– Друзей нельзя подвергать напрасному риску.
– Пека, не валяй дурака, – попросил Андрюша. – Тётя Золя тебе покажет риск…
Пека молчал, как человек, решивший в одиночку обезвредить хитрую мину.
– Ох, Пека, смотри… – опять предупредил Андрюша.
Пека сказал задумчиво:
– А Глорию эту… может, её похитить и спрятать где-нибудь? На время… – Этим он увёл разговор в сторону.
День этот был какой-то неудачный. Поэтому на лужайке у Пим-Копытыча не собирались, каждый провёл вечер сам по себе.
Зато утром случилась радость! К Сене примчался Андрюша и завопил под окном:
– Абрикос! Егор Николаевич вернулся с Антошкой!
Сперва все встревожились: почему раньше срока? Прошло всего восемь дней, а не две недели!. Толпой помчались к профессору.
Оказалось, что оба путешественника живы-здоровы, Антошка только улыбался как-то стеснительно. Они встретили ребят на дворе. Конечно, был весёлый шум и восклицания: "Молодец, что приехал!" А Егор Николаевич объяснил:
– Так уж получилось. Заскучал наш турист. Сперва всё ему было интересно, а потом смотрю, что-то нос повесил. И говорит: "Хочу к ребятам…" – Он оглянулся на Антошку, сказал со вздохом: – Признаться, пару раз всплакнул даже. Вот и пришлось вернуться самолётом из Санкт-Петербурга.
На несколько секунд все примолкли, а потом наперебой заговорили опять: правильно, мол, что прилетел. А то им всем без Антошки тоже было скучно.
– Жаль только, что ты не успел полетать в тазу, – высказался Олик. – Но это ещё не совсем потеряно. Ведь новое полнолуние ты ещё застанешь на Земле, а таз Пека обещал раздобыть снова…
– А где он, ваш героический Пека? – спросил Егор Николаевич. – Почему Уки не в полном составе?
Андрюша, пряча тревогу, сообщил, что не застал Пеку дома. Непонятное дело, куда он отправился один…
Кстати, не было и Маркони. На Андрюшин стук никто на чердаке не отозвался. Но это ребят не удивило: скорее всего Маркони отсыпался после ночной научной работы или горестных терзаний. А что Пека подевался куда-то, было странно.
Антошка тихонько взял за локоть Сеню. Отошли в сторонку. Помолчали, глядя друг другу на сандалии.
– Как там Никитка-то? – спросил Антошка.
– Нормально. И в штаны больше не пускает, поумнел…
Антошка сказал шёпотом:
– Я там тебя чаще, чем других, вспоминал…
– Я тоже… про тебя думал каждый день… Хотя и другие всё время думали.
Опять помолчали.
Сеня вдруг предложил:
– Приходи сегодня ночевать ко мне. Я на веранде сплю, там две раскладушки. Будем ночью лежать и разговаривать про всякое…
– Ладно.
В этот момент сзади раздались строевые шаги. От калитки двигался младший лейтенант Кутузов.
Сделавши под козырек, младший лейтенант официально произнёс:
– Гражданин Телега?
Профессор посмотрел на него с интересом.
– А вы, если не ошибаюсь, младший лейтенант Кутузкин?
– Кутузов.
– А я Телега.
– Егор Николаевич?
– Совершенно справедливо.
– Гражданин Телега Егор Николаевич! Я вынужден задержать вас для выяснения ряда обстоятельств.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ Конец "Космического мстителя"
Длинное лицо профессора Телеги вытянулось ещё сильнее. Он пошевелил бровями и потрогал подбородок. Оглядел перепуганных ребят. И отозвался довольно спокойно:
– А позвольте полюбопытствовать, какие именно обстоятельства служат причиной столь непонятной для меня акции?
– Узнаете при составлении протокола.
– Удивительное дело! Человек приезжает из аэропорта и не успевает оглянуться, как его берут под стражу! Без объяснения! А как быть с Декларацией о правах человека?
– Что вы делали в аэропорту?
– Как что? Два часа назад приземлился на самолёте Ил-62, рейсом из Петербурга.
