Карусели над городом (С иллюстрациями) - Юрий Томин 7 стр.


- Буду нехорошим! - И глаза мальчишки лукаво блеснули.

Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.

- Пускай лучше он подключится, - посоветовал Борис.

- Это от меня не зависит, - сказал Алексей Палыч. - Давай подумаем насчет одежды.

- Алексей Палыч, - неуверенно сказал Борис, - это я, конечно, так… просто сейчас в голову пришло… Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?

- Почему? - спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.

- А какая от него польза?

- А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?

- Это все понятно, - сказал Борис. - Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?

- Боря, - сказал Алексей Палыч, - я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.

- А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И - привет. И никакой одежды не нужно.

- А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?

Борис взглянул на мальчика.

Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.

- Пускай он тогда скажет, что понимает.

Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.

- Ну, скажи что-нибудь, - обратился к нему Борис.

Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще - глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.

Борису почему-то стало неловко.

- Насчет одежды… - сказал он. - Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.

- С одеждой мы выкрутимся, - сказал Алексей Палыч. - Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.

Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.

И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарников, в лаборатории кое-что изменилось.

ДЕНЬ 3-й
Голубой силуэт с голубыми иголочками

На следующий день, решив, что пожарный инспектор уже закончил обход школы, Алексей Палыч и Борис направились в лабораторию.

Они хотели заглянуть на минутку, после чего Алексей Палыч собирался поехать на ближайшую от Кулеминска станцию за одеждой. Покупать одежду в Кулеминске было чистым безумием. Молодые продавщицы когда-то учились у Алексея Палыча, а не очень молодые учили у него своих детей сейчас. Конечно, не все они знали, какого возраста у учителя внук. Но всех и не надо, достаточно одной.

После вчерашней беседы с мальчиком Алексей Палыч не так уж боялся, что в его отсутствие с ним что-то случится. Если те сумели "отозвать" ребенка, брошенного в реку, то, наверное, и этому не дадут погибнуть.

На этот раз в портфеле учителя на всякий случай лежали две булочки с маком и четыре сосиски, купленные в школьном буфете.

- Вот что, Боря, - сказал Алексей Палыч, подойдя к школе. - Пройдись-ка ты по этажам на всякий случай, вдруг он еще не ушел.

В школе было пусто и тихо. Но проникнуть дальше вестибюля Борису не удалось. Его атаковала Ефросинья Дмитриевна, которая тряпкой вытирала пол.

- Ты куда? - сказала она грозно.

- Я? - Борис думал недолго. - Я в кабинет физики. Учитель велел прибор принести.

- Это какой еще прибор?

- Физический.

- Понятно, что физический. А какой такой учитель? - спросила Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала какой.

- Алексей Палыч, - покорно ответил Борис.

- Куда принести?

- К нему домой.

- Как же ты в кабинет попадешь, ломать будешь, что ли?

- Он мне ключ дает.

- А разве это порядок, чтобы ученикам ключ давали?

- Вы же знаете, что я ему помогаю.

- Ничего я не знаю, - сказала Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала и это. - Мне вот никто не помогает, одна на всю школу.

- А в школе больше никого нет?

- Кто ж тут сейчас может быть? И не пущу никого. И учителя твоего не пущу. Вам бы только топтать. Вон, пожарник только что ушел, шлялся тут по чистому, наследил хуже медведя. Теперь ты будешь топтать?

- Тогда я не пойду, - сказал Борис.

- Ладно уж, иди, только ноги вытри.

Но задача была выполнена, идти наверх не имело смысла.

- До свидания, - сказал Борис, направляясь к выходу.

- Борька, - пригрозила вдогонку Ефросинья Дмитриевна, - я матери-то скажу.

- Что вы скажете? - спросил Борис от двери.

- А вот… это самое…

- Не говорите, пожалуйста, - попросил Борис.

- Чего не говорить? - с интересом спросила Ефросинья Дмитриевна.

