* * *
Поскольку Фрэнки Палумбо из манхэттенской семьи Фавиола, исключительно по доброте душевной, согласился еще раз выслушать очередной бред о несчастном воришке, имевшем какое-то отношение к Джимми Анджелли из семьи Колотти, что в Куинсе, то ему и принадлежало право выбирать место для стрелки.
Люси Анджелли получила информацию от своего кузена и немедленно позвонила Дому Ди Нобили, чтобы поставить его в известность о месте и времени встречи. Еще она сообщила, что в его присутствии нет необходимости; его судьбу решат между собой в частной беседе два капо. Дом тут же передал все Майклу.
Плохо, что они хотели разговаривать без Дома - значит, не удастся послать его на встречу с микрофоном под одеждой. Но прокуратура, ФБР и нью-йоркская полиция давно уже установили прослушивающие устройства в большинстве мест, облюбованных бандитами для деловых встреч. Майкл сделал несколько звонков, чтобы выяснить, относился ли к таким местам ресторан "Романо" на улице Мак-Дугал. Оказалось, что нет. Значит, предстояло начинать с нуля.
Накануне Рождества ресторан удостоили своим визитом четыре детектива из прокуратуры под видом пожарных, обремененные топорами, шлангами и прочей атрибутикой. Целью их посещения было ликвидировать небольшой пожар, таинственным образом возникший по причине короткого замыкания в подвальной части помещения. Пока они поливали, рубили, колотили, кричали и препирались, им удалось незаметно подключиться к телефонной линии, чтобы обеспечить источник питания "жучкам", которые они разместили на подвальном потолке и, соответственно, на полу расположенной выше залы. Этот передатчик размером в пятидесятицентовую монету располагался непосредственно под престижным угловым столиком, который давно облюбовал для себя Фрэнки Палумбо. Хозяин ресторана "Романо" дал "пожарным" на прощание четыреста долларов, поскольку знал, что именно пожарные - самые большие воришки, и ему еще повезло, что они не приложились к контрабандному двадцатилетней выдержки виски, хранившемуся вдоль стены напротив пожарного крана и телефонного коммутатора.
В три часа тридцать минут двадцать восьмого декабря, в то самое время, когда Сара, Хите и Молли плескались в ласковых теплых волнах рядом с родительским домом в Сент-Барте, Майкл сидел в припаркованной машине вместе с помощником окружного прокурора по имени Джорджи Джардино, знаменитым своей ненавистью к гангстерам.
Дед Джорджи родился в Италии и получил американское гражданство только после пяти лет жизни в Штатах. К тому времени он имел все основания считаться американцем итальянского происхождения. Джорджи полагал, что это справедливо. Его родители появились на свет в семье американцев итальянского происхождения, но сами таковыми уже не являлись. Они были просто американцы. Двое встречавшихся сегодня в ресторане мужчин тоже родились в Америке и, вопреки своим итальянским фамилиям, тоже были американцами. И в самом деле, ни Фрэнки Палумбо, ни Джимми Анджелли не ощущали ни малейшей связи со страной, столь же далекой для них, как какая-нибудь Саудовская Аравия. Даже их родителей, также уроженцев добрых старых Соединенных Штатов, нимало не волновало, что творится в далекой Италии. Почти никто из них так ни разу в жизни туда и не соберется. Для них Италия - чужая страна, где, по слухам, кормят гораздо хуже, чем в любом итальянском ресторане Нью-Йорка. В этом их коренное отличие от ирландцев или евреев, чья упрямая привязанность к Северной Ирландии или Израилю в другой, менее терпимой стране могла бы показаться подозрительной. Парадоксально, что, хотя эти подонки именовали себя итальянцами, итальянского в них было не больше, чем в Майкле. Или в Джорджи Джардино, если уж на то пошло.
Нравится вам или нет, но Фрэнки Палумбо и Джимми Анджелли - американцы. И подобно другим законопослушным американцам, они верят в свободное общество, где каждый, кто готов много трудиться и соблюдать правила игры, может добиться успеха и счастья. Пусть правила их игры отличаются от принятых большинством их соотечественников, но они их чтут и чтили всегда. И в награду получили-таки преуспеяние. Джорджи ненавидел их и их поганые правила. Более того, он искренне верил, что, пока последний мафиози не окажется за решеткой, все остальные американцы с итальянскими корнями не перестанут ловить на себе подозрительные взгляды. Вот почему он сидел сегодня рядом с Майклом в холодной машине в двух кварталах от ресторана "Романо", чтобы прослушать и записать разговор пары американских гангстеров в итальянской забегаловке.
