У Зои задрожали губы. Она готова была ответить новой дерзостью, но Антон опередил ее:
- Режим нарушаешь! Вот на комсомольском собрании отчитаем тебя! Заладила в клуб бегать!
Зоя встряхнула головой - косички разлетелись в стороны - и убежала, хлопнув дверью.
Тиня Ойкин шлепнул книгой по табуретке:
- Ну чего привязались! Пришла с песней - ушла со слезами. Не так надо!
- Ладно, Малыш, - примирительно сказал Антон, - после разберемся… Ваня, - обратился он к Гладких, - ты весь день лежать будешь?
- Мне нездоровится, - вздохнул тот. - Опешить некуда.
- Не мешай Ванюше, - съязвил Трофим, - он мировые проблемы решает… вместо алгебры…
Тогда Трещенко обратился к Зубареву:
- Ладно, Трофим Иванович, пошли в столовую. Не в моих правилах к завтраку опаздывать.
Он еще раз у самой двери притопнул ногой, испытывая сапог.
Ребята разошлись. В комнате остался только Ванюша Гладких. Он попрежнему лежал на койке, мечтательно устремив глаза на лобастую сопку, видневшуюся в интернатском окне.
2. Новый учитель
- …Тебе удобней: ты секретарь комсомольской организации.
Поля Бирюлина растерянно водила кончиком карандаша по ладони.
Ребята окружили ее, требуя, чтобы она зашла в учительскую. Поля не знала, на что решиться:
- Нет, нет, пусть лучше дежурный… Я же не могу так просто, без предлога…
- Да ведь Захар Астафьев сегодня дежурный, - уговаривали Полю ребята. - Разве от него что узнаешь! Это же Великий Немой!
- Предлог ей нужен!.. - тянул Антон. - Ты же, как-никак, ответственная личность.
- Звонок через три минуты! - нервничал Толя Чернобородов.
- Эх вы… струсили! Давайте я! - крикнул Ойкин.
Тиня пригладил чолку и приоткрыл дверь учительской.
- Здравствуйте! - приветствовал он учителей.
По учительской прохаживался Геннадий Васильевич в огромных растоптанных катанках. Он, как всегда, был взъерошен и обсыпан мелом - белая мука на руках, в волосах, на пиджаке. Походит Геннадий Васильевич, остановится, пожует истерзанный мундштук папиросы и опять начинает свою бесконечную прогулку…
- Геннадий Васильевич, - обратился Тиня к учителю математики, - к уроку что надо?
- Ты нынче дежурный?
- Я, - мужественно солгал Малыш.
Пока Геннадий Васильевич доставал из-за шкафа огромный деревянный циркуль, старенький, тоже деревянный, транспортир с облупившейся местами желтой краской, Тиня Ойкин глазом разведчика шарил по учительской.
Прежде всего он заметил Варвару Ивановну - учительницу литературы. Она стояла у печки и так пристально смотрела в окно, прямо на Поклонную гору, что Тиня не на шутку встревожился - не случилось ли чего на горе. Он изогнулся, чтобы тоже заглянуть в окно и проверить, но во-время спохватился. "Нервничает, - сочувственно подумал Ойкин. - Опять ее Захар и Митя расстроили".
Между тем дверь за спиной Малыша поскрипывала, кто-то за нею возился, кто-то шептал в самое ухо: "Где? Покажи! Да не висни, отодвинься!"
Внимание "разведчика" привлек новый учитель. Он стоял, опершись о крышку пианино, и беседовал с директором Платоном Сергеевичем. Учитель был среднего роста, худощавый, с зачесанными назад черными волосами. Он взглянул на Ойкина внимательными глазам и продолжал разговор. "Серьезный какой… Даст, однако, жару", подумал Тиня.
- Наша школа своеобразная, - говорил Платон Сергеевич. - Она как бы межрайонная. В северных районах, прилегающих к нашему, не везде имеются средние школы. На прииске Первомайском, например, только семилетка, в Озерках лишь в прошлом году появился восьмой класс. Вот и едут к нам ребята из северных поселков, а то и пешочком сквозь тайгу за триста-пятьсот километров идут - так сказать, в поход за средним образованием. У нас и интернат есть для северян.