– Значит, вы утверждаете, что вчера вечером были в Санкт-Петербурге?
– Утверждаю… А что, разве это противоречит Уголовному кодексу?
– П-понятно… Значит, у вас есть здесь сообщники…
Если бы Егор Николаевич не подхватил подбородок, тот, наверно, отвалился бы совсем. Но, захлопнувши рот, профессор воспылал, наконец, справедливым негодованием:
– Что такое в конце концов?! Я сяду здесь на крыльце и не двинусь с места. Или тащите меня силой, или объясните, чёрт возьми, в чём вы меня обвиняете!
– Не обвиняю, а пока подозреваю. В попытке рэкета.
– В чё-о-о-ом?! – Егор Николаевич и правда сел на ступень.
– У меня документальные доказательства. Ознакомьтесь… Нет, нет, из моих рук… – И участковый развернул перед изумленным профессором серую бумагу.
Конечно, все кинулись посмотреть на доказательство. На листе были наклеены вырезанные печатные буквы. Они складывались в строчки:
Э с л и в ы з а в т р а в 1 2 ч а с о в н е п а л о ж и Т е 5 т Ы с р у Б п о Д к а м и н ь н а б и р и г у П и т у х о в к и В а с ж д ё т у ж а с н а я г и б и л ь и р а з о р е н и Е ! К а м и н Ь с с е р ц е м г д е б и с е т к а в н и з у д ы р а . П а л а ж и т е и с р а з у и д и т е п р о ч . К а с м и ч е с к и й м с т и т и л Ь .
– Вчера перед полуночью это письмо было брошено в окно кооператору Лошаткину. Вместе с камнем, – пояснил Кутузкин.
Кто-то неуверенно хихикнул. Профессор Телега странно помычал, словно загонял внутрь неуместный в этой ситуации смех.
– Гражданин младший лейтенант Кутузкин… виноват, Кутузов. Понимаю ваше похвальное стремление разоблачить опасного злоумышленника и оставить след в героических летописях органов внутренних дел. Не понимаю другого. Какая связь между этой бредятиной и мною?
– Прямая, гражданин Телега! Вы не станете отрицать, что две буквы в слове "паложите" вырезаны из вашего личного бланка? Я сверил! Образцы всех бланков у меня имеются!
Профессор пригляделся.
– Ну и что?! Мало ли кто мог таким бланком воспользоваться!
– Но это же не газета и широкого распространения не имеет!
– Да я постоянно на этих листках записки пишу!
– Разберемся, – сказал младший лейтенант. – Пройдёмте…
– Я, лейтенант Кутузов, на таком же бланке напишу вашему начальству жалобу, что вы меня оскорбили…
Младший лейтенант Кутузов не хотел жалоб. Он вообще не хотел, чтобы начальство знало об этом деле заранее. Он мечтал раскрыть преступление сам и повысить свои авторитет в славных милицейских рядах (профессор догадался правильно). Поэтому Кутузкин сказал менее решительно:
– Не передергивайте факты, уважаемый Егор Николаевич. Я вас никак не оскорблял.
– Да?! Ну, то, что вы подозреваете профессора университета в рэкете, это ладно. Встречаются жулики и не с такими чинами. Но как можно заподозрить доктора филологических наук в такой чудовищной безграмотности! Вот этого я оставлять не намерен!
– Однако же, – заявил участковый, – эта безграмотность могла быть намеренной. Для отвода подозрений.
– Даже намеренно я не в состоянии написать "прочь" без мягкого знака, а "мститель" через "и" после второго "тэ". Даже под угрозой пистолета! Это противно всей моей сущности!.. Я этого так не оставлю…
Во время шумного объяснения Андрюша и Олик смотрели друг на друга сперва с испуганной догадкой, потом с грустным пониманием. Наконец Олик протянул тихонько и жалобно:
– Ох и дура-ак…
В этот миг после слов профессора случился как раз перерыв, и тонкий голосок Олика прозвенел в напряженной тишине.
– Кто дурак? – разом подобрался Кутузкин.
–Да не вы, не вы! – испугалась догадливая Варя. – Он хотел сказать… это…
– Что он хотел сказать?