Первым на сцене появился Джимми Анджелли, один из бригадиров семейства Колотти из района Куинс.
- О, мистер Анджелли, рад вас видеть. Что-то вы редко стали появляться в городе.
Говорил явно владелец ресторана.
Под "городом" подразумевался Манхэттен.
Все жители Нью-Йорка знают, что есть Бронкс, Куинс, Бруклин, Стейтен-Айленд - и есть Город.
Анджелли пришел не один. Имя его спутника удалось разобрать только тогда, когда он приказал: "Дэнни, сядь вон там".
Пока вторая договаривающаяся сторона не явилась, Анджелли указал своему телохранителю место спиной к стене, откуда тот мог хорошо видеть любого входящего через главную дверь. Пара-тройка разборок в ресторанах - и вы быстро понимали, где и кому надо сидеть.
Фрэнки Палумбо и его громила пришли минут через десять, с умышленным опозданием, как и следовало оскорбленному капо манхэттенского семейства Фавиола. В конце концов, какой-то придурошный воришка, пользующийся поддержкой семьи Колотти, нагрел его на пять кусков после того, как Фрэнки оказал коллегам услугу. И теперь он мог вести себя не как простой лейтенант, один из сотни в структуре клана Фавиола, а как самый важный босс.
Во время недавнего процесса Энтони Фавиола, осужденного и приговоренного к заключению главы печально знаменитой манхэттенской семьи, обвинение предоставило в качестве вещественного доказательства записи, сделанные за целый год прослушивания его разговоров. На одной из них некто, идентифицированный как Энтони Фавиола, помимо всего прочего, приказал двум боевикам совершить несколько убийств в штате Нью-Джерси. Защита вызвала свидетелем в суд его младшего брата Руди, и тот под присягой подтвердил, что ту ночь, когда Энтони якобы звонил из дома матери в Ойстер-Бей, штат Нью-Айленд, он на самом деле провел у себя на вилле в Стонингтоне, штат Коннектикут, за игрой в покер в компании шести уважаемых бизнесменов. Все шесть поочередно предстали перед судом, и каждый действительно подтвердил, что в тот вечер в восемь часов двадцать семь минут - когда, по утверждению обвинения, и прозвучало по телефону преступное распоряжение, Энтони как раз выигрывал очередную сдачу. Присяжные не поверили ни одному их слову.
Теперь Энтони сидел в тюрьме особо строгого режима в Ливенворте, штат Канзас. Суд приговорил его к пяти пожизненным срокам заключения - четыре из них за те самые убийства, а пятый в соответствии с законом, по которому убийство, совершенное в интересах преступной группировки, карается также пожизненным заключением.
Энтони находился под замком двадцать четыре часа в сутки, и доступ посетителей к нему был также строго ограничен, поскольку его специально послали в федеральную тюрьму, расположенную как можно дальше от его родных, друзей и соучастников. Некоторые упрямцы настаивали, что и из тюремной камеры он по-прежнему руководит делами своей организации, но по информации, которую с большим трудом удалось собрать прокуратуре, новым боссом стал - с благословения Энтони - его правая рука и первый заместитель, верный до конца братец Руди. В соответствующих кругах Руди любовно называли "Счетовод", хотя бухгалтерская профессия была ему совершенно чужда. Просто когда оба брата были еще простыми бойцами в банде Торточелло, Руди пользовался репутацией большого мастера сводить счеты.
Сидевшие в холодной машине Майкл и Джорджи надеялись услышать нечто, что позволило бы связать имя Руди Фавиола с передачей наркотиков близ забегаловки в Чайнатауне. Шесть унций кокаина тянули на преступление первой категории. Если суметь связать его с прочими правонарушениями, совершенными Руди за последние три года, и подвести все это под статью 460 пункт 20 "О борьбе с организованной преступностью", то, возможно, его удастся отправить в Канзас к братцу. Правда, учитывая характер преступлений, - в тюрьму штата, а не в федеральную.
- Привет, Джим, - поздоровался Палумбо. - Давно ждешь?
- Только пришел, - ответил Анджелли. - Отлично выглядишь, Фрэнк.
- Да можно бы сбросить пару фунтов, - пожаловался Палумбо. - Туда, Джой. - И указал своему громиле, куда сесть.
Оба заказали по бокалу вина.
В микрофонах зазвучала обычная преамбула любого мафиозного разговора.
Вопросы о семье, здоровье, демонстрация уважения, пиетета и восхищения.
Из пустого в порожнее, как сказала бы Джеки Диас.
Обед никто из них не заказал.
Палумбо довольно быстро перешел к делу.