Платон Сергеевич был на целую голову выше учителя. Он беспрестанно наклонялся к нему, а длинные его руки все время были в движении, будто директор не знал, что с ними делать.
Учитель слушал и кивал головой.
- Малыш! Скоро ты? - довольно громко шепнул из-за двери Борис. - Может, дать подзорную трубу?
За дверью засмеялись. Но Ойкин был невозмутим. Он находился на посту и продолжал наблюдение.
- Ну, вот и все. - Геннадий Васильевич нагрузил Малыша кипой тетрадей: - Унесешь?
- Мелок в циркуле надо бы сменить, - схитрил Тиня, чтобы выиграть еще несколько секунд.
- …После праздников и начнете, - вновь донесся голос Платона Сергеевича. - Расписание ломать нет смысла - осталось несколько дней. Устраивайтесь. Рудник посмотрите. На школьный вечер приходите. Рекомендую на уроках побывать… Успеваемость у нас хорошая, учителя опытные… Вы комсомолец?
- Да.
- Старый?
- Очень, - улыбнулся новый учитель. - Мне двадцать пять лет!
- Ну вот, хорошо! - все потирал руки Платон Сергеевич. - Мне, как коммунисту, подмога! Вы как, человек беспокойный?
- Кажется, да! - засмеялся учитель и провел рукой по своим чуть вьющимся волосам.
- Хорошо, - склонился к нему директор. - Замечательно! Я сам такой.
- Милок, возьми-ка мелок! - Геннадий Васильевич любит пошутить и побалагурить; он так неслышно подошел, что Ойкин вздрогнул. - Ну, нагляделся? Теперь иди.
- Ну что? Видал? Какой? - жаркий топот обдал Тиню, едва он выскочил из учительской.
Ойкин описал с точностью то, что "разведал", но ребятам было все мало:
- Откуда? Из какого города?
- Где остановился?
- Совсем приехал или на время?
- Что будет преподавать?
Долговязый Митя Владимирский прохаживался по коридору с Линдой Терновой и Сережей Бурдинским. Завидев Малыша, все трое подошли к окружившим его ребятам. Митя распахнул пиджак и засунул руки в карманы щегольских брюк:
- Папа уже распорядился квартиру приготовить. Возле продснаба.
Антон поддел Владимирского локтем и раздраженно бросил:
- Мите обязательно надо прихвастнуть!
- Своего нет, на папином выезжает, - заметил Трофим.
Митя, обидевшись, отошел.
- Как зовут-то, узнал? - поинтересовался Сережа.
- Поговорить удалось? - спросил Толя Чернобородов.
- Ага, - серьезно ответил Малыш. - Он сразу подошел ко мне, поздоровался за ручку и назвал по имени-отчеству.
Восхищенный ответом Малыша, Борис Зырянов хлопнул Толю по спине:
- Слышал, а? По имени и отчеству!
Один Захар ничего не спрашивал, он молчаливо разгружал Малыша: принимал у него тетради, циркуль, транспортир. Уже в классе Астафьев спросил у Кеши:
- Учитель у вас остановился?
- Да, отец привез его к себе. В ночь приехали. Я уже спал. Нашим понравился.
- А молчишь! - Зоя обернулась (она с Полей Бирюлиной сидела впереди): - Нехорошо, Кеша. Какой же ты скрытный!
Кеша скупо усмехнулся.
…Что-то скороговоркой спрашивала у Малыша Поля Бирюлина, что-то бесстрастно-язвительно говорил в затылок Мите Трофим Зубарев, а в класс уже входил Геннадий Васильевич, держа пол мышкой старую, завязанную черными тесемками папку с надписью: "Геометрия".
3. Первые дни
Нового учителя географии Андрея Аркадьевича Хромова пригласил к себе директор рудника Владимирский.
