Серебристое дерево с поющим котом - Крапивин Владислав Петрович 5 стр.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Антошка

Оказалось, что преобразователь конструкции Маркони устроен совсем не сложно.

Со двора заволокли на чердак деревянную, бочку, вы­били у неё дно. Опоясали бочку ровными витками кабеля в свинцовой оплётке. Кабель в свою очередь обвит был тон­ким ленточным проводом. Провод Маркони подключил к "Проныре", а концы кабеля вывел к щитку с рубильником. И объяснил:

– Главное-то не в этой системе. Главное в программе.

Он был сегодня сумрачен. Судя по всему, любовь к без­жалостной Глории снова съедала его душу. Это было опас­но: угнетённое состояние могло сказаться на результате эксперимента. Чтобы отвлечь Маркони от сердечных мук, все наперебой кинулись расспрашивать: что за программа и как она составляется?

Маркони отвлёкся:

– Что значит "какая программа"! Сами не соображае­те? Кап должен превратиться в человеческого ребёнка, а не в крокодила какого-нибудь. Значит, нужна обобщённая схе­ма личности лет десяти. По-моему, ему примерно столько по человеческим понятиям.

– А по-моему, он чуть постарше, – заметил Сеня. Ему хотелось, чтобы Кап оказался ровесником.

– А мне кажется, что, наоборот, помладше, – сказала Варя.

– Возьмем среднее. А там сработает автоматическая коррекция.

– Чего? – спросил Пека.

– Влияние схемы индивидуума на сконцентрированное биополе с закодированными данными.

– А-а, – сказал Пека с удовлетворением.

Матвей-с-гитарой перестал дергать струны и спросил озабоченно:

– Долго её составлять, программу-то?

– Чего там долго. Я же по готовым образцам… Ты, Матвей, не бренчи, сидите все тихо. Я начинаю… Это уло­витель информации… – Маркони взял со стола фанерную коробку с жестяной воронкой. От воронки тянулся к "Про­ныре" красный провод. Маркони навёл воронку на Сеню. Экран замигал, на нём появились круглые пятнышки.

– Это что? – поежился Сеня. – Он, значит, все мои данные отпечатывает?

– Не все, а основные параметры… Потом перенесу на перфокарту… Можешь, Абрикос, быть свободен.

– Хочу тоже, – заявил находившийся тут же Никита. Сеня сказал:

– Ты ещё маленький. Из-за тебя Кап получится таким мелким. И приставучим.

– С меня тоже не надо записывать, – предупредил Матвей и укрылся за гитарой. – Я уже чересчур… Пере­рос, в общем.

– Потом сниму данные с Уков, и всё сбалансируется…

Уки начали приглаживать волосы, как перед фотосъем­кой.

Варя сказала:

– Пеку не надо, он неряха. Зачем программировать та­кую обормотистость?

– Я запишу и Олика, – объяснил Маркони. -Полу­чится среднее арифметическое.

– Вроде меня, да? – с пониманием вставил Андрюша. Пека мстительно сказал:

– А с Варвары ничего писать не надо. Схема разва­лится.

– Это почему?! – возмутилась та.

– Потому что ты девчонка. А Кап – он же пацан!

– А с чего ты это взял?

– Как это "с чего"? Ребята, она в своём уме?

– Нет, это, наверно, вы не в своём, – заявила Варя. – Почему вы все решили, что Кап – мальчик? Потому что имя такое? Но оно ведь даже и не его собственное, это Егор Николаевич придумал…

И тут все растерянно запереглядывались. А Маркони за­скрёб в затылке.

– Ёлочки-сосеночки… Вопрос-то и правда невыяснен­ный.

– Да ладно, – беспечно сказал Матвей. – Автомати­ческая коррекция сама, небось, это дело решит…

– Ну да, "решит". Расхлёбывай потом… Кап!

По правде говоря, про самого-то Капа в перепалке за­были. Он сидел, как обычно, на краю банки, мерцал, бол­тал прозрачными ножками, но сказать ничего не мог – "Сверчок" был выключен. Маркони торопливо нажал кла­вишу. Из сверчка послышался кукольный голосок:

– Привет! Вы что это тут громоздите?

– Привет, Кап! Это преобразователь, тот самый, – бодро объяснил Маркони и слегка засмущался. – Слушай, тут такой вопрос. Невыясненный… Ты мальчик или девоч­ка?

