"Любопытно, - подумал Ричардс, - очень любопытно. Бьюсь об заклад, ведущая популярной радиопрограммы нечасто берет на себя обязанности посыльного". Поблагодарив Джеда Гини, он спрятал пакет в портфель, и уже через четверть часа такси доставило его к гаражной стоянке за углом его дома.
* * *
...Дональд Ричардс ехал на север по Палисадс-Паркуэй к Медвежьей горе. Он включил радио и настроился на программу "Спросите доктора Сьюзен". Эту передачу он ни в коем случае не хотел пропустить.
Добравшись до места назначения, он остался в машине, пока передача не кончилась. Он просидел неподвижно еще несколько минут, потом вышел из машины и открыл багажник. Вынув оттуда узкую длинную коробку, он подошел к краю воды.
Горный воздух был прохладен и тих. Поверхность озера переливалась мириадами искр под осенним солнцем, но тут и там на воде виднелись темные пятна, говорившие о большой глубине. Деревья, окружавшие озеро, уже надели свой осенний наряд - багряный, оранжевый, золотистый, - и он был гораздо ярче, чем у городских деревьев.
Долгое время он сидел у кромки воды, обхватив сцепленными руками колени. Слезы блестели на глазах, но он их не вытирал. Наконец он открыл коробку и вынул свежесрезанные, усыпанные росой розы на длинных стеблях. Одну за другой он бросал их на воду, пока все две дюжины не поплыли, покачиваясь, когда их касался легкий ветерок.
- Прощай, Кэтрин, - проговорил он вслух, потом повернулся и пошел к машине.
* * *
Час спустя он был у ворот Таксидо-парка, роскошного горного курорта, на котором когда-то проводили лето самые богатые жители Нью-Йорка. Теперь многие, как и его мать, Элизабет Ричардс, жили здесь круглый год. Охранник в сторожевой будке у ворот сделал знак проезжать.
- Рад вас видеть, доктор Ричардс! - прокричал он.
Свою мать он нашел в мастерской. В шестидесятилетнем возрасте она всерьез занялась живописью, и за двенадцать лет ее природные способности превратились в настоящий дар. Она сидела за мольбертом, повернувшись к нему спиной, и каждый изгиб ее стройного, хрупкого тела говорил о том, что она поглощена работой. Рядом с натянутым на мольберте холстом висело сверкающее и переливающееся вечернее платье.
- Мама.
Еще до того, как она повернулась к нему, он почувствовал, что она улыбается.
- Дональд, я уж думала, что никогда больше тебя не увижу, - сказала она.
Ему вдруг вспомнилась старая семейная шутка, которую они постоянно разыгрывали, когда он был ребенком. Возвращаясь из школы домой, в пентхаус на Пятой авеню, и зная, что его мать наверняка у себя в кабинете, в северо-восточном крыле, маленький Дон шел не по ковру, а по самому краю деревянного пола и нарочито громко топал, чтобы создать как можно больше шума. При этом он звал ее: "Мама, мама!", потому что любил это слово - самое прекрасное слово на свете. Ему нравилось, как оно звучит. А его мать в ответ спрашивала: "Кто пришел? Неужели Дональд Уоллес Ричардс, самый лучший мальчик на Манхэттене?"
Элизабет Ричардс поднялась и подошла к сыну, раскинув руки, но не обняла его, а лишь коснулась губами щеки.
- Не хочу испачкать тебя краской, - сказала она, отступив назад и заглядывая ему в лицо. - Я уже начала бояться, что ты не сможешь приехать.
- Ты же знаешь, я бы позвонил.
Он почувствовал, что ответ прозвучал слишком резко, но его мать как будто ничего не заметила. Он не собирался рассказывать, где провел последние несколько часов.
- Ну, как тебе мое последнее творение? - Она обтерла руки, взяла сына под руку и подвела его к холсту. - Одобряешь?