- И как ты предлагаешь поступить с тем придурком, которого ты мне прислал?
- Да я его и в глаза не видел, - признался Анджелли.
- Так вот ты кого мне рекомендуешь? Человека, которого сам ни разу не встречал?
- Я хотел оказать услугу моей кузине.
- Мне ты тоже оказал неплохую услугу - он нагрел меня на пять кусков.
- Фрэнки, ты получишь назад свои деньги.
- Когда? И как?
- Именно это я и хотел с тобой обсудить.
- И ты надеешься, что после нашего разговора все пойдет как по маслу?
- Надеюсь.
- Пока что я еще не слышал твоего плана. Мне известно только одно: какой-то хрен спер у меня пять штук баксов. И если верить Сэлу, там еще пятнашка повисла плюс проценты. Кто он такой, этот тип, что ты идешь на все ради него? У нас пока что хорошие отношения, но если мы не проявим осторожность, их можно и испортить, причем из-за одного-единственного недоумка.
- Вот почему мы здесь, - отозвался Анджелли. - Чтобы ничего подобного не произошло.
- Если бы не ты, сейчас было бы уже поздно разговаривать. С ним бы уже давно покончили.
- Знаю.
- Мы пошли на очень большие уступки, Джим...
- Тоже не спорю. Потому-то я сюда и пришел сегодня, Фрэнк. Чтобы попросить тебя: давай не выпускать ситуацию из-под контроля. Чтобы не натворить глупостей, которые могут вызвать трения между нашими семьями. Мы этого не хотим, и я не сомневаюсь, что вы - тоже.
- Да кто же он такой, в конце концов, сам Папа Римский, что ли, что ты его так защищаешь?
- Моя кузина его любит, что я могу поделать?
- Она знает, что он женат?
- Знает. Но он собирается развестись.
- Как же, держи карман.
- Он ей так сказал.
- Как мы решим нашу проблему, Джимми?
- Как бы ты хотел, Фрэнк? Ты пострадал, ты и ставь условия.
- Я рад слышать такую речь.
- Порядок есть порядок.
- Даже не знаю, что и сказать. Деньги украдены, понимаешь? Если я пойду наверх, знаешь, что я услышу? "Украли деньги? Да ты что? Ты сам отлично знаешь, что делать в таких случаях. И нечего беспокоить меня по таким пустякам". Вот что я услышу.
- Я думал, - произнес Анджелли с глубоким вздохом. - Я думал... ну, мы все идем на уступки.
Ты, я... Руди. Между другими семьями случались неприятности, между нами - никогда. Потому что в наших отношениях всегда царило уважение. Я прав, Фрэнк?
- Царило - до сих пор.
- Нет, Фрэнки, не говори так, прошу. Случившееся - не знак неуважения Колотти к Фавиола. Вовсе нет. Мы имеем дело с лохом, с человеком без головы на плечах. Ди Нобили - последний лох, я согласен. Я говорил моей кузине - не понимаю, что она в нем нашла. Женщины... Что тут скажешь? Он лох, он неудачник, он жалкий воришка, я полностью с тобой согласен. Но еще он - мелюзга, не достойная внимания, понимаешь, Фрэнк? Мы можем решить эту проблему, не прибегая к крайним мерам. Вовсе не обязательно делать серьезные шаги, понимаешь? Зачем Руди тратить время на обдумывание каких-то действий из-за подобных мелочей. Что я думал: если ты с ним поговоришь, он может, просто от доброго сердца, дать этому идиоту передышку. Вот все, о чем я прошу. Придумайте, как он может отработать долг. Пятнадцать и еще пять, пусть он работает как проклятый, чтобы вы их с него сняли.
- Ты выступишь его гарантом, Джимми?
- Это уж слишком, Фрэнк. Я его даже не знаю. Он - всего лишь какой-то хрен, с которым связалась моя кузина. Я прошу за нее, не за него. Она - моя плоть и кровь, Фрэнки. Она моя родня. Мы росли вместе. Как мы с тобой. И как Руди.
- И Руди, да?
- Если ты поговоришь с ним...
- Ты отстал от жизни, Джим.
- Что?
- Ладно, попробую что-нибудь сделать, - заявил Палумбо, завершая разговор. - Поговорю с Ле (грохот отодвигаемого стула заглушил конец слова)... и передам тебе решение. Больше я сейчас ничего не могу сказать. Ничего не обещаю.
- С кем? - встрепенулся Майкл.
- Ш-ш-ш-ш!