- А вот… это самое…

Борис вышел, оставив Ефросинью Дмитриевну без последнего слова. Неуместная эта шуточка еще отольется двоим заговорщикам, ибо неясное, крошечное подозрение зародилось в голове Ефросиньи Дмитриевны. Что за подозрение, она не знала сама. Просто возникла и связалась в уме цепочка: Борис - кабинет - Алексей Палыч - пожарный инспектор.

После условного стука дверь в подвал отворилась, и Борис увидел растерянного Алексея Палыча, который молча посторонился, пропуская Бориса.

Лаборатория выглядела так, будто в ней повеселилась парочка обезьян. На столе и под столом валялись перепутанные провода. Из приборов на столе была сложена башня, грозившая вот-вот развалиться; инструменты, раньше аккуратно развешанные над верстаком, теперь были разбросаны по полу; даже шкаф был сдвинут со своего места.

Но все это было не главной новостью.

Возле стола стоял мальчик лет восьми, почти ровесник Сереги. Он был закутан в одеяло, молча наматывал на палец кусок провода и изредка шмыгал носом. На лице его застыла обида.

- Опять вырос, - сокрушенно сказал Алексей Палыч.

- Ты зачем все это наделал? - сурово спросил Борис.

- Я играл.

- Разве приборы для игры?

- Мне Палыч уже говорил, - мальчик тяжело вздохнул. - Теперь ты говоришь. Я не знал…

- Мы тоже не знали, что ты вырастешь.

- Разве я вырос? - спросил мальчик.

- Ты что, смеешься?

- Разве нужно смеяться? - спросил мальчик.

- Перестань дурака валять!

- А ты не поздоровался. Мне Палыч говорил, что, когда приходишь, всегда нужно здороваться.

Борис мельком взглянул на учителя. Тот пожал плечами.

- Ну, привет, привет, - усмехнулся Борис. - Что еще скажешь?

- Привет, - дружелюбно сказал мальчик. - Ты только не говори так громко. Мне это почему-то неприятно.

- Почему-то? - иронически переспросил Борис.

- Да, - серьезно ответил мальчик. - Только я не знаю почему.

Алексей Палыч положил Борису на плечо руку.

- Боря, - сказал учитель, - ты все-таки с ним помягче. Ты не забывай, кто он.

- Алексей Палыч! - возмутился Борис. - Что ж, так всегда будет?! Он будет все ломать, а его - по головке? Если бы я столько наломал!..

- Ты и ломал, - сказал Алексей Палыч. - Пылесос, например.

- Правильно, - согласился Борис. - Но сколько мне было лет - и сколько ему.

- А сколько ему? - спросил Алексей Палыч.

- Сколько тебе лет? - спросил Борис.

- Не знаю. А сколько нужно?

Борис ничего не ответил, только вздохнул - усталым таким, родительским вздохом. Он был очень сердит в эту минуту. Ведь столько труда затрачено на лабораторию. Его личного труда и его выдумки. И тут появляется какой-то дурачок с какой-то дурацкой планеты и наводит свои порядки, вместо того чтобы подарить летающую тарелку или хотя бы лучевой пистолет. Правда, мальчишка не спорит и выглядит виноватым, но это почему-то злит еще больше. Не будь здесь Алексея Палыча, космический гость получил бы пару затрещин.

Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки, сосиски и протянул их мальчику.

- На, поешь.

Мальчик взял одну булочку.

- Когда тебе что-то дают, нужно говорить "спасибо", - сказал Борис.

- Спасибо, - повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что с ней делать.

- Кусай, - сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.

Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.

- Не хочу.

- Ты что, вообще никогда не ешь? - спросил Борис.

- Я могу. Но я не хочу.

- Хочу, не хочу - это все на твоей планете осталось, - строго сказал Борис. - У нас нужно есть.

Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.

- А теперь, - сказал Борис, - давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?