Дональд узнал лицо изображенной на полотне женщины: это была жена нынешнего губернатора штата.
- Первая леди Нью-Йорка! Я потрясен. Имя Элизабет Уоллес Ричардс становится престижным. Твои работы расходятся, как горячие пирожки, мама.
Она коснулась рукава платья, висевшего рядом с портретом.
- Это платье с ее выпускного бала. Великолепный наряд, но, господи боже, я ослепну, пока перенесу на холст все эти бисерные завитушки.
По-прежнему под руку они спустились по широкой лестнице и прошли через холл в семейную столовую, окна которой выходили во внутренний дворик и в парк.
- Честное слово, я понимаю здешних старожилов. Они закрывали свои дома в День труда и правильно делали, - заметила Элизабет Ричардс. - Ты знаешь, позавчера у нас тут был настоящий снегопад, а на дворе всего лишь октябрь!
- Эту проблему можно решить простейшим образом, - сухо ответил Дон, подставляя ей стул.
Она пожала плечами.
- Не пытайся разыгрывать психиатра со мной. Конечно, я скучаю по нашей квартире, а иногда даже по городу, но только здесь я могу так много работать. Надеюсь, ты проголодался.
- Да нет, не очень.
- И все-таки берись-ка ты за нож и вилку. Кармен, как всегда, решила тебя побаловать.
Когда бы он ни приехал в Таксидо-парк, Кармен, экономка матери, старалась превзойти самое себя в готовке его любимых блюд. В этот день она подала свой фирменный горячий перец чили со специями. Дон ел с большим аппетитом, а его мать почти не прикоснулась к салату с цыпленком. Кармен вновь наполнила минеральной водой его стакан, и он понял, что все это время она ревниво следила за ним, ожидая похвалы.
- Великолепно, - сказал он. - Рина прекрасно готовит, но ваш чили просто бесподобен.
Кармен, точная копия своей сестры, только чуть тоньше, просияла.
- Доктор Дональд, моя сестра хорошо заботится о вас в городе, но я вам прямо скажу: это я учила ее готовить, и она еще меня не догнала.
- Но догоняет, - поспешил заверить Дон, вовремя вспомнив, что Кармен и Рина постоянно общаются. Меньше всего на свете ему хотелось бы задеть чувства Рины, превознося кулинарное искусство ее сестры. Он решил поскорее переменить тему. - Ладно, Кармен, расскажите-ка мне лучше, что Рина говорит обо мне. Какие последние новости вы от нее узнали?
- На этот вопрос отвечу я, - вмешалась его мать. - Она говорит, что ты слишком много работаешь, но это не новость. Что ты буквально падал с ног, когда вернулся из рекламной поездки на прошлой неделе, и что тебя что-то тревожит.
Последнее замечание явилось для Дона полной неожиданностью.
- Тревожит? Да нет, ничего такого нет. Конечно, забот хватает, попадаются очень трудные пациенты. Но я не знаю ни одного нормального человека, у которого вообще нет проблем.
- Давай не будем вдаваться в семантические нюансы, - пожала плечами Элизабет Ричардс. - Где ты был утром?
- Мне пришлось съездить на радио, - уклончиво ответил Дон.
- И, кроме того, ты так перестроил свое расписание, чтобы первый пациент пришел только в четыре.
Дон понял, что мать следит за ним не только через экономку, но и через секретаршу.
- Ты опять ездил на озеро? - спросила она.
- Да.
Ее лицо смягчилось. Она накрыла его руку ладонью.
- Дон, я не забыла, что сегодня годовщина Кэти, но ведь прошло четыре года! В следующем месяце тебе стукнет сорок. Ты должен продолжать жить. Я хочу, чтобы ты встретил женщину, которая с сияющими глазами будет встречать тебя после работы.
- А может, она тоже будет работать, - возразил Дон. - В наши дни домохозяек осталось не так уж много.