В просторном и светлом кабинете учителю прежде всего бросились в глаза минералы. Они лежали на полках за стеклянными дверцами шкафов; ими, вместо книг, была заполнена большая, чуть не в треть стены, этажерка; разноцветные камни поблескивали слюдой и белели прожилками кварца на подоконниках; на зеленом сукне двух столов, размещенных буквой "Т" (один - письменный; другой, с графином посредине, - для совещаний), переливались желтыми, черными, красными огоньками ребристые образцы.
- Это со всего района! Бо-га-тейший у нас район! - с горделивой улыбкой произнес Владимирский - лобастый, с худощавым лицом человек.
Улыбка еще резче выделила жесткие складки вокруг твердого рта. Учитель протянул директору записку от Платона Сергеевича. Владимирский бегло прочел ее и сунул бумажку под настольное стекло.
- У меня у самого мальчуган в восьмом классе…
Откуда-то из угла буркнули:
- Мальчуган-то под крышу вымахал. А толк-то какой?
Владимирский искоса метнул взгляд на говорившего. По лицу директора, как показалось учителю, скользнуло смешанное выражение уважения и снисходительности.
- Познакомьтесь, - шутливо сказал Владимирский: - король охотников, покоритель недр… и неисправимый ворчун!
- Брынов, начальник геологической партии, - снова буркнули из угла.
Высокий человек с красным, обветренным лицом встал с дивана, пересел к столу и принялся бесцеремонно разглядывать учителя. Он почти не вмешивался в разговор, только беспрестанно курил, зажигая папиросу о папиросу.
- Как доехали? - спросил Владимирский, придвигая к гостю портсигар.
Учитель закурил:
- Эти семьдесят километров я никогда не забуду. Телега переваливается, как утка. Ее и швыряет и качает, колесо другой раз так о пенек стукнет, что в зубах отдает!.. А возчик ваш мне понравился. С ним никакая дорога не покажется скучной! Все расспрашивал, ожидается ли война, и с кем тогда будут Англия и Америка. Потом рассказал, как раньше на вашем руднике хозяйничали англичане, как советская власть строила здесь обогатительную фабрику; говорил еще о гидравлике, которую вы сооружаете.
- Напал Назар Ильич на свежих людей! - засмеялся геолог.
А Владимирский, не скрывая гордости, сказал:
- Строим, товарищ Хромов, строим! Растет рудник!
Заговорили о бытовых, будничных делах.
Все разрешилось проще и лучше, чем ожидал Хромов. Питаться он будет в столовой продснаба. Квартиру отремонтируют в ближайшие дни. Владимирский обещал письменный стол ("в крайнем случае из конторы возьмем").
Хромову понравился директор рудника - его деловитость и даже полувоенный костюм, который к нему очень шел. Он распрощался с Владимирским и краснолицым геологом.
На спуске к ключу начальник геологической партии нагнал учителя и пошел рядом.
- Ну как, надолго в наши края? - спросил он.
- Поживем - увидим. Возможно, до весны.
- По мамаше скучаете? - рассмеялся геолог. - Ничего, привыкнете! Посмотрите - красота какая! - Он показал на сопки вокруг поселка. - Утром пораньше встаньте - залюбуетесь. Зори у нас какие щедрые! Все цвета: и вишневые, и лимонные, и апельсиновые… Ботанический сад, а не зори!
Хромов начал расспрашивать Брынова о районе.
Геолог отвечал охотно и обстоятельно:
- Владимирский прав: здесь, в Загочинской тайге, кладовая минералов. Здесь - центр будущих пятилеток… Улыбаетесь? Думаете, сболтнул? Ладно, через двадцать лет увидим. Но уже сейчас надо кое-что выбирать из сундука. Мы не имеем права держать в недрах сурьму или иридий. Людей нехватает - вот беда. Приедешь в Иркутск, в геологическое управление, там руками разводят: ищите, мол, людей на месте, воспитывайте!.. Обзовешь их бюрократами и уедешь ни с чем!
- Что ж, может быть и правы ваши управленцы: ищите на месте!