– Как это?

– Ну… разве у вас нет разделения на мужской и жен­ский род?

– Я что-то не врубаюсь…

– Вот бал… то есть напряги соображение. У тебя сколь­ко родителей? Два?

– Два! Ипу-ннани и ипу-ддули.

– А кто из них папа и кто мама? – вмешалась Варя.

– Я не врубаюсь…

– А ты врубись, елки-палки! – начал раздражаться Маркони. Но сдержался. – Они разве совсем одинаковые?

– Нет, что ты! Ипу-ддули заботится об энергии, и доставляет её ипу-ннани и мне. Он любит путешествовать… А ипу-ннани чаше всего рядом со мной. Воспитывает меня и жалеет… – Голосок в "Сверчке" заметно дрогнул.

– Всё ясно, – сказала Варя.

– Ничего не ясно, – нахмурился Маркони. – Может, у них-это… матриархат… Кап, а кто тебя на свет родил? Или как там у вас? – Он покосился на Варю.

– У нас это очень просто! Когда две капли хотят, что­бы появилась третья, ипу-ддули сплющивается в линзу. И направляет на ипу-ннани тоненький лучик от Лау-ццоло. Появляется искорка, и от ипу-ннани отделяется живая ка­пелька. Только она сперва беспомощная…

– Ясно, – вздохнул Маркони. – Хотя опять ничего. не ясно. Ты когда вырастешь, кем станешь? Ипу-ннани или ипу-ддули?

– Я ещё не знаю… Но ипу-ннани говорит, что я весь в ипу-ддули, такой же непоседа.

– Конечно, мальчишка, – разочарованно сказала Ва­ря. – Сразу было понятно. Девочка ни за что не отстала бы от экскурсии.

– Полной уверенности всё же нет, – строго возразил Маркони. – Вот что, Варвара, ты принеси на всякий слу­чай какой-нибудь сарафан и всё что полагается. А ты. Аб­рикос, мальчишечьи шмотки. Он ведь… или она… появится в чём ипу-ннани родила. \'

– Можно шорты и майку, – решила Варя. – Годится на любой случай. Я сейчас принесу! – И умчалась. Жила она в соседнем доме.

Все молча ждали. Один раз только Кап нетерпеливо спросил через "Сверчок":

– Уже скоро, да?

– Как только, так сразу… – бормотнул Маркони. Кап затих, стараясь переварить в сознании неизвестную на Ллиму-зине поговорку.

Маркони поглядывал на экран "Проныры", где светился узор из жёлтых чешуек, и шилом прокалывал дырки в кар­тонном квадратике.

– А! Вы делаете перфокарту! – вежливо догадался Олик.

Маркони сунул перфокарту в щель на корпусе "Проны­ры". На экране зажглось:

"Готовность № 2"

Все вытянули шеи. Кап слегка взлетел над банкой.

– От винта… – хмуро. приказал Маркони. Во время опытов он делался строг и немногословен. Все попятились. Прибежала Варя со свёртком.

– Вот… Я только насчёт обуви не знаю, какой у него размер. Но я босоножки взяла, их можно регулировать…

– Гляньте, нет ли в воздухе каких насекомых, – велел Маркони.

Варя повертела головой.

– Вроде бы нет…

– Не "вроде бы", а смотрите как следует! – рассер­дился Маркони. – Какой-нибудь супер-кулекс пролетит через преобразователь, и будет этакое дитя с комариным умом и замашками вампира. А я отвечай… Вы вообще-то хоть соображаете? Никто ещё такого эксперимента не ста­вил…

– Ой, Маричек,– заволновалась Варя, – а с Капом ничего плохого не случится?

– Это уж моя забота…

– А ты уверен, что он превратится? – спросил Мат­вей. – Он ведь не земного происхождения. И даже не гуманоид:

– Не имеет значения, – сухо ответствовал Маркони. – Важно не то, кто на входе, а какая программа на выходе… Постелите у бочки вон тот половик, чтобы помягче было. А то новорожденный выкатится на твёрдый пол…

Разумный второклассник Андрюша предложил:

– Может быть, сперва на ком-нибудь другом попробо­вать? Котёнка поймать и туда…

Маркони насмешливо блеснул очками:

– А потом загонять обратно обалделого мальчишку, ко­торый шипит и царапается… И вообще не вякайте мне под руку… Абрикос, оттащи Никиту, а то не успеешь оглянуть­ся, как повзрослеет в шесть раз.