Гангстеры еще продолжали разговор, обменивались словами прощания, передавали приветы, благодарили друг друга за время, потраченное на обсуждение столь важной проблемы. Но деловая беседа подошла к концу, больше обсуждать было нечего. Затем снова скрип отодвигаемых стульев, звучавший в микрофонах, как рокот сходящей с гор лавины. Удаляющиеся шаги. И вдалеке - голос владельца ресторана, благодарящего за посещение. Захлопнувшиеся двери. И наконец, только обычный ресторанный гомон.
- Какое имя он назвал? - спросил Майкл.
- Звучало как "Лена".
- Мне тоже так показалось.
- Что еще за "Лена"?
- Понятия не имею.
- Тебе имя Лена о чем-нибудь говорит?
- Может, так зовут его жену? Может, Палумбо собирается обсудить проблему с ней?
Майкл выразительно посмотрел на партнера.
- Ну, не знаю, - пожал плечами Джорджи.
* * *
- Ничего не слышно, - пожаловалась Сара. - Ты где?
- В конторе, - ответил Майкл. - Может, перезвонить?
- Давай лучше я.
- Но отсюда дешевле, разве нет?
- Все равно я перезвоню.
- Ну ладно, - согласился Майкл и повесил трубку.
Когда он позвонил, Сара как раз переодевалась к обеду, и теперь она стояла в одном белье в самой просторной в доме комнате для гостей, которую она занимала как старшая, когда они приезжали вместе с сестрой. Всего в доме насчитывалось четыре спальни, все на втором этаже, все с прекрасным видом на океан. Из главной, например, с окнами на юг, открывался восхитительный морской пейзаж - безбрежный океан до островов Статиа и Сент-Китс. А за домом виднелась горная дорога к зданиям, окружавшим отель в Морн-Лури. По вечерам ее живописно подсвечивали электрическими огнями. Сидя за туалетным столиком лицом к окну, Сара набрала номер офиса мужа. За открытыми ставнями солнце начало погружаться в океан, окрасив небо в разноцветье заката.
- Уэллес, Отдел по борьбе с организованной преступностью.
- Здравствуйте, мистер Уэллес. Я хочу сообщить о преступлении.
- Что случилось, мэм? - подхватил он, сразу узнав ее голос.
- Преступное пренебрежение супружеским долгом.
- В уголовном кодексе нет такой статьи, мэм. Есть пренебрежение обязанностями родителя - параграф два-шесть-один...
- Нет, в моем случае пострадал не ребенок, а взрослый, - объявила она.
- Взрослый, понятно. Пол пострадавшего?
- Женский, мистер Уэллес. Очень женский. Майкл, я начинаю чувствовать себя брошенной. Когда ты...
- Я понял, мэм. Преступная халатность, параграф один-два...
- ...когда ты наконец приедешь?
- Сразу, как только освобожусь, дорогая.
- Я скучаю по тебе.
- И я тоже. Но я не могу бросить дело на полдороге. Кажется, нам удалось напасть на нечто важное. Чтобы сказать точнее, надо копнуть еще глубже. Однако, как бы ни сложились обстоятельства, к Новому году я обязательно приеду.
- То есть до отъезда домой нам удастся провести вместе всего день или два.
- Целых три дня и три ночи.
- Все-таки я не понимаю, почему такая срочность. А еще кому-нибудь Сканлон отменил отпуск или только тебе?
- Джорджи пришлось задержаться до завтра.
- А почему ты тоже не едешь завтра?
- Тогда некому будет вести дело.
- Какое дело?
- Секрет.
- Даже от меня?
- Даже от тебя.
- Сокрытие информации от супруги - преступление категории Г, за которое предусмотрено наказание сроком...
- Я люблю тебя, - перебил он.
- Я тоже люблю тебя. Пожалуйста, приезжай поскорее.
- Как смогу, дорогая. Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
- Завтра уезжает моя сестра...
- Знаю.
- Иоланда сейчас кормит Молли. А мы с Хите, как большие, пойдем обедать в ресторан.
- Что на тебе надето?
- В данный момент или что я собираюсь одеть вечером?
- А что мне больше понравится?
- В данный момент, но я очень тороплюсь.
- Все равно скажи.
- Шелковый белый лифчик и такие же трусики.
- М-м-м-м-м. И туфли на высоком каблуке?
- Пока нет. Перезвони попозже, поболтаем на сексуальные темы.
- Когда?
- После одиннадцати все уснут.
- А почему бы тебе самой не позвонить мне?
- Хорошо. Но предупреждаю - постарайся выгнать всех посторонних из кабинета.
- Буду ждать.
- И я тоже.
- Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - проворковала она.
- Потом, - отрезал он и повесил трубку.