– Постойте-ка! – Профессор ухватил письмо. – Да-да-да! Уважаемые Уки! Не ваш ли хитроумный товарищ взял в прошлый раз со стола мою расписку?
Беспощадный ужас проткнул несчастного Олика ледяными иглами. Какой кошмар! Он, Ольгерд Ковальчук, своим неудержимым языком предал своего товарища Ука! Не нарочно, конечно, но Пеке-то не легче от этого! Что теперь будет? И с Пекой, и с ним, с Оликом?!
Отчаяние помогло работе мысли. Спасительная догадка мгновенно озарила мозг. Олик выхватил у Кутузкина письмо, сжал в тугой комок, запихал в рот. Пожевал, выпучил глаза, мучительно глотнул. Зловещий документ ушёл в живот, который дёрнулся под отглаженной матроской.
Никто не успел опомниться. Лишь через несколько секунд профессор встал со ступеньки, взял Олика за плечи. Слегка тряхнул. Может быть, хотел услышать шелест бумаги в пищеводе? Потом он громко сказал в открытую дверь:
– Мама! Принеси, пожалуйста, касторку!
– Не поможет, – печально подвёл итог младший лейтенант. – Документ уже не будет иметь надлежащего вида.
Профессор пожал плечами:
– Зачем он вам теперь-то? Неужели не ясно, что это просто детская шалость?
- Шалость! – взвился участковый. – Видели бы вчера Лошаткина, когда он прибежал ко мне среди ночи!.. И сегодня он пойдёт класть под камень "куклу". То есть пакет, изображающий пачку ассигнаций.
– Вот там и ловили бы рэкетира. А зачем сюда-то явились? – неласково поинтересовался профессор.
– Одно другому не мешает. Я подозревал, что брать добычу вы пойдете не сами, а пошлёте сообщника.
Егор Николаевич вздохнул. В долгом этом вздохе явно прочитывалась оценка детективных способностей участкового. Но вслух профессор сказал:
– Надеюсь, теперь вы снимаете с меня подозрения?
– Да, извините. Накладочка вышла…
– Тогда у меня предложение. Брать рэкетира пойдём вдвоём. Если там всё же и правда настоящий злоумышленник, то… я когда-то занимался в секции самбо. А если Пека… – И. Егор Николаевич оглядел ребят.
Они его поняли. Профессор явно хотел прикрыть дурня от лишних неприятностей.
Время как раз приближалось к полудню.
Профессор и младший лейтенант велели ребятам, чтобы со двора ни шагу, а сами двинулись на операцию. Но послушался их только Олик. После всего случившегося (и после касторки) он был печальный и покорный. Как герой, совершивший свой главный в жизни подвиг и теперь готовый на любую казнь. Он остался в доме под присмотром заботливой Ольги Никифоровны, а Матвей, Сеня, Антошка, Варя и Андрюша тайно двинулись следом за профессором и милиционером.
Сеня виновато прошептал Антошке:
– Не успел ты приехать и сразу в такую заваруху…
– Лишь бы Пеку не посадили в тюрьму, – отозвался Антошка. – Это самое ужасное, когда хочешь домой, а нельзя…
– Таких маленьких балбесов не сажают. Самое страшное для него – это тётя Золя.
– Зелёная педагогика? – спросил Антошка, уже поднаторевший в земных обычаях.
– Ох… – горестно отозвался Сеня.
Злополучный камень с "дырою" под ним и с полустёршимся рисунком проткнутого стрелой сердца лежал в неухоженном сквере на берегу речки Петуховки, что протекала среди старых улиц, и недалеко от Ямского пустыря. Это был высокий гранитный валун, он темнел среди травы рядом с полуразвалившейся беседкой. Под ним была похожая на неглубокую нору выемка. Мальчишки, когда играли, часто пользовались им как тайником.
Профессор взял с собой бинокль.
Матвей забежал домой и тоже прихватил оптику: трубу "Турист" с двадцатикратным увеличением.
Далее события развивались так.
Профессор и участковый укрылись метрах в ста от камня, за изгородью. Ближе было нельзя, чтобы не спугнуть рэкетира.