- Перестань придираться, ты прекрасно знаешь, о чем я. Я хочу, чтобы ты снова был счастлив. И уж позволь мне быть эгоисткой: я хочу внука. Я просто с ума схожу от зависти, когда подруги достают из сумок фотографии своих маленьких ангелочков. Всякий раз думаю только об одном: "Господи, подари и мне такое чудо". Дон, даже психиатрам может понадобиться помощь, чтобы оправиться после трагедии. Тебе такая мысль никогда не приходила в голову?
Он опустил голову и не ответил.
- Ладно, хватит об этом, - вздохнула она. - Не буду больше мучить тебя расспросами. Не следовало к тебе приставать, но я же волнуюсь! Когда ты в последний раз был в отпуске?
- Эврика! - воскликнул Дон, просветлев лицом. - Теперь я могу оправдаться. На будущей неделе, после раздачи автографов в Майами, возьму недельный отпуск.
- Дон, ты же так любил круизы, - нерешительно напомнила мать. - Помнишь, как вы с Кэти называли себя "мореплавателями"? Вы могли в один момент сорваться с места и отплыть, если турагент находил для вас подходящий отрезок долгого круиза. Я бы хотела снова увидеть, как ты отправляешься в путь. Тебе это нравилось, так почему бы опять не попробовать? Ты ни разу не был на круизном теплоходе с тех пор, как умерла Кэти.
Доктор Дональд Ричардс посмотрел через стол в серо-голубые глаза матери, в которых отражалась неподдельная тревога. "О, я был, мама, - подумал он. - Был".
44
Сьюзен не смогла сразу дозвониться до Памелы Гастингс. Она разузнала телефон ее кафедры и позвонила, но ей сказали, что доктор Гастингс придет не раньше одиннадцати. Ее первая лекция состоится в одиннадцать пятнадцать.
"Не исключено, что она заедет в больницу проведать Кэролин Уэллс", - подумала Сьюзен. На часах было уже четверть одиннадцатого - вряд ли она застанет Памелу в больнице. Она оставила на кафедре сообщение для доктора Гастингс с настоятельной просьбой перезвонить ей в приемную в любое время после двух для обсуждения личного и очень важного дела.
Опять ее встретил неодобрительный взгляд Джеда Гини, когда она ворвалась в студию за десять минут до эфира.
- Знаешь, Сьюзен, в один прекрасный день... - начал он.
- Знаю, знаю. В один прекрасный день тебе придется начинать без меня, и слушателям это не понравится. Это врожденный недостаток, Джед. Я хочу сделать все сразу, а потом никуда не поспеваю. Я даже занимаюсь самоанализом по этому поводу.
Он невольно улыбнулся.
- Заходил твой вчерашний гость доктор Ричардс. Хотел забрать записи программ со своим участием. Готов спорить, ему не терпелось еще раз послушать, как он был хорош.
"У меня же с ним свидание сегодня вечером, - вспомнила Сьюзен. - Я бы могла их захватить. К чему такая спешка?" Тут она спохватилась, что нет времени ломать над этим голову, поспешно села за стол, собрала свои заметки и надела наушники.
Когда режиссер объявил тридцатисекундное предупреждение, она торопливо попросила:
- Джед, помнишь вчерашний звонок от Тиффани из Йонкерса? Не думаю, что она перезвонит, но если все-таки надумает, обязательно запиши с определителя ее номер.
- Ладно.
- Десять секунд, - предупредил режиссер.
В наушниках у Сьюзен раздалось объявление: "А теперь оставайтесь с нами на передачу "Спросите доктора Сьюзен", потом прозвучала короткая музыкальная заставка. Она сделала глубокий вдох и начала:
- Добро пожаловать, я доктор Сьюзен Чандлер. Сегодня мы начнем прямо со звонков. Я хочу ответить на ваши вопросы, так что начинайте их задавать. Возможно, совместными усилиями нам удастся решить ваши проблемы.