– Ну и хорошо! Меньше забот.

– Ха, меньше! Будет безграмотный болван. Ростом с тебя, а в штаны пускает…

– Ой… – Сеня оттащил Никиту.

– Кап, – смазал Маркони помягче. – В общем-то всё уже готово. Тебе надо будет пролететь через бочку. И глав­ное – не испугайся, когда превратишься в человека. С не­привычки может показаться, что это неприятно…

Кап с готовностью подлетел к бочке. Ко входу в преоб­разователь. Смело и быстро. То ли на планете Ллиму-зине был неведом страх перед экспериментами, то ли нетерпение у Капа было пуще боязни.

– Стоп, стоп… Полетишь по моей команде… – Мар­кони включил на стене рубильник с красным шариком на рукоятке. Преобразователь тихонько загудел.

Сеня ощутил в груди холодок. Такой же, какой появлялся у него, когда он думал о бесконечности и загадках Космоса.

На экране появилось: "Готовность № I".

– Отойдите все подальше, – распорядился Маркони. – Или вот что! Катитесь-ка на двор.

– У-у… – дружно протянула компания.

– Ничего не "у". Думаете, Капу приятно будет выка­тываться из бочки на глазах у всех в натуральном виде?

С Маркони не поспоришь. Сеня подхватил Никиту и первый двинулся к лестнице. Остальные за ним. Маркони сказал вслед:

– Да не орите там со двора: "Скоро ли? Скоро ли?" Минут пятнадцать ещё на отладку уйдёт.

Варя оглянулась и нерешительно спросила:

– Марик, а вдруг всё-таки девочка? Тебе неудобно будет…

- Переживу. Я отвечаю за результат, в науке не до церемоний.

Потом выяснилось, что про отладку Маркони сказал на­рочно: чтобы зря не нервничали.

Не устели все рассесться на крыльце и на поленнице, как Маркони высунулся из слухового окна. Очки его пере­косились пуще прежнего, а на лице была непривычная, размягченная улыбка.

– Ну, всё! Слава Богу, пацан… Стойте, куда вы ломи­тесь! Дайте человеку в себя прийти, он же только на свет появился!

Приходил в себя Кап недолго. Минут через десять все увидели, что Маркони спускается по приставной лестнице вместе с незнакомым мальчишкой. Тот двигался неуверен­но, Маркони помогал ему.

Мальчишка ступил на траву. Поглядел на каждого. Не­уверенно растянул в улыбке губы:

– Здра… сте…

Был он ростом с Олика – самого высокого из Уков. И чуть пониже Сени. Щуплый, с тонкой шеей и перепутан­ными волосами, про которые говорят "каштановые". С ост­рым подбородком, носом-клювиком и быстрыми тёмно-ка­рими глазами. Робости в глазах не было, только любопыт­ство. Но улыбался он стеснительно. А может, ещё просто неумело. Переводил глаза с одного на другого.

Никита пососал палец и задумчиво сказал:

– Майчик… – Это, конечно, означало "мальчик".

Мальчик как мальчик. Будто приехал жить на эту ули­цу и пришёл знакомиться со здешними ребятами.

Сеня даже подумал: "А, может, Маркони дурачит нас? Подговорил незнакомого мальчишку и пудрит нам мозги…"

Но подозрение мелькнуло и пропало. Маркони – серь­ёзный человек. И перед ребятами стоял без сомнения Кап. Этому сразу поверили все.

Капа не стали тормошить, хлопать по плечу, орать: "Привет! С днём рождения!" Просто заулыбались в ответ, кто-то шёпотом сказал: "Здравствуй…"

Он повертел головой, пошевелил пальцами в растоптан­ных босоножках, посмотрел на них. Старательно выгово­рил:

– Вот. Я пре-вра-тил-ся.

– Ты молодец, Капушка, – осторожно похвалила его Варя.

Пека деловито спросил:

– Ну и как ты себя чувствуешь в этом виде?

– По-моему… хо-ро-шо. Только я… такой большой…

– Ты нормальный. Привыкнешь, – пообещал Матвей.