А ребята нашли убежище под мостиком, в кустах ольхи. Отсюда берег с беседкой и камнем просматривался тоже хорошо.
Тянулось время, журчали в осоке струи Петуховки. Матвей поглядывал на часы.
И вот, когда было без двух минут двенадцать, на берегу возник Степан Степаныч Лошаткин. Вся его тучная фигура изображала страх и покорность судьбе. Оглядываясь, Лошаткин присел у камня, что-то сунул в нору. Затем выпрямился и, не глядя по сторонам, торопливо зашагал прочь. Как и предписывалось в зловещем письме.
Минут через пять появился Пека. Все смотрели в трубу, хватая её друг у друга.
Пека шёл и подбрасывал красный мячик. Посторонние должны были убедиться: славный весёлый мальчик вышел погулять и поиграть. Никакого злого умысла.
Мячик (совершенно случайно!) упал и подкатился к камню. Мальчик подбежал, нагнулся и (тоже совершенно случайно, из простого любопытства) сунул руку в дыру. Нащупал и вытащил свёрток. Пакет был небольшой. Мальчик сунул его под майку. И вприпрыжку, всё так же подкидывая, мячик, двинулся к изгороди. Как раз туда, где была засада.
– Ох и дураки мы, – запоздало простонал Андрюша. – Надо же было предупредить, чтобы он не совался, не брал…
– Тогда бы Кутузкин по-прежнему думал на Егора Николаевича, – сказала Варя.
– И вообще… пусть расхлёбывает, что заварил, до конца, – проворчал Матвей. Но как-то неуверенно.
– Может, крикнуть, чтобы бежал? – дёрнулся Антошка.
– Поздно, – вздохнул Сеня.
Уже почти не скрываясь, вся компания кинулась за Пекой. Но драматический момент захвата успели они увидеть лишь издалека.
А происходило это так.
Младший лейтенант Кутузов поднялся из кустов и сурово скомандовал:
– Руки вверх.
Пека обмер и руки бессильно уронил. Мячик покатился в траву.
– Руки вверх, – повторил участковый. Пека обмяк и поднял над плечами ладони. А голову обреченно опустил.
Появился профессор.
– Будьте свидетелем, – сказал младший лейтенант. И выдернул Пекину майку из джинсов. Газетный сверток упал Пеке на кеды.
– С таких-то лет, – горестно проговорил Кутузкин. – Ай-яй-яй… Пройдёмте, гражданин Тонколук.
Если бы Пека Тонколук был более опытным рэкетиром и если бы знал к тому же, что письмо его проглочено, он мог бы отпереться. Ничего, мол, не знаю, шёл, кидал мячик, случайно заглянул под камень, там что-то лежало. Ухватил, не глядя, и пошёл. Даже не знаю, что там… Но Пека вышел на дело первый раз, нервы его были, разумеется, натянуты. Появление милиционера грянуло по этим нервам, как поварёшка по гитарным струнам. Всё внутри оборвалось, и Пека понял, что погиб.
– Я больше не буду, – убито сказал он и заревел.
– Пройдёмте, – непреклонно повторил младший лейтенант. – Для составления протокола и дальнейших соответствующих мер.
– Товарищ Кутузов, позвольте внести предложение, – официально обратился профессор Телега. – Может быть, есть смысл на первый раз обойтись без протокола и ограничиться профилактической беседой? Я как педагог, непосредственно работающий с молодежью, беру на себя обязательство провести необходимую воспитательную работу и взять провинившегося под личное наблюдение. Так сказать, на поруки.
Младший лейтенант Кутузов уже понимал, что данная операция не принесёт ему славы. Надрать же Пеке Тонколуку уши мешало присутствие профессора. И он согласился.
– Так и запишем: под вашу ответственность. Но я со своей стороны сейчас всё же позвоню его родственникам. Мне известно, что у Тонколуков есть телефон, поскольку моя жена заказывала Изольде Евгеньевне бархатное платье. Думаю, Изольда Евгеньевна тоже проведёт воспитательную работу.
Кутузкин откозырял профессору, внушительно погрозил пальцем Пеке и направился в своё милицейское отделение для несения дальнейшей службы.
