собирался отметить это событие в пятницу ужином в ресторане. Были приглашены и супруги Маршевы.
– Правильно! – сказал Веня. – Раньше чем в полпервого ночи они домой не вернутся. Может, и успеем провести эту операцию.
Друзья вошли во дворец и записались в фотокружок, который занимался в пятницу вечером. На этот раз дежурил другой педагог – мужчина.
В четыре часа Веня и Родя явились к Гене. Они застали его и Лялю во дворе. Надо сказать, что двор этот больше походил на парк. Тут росли старые тополя и липы, тут были ярко раскрашенные скамейки, беседки и песочницы для малышей. И было тут маленькое футбольное поле, ограждённое сеткой, какой обычно ограждаются теннисные корты. По этому полю, сражаясь за мяч, метались восемь полевых игроков примерно Родиного возраста, а в воротах из планочек прыгали два вратаря. Кроме того, по площадке со свистком в зубах бегал взъерошенный коренастый парень, в котором ребята узнали самого Гену. Он временами свистел и командовал:
– Угловой у ворот "Синицы"!.. Стоп! Рукой сыграл. Штрафной от ворот "Чижа"!..
А снаружи, вцепившись в решётку и прильнув к ней носами, стояли ещё человек десять мальчишек. Вид у них был такой, словно они узники в тюремной камере, а крошечное футбольное поле для них целый мир, где царят свобода и счастье.