Как обычно, время пролетело быстро. Некоторых слушателей беспокоили вполне заурядные проблемы.
- Доктор Сьюзен, у меня на работе сослуживица, которая буквально доводит меня до белого каления. Стоит надеть новое платье, как она спрашивает, где я его купила, и через пару дней приходит точно в таком же. Это уже повторилось по крайней мере четыре раза.
- Совершенно очевидно, у этой женщины проблемы с самореализацией, но они не должны затрагивать вас. Ваша проблема решается элементарно просто, - сказала Сьюзен. - Не говорите ей, где покупаете одежду.
Другие вопросы оказались более сложными.
- Мне пришлось поместить свою девяностолетнюю мать в инвалидный дом, - произнесла одна женщина измученным голосом. - Физически она стала совершенно беспомощной, и я ничего не могу поделать. А теперь она не хочет даже говорить со мной, и я чувствую себя такой виноватой, что меня это просто убивает.
- Дайте ей время приспособиться к новой обстановке, - посоветовала Сьюзен. - Навещайте ее почаще. Помните, она хочет вас видеть, даже если старается не замечать вашего прихода. Скажите ей, как сильно вы ее любите. Нам всем надо знать, что нас любят, особенно когда мы напуганы, как она сейчас. И самое главное - перестаньте себя изводить. Вы ни в чем не виноваты.
"Все дело в том, что некоторые из нас живут слишком долго, - с грустью подумала Сьюзен, - а жизнь других обрывается внезапно. Как, например, жизнь Регины Клаузен. И, может быть, Кэролин Уэллс".
Программа уже подходила к концу, когда она услышала, как Джед объявил:
- Наш следующий звонок - от Тиффани из Йонкерса, доктор Сьюзен.
Сьюзен вскинула взгляд на окошечко аппаратной. Джед кивнул ей, давая понять, что помнит о ее просьбе списать номер Тиффани с определителя.
- Тиффани, я рада, что вы нам сегодня перезвонили... - начала было Сьюзен, но ее перебили в самом начале.
- Доктор Сьюзен, - затараторила Тиффани, - я еле-еле набралась смелости вам позвонить, потому что боюсь разочаровать. Понимаете...
Сьюзен с тоской слушала явно отрепетированное объяснение того, почему Тиффани не может прислать ей кольцо с бирюзой. Можно было подумать, что она читает по бумажке.
- Ну вот, доктор Сьюзен, понимаете, я надеюсь, что вы не рассердитесь, но это такое чудное колечко, и мне подарил его Мэтт, бывший приятель, и оно вроде как напоминает о нем... как нам было весело, пока мы были вместе.
- Тиффани, я прошу вас позвонить мне в приемную, - поспешно вставила Сьюзен, и у нее тут же возникло ощущение, что все это уже было однажды. Разве не то же самое она говорила, обращаясь к Кэролин Уэллс всего сорок восемь часов назад?
- Доктор Сьюзен, я не передумаю насчет кольца, - ответила Тиффани. - И, если вы не против, я хочу сказать, что работаю...
- Не говорите мне, где вы работаете, - решительно перебила ее Сьюзен.
- ...в "Гроте", это лучший итальянский ресторан в Йонкерсе! - вызывающе выкрикнула Тиффани.
- Объявляй рекламу, Сьюзен, - рявкнул голос Джеда в наушниках.
"Теперь я хотя бы знаю, где ее найти", - с мрачным удовлетворением подумала Сьюзен, в то же время машинально выговаривая вслух:
- А теперь новости от наших спонсоров.
Когда программа закончилась, она прошла в аппаратную. Джед записал номер телефона Тиффани на задней стороне какого-то конверта.
- Дура-то она дура, а как ловко вставила бесплатную рекламу для своего босса, - язвительно заметил он. Скрытая и несанкционированная реклама была категорически запрещена.
Сьюзен сложила конверт и сунула в карман жакета.