- А я что же, не ищу! - возразил геолог. - Ищу, чорт меня побери! Да нелегкое это дело сейчас: здесь гидравлику строят, там дороги прокладывают или артель старательскую организуют - везде люди нужны… Вы где остановились?
Хромов ответил.
- У Евсюковых? Хорошие люди. У Бурдинских еще не были? - продолжал геолог. - Не беспокойтесь, затащат. Они новых людей любят, особенно она. Женщина умная, образованная, любезная. Рукодельница и общественная деятельница. Ее эполеты всему району известны. И Семен Степанович славный малый.
Хромов не мог понять - всерьез иди с иронией говорит Брынов. Кто такие Бурдинские? При чем здесь эполеты?
Он хотел было расспросить Брынова, но тот остановился возле небольшого, в два окна, домика и взял учителя за рукав:
- Завернем ко мне. Один живу, жена вот уже полгода странствует в Баргузинской тайге. - Он вздохнул: - Беда, когда и муж геолог и жена геолог… Зайдемте, брусничным вареньем угощу.
Хромов отказался: он очень устал за день.
- Ну ладно, как хотите. В клуб как-нибудь вечерком сходим. На бегунную фабрику съездим. Она недалеко, за сопкой.
День был на исходе, когда Хромов подошел к прилепившемуся на крутом склоне дому Евсюковых. У ворот какой-то дед, заросший дымчатой с прозеленью бородой, понукал пегую малорослую лошаденку. Наконец, погромыхивая большой, в глубоких вмятинах, железной бочкой, лошаденка въехала в тесный дворик Евсюковых.
- Ну и взъем, ну и взъем! Совсем заморился! - укоризненно выговаривал водовоз Клавдии Николаевне, сбежавшей с ведрами с крыльца.
Простоволосая, в синем домашнем платьице, она казалась совсем молодой.
- Чего, дедушка, сердишься? Я тебе сейчас кваску принесу… Заходите в избу, - приветливо обратилась она к Хромову, - а то пристынете.
Хромов, не отвечая, перехватил у нее из рук два полных ведра и отнес в сени. Хозяйка была проворней его. Она быстро опоражнивала ведра и торопилась, звеня ими, обратно. Она ставила ведра на край телеги и, пока дед черпал ковшом на длинной ручке воду, успевала обменяться с ним новостью или шуткой.
- Кадушка у тебя, Клавдеюшка, бездонная, - язвил старик, наливая двенадцатое ведро. - Байкал-море, а не кадушка!
Когда "бездонная" кадушка была наполнена, дед из другого ковша напоил лошадь.
- Лошадь - она заботу любит, - назидательно сказал он, встретив взгляд Хромова.
Затем водовоз вторично напился квасу ("Ох, и мастерица же ты, Клавдеюшка! Ровня моей старухе!") и, зажав между зубами газетный клочок, вытащил большой, с торбу, кисет. Он высыпал на черную в твердых мозолинах ладонь какую-то зелень и скрутил гигантского размера козью ножку:
- Огонечку дайте, молодой человек!
Хромов предложил ему папиросу.
- Нет, - отказался старик, - привык к своему, сам выращиваю.
Они закурили.
- Вы сами из каких мест будете?
- Из Москвы, дедушка.
Дед покачал головой:
- Из какого далека к нам нынче народ ездит! Хорошо! Только у нас никаких… этих… городских удобств нету. Однако без воды и дров не будете. Как что надо - прямо с горы меня кличьте. А я тут как тут…
Стемнело. Мягкой синью накрылись сопки, еще гуще залегли фиолетовые тени в котловине, где прятались домики поселка. Дед натянул квадратные брезентовые рукавицы и запрокинул бороду кверху, к тонкому и бледному серпу молодого месяца.
- Начало ноября на рогу висит, - заметил старик: - холодный месяц-то будет… - И, попыхивая цыгаркой, как трубой, водовоз снова прогромыхал со двора своей железной бочкой.
- Кто этот славный дед? - спросил Хромов, входя в маленькую кухоньку евсюковского дома.