- Так, так… - согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. - Так, давай попробуем.

Пока лаборатория принимала нормальный вид, в ней ничего интересного не произошло.

Но в это время поблизости происходили другие события, от которых и в лаборатории скоро станет интересно.

Дело в том, что разведка Бориса оказалась точной только наполовину: пожарный инспектор на самом деле ушел из школы, но он собирался в нее вернуться.

Часа два он бродил по школе, осматривал распределительные щиты, проводку, выворачивал пробки и даже иногда зачем-то нюхал. Ничего опасного в пожарном смысле ему обнаружить не удалось. И никто не заподозрил, что в смысле этом наиболее опасным являлся сам инспектор.

Ибо в груди у него бушевал пожар.

Пожар этот разгорался постепенно в течение ночи. Накануне вечером инспектор закусывал селедкой и съел их четыре штуки.

Пожар не удалось потушить утром ни холодным молоком, ни кефиром.

Мучась от сжигавшего его внутреннего огня, инспектор ходил по школе. Даже огнетушители вызывали у него воспоминания о чем-то шипучем, прохладном, приятно освежающем горло. Наконец инспектору стало невмоготу бороться с внутренним пламенем. Так и не осмотрев подвал, инспектор устремился в столовую, решив вернуться попозже.

Пока инспектор глоток за глотком поливал пивом пылающий внутри костер, в лаборатории инструменты и приборы постепенно возвращались на свои места. Когда же он решительным шагом подошел к двери и подергал ее, то предпринимать что-либо было уже поздно.

- Кто там? - спросил Алексей Палыч.

- Инспектор…

Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.

Спустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.

- Ну, как тут у вас в нашем смысле? - спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.

- По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, - почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.

- Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?

- Вот, к станку.

Инспектор подтащил табуретку в угол.

- Ну-ка, мальчик, подвинься, - попросил он, отодвигая рукой пришельца.

Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.

Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком.

Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание что-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании… От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!

Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.

- А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?

- Видите ли… - пробормотал Алексей Палыч. - Это в целях…

- Репетиция, - быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.

- Ага, ага, - согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция была словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.

Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладонь.

- Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.

Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал:

- За что же нас штрафовать?

- А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.

Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.

- А почему вы тут репетируете? - спросил он, отыскивая глазами мальчишку.

- Это мой брат, - быстро сказал Борис.

- Ага, - кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. - Брат - это хорошо.

Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.

Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.

Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.

- Ты - молоток, - сказал Борис.

- Молоток? - повторил мальчик.

- Молоток - это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.

- Погорели? - снова спросил мальчик.

- Ну, засыпались бы, понимаешь?

Мальчик отрицательно покачал головой.

- Засыпались - это значит… - уже с некоторым раздражением сказал Борис. - Это значит… это значит… - Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.

Борис нахмурился.

- Засыпался - это означает, что… - начал Борис, как на уроке. - Что… что человек хочет что-то скрыть, а его… разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы… поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.

- Теперь понятно, - сказал мальчик. - Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.

- Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, - посоветовал Борис.

- Подключился? А что такое - подключиться?

- Да не темни ты! - тоскливо сказал Борис. - Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.

- Я слышал, - согласился мальчик. - Но я все равно не понимаю, что такое "подключиться". А еще больше не понимаю, что такое "темнить".

- Темнить - это значит скрывать правду! - заорал Борис. - А говорить "еще больше не понимаю" - неграмотно! Надо говорить "еще меньше понимаю"!

- Ты опять говоришь очень громко, - сказал мальчик. - Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.

Борис, обессилев, плюхнулся на табурет. Он посмотрел на Алексея Палыча, словно призывая того в свидетели тупости инопланетных жителей.

Другой бы на месте Бориса мог насладиться чувством превосходства; это чувство согревает души многих людей. Некоторые способны годами копаться в себе, выискивая, чем же они лучше других. Есть и такие, кто может потратить на это всю жизнь. И тогда, устав от поисков, они неожиданно обнаруживают это превосходство. Им, к сожалению, оказывается возраст.