- Меня беспокоит, что Тиффани кажется очень одинокой. Она отчаянно старается вернуть бывшего дружка, и это делает ее уязвимой. Вдруг программу слушал какой-нибудь ненормальный, и теперь он начнет ее преследовать?
- Ты собираешься позвонить ей насчет кольца?
- Думаю, да. Мне нужно только сравнить его с тем, что было у Регины Клаузен. Вряд ли они куплены в одном и том же месте, но я должна убедиться лично.
- Сьюзен, эти сувенирные поделки идут по центу за дюжину, и лавчонкам, которые ими торгуют, нет числа. Хозяева обычно уверяют, что это ручная работа, но кто ж им поверит? За десять колов? Чушь! Ты же сама так не думаешь.
- Ты, скорее всего, прав, - согласилась Сьюзен. - А кроме того... - начала было она, но остановилась на полуслове. Она собиралась поделиться с Джедом соображениями о том, что жена Джастина Уэллса, лежащая в больнице в критическом состоянии, и таинственная Карен - это одно и то же лицо, но передумала. "Нет, - сказала она себе, - лучше подождать, пока я не буду полностью уверена. До поры до времени лучше помолчать".
45
Увидев, что сувенирный магазинчик Абдула Парки не открылся ни во вторник после обеда, ни с утра в среду, Нэт Смолл встревожился. Его собственный магазин, порноунивермаг "Темные радости", находился как раз напротив "Сокровищ Хайяма", и они с Абдулом были давними друзьями.
Нэт, сухощавый пятидесятилетний холостяк с узким лицом, тяжелыми веками и бурным прошлым, чуял беду с такой же легкостью, с какой любой человек мог бы учуять неизменно сопровождавший его застарелый запах сигар и спиртного.
Всем обитателям Макдутал-стрит было отлично известно, что объявление в витрине его магазина, гласящее, что несовершеннолетние не обслуживаются, не имеет ничего общего с реальностью. Просто его еще ни разу не поймали с поличным: инстинкт помогал ему с порога распознавать любого полицейского, работающего под прикрытием. Если в этот момент в полном соблазнов магазине уже находился какой-нибудь юный клиент, пытавшийся сделать покупку, Нэт тут же начинал громко и демонстративно требовать доказательств совершеннолетия.
У Нэта был один жизненный лозунг, не раз сослуживший ему добрую службу: что бы ни случилось, держись подальше от полиции. Поэтому он предварительно перепробовал все доступные ему способы узнать, почему его друг не открыл лавочку в эту среду. Сначала он попытался заглянуть в магазинчик Абдула через застекленную дверь, но ничего не разглядел, потом позвонил по телефону ему домой, но никто не ответил. Тогда он попробовал дозвониться домохозяину Абдула, но услыхал в трубке лишь вечный припев автоответчика: "Оставьте сообщение, и мы вам перезвоним". "Черта с два", - подумал Нэт. Всем было отлично известно, что хозяину на все плевать и что он только обрадуется возможности избавиться от долгосрочной аренды, которую Абдул сумел получить во время одного из кризисов цен на недвижимость, периодически охватывающих город.
Наконец Нэт совершил поступок, доказавший всю глубину его привязанности к другу: он позвонил в местный полицейский участок и поделился своей тревогой за судьбу Абдула.
- Понимаете, по нему можно было часы сверять, - объяснил Нэт. - Может, вчера ему стало плохо: я заметил, что он не открыл после обеда. Может, он пошел домой и у него случился сердечный приступ или еще что-то в этом роде?
Полиция обыскала маленькую, безупречно убранную квартирку Абдула на Джейн-стрит. Букет уже увядших цветов стоял рядом с фотопортретом его улыбающейся покойной жены. Других признаков жизни в квартире не было. Никаких свидетельств того, что здесь кто-то побывал за последние сутки. Убедившись в этом, полицейские решили наведаться в магазин.
Там и было найдено окровавленное тело Абдула Парки.