Пека, почуяв, что ни крытой машины с решётками, ни наручников не предвидится, вытер трикотажным рукавом нос и глаза и приободрился. Выжидательно глянул на Егора Николаевича.
– Провожу тебя домой, – сообщил тот. – Чтобы ты не ударился в бега и не выкинул ещё что-нибудь робингудовское.
– Не надо домой, – понуро сказал Пека.
– Увы, мой друг, от судьбы не уйдёшь. А моё присутствие, возможно, послужит для твоей тёти сдерживающим фактором…
Подбежали ребята.
– Ну что, "Космический мститель", – сказал Матвей. – Как добыча?
– Не надо, – попросил Андрюша. – Ему и так плохо…
– И он же не для себя старался! – звонко сказал Антошка.
Пека стрельнул мокрыми глазами, обрадовался. И тому, что здесь вдруг оказался Антошка, и тому, что он заступается. Но радость Пека спрятал и набычившись объяснил: – Этот Лошаткин всё равно жулик…
– И ты решил таким же стать жуликом! – возмутилась Варя. – Нашёлся помощник для Маркони! Ты что думаешь, он взял бы эти деньги?
– Да они ему и не нужны, – хмыкнул Матвей. – Про пять тысяч он просто брякнул, чтобы отвязались. Он потом признался мне. Сказал, что всё наладит и так… Наверно, всю ночь сидел, потому и спит.
Все двинулись на Гончарную улицу. Понурый Пека и профессор впереди, остальные за ними, гурьбой.
– Это хорошо, что его не посадят, – шёпотом сказал Антошка.
В квартале от Пекиного дома Егор Николаевич попросил:
– Вот что, друзья, дальнейшее сопровождение не нужно. Я там как-нибудь сам…
Компания остановилась. Как раз у калитки Маркони. А двое двинулись дальше: высокий профессор в элегантном костюме и приунывший "космический мститель" в обвисшей майке, пыльных мешковатых штанах и с повисшей головой.
Судя по всему, их ждали. У Пекиного дома открылась калитка, и в ней возникла Изольда Евгеньевна в ярком платье и клеёнчатом переднике. Её прямая фигура была сама неумолимость и правосудие. "Я знала, что этим всё кончится", – говорил весь её вид.
Слов не было слышно, и видели только, как тётушка пропустила беспутного племянника и профессора в калитку, а затем скрылась сама. Когда Изольда Евгеньевна уходя повернулась, зоркие глаза ребят смогли различить, что за спиной она держит что-то длинное и зелёное.
– Уртика каннабина, – сообщил Матвей, который смотрел в трубу.
– Тогда ничего, – успокоил Андрюша. – От неё Пека знает заклинашку.
– Жаль, – сурово заключил Матвей.
– А мне его жаль, – печально сообщил Антошка. – Он всё равно хороший.
И Сеня был с ним согласен.
– Вот провалил бы всё дело этот хороший, тогда бы узнали, что почём, – проворчал Матвей. – Если бы ниточка потянулась, могли бы про всё пронюхать те, кому не надо. И про транслятор, и про Антошку. И не видать бы ему никакой Ллиму-зины, затаскали бы по академиям да институтам…
Изольда Евгеньевна ежесекундно менялась на глазах. Глядючи на Пеку, принимала самый безжалостный вид. А когда оборачивалась к Егору Николаевичу, лицо её озарялось светской улыбкой и делалось даже симпатичным.
– Извините, профессор! Столько хлопот из-за этого разбойника! Ну ничего, на сей раз терпение моё истощилось. Проходите, пожалуйста, в дом, я быстренько разберусь с этим юным уголовником и запру его до прихода родителей. А вас угощу чаем с клубникой. Или кофе?
– Благодарствую, – столь же светски отвечал Егор Николаевич Телега. – Не стоит беспокоиться. А что касается разбора с вашим славным, хотя и чересчур предприимчивым, племянником, то я хотел бы подметить одно огорчившее меня обстоятельство…
– Только одно?! – Тётушка Золя всплеснула руками, причем Пека наконец увидел, что она держала за спиной. И перепуганно понял, что из-за всех переживаний забыл спасительное заклинание.