Борис Куликов был не из этой породы. Он умел работать. Он знал, что может и чего не может. Если кто-то из его одноклассников не мог решить несложной задачи по математике, Борис не хохотал и не издевался над ним. Но и не помогал. Таких он просто не замечал. Борис всегда шел вперед. На этом пути он никого не отталкивал, но никого и не увлекал за собой. Он делал свое дело, и из этого всегда что-нибудь получалось. Теперь же с мальчишкой не получалось ничего. И даже Алексей Палыч, с которым все всегда у Бориса ладилось, теперь ничего придумать не мог, а плыл по течению.

Вместо того, чтобы посочувствовать, Алексей Палыч сказал:

- Боря, а ведь ты не соврал, когда сказал инспектору, что мальчик твой брат. Вы и есть братья - по разуму.

- У меня таких братьев - целый класс, - буркнул Борис. - Только они умнее.

- Боря, я понимаю тебя, - стараясь говорить как можно мягче, произнес Алексей Палыч. - Я тем более понимаю тебя, потому… ну, потому что видел много разных ребят. Бывали и такие, от которых просто в отчаяние приходишь. Но они понимали, что делали. А наш гость не делает ничего назло. Он ведет себя как положено ребенку: если не понимает - спрашивает. Неужели ты хочешь, чтобы его "отозвали" только за это? Для меня само это слово звучит как-то жестоко. Будто не "отозвать", а убить.

Мальчик шевельнулся.

- Что такое "убить"? - спросил он.

- Это… ну, как тебе объяснить… - сказал Алексей Палыч. - Это так, вроде "отозвать".

- Отозвать?

- Да. Когда тебя отзовут, ты ведь с нами больше не будешь.

- Я с вами, - сказал мальчик. - Кто меня отзовет?

Алексей Палыч многозначительно посмотрел на Бориса.

- Никто тебя не отзовет, - сказал он. - Ты будешь с нами. Это была шутка.

- Что такое шутка?

На этот раз в затруднении оказался и Алексей Палыч.

- Боря, - сказал он, - ты у нас специалист по переводу с русского на русский. Может быть, попробуешь?

- Не могу я, Алексей Палыч, - взмолился Борис. - У меня и так в голове как будто каша. Я тебе потом объясню, - сказал он мальчику. - Ведь не горит у тебя?

- Не горит?

Борис застонал. Не голосом застонал, а так - внутренне. В школе ему давно уже объяснили, что русский язык богат и разнообразен. Но это был тот случай, про который говорят: "Язык мой - враг мой".

- Ты можешь обождать? - простонал Борис, на этот раз вслух. - Не обязательно, чтобы я все немедленно объяснял.

- Я могу обождать, - послушно сказал мальчик. - Ты, Боря, хороший, когда не кричишь.

- А ты не слишком хороший, - сказал Борис. - Ты все время растешь. А это уже не шутка. Мы не знаем, какую одежду тебе доставать. Долго ты еще будешь расти?

- Я не знаю, - тихо сказал мальчик.

- А я знаю, - решительно сказал Борис.

Взяв мальчика за руку, он подвел его к стене.

- Алексей Палыч, какой рост ему лучше всего сделать?

- Я думаю, хорошо, если бы вы были примерно одного роста. Но каким образом…

- А это пускай он сам соображает. Или они пускай думают. - Борис показал пальцем наверх. - Посылают человека в такую даль без штанов, а мы должны изобретать. Может быть, они нас сейчас слышат? - Борис задрал подбородок и проговорил в потолок: - Эй вы, товарищи, или пришлите одежду, или перестаньте его растить! - Спохватившись, Борис глянул на мальчика, но тот ничего не сказал. Борис поправился: - Или сделайте так, чтобы он не рос выше этой черты.

Назад Дальше