– Да… Ой… Это что? Ве-ло-си-пед?

К поленнице был прислонен старенький "Орленок", на котором прикатил сюда вместе с Никитой Сеня.

Кап не очень умело, почти не сгибая ног, подошёл к "Орленку". Взялся за руль. Поставил ногу на педаль.

– Кап, ты ведь не умеешь, – встревожился Маркони. – Смотри, дров наломаешь.

– Я умею. Я ка-тал-ся во сне…

Он довольно лихо оттолкнулся, перекинул ногу через седло. Но тренировки во сне оказалось явно недостаточно. Ступни сорвались с педалей, Кап испуганно растопырил но­ги. Велосипед понесло к забору, где он и грянулся пере­дним колесом о доски…

– Мальчик бах, – сказал Никита. Капа в десять рук подняли из травы.

– Живой? Куда тебя понесло без спросу! Мы же за те­бя перед Галактикой отвечаем! – Это Маркони.

– Ой, Капушка, я сейчас йод принесу… – Это, конеч­но, Варя.

– Ни фига страшного, научится… – Это Пека.

Кап стоял и виновато улыбался. Теперь он ещё больше походил на местного пацана, потому что был украшен пер­выми в своей земной жизни мальчишечьими знаками отли­чия: на колене – ссадина, на лбу – жёлто-синий желвак. Кап смотрел на велосипед.

– Сло-мался?

– Да ничего с ним не сделается, – отмахнулся Сеня. – Ты-то как? Целый?

Кап тронул мизинцем лоб.

– Шиш-ка…

И тогда все расхохотались. И Кап расхохотался. Трях­нул плечами, словно сбросил невидимые веревки. С этой минуты двигался он свободно и говорил без запинки. На­верно, велосипедная авария встряхнула в нём и оконча­тельно поставила на место каждый атом.

– Сейчас мы тебя научим, – пообещал Матвей. – Ну-ка садись опять…

– Ага! – Кап с готовностью ухватился за руль. И вдруг стал задумчивым. – Ой… что-то не так.

Все, конечно, опять перепугались:

– Болит что-то?

– Голова кружится?

– Вот здесь… – Кап осторожно прижал растопырен­ную ладонь к белой майке. Пониже рисунка со старинным автомобилем и надписью "FORD".

– Возможно, он отбил брюшной пресс, – прошептал Олик.

– Да бросьте вы! Он просто лопать хочет! – догадался Пека.

– Да… лопать, – Кап снова заулыбался. – Там пусто…

Олик обрадовался:

– Правильно! Это как Буратино. Он тоже сразу кушать захотел, когда на свет появился.

Деликатный Андрюша дёрнул Олика за матроску: ино­планетянин Кап мог обидеться, что его сравнивают с дере­вянным человечком.

Но Кап не обиделся:

– Ага! Как в мультике "Золотой ключик"!

Прибежала Варя с коричневым стеклянным пузырьком и ватой. Сеня сказал ей:

– Ты лучше молока принеси. И булку. Человек ни крошки ещё в рот не брал с той поры, как родился.

– Ой, верно… А может, сосиски или яичницу пригото­вить?

– Для начала хватит и молока, – решил Маркони. – Мало ли что…

Первый день человеческой жизни Капа Маркони назвал "периодом начальной адаптации".

Адаптировался Кап быстро. Через час он уже бултыхался на отмели в пруду, и Матвей учил его плавать. Потом гуляли по Ново-Калошину. Капу всё нравилось: и дома, и люди, и машины, и карусели в городском парке. Лишь однажды он сморщил свой воробьиный нос и сказал с сомне­нием:

– Как-то не так… Чужой запах…

– Это опять "Красная резина" всякую гадость в атмо­сферу выпустила, – сердито объяснил Сеня. А понятливый Никита выразился короче: "Кака". Никиту все, кроме Ва­ри, по очереди таскали на плечах. Даже Кап попробовал. Никита ему нравился:

– Какой хороший маленький человек… У нас бывают маленькие капли, тоже очень хорошие… Ой, а почему у него так?

– Что? – испугался Сеня.

– Влажно…

Сеня сдёрнул Никиту на землю.

– Опять! Ты когда научишься проситься вовремя, зем­новодное? Не ребёнок, а водопровод. Позор на всю Вселен­ную…

Наскребли по карманам несколько рублей, купили мо­роженое.