- Это школьный водовоз - дед Боровиков, - отозвалась хлопотавшая у печки Клавдия Николаевна. - Без малого двадцать лет в школе…
Вскоре пришел Назар Ильич, и Хромов не сумел отказаться от приглашения отужинать с хозяином дома в теплой кухоньке. Потрескивали дрова в печке.
- Ну, Клавдея, завтра собирай в район, - сказал возчик, когда жена подавала ему шестой стакан чаю. - С обозом еду - за оборудованием для гидравлики.
Он посмотрел на задумчивое лицо учителя, отвел жену в сторону и пошептался с ней.
- Вот что, - голос у Евсюкова был с густой хрипотцой: - поселяйтесь, учитель, у нас, вот в этой боковушке. Семья у нас небольшая, а живем просторно… Да вы соглашайтесь, - с грубоватой простотой повторил Назар Ильич. - И нам выгода: квартирные деньги со школы будем получать, за водой ей, - он кивнул на жену, - на ключ бегать не придется, дров, глядишь, привезут…
Но столько радушия и теплоты было в этих словах, что учителю стало ясно: и деньги и дрова были припутаны для того, чтобы убедить его остаться у Евсюковых.
И Хромов остался.
Учитель устраивал жизнь на новом месте, осматривал рудник, знаке милея с новыми людьми. Но более всего его тянуло в школу - в это двухэтажное здание на берегу Джалинды, когда-то принадлежавшее английской концессии.
Учитель ловил любопытные взгляды ребят, слышал за спиной быстрый шопоток, приглядывался к лицам детей, и ощущение новизны соединялось с приятным холодком тревоги и ожидания.
В канун октябрьского праздника Хромов пришел в школу перед началом второй смены.
В учительской на диване сухонькая горбоносая учительница немецкого языка Татьяна Яковлевна Добровольская беседовала с грузной, незнакомой Хромову женщиной. Он сразу обратил внимание на жакет с буфами, плотно облегавший фигуру собеседницы Добровольской. Пышные сборки на рукавах вызвали в памяти словцо Брынова: "эполеты".
Андрей Аркадьевич с любопытством взглянул на немолодое, с крупными чертами лицо. Взгляд его растворился со встречной любезной улыбке.
- Познакомьте нас, - прервала женщина щебетанье Татьяны Яковлевны. Голос у нее был низкий, густой.
- Андрей Аркадьевич, да подойдите же! - сказала Татьяна Яковлевна, кокетливо передернув плечиком. - Альбертина Михайловна только ради вас и пришла.
- Бурдинская, - представилась "дама с эполетами".
Она подвинулась, освобождая Хромову место рядом с собой на диване.
- Прекрасно, что приехали, - глядя на Хромова чуть выпуклыми глазами, басила Альбертина Михайловна. - Руднику нужны образованные люди. Мой муж с нетерпением ждет знакомства с вами. Вы не поверите, но мои мальчики - и Валерик, и Сереженька, и Петруша - уже влюблены в вас. Они будут в восторге от ваших уроков. География - это увлекательный предмет!
Все это было высказано с такой убежденностью, что Хромов и впрямь стал сомневаться - не встречал ли он эту представительную даму когда-либо в прошлом. От него не ускользнул критический взгляд, которым Бурдинская обвела его с ног до головы ("Костюм, что ли, не в порядке?").
- О да! - воскликнула Татьяна Яковлевна, - Но надо соединить знание географии со знанием иностранного языка! Мы с вами союзники, Андрей Аркадьевич! У меня нет неуспевающих!
Она вдруг осеклась и с горечью сказала:
- Если бы только не Захар Астафьев! Если бы только не он!
Она посмотрела округлившимися, как у птицы, глазами на учительницу литературы:
- Варвара Ивановна, когда же вы возьметесь за Астафьева?
Варвара Ивановна, прислонившись спиной к круглой, обитой черными железными листами печке, равнодушно курила. Услышав свое имя, она повернула голову. Глубокие складки у рта, красноватая кожа придавали лицу этой тридцатилетней женщины угрюмое выражение.