– А паразит Лошаткин такое же по червонцу продаёт, – вспомнил Пека.

– Кто такой паразит? – спросил Кап. – Совсем пло­хой человек?

– Вот именно, – вздохнула Варя.

– А почему бывают плохие человеки… люди?

– Разве у вас на Ллиму-зине все капли хорошие? – сказал Пека.

– Всякие… Но не паразиты… Я знаете чего боюсь? Ес­ли уу-гы, которые внизу живут, сильно разовьются, они тоже построят эти… хим-ком-бинаты. Тогда нам придётся плохо.

– Может, они будут умнее нашего человечества, – по­надеялся Матвей.

– Не знаю… У них, по-моему, есть паразиты. Некото­рые даже… лопают друг друга…

– Тогда им до химкомбинатов ещё далеко, – решил Маркони.

– Ты думаешь? – сказал Матвей.

Маркони открыл рот, чтобы ввязаться в спор, и тут же захлопнул губы. Навстречу ребятам шла по Гоголевскому бульвару девица в белом платье с синими горошинами и в белых туфельках. Помахивала белой сумочкой. Маркони опустил голову. Очки у него съехали на кончик носа, а уши стали как буро-малиновая майка Пеки.

В дружной компании возникло тяжёлое молчание. А де­вица лучезарно улыбнулась на ходу:

– Привет, детки! Привет, Маркони! Как твои научные открытия?.. – И порхнула мимо, как облачко косметики.

– У, мымра… – бормотнул в сердцах Сеня.

– Мымра Глория? – понимающим шёпотом спросил Кап.

– Она… Опять Маркони вылетел из колеи. На несколь­ко дней.

– Но она красивая мымра, – сказал Кап, отдавая дань истине.

– Подумаешь, красивая… – фыркнул Сеня. Варя шла рядом, и у неё сделалось деревянное лицо. Безразличным тоном она подтвердила:

– Глория в самом деле красавица.

– Да брось ты? – шумным шёпотом возмутился Се­ня. – Как журнальная манекенша! Ты, Варька, если хо­чешь знать, гораздо обаятельнее.

Варя хмыкнула со всевозможной насмешливостью и не­доверием. Но на душу ей пролилось что-то вроде сиропа.

В другое время Сеня не посмел бы сказать Варе такие слова, но сейчас было можно. Это ведь не сердечное при­знание, а как бы заступничество.

– Точно! – продолжил Сеня. – А Маркони дурень. Когда-нибудь он поймёт и у него откроются глаза…

На самом деле Сеня этого не хотел. Пускай уж лучше мается из-за глупой Глории, чем у него откроются глаза на Варю. Лучше бы у Вари открылись пошире глаза на не­го, Сеню Персикова. Как-никак вице-президент и автор га­зетных публикаций…

Уки в это время шагали впереди всех, а Маркони и Матвей (с Никитой на закорках) топали сзади. И Матвей шёпотом воспитывал Маркони:

– Тебе о трансляторе надо думать, понял?! А не об этой кукле! Вот отправим Капа домой, тогда влюбляйся по уши, хоть свадьбу играй. А пока – во… – И к носу Мар­кони был поднесён кулак.

Маркони равнодушно отвернулся. Кулак был неубеди­телен. Музыкальные пальцы Матвея-с-гитарой мало годи­лись для такой воспитательной демонстрации.

– Всё с транслятором будет в норме, – похоронным тоном отозвался Маркони. И в голосе его слышалось: "Раз­ве же это самая главная проблема? Как избавиться от сер­дечных мук – вот задача…"

В разговор вмешался Никита. С Матвеевых плеч он уз­рел, с каким аппетитом Уки лижут по очереди брикет мо­роженого.

– Х о чу…

– Что ты хочешь опять, горе моё? – застонал Сеня.

– Это…

– Это маленьким нельзя. Будет ангина, придёт тётя с уколом…

– Маленьких нельзя пугать врачом, – сказала Варя.

Кап спросил:

– Кто такая тётя с уколом? Как Глория?

– Вроде… – вздохнул Сеня. – Только тётя делает уколы ниже спины, а Глория бедному Маркони прямо в сердце…

– Х о чу! – это было уже на грани рева.

– А фигу не